*
— Ложись! — шепотом скомандовала Цунаде, указывая на узкую кушетку. Какаши и Сакура спали на такой же кушетке вдвоем после долгой смены. Сама села на циновку, расправляя длинное кимоно вместо одеяла. — Ты будешь на полу спать? — тихо поинтересовался и взял кимоно из ее рук, чтобы положить на кушетку. — Еще чего! — Ма-а, только скажи, что сам собрался спать на полу! — так же шепотом взвилась она. — Тебе нельзя переохлаждаться! — Помолчите оба! — нервно отозвался Какаши. — Ока-сан, ложись на кушетку, Орочимару-сан, тоже туда, только тихо, прошу! Перечить Какаши было стыдно: он только вернулся из операционной, где пробыл с самого утра — снова сложный случай, как будто во всей больнице не было другого специалиста. Еле уместилась вместе с Орочимару на узкой кушетке. Если спать, то только боком. Пыталась заснуть, одновременно следя за собой, чтобы не свалиться с кушетки и не прижаться к нему больше положенного. Не знай она о его чувствах к себе, было бы намного проще. Теперь же она больше думала о нем. Наверняка он чувствует себя так же неловко. Сон все-таки одолел, правда, продлился недолго: тело начало заваливаться в сторону, Орочимару успел поймать ее за плечо. — Сестренка, — тихо прошептал ей. — Ложись лицом ко мне, так будет удобнее. Повернулась к нему, не надеясь облегчить положение. По привычке прислушалась к его дыханию — ровное, чистое, страшного кашля больше нет. Смущало сердце — оно слишком громко билось в ночной тишине. «На полу было бы удобнее лежать» — с сожалением думала Цунаде, боясь шелохнуться. Орочимару лежал так близко, как еще никогда с детства и дышал ей в макушку. Повернешься не так, еще подумает, что прижимается к нему. Более двусмысленной позы и не придумаешь! — От тебя пахнет цветами, — шепнул ей и еще раз коснулся носом ее головы. — Помнишь те белые, что росли по берегам Комэды в Хакодатэ? — Которые вонючие, что ли? — не удержалась от иронии. — Нет. Орхидеи, белые такие, как журавли, помнишь? — Да, но почему ты вспомнил? Ответа она не услышала: в коридоре послышались быстрые шаги — кто-то бежал в сторону их маленького чулана. — Доктор Хатаке! Доктор Хатаке! — кричала молодая девушка, стуча в дверь что есть силы. — У Рё началось кровотечение! Какаши подскочил, как ужаленный, за ним Сакура. В считанные секунды они были готовы снова вернуться к работе. — Не понимаю, неужели он единственный доктор во всей больнице? — спросила, когда осталась наедине с Орочимару. — Может быть, это его пациент, и он сам попросил позвать? — Не нравится мне это, — проворчала она. — Он оставил свою клинику, чтобы работать здесь сутками напролет. — Сейчас так многие сделали, — поспешил успокоить ее. — Зато сколько практики! Смотри на вещи шире. — Ты его видел? Он очень устает, а о Сакуре и говорить нечего! — Надеюсь, он сам разберется. Ты его очень сильно опекаешь. — Разве я могу поступать иначе? — Не знаю, сестренка, у меня нет детей, — усмехнулся он и добавил: — даже приемных. — Хм-м, тебе никогда не поздно озаботиться этим вопросом, — парировала она. — Почему же ты не озаботилась? — отбил ее словесный выпад и, кажется, попал в цель. — Не говори ерунды! — Хотела толкнуть его, но быстро сообразила, что он свалится с узкой кушетки на пол от ее удара, и слегка стукнула его по груди. — Я серьезно, — не отставал он. «Ну что за прилипала? Расскажи да расскажи ему!». — Если серьезно, давай спать! — все-таки ушла от прямого ответа. Не потому, что ей было сложно говорить о неудавшейся беременности, а потому, что Орочимару об этом не знал. Если узнает, примет слишком близко к сердцу и будет переживать больше, чем она сама. Определенно, ему не стоит знать все подробности ее пребывания на войне. — Не ты ли говорил, что завтра надо быть в очереди с рассветом? — Твоя