Заложник сна

Я захлопнул входную дверь, кинул одежду Лиюценко на пуф у входа и усадил туда же его. Наспех стянув с себя куртку и берцы, разшнуровал обувь Саши и повел его в комнату. Тогда он снова попытался идти, но получалось паршивенько. Ногой я открыл дверь в комнату и положил тело на свою кровать. Саша не сопротивлялся, хотя и пытался изредка контролировать свои движения и в принципе сориентироваться в пространстве. Но сейчас у него сил совсем не было. Его тело тупо лежало, почти не подавая признаков жизни. Я не понимал, что с ним, и что мне нужно делать, поэтому просто подошёл поближе и взглянул на его пальцы. Они иногда подергивались, оставляя мне надежду, что он оправится. Тогда Саша вздохнул полной грудью: дыхание настроилось, а в кулаках он сжал ворсистое темное покрывало. Он даже попытался открыть глаза. И открыл. Сквозь ресницы радужка казалась мне матовым стеклянным шаром, который вот-вот закатится за веко. Мы столкнулись взглядами. Я смотрел пусто и как-то отрешенно, а он будто перерабатывал в себе тонну мусора под названием эмоции. Там смешалось все, но почему-то корзиной для жалости к самому себе, безвыходности и отчаяния стали его же прикрытые глаза; там, сквозь грязь его отношения ко мне, отражался неизвестный внутренним мир Лиюценко. Я сглотнул и вышел из комнаты, чтобы поставить чайник. Саша все же щеголял все это время, пока я его нес, без верхней одежды, поэтому наверняка прозяб. Я снова открыл ногой дверь и вошёл в комнату, держа поднос с едой. От чая приятно пахло ромашкой с цедрой апельсина, а рядом с чашками на подносе стояли сладости и конфеты. Мама учила меня быть гостеприимным для всех, кем бы мне гость не приходился… Саша лежал на боку, поджав к себе колени и локти. Он глядел на меня. А я, увидев это, опустил взгляд в пол и тихо проговорил: — Я знаю, что с тобой что-то не так, — я поставил поднос на стол рядом со стопкой учебников и тетрадей и встал рядом с кроватью. — Но если я ошибаюсь, значит я шизик и у меня стремительно слетает кукуха. Саша смотрел на меня, как на призрака. Его пустой взгляд то фокусировался на мне, то снова рассеивался. Я насупился, не получив опровержения или подтверждения моих слов. Наконец-то мозг заполонили мысли о том, что Саша умирает, а я, как идиот, мучаю его шизанутыми допросами. С другой стороны, он не сказал, что ему нужно в больницу, или обратно к парням, или на улицу, или домой. Он сказал увести его ОТСЮДА. А увести отсюда и куда – понятие растяжимое! Приподняв уголок губ от абсурда происходящего, я решил выкинуть все тузы, даже если Саша посчитает меня умалишенным: — Ты, — я набрал побольше воздуха, давая себе время подумать над тем, стоит ли говорить ему это, — заебал мучить меня во снах, — решился все же я. — Если хочешь меня грохнуть или душу высосать, то давай, — я развел руками, будто в истерике выбросив последнее слово. — Но я постоянно просыпаюсь, а ты приходишь снова и снова, — презренно поругал его я, негласно обвиняя, что сил прикончить меня во сне у него нет. Обдумывая эту мысль, я понял, что ум покинул меня окончательно. Я посчитал, что Саша чертова тварь, которая селится во снах и мучает людей: сонный паралич, инкуб, суккуб – кто угодно. И раз уж я решил стопроцентно попасть в дурку, то давайте увеличим свой шанс на все сто десять! — Силенок-то совсем не хватает! — зло кинул я, столкнувшись с недовольным взглядом Саши, и тут же свалился на колени, почти не давая себе отчёта о происходящем. Я завалился на край кровати и, будто связанный, попытался властвовать над телом, но тщетно. Я провалился в сон. …Я приоткрыл веки, которые мне казались вовсе неподъемными. Комната потеряла пестроту красок и окуталась призрачным туманом, что стелился всюду, кроме предметов, на которые я глядел. На подоконнике, за окном которого буквально сладкая вата парила вместо облаков и солнце белое поднималось, сидел Саша, свесив одну ногу. Он глядел на розовый пейзаж и летающие бледные цветные сферы, которые шныряли за окном всюду. Сидит. Созерцает. Я быстро оттолкнулся от кровати и оказался на ногах, глядя на Сашу. Не ощущая веса своего тела, но чувствуя пустую оболочку, я сжал зубы. Ужас и паника слились воедино. Но между ними протиснулись отвращение и злоба. Они-то и рассекли мой рассудок пополам, и теперь я не понимал, какую теорию действительности стоит оправдать. — Я не могу говорить в той реальности, — начал он спокойно и как-то мурчаще, будто лекцию вещает для заинтересованных лиц. — Так что давай устроим разборки здесь, — более решительно закончил он. — Где мы? — в нетерпении крикнул