Заложник сна

На пороге квартиры, закрыв за собой дверь на замок, я скинул с плеча сумку и разблокировал экран телефона: Макс спросил, пойду ли я сегодня на встречу. Его тоже пригласили. Следующим сообщением он предупредил, что встреча в пять часов вечера. Арсыч: Пойду. Коротко ответил я. Пойду… Я лег на кровать, подняв телефон над собой и листая ленту социальных сетей. Пойду, потому что я не могу ни с кем не разделить это сумасшествие. Мне страшно, мерзко и больно. Я вижу, как искажается мое восприятие, как тухнут и гниют мысли, а от этих мыслей гниль распространяется на все: эмоции, поведение, на все! Я не хочу считать себя сумасшедшим. Я хочу заглянуть в глаза Лиюценко, и только в его глаза, коснуться синевы на теле и вмазать ему в ебало в конце концов! Ну последнее, конечно, после того, как я удостоверюсь в его причастности к моим пыткам. Я надел серо-оранжевую толстовку. Накинул куртку нараспашку – сегодня было достаточно тепло – повесил на шею шарф и поправил штанины серых свободных джинс, зашнуровав более удобные, чем классические, берцы. Быстро сбежал с лестницы и вышел под свет желтого фонаря. На самом деле, я ожидал увидеть Черный Мешок в компании. И вот он, как на ладони. Стоит, сунув руки по карманам. Он повернулся ко мне: я встретил его взгляд, но какой-то поверхностный и тусклый, и, не сбавляя хода, примкнул к сборищу моих друзей-знакомых. Более никакого внимания Лиюценко не выказывал, как, собственно, и я. Потом подкатил Макс; мы подождали ещё несколько человек и пошли к ТЦ. В отличие от вчерашнего вечера, сегодняшний пестрил смехом: даже я пару раз встревал в диалог, высмеивая Лаутина и его друзей. Лёня ржал, как конь, ей-богу. А за ним все, как в хлеву, подцепляли ржач и, толкаясь, шли в пункт назначения. Мы говорили о глупых пустяках, которые внимания не стоят. Общение в компаниях строится буквально ни на чём: это тебе не душещипательные разговоры один на один. Поэтому, отдавшись стихийному хорошему настроению, я расслабился… Пара человек доставали телефон и, нажимая на кнопку записи, тыкали камерой лицо, прося сделать что-нибудь. Несомненно, в камеру попал и я, когда Лаутин решил смачно влепить мне по жопе. С матерными словами я обернулся к нему и вслед за сверкающим снегом, что спадал с пяток подошвы Лёни, ринулся за ним. Мягко говоря, было скользко. Лёня поскользнулся и навзничь упал на обледенелую дорогу. Я настиг его, оплатил тремя шлепками, встал ему на спину и отдал честь камере и конскому смеху компании. А после этого, когда люди разделились в два ряда, те, что остались позади, притихли. Я насторожился и услышал шепот, за которым последовал глухой хлопок, исходящий из моего ряда. Я резко обернулся, машинально подставив грудь большому снежку. Он врезался в меня и упал к ногам, а я, открыв зажмуренные от неожиданности глаза, оглядел четверых ребят. У парня в красной куртке ладони розовели, а к перчаткам Лиюценко прицепились сосульки подтаявшего снега. Я перевел взгляд с перчаток на лицо. Парень в красной куртке замахал руками, как бы говоря, что не Сашиных рук дело. Но пусть даже не выгораживает! Я резво нагнулся, схватил снег, слепил кривой шар и с размаха запустил в Лиюценко. Парень отпрянул, и снежок, будь он ледяным колом, пробил бы грудь