правда. Спокойной ночи, мой лучик света, — прошептал ей и коснулся губами ее макушки. — Орочимару! — строго выговорила его имя, стоило стряхнуть с себя секундное замешательство. Хотела толкнуть его, но на узкой лежанке не разогнаться. — Прекрати! Давай уже спать, наконец! Перед глазами на закрытых веках возник образ братика, когда ему было не больше десяти лет: она сидела на берегу реки, а он кружился перед ней с белым цветком в руках. Лепестки орхидеи, так похожие на крылья журавля, трепетали, стоило ему провести цветком по воздуху. «Лучик света…» — повторяла про себя два слова, пытаясь понять, что он имел в виду. Иголочка уже торчала в груди и с каждым разом впивалась все глубже в сердце, вызывая приятное послевкусие. «Братик, насколько же далеко ты зашел в своих чувствах?»*
Остаток ночи он спал урывками, так же, как и в последующие после нападения. То и дело просыпался, настороженно оглядывая маленькое помещение. Казалось, если потеряет контроль, случится что-то непоправимое. Было слишком приятно и непривычно от тепла, исходящего от Цунаде — она спала на его онемевшей руке, а он боялся лишний раз пошевелиться, чтобы не разбудить ее. О встрече с ней мог только мечтать, часто представлял, как все должно произойти, но последние события пошли вразрез его планам. Да, хочешь насмешить богов, расскажи им о своих планах. В его случае это было верно. Хотел сначала переехать на новое место, решить вопрос с работой, а потом пригласить Цунаде и Сакумо в гости, как это было раньше. Жаль, что так уже не будет. Неизвестность его пугала, как и любого здравомыслящего человека. Ужасы, происходящие на улицах, прочно засели в уме, казалось, им нет конца: каждый день в очереди рассказывали такие вещи, после которых кровь стыла в венах. Не от того, как именно одни мучили других, а от того, с каким видом рассказывали. Для сплетников чужая смерть была чем-то вроде свежего анекдота. Появление Цунаде стало для него лучиком света в непроглядной тьме. Не переставал удивляться, как ее отпустил Сакумо? Почему не поехал с ней? Она рассказывала, что первыми уехали дети и оставили маленькую девочку на них. Ехать вместе с ребенком было слишком опасно, да и кто он такой, чтобы ей ехать за ним? И даже к лучшему, что Сакумо остался на юге: после долгого проживания в Корее у него остался едва заметный акцент, — так говорила Цунаде. Интересно, смог бы он чисто выговорить «пятьдесят сен»? Видел, что эта поездка для нее не просто в другой город, в другое измерение — дикое и жестокое, где с каждым днем люди теряли свой моральный облик. Сестренке не занимать смелости и нечего бояться — она с гордостью показывала ему меч-танто. Знал, что умеет блестяще управляться с ним, но все равно боялся за нее, потому что она была самым ценным в его жизни. Сегодняшний день можно было отмечать красным цветом в календаре — они встретились после долгого перерыва. Кажется, на радостях он ослабил контроль за собой: с языка слетело «любимая», позволял себе прилюдно заботиться о ней (а по-другому не мог!), но она явно отреагировала только на пожелание спокойной ночи. Замерла и потом разозлилась. На кого? На свою реакцию? Вот это ее мимолетное замирание хотелось почувствовать еще раз, закрепить на предметном стекле и рассмотреть в упор под многократным увеличением. Останавливал себя, помня об обещании ее мужу — да, он не допустит, чтобы она впала в искушение. Такого никогда не случится. Нюанс в том, что он давал обещание, не надеясь выжить. Сейчас он был другим, да и вся его жизнь кардинально поменялась. В лучшую или худшую сторону, неизвестно, зато он знал одно: от своих чувств к Цунаде он не откажется, даже если будет ходить по тонкому льду. Воображение тем и удобно, что в нем можно строить бесконечно высокие воздушные