я. Гримаса Саши исказилась: я разгневал лектора. Он взглянул на меня, грубо процедив: — В пизде. Я вскинул брови и кинулся в атаку: — Ты знаешь, что ты меня заебал? — А ты меня как заебал, — парировал он, будто это я прицепился к нему клещом. — Знаешь, для чего людям кошмары снятся? — неожиданно спросил он, а я, не успев сориентироваться в вопросе, сразу получил ответ: — Чтобы наполнить их негативом и страхом и передать его нам, — бросил Саша. — А мы сейчас жрём любой негатив. Любой негатив, положительные эмоции. Что угодно! — наконец сорвался на крик он, а мне от этого полегчало почему-то. — А ты, сука, просыпаешься и не даёшь мне тебя поглотить. — Ты знаешь, что это звучит пиздец стрёмно? — понизил голос я и сразу обломал Сашу: — Я ни за что тебе не дамся, пидорас. — Я от тебя не отвяжусь. — А ты попробуй! Я тебя не держу. Сгинь нахуй из моих снов! — приказал я, почувствовав в голосе дрожь. — Ты знаешь, что я теперь во всем доме свет оставляю на ночь, в зеркала смотреть боюсь, оборачиваться в собственном доме страшно?! — я вновь сорвался на крик, высвобождая все, что копилось во мне и во мраке непонимания и страха. — Ну прости, — дразняще кинул он. — Нужно было дать себя сожрать, и я бы отвял. — Да ну! — как актер из школьной сценки удивился я, вскинув руками. — И много людей об этом знают? — А самому догадаться никак? — Нет, не все такие придурки, как ты. Какой человек захочет сраться в собственном сне, в собственной кровати?! Само собой он будет хотеть проснуться! Саша опустил голову, а мой пылающий дух мгновенно приубавился: — Возможно я перестарался, — неожиданно заключил сонный путешественник. — Ух ты! Какой ты догадливый! — без прежнего задора проговорил я. Проговорил, как ребенок обиженный и мстивший за оплошность взрослого. — Мне нужно питаться эмоциями людей во снах, — медленно начал пояснять Саша. — А ты – моя цель, к которой я теперь привязан, пока не поглощу тебя. — Я не буду давать тебе мучить меня во сне! — перебил его я. Чхать я хотел на его проблемы и жертвенность, к которой он взывал. — Ты знаешь насколько мне больно? — с истерической улыбкой проговорил я и раскрыл ладони, ощущая, как жестикуляция становится все менее подвластной мне. — Я, блять, чувствую все, сука, абсолютно все! Вновь сорвался я, почти впадая в истерику. Саша взглянул на меня, оглядев. Мне кажется, я дрожал, как осиновый лист, а Лиюценко, явно ощущая причастность к моему состоянию, ровным тоном проговорил: — Осознанные сны? Я сделал глубокий вдох и потряс расслабленными ладонями. Успокоиться пытался. Потом сложил пальцы обеих рук и выгнул их. Сжал кулаки, резко выпрямил и потёр о джинсы до горячего ощущения. — Я страдаю ими, — максимально спокойно пояснил я, — буквально… Может быть, поэтому ты перестарался, и я смог вырваться из твоих сетей? — Ну… — он прижал пальцы к губам, оценивающе глядя на меня, — раз ты так легко говоришь со мной здесь, то, видимо, у тебя когда-то была и карта сонного вондера? — Была, — удивился я. Как он узнал? И быстро пояснил о своей промашке. — Распиздел о ней и больше я там никогда не был. Думаю, работает как-то так. — Да ну? — искренне удивился он. — Нельзя о таком рассказывать. Твоя стабильная энергия, которая приняла облик сонного вондера, при упоминании другому человеку из реальности, смешивается с его нестабильной энергией и растворяется в мире грез, теряя своего хозяина. Я раскрыл рот и похлопал глазами, а он продолжил: — А ты знаешь, что ты можешь стать таким же, как я? — Чё? — не скрывая искренности, поразился я. — Я тебе даю восемьдесят процентов, что когда-нибудь ты сможешь перемещаться во снах, как я, поглащать эмоции людей, вырубать сном, как я тебя сейчас, ну ещё и тлеть, как я. Саша приподнял черную кофту, обнажая ребра, и взглянул на синие пятна, которые, как масло в воде, переливались на ограниченных участках тела. — Чего ты несёшь? — я потряс головой, не понимая, как все же мир сна может влиять на человека в реальности. Я потёр лицо, зажмурив глаза. — Бля, может у меня все же шизофрения вообще? — пробубнил я под нос, вступая в диалог с собой же. — Дай я выйду отсюда, — приказал я и осмотрел комнату, шагнув к двери. — Не выйдешь, — остановил меня он, а я пристально уставился на него, как вор на сдавшего его человека. — Ты фактически заложник моего сна, — Он улыбнулся чему-то, глядя на болтающуюся ногу, и снова открыл рот: — Знаешь, почему мы с Лёней так дружим? Честно, мне было поебать, но вовсе не поебать... В живот камень упал, а я, будто против воли, внимал его словам: — Потому что к нему во сне я пришел