Саши. Он согнулся и прижал ладонь к месту удара, изображая боль. Голова его свисла, а ноги актерски подкосились, но, резко подняв голову, Саша взглянул на меня и улыбнулся. А я скривился и отвернулся. Какую-то слишком наглую лыбу он натянул: наглую, противную, насмешливую, но такую лёгкую и будто бы на самом деле и совсем безвредную… Завалившись в ТЦ, мы дружно решили утолить голод. Многие парни заказали японскую и тайваньскую кухню, мешая ее с американщиной. Я не стал исключением, заказав небольшую порцию рамена и куриный бургер. После получаса бесконечной болтовни пара человек смотались в туалет, Лиюценко в их числе. И несколько парней присоединились просто так, например, как Максон. Я же остался за столом, предвкушая мясной аромат жирного блюда. — Мы никогда не ссорились с Арсом, — неожиданно начал Лаутин, когда я наконец-то вкусил мясной бульон и пшеничную лапшу. Я кивнул, затягивая еду в рот. — Вообще я, честно, не знаю, почему многие думают, что ты агрессивный и грубый. Я поверхностно оглядел пустые стулья и троих парней, которые поедали оставшуюся еду. — Кому рассказываешь? — Дорассказываю, — исправил Лёнчик, — у нас зашёл диалог о тебе, пока всех ждали. И Стёпа сказал, что выглядишь ты недружелюбно. Рыжий кудрявый мальчишка лет четырнадцати смутился нашего внимания и, будто ничего не слыша, доедал бургер. Я тепло улыбнулся и обратился к нему: — Ты, видимо, совсем меня не знаешь. Паренек пожал плечами. — Ты этих мелких не учи гадостям всяким, — попросил я их старшего – Леню, искренне переживая за мальца в такой сомнительной компании. — Да чего там, какие гадости? — отмахнулся Лаутин. Леня склонил голову и навалился на стол, всматриваясь мне в лицо, порозовевшее от горячего бульона: — Чё ты делаешь по ночам? — он указал пальцем на зону под своими глазами, буквально говоря: Арс, что за веселые ночи оставляют на тебе бессонный след? Я, засунув в рот мясной рулетик, почти отмахнулся от вопроса: — Пытаюсь спать, — усмехнулся я, — но в последнее время кошмары мучают. Леня хмыкнул: — Меня тоже мучили несколько дней. Недавно. — И что снилось? — спросил я, не выказывая ни грамма визуального интереса, ведь, даже несмотря на кошмары Лени, сам он выглядел весьма свежо. Не факт, что ему снится то, что и мне, и не факт, что фантом Лиюценко эпидемией поражает сон всех, с кем он контактирует. — Да всякое… Стрёмное, — проговорил он, добавив, — зато сейчас спится очень даже хорошо. — М-м… — с ноткой зависти и чувством обделенности промычал я. Да ну? Неужели он нашел исцеляющее от паразита-Лиюценко зелье? — И как ты отделался от кошмаров? — Ну… — он сцепил руки и оглядел соседние столики, будто оттягивая момент моего посвящения в искусство "отделаться от Лиюценко". — Просто начал больше отдыхать, а там сон сам по себе наладился. — Ясно, — допрашивать его о том, как он отделался от кошмаров, не счел нужным. Все равно не скажет. Но Лёня не раз рассказывал, что сны у него тупые и бессмысленные, а то и вообще не снятся. С моими осозняками не сравнятся, а его чудо-зелье не спасет меня от Саши. — Ладно, — я отодвинул глубокую чашу с остатками бульона и поднялся. — Пойду догоню. — Поссать? — Дэ-э… — протяжно согласился я и широким шагом удалился в уборную, накинув на себя куртку.