замки. Была у него одна мечта, в которой он предлагал Цунаде бросить все и уехать с ним на Эдзо. Она обязательно соглашалась — в том идеальном мире не было Сакумо, а Какаши был достаточно взрослый, чтобы жить самостоятельно. Они строили себе дом у подножья Хакодатэямы, рядом с тем местом, где был сиротский приют и русская церковь, по утрам просыпались от крика чаек, а вечером с соседних дворов доносился собачий лай. Сейчас можно смело отбросить эту мечту в разряд несбыточных — чтобы жить на Эдзо, нужно иметь не то здоровье, что у него. Теперь его среда обитания — не севернее субтропиков с устойчивым климатом. Что касается Цунаде, он видел, с каким лицом она звонила мужу домой — такое впечатление, что Сакумо стоял перед ней, и она заглядывала ему в глаза. Разумеется, так не смотрят на безразличных людей. Она любила своего мужа едва ли не сильнее, чем Орочимару любил ее. Так было всегда, стоило ей встретиться с Сакумо много лет назад. Поднимется ли у него рука разрушить их чувства? Надо быть последним уродом, чтобы отважиться на такое.*
В маленьком чулане не было окон, зато звуки чужих шагов по коридору больницы дали ясно понять: наступило утро и пора возвращаться на улицу. Какаши и Сакура уже давно заступили на смену. Орочимару поднялся как можно аккуратнее с импровизированной кровати, растирая занемевшую руку. Цунаде встала следом. Не ожидал от нее такого чуткого сна — сестренка всегда спала крепко. — Не говори, что собрался идти туда в одиночку! Я иду с тобой. — Зачем? — удивился он. — Думаешь, если мы увиделись, то я сейчас же должна вернуться в Фукуоку? — Как бы мне не хотелось тебя задержать, но здесь опасно. Рядом с ней было необыкновенно легко, но сам факт ее нахождения здесь здорово бил по мужскому эго: не пристало женщине, тем более замужней, пускаться в опасную авантюру, чтобы разыскать его. Не такая он важная персона! С другой стороны, кроме Цунаде у него никого не осталось в этом мире. Она — самый близкий и родной человек. — Если в ближайшие пару дней у тебя ничего не решится, так и поступлю. — Давай просто проживем этот день? — сказал ей, как и раньше, когда только приехали на учебу в Токио и не имели лишнего гроше за душой. К его удивлению, утром они заняли свое место без особых проблем. Сосед по очереди, как и обещал, держал его место. Контора еще не открылась, но ожидающие были оживлены. Надо же, а он знал их почти всех! Вместе с Цунаде было намного проще: когда рядом родная душа, с кем можно обмолвиться словом — бесценно. Как бы не хотелось провести с ней лишнее время, надо было пойти поискать себе работу на сегодня, чтобы получить чашку риса. — Сможешь побыть здесь одна? — А ты куда собрался? — Добывать пищу, — усмехнулся ей и сказал на ухо еще кое-что: — Советую ни с кем не болтать. Слушай, но в разговоры не встревай, поняла? Надеюсь, до обеда управиться. Держи, это тебе, вдруг повезет пройти внутрь сегодня. — Протянул портфель с бумагами и снова надел на нее свою шляпу. Цунаде стояла молча, как он и попросил, но не понимала причины, побудившей его к такой просьбе. Надеялась, что он потом расскажет. Рядом стоящие люди тоже молчали, солнце поднималось над остатками улицы, до середины дня еще далеко. Почувствовала на себе чей-то взгляд. Кто-то пристально изучал ее, не стесняясь рассматривать почти впритык. Сделала вид, что не замечала взгляда: так удачно вышло, что двери конторы открылись, и чиновник пригласил проходить по очереди. Она приподнялась на носочки, чтобы посмотреть, сколько же человек впустят? Зашли трое — это лучше, чем ничего, глядишь, если ничего не изменится, через несколько дней дойдет очередь и до Орочимару. Опустилась вниз, но чужой взгляд никуда не делся. Так смотрят, если испачкана одежда или некрасиво топорщится. Осторожно