сразу, как только мы с ним встретились в школе. Я пришел в виде кошмара, как и к тебе, ибо решил, что хватит наживаться на лобызаниях. — А ко мне тогда нахуя пришел? — Ты был раньше Лёни, — как-то сладко пояснил он. — Тебя я выбрал чисто случайно. Ну как случайно, — перебив, исправил себя Саша, — недавно тебе снились такие тупые сны, где ты буквально был амебой. Я подумал, что поглотить тебя легче лёгкого, а оказалось… ни-ху-я, — он насмешливо вскинул брови, видимо самому смешно стало со своей оплошности. — Еблан, — с обидой проговорил я, оскорбленный и его мнением о моих снах, и тем, что он так глупо купился на мои тупые сны, не рассчитав риски. — Значит, чтобы ты отвял от меня, тебе надо убить меня во сне? — По крайней мере очень напугать. Прямо до усрачки, — он снова улыбнулся. — Но из-за того, что ты знаешь меня, как человека, то этого будет мало. Да и то, что я тебе уже рассказал – тоже повлияет на сознание и сон. Поэтому, даже если ты испугаешься, то велик шанс, что эмоции будут подстроенными. Тем более ты уже знаешь то, что знать не стоит. Нужно, чтобы ты что-то чувствовал… — Например, как меня пилят ножовкой или наносят десять ножевых? — чуть ли не срываясь на умалишенный хохот, перебил я. — Не хочу так. — Тебе меня жалко стало? — выпалил я, вновь посерьезнев. — Да, — коротко ответил Саша, отчего я крайне удивился. — А… что будет, если мы ничего не будем делать? — Я превращусь в безмозглый сгусток энергии, — он поднял ладонь, загибая пальцы, — стану частью чей-то карты сонного вондера, а, может, мне повезет, и я превращаюсь в тупого инкуба. — Ты умрёшь в реальности? — спросил я, почему-то надеясь на отрицательный ответ. Саша пожал плечами: — Ну а где ещё? В других пространствах мы просто существуем. Вот сейчас мы с тобой существуем: время не идёт, мы не стареем, а может даже забудем этот разговор, как у меня с Лёней происходит, или ты забудешь меня, и будешь помнить только силуэт. На последнее я рассчитываю больше всего, — с каким-то сомнением проговорил последнее он. — М, — я кивнул. — То есть… по факту, здесь я могу делать все, что захочу? — В ограниченном пространстве – да. Если выйдешь из безопасной комнаты, то там, — Лиюценко указал пальцем в окно, — тебя сожрут сгустки энергии или другие обитатели снов. — Значит, и с тобой могу делать, что захочу? Саша вскинул голову и столкнулся с моим прямым взглядом. Он, в непонимании моей мысли, а точнее того, откуда и куда она ведёт, уставился на меня. Со стороны казалось, что тупой, но действительно стоящий вопрос пылающего страстью к своей профессии первокурсника, поставил в тупик преподавателя, который питает к этому самому вопросу особое мнение. И одними только словами раскрытие этого вопроса не ограничится... Широкая улыбка растянулась на моем лице. Я махнул Саше рукой, прося встать, и подошёл к нему. Встав в полуметре от Лиюценко, я сжал кулак и вмазал в ебало так, кто Саша навалился на подоконник и схватился за разбитую щеку. — Давно хотел, — победно напомнил себе я, — извиняться не буду. Саша усмехнулся, предлагая весь спектр занятий, которые мне бы приглянулись в тот момент: — Можешь зарезать меня, избить похлеще, вырывать ногти или раскаленную спираль в горло вкрутить. Я все буду чувствовать. Так же, как ты во снах. Поэтому может поквитаться. — Зачем нам делать друг другу больно? — спросил я, предвкушая ответ. Саша опасливо уставился на меня. — Если тебе нужны эмоции… — я шагнул к нему, пробежав взглядом по плечам и шее. Лиюценко выпрямился, походя на непреклонную стену, и, прикрыв взгляд, заговорил: — Знаешь, я как недоделанный и неопытный инкуб, сейчас испытываю профессиональный шок. Давай закроем эту тему, — он обогнул меня, приблизившись к кровати. — Я и так психологически нестабилен из-за проблем с тобой. Сейчас мы мирно разойдемся, я пойду к Лёне, восполню хоть чуток сил, а там поговорим. — Вы трахаетесь? — кинул я, обернувшись на него. Не получив ответа, я пожал плечами и развел руки. Саша щелкнул пальцами… Я открыл глаза. Лиюценко сидел на кровати и потирал виски, искривляя мину от боли. — Отдохнул? — поинтересовался я, так и сидя на коленях, оперевшись локтями на угол кровати и довольно глядя на Сашу. Лиюценко, будто я ни звука не произнес, поднялся с кровати: — Я рад, что нам удалось поговорить, — без особых эмоций сказал он. Лиюценко закрыл за собой дверь, а я, вновь открыв ее, последовал за ним. Саша быстро одевался, пока я, сложив руки и облокотившись на стену, наблюдал за ним. Дверь он отпер с четвертой попытки, но, надеюсь, что когда-нибудь приноровится открывать с первой…