***

— Ты в толчок? — выйдя из-за угла спросил Макс, на что я кивнул. — Этот не работает, надо на первый идти, — предупредил он, указав пальцем в пол, и зашагал к Лёне. Я быстро сбежал с лестницы и огляделся по сторонам в поисках таблички WC. И только через пару минут блужданий я нашел нужный узкий коридор между ларьками с техникой и аксессуарами для нее. Из коридора, который больше походил на пещеру, дуло. Я поежился, миновал глухие плиточные стены бежевого оттенка и замер в проходе, вскинув брови. Открытое окно с матовыми стеклами в туалете никто даже не собирался закрывать, конечно же, кроме мерзляка меня. Я подошёл к подоконнику, потянулся к ручке и боковым зрением заметил кого-то, кто сидел на закрытом унитазе, сложив руки и положив голову на колени. Я замер. Это был Лиюценко. Но, не придав ему значения, я громко захлопнул окно и зашёл в другую кабинку, краем глаза заметив, что Лиюценко все же поднял голову и проводил меня взглядом. Тишину прервал естественный для туалета звук. Я застегнул ширинку и вышел из кабинки к раковине, натягивая рукава на локти. Побежавшая из крана вода шумно уходила в фильтр, но сквозь ее клокот я расслышал тяжелое дыхание за спиной. Сдержанные вздохи иногда прерывались протяжными глухими стонами, которые расходились по всему пространству и все четче отдавались в уши. Позади раздалась возня и глухой стук тела о кафель. Я резко обернулся и машинально подскочил к Саше, который уже лежал на грязном полу, сжимая кулаки и жмуря глаза. — Саша…— встревоженно произнес я и повернул его на бок. Одежда Лиюценко задралась, обнажая мне сине-прозрачные пятна. Они, будто ожоги, оставшиеся от неизвестного пламени, покрывали талию и ребра. Они отравляли кожу, вгрызались в нее, медленно стирая из действительности. Я отпрянул и выглянул в проход, боясь, что кто-то завалился к нам. Но в коридоре не было ни души. Я поджал губы, глядя на синеву, что медленно поглощала его, поднял Сашу на руки, усадил на крышку унитаза и закрыл дверь кабинки изнутри. Лиюценко, не открывая глаз, коснулся моего запястья и, еле двигая губами, измученно прошептал: — Уведи меня отсюда. Я вздрогнул, будто со мной труп заговорил, и вытянулся в струнку, ощущая, как паника заливается в меня, словно в сосуд. Саша был словно без сознания: руки болтались у ободка, а голова прижималась к груди. — Увести отсюда? — прошептал я, не понимая, какую эмоцию юзать, а ещё не понимая, какой реальности верить. Саша издевался надо мной во снах, а сейчас в реальности он просит меня помочь?! Да какая реальность, черт возьми? С чего я взял, что я не шизик? С чего я взял, что Саша намеренно проникал во сны и изнурял меня там!? Я попытался глубоко вздохнуть, чтобы обдумать и раскрутить другой клубок мыслей, который испугал меня не меньше: взять левого человека, с которым происходит неведомая хрень и увести отсюда? А можно ли кому-то говорить об этом? Кто-то сможет помочь мне самому, если Лиюценко скажет, что я насильно увез его из ТЦ? Видят ли вообще другие эту синюю хрень!? Глаза полезли на лоб, а мышцы пробила дрожь, которая превратила меня в рваную тряпку на стиральной доске в минус тридцать пять! Я снова замер: Саша выпустил воздух и поджал одну ногу. Ну ладно… Я подхватил Сашу на плечо: он попытался встать на ноги и переставлять их. Лиюценко вцепился мне в руку и изредка поднимал голову, чтобы не уебаться вместе со мной о что-нибудь. Прямо у заднего запасного выхода из ТЦ я написал Максону, чтобы он забрал одежду Саши и срочно нес ко мне. Попросил никому ничего не говорить, а если спросят, то сказать, что мы с Сашей быстро сгоняем до меня и вернёмся. Через две минуты, пока заказывал такси, я встретил Макса. Он несся к нам со всех ног, и когда заметил меня и неподвижно прижатого спиной к стене Сашу, замер и раскрыл глаза: — Чего с ним? — он подошел и передал куртку и шарф. — Все нормально, — уверил я, накидывая шарф на шею Саши. — Но ты этого не видел. На мой приказ Макс опешил, а в глазах его мелькнуло сомнение. Мне показалось, что он подумал, что я обозлился на Сашу и напоил чем-то. Теперь везу к себе, чтобы припомнить за делишки, которые, конечно, неизвестны Максу. — Да все в порядке, ничего я с ним не делал, — кинул я, проверяя телефон, на экране которого загорелся значок, что таксист приехал. — Потом все расскажу, не парься. — Звони, если что, — проговорил он, провожая нас подозрительным и каким-то жалостливым взглядом.