осмотрела себя — все в порядке: светлое кимоно в зеленую клеточку было опрятным, обувь тоже. Правда, пришлось ходить в одной и той же одежде уже с неделю, но что поделаешь? Здесь сейчас все такие. Может, танто виден? Да нет… — Смотрю на вас и думаю, — подала голос соседка по очереди, жена того мужчины, что отпустил Орочимару на ночь. — Где вы так удачно познакомились? Он заботится о вас, как ни о ком другом… — Мы познакомились так давно, что уже и не вспомню, — начала сочинять, на ходу придумывая легенду. Отчасти это было правдой: они познакомились чертовски давно и заботились друг о друге как никто другой. — Каждой бы такого мужа… «Братик, во что же ты меня ввязал? Что, если кто-нибудь знает Сакумо или поползут ненужные слухи?» — Хм-м, — коротко усмехнулась, зная правду. Что, если бы Орочимару и впрямь стал ее мужем? Заботились бы они так же чутко друг о друге или к этому времени их чувства притупились, и они жили просто по привычке, как это было у многих пар? Она никогда не представляла себе, как могла измениться жизнь, если бы их отношения зашли дальше, чем внезапный поцелуй в коридоре игорного дома, но четко помнила, что именно его поцелуй зажег в ней невидимый маяк, на который стали оглядываться все мужчины. — Ха-ха, ты представляешь, что сейчас услышал? — услышала она чужой голос. Это был еще один человек, кажется, из Иокогамы, он рассказывал рядом стоящему последние сплетни. Цунаде не обернулась, но прислушалась. Лучше бы этого не делала. Если б на ее теле была шерсть, как у кошки, наверняка бы встала дыбом после услышанного. С шутками и хохмами один рассказывал другому, как издевались над рабочими из корейского квартала, как вырезали сначала детей на глазах у родителей, а потом убивали и их. — И поделом им! Пусть знают! «Слушай, но в разговоры не встревай, поняла?» — в голове раздался голос братика. Впилась ногтями в его портфель и посмотрела на небо — солнце было не так высоко, обеденное время еще не наступило. — Говорят, скоро такое будет по всей стране. Давно пора очистить Японию от этих нахлебников! «Сакумо!» — успела произнести про себя его имя, прежде чем в голове сложились образы один страшнее другого. Что, если расправы начнутся во всех городах? Ее муж говорил с едва ощутимым акцентом: последствие долгого проживания в Корее или же полученная травма — не известно, но он с Макото в большой опасности, пока она здесь. Если бы можно было враз очутиться в Фукуоке… И в самом деле, для чего отправилась в Токио, если Орочимару в относительном порядке? По-другому не могла поступить, зная, что самый близкий человек может оказаться в беде. Теперь другой, не менее близкий человек может оказаться в беде… жаль, что нельзя разорваться напополам. Погрузилась в мысли так глубоко, что не слышала чужих разговоров. Не хотела слышать, как окружающие в подробностях смаковали зверские убийства. — Госпожа, а вы как считаете? — ее отвлекла от размышлений соседка, что так сильно пялилась на нее. Как она должна считать? Поддерживать убийства невиновных? — Простите, не могли бы вы повторить свой вопрос? — нашла что ответить ей, женщина начала что-то торопливо говорить, но смысл слов утекал, как вода сквозь пальцы. Слишком противно стало находиться среди толпы. Оглянулась назад, ища Орочимару среди людей. Такого везения не было давно — друг спешил к ней с двумя бумажными свертками. Сорвалась с места и подбежала к нему. — Держи, — он протянул ей один сверток и пару палочек. — А мне-то за что, я же не работала? — Держи, кому говорю! Когда развернула бумагу, увидела большой рисовый шарик и кусок сардины. Скосила взгляд на его порцию — там рыбы не было. Подцепила палочками и положила кусок ему со словами: — Тебе нужно хорошо питаться! — Это твоя рыба. — Не перечь мне!