ID работы: 14106956

Имя под омелой

Слэш
NC-17
Завершён
620
автор
lauwi гамма
Размер:
63 страницы, 4 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
620 Нравится 117 Отзывы 219 В сборник Скачать

Пять воплощений

Настройки текста
      Кажется, у «Мокко» появляется собственный городской сумасшедший, потому что Тэхён, весь замёрзший после вынужденной «пробежки» по морозу, вновь сидит за столиком с улыбкой до ушей. Как только знакомый бариста позвонил ему, сообщив, что заветный блокнот терпеливо ждёт его на прежнем месте, Тэхён сразу же сорвался в кофейню. И теперь вовсю шмыгает носом, трясущимися от счастья и холода руками сжимая твёрдые края блокнота, в котором написан долгожданный ответ:

Хо-хо, мой сотворец новогоднего чуда! Я с гордостью сообщаю, что прошёл весь квест и попробовал «Рождественскую бомбочку». Признаться честно, это был мой первый раз и… Я полностью облажался. Это было супер-мега-ультра неловко и стыдно, но ровно в той же степени вкусно и «тепло» благодаря одному человеку.

      Тэхён невольно вскидывает брови, перечитывая самое начало послания с твёрдой уверенностью, что неправильно понял своего сотворца, однако текст, пусть и выведенный торопливым почерком, вполне определённо говорит об обратном: мальчик из блокнота действительно ни разу не пробовал «Рождественскую бомбочку» в детстве.       Как и Чонгук…       Тэхён даже не успевает осмыслить это совпадение, как перед глазами всплывает тот день: «Пряничный домик», горячее какао с разными вкусностями и Чонгук… Чонгук, который так по-детски восторгался «бомбочкой», так нежно улыбался, слушая историю Тэхёна о том, как родители водили того в кофейню под Новый год, и так незаметно пробирался в самую душу, с обезоруживающей открытостью делясь отдельными моментами из невесёлого детства. Да, тот самый Чонгук, который оказывается совершенно не таким, каким его рисовало воображение Тэхёна.       Этот контраст пугает, ведь вера в невыносимость Чонгука, в рождественское чудо и в то, что сам Тэхён просто не создан для любви, — это буквально три кита, на которых держался его собственный мир. И стоило первому «уплыть», как этот самый мир пошатнулся, позволив разным сомнениям закрасться в душу.       Взгляд продолжает скользить по строчкам, и на словах «вкусно и «тепло» благодаря одному человеку» Тэхён закусывает губу, тщетно стараясь скрыть улыбку. Слишком самоуверенно, но он позволяет себе думать, что под «одним человеком» мальчик из блокнота имеет в виду именно его, Тэхёна как сотворца новогоднего чуда, а не кого-то иного.

Спасибо, что провёл меня по своему детству, позволив почувствовать новогоднее настроение таким, каким оно должно было ощущаться, когда мы были детьми. Как бы грустно и жалко это ни звучало, но у меня такого никогда не было… Однако не будем осквернять праздничную атмосферу моей душещипательной историей о нелёгком детстве, потому что сейчас уже всё хорошо.

      «Всё хорошо…» — пишет мальчик из блокнота, и ведь поистине не хочется сомневаться в правдивости такого уверенного заявления, однако черты букв именно в этих громких словах предательски дрожат.       «Всё хорошо…» — пишет мальчик из блокнота, но Тэхён чувствует, как грузно сдавливает рёбра от этой фразы. А хотелось бы от объятий, в которые он прямо сейчас от всей души жаждет заключить прекрасного незнакомца, просто чтобы дать почувствовать тепло и мягкость рук, которыми бы он смог потом приготовить имбирное печенье с горячим какао, сумеющим согреть их замёрзшие по разным причинам сердца.       «Всё хорошо…» — пишет мальчик из блокнота, а Тэхён продолжает смотреть на эту строчку, всё больше желая тесно прижать его к себе и подарить собственные прошлые праздники. Все до единого, не оставив себе ни крупицы воспоминаний о Новом годе или дне рождения, лишь бы только мальчик из блокнота был счастлив.       Тэхён внезапно осознаёт, куда ведут его мысли, и вздрагивает, начиная часто моргать, чтобы прийти в себя. И только после этого, словно контуженный, возвращается к тексту:

Мне очень жаль это признавать, но я не смог разгадать твоё имя, мальчик из блокнота… И мне невероятно стыдно, правда. Однако я прошёл весь остальной квест, так что, думаю, мне всё равно полагается пусть и не награда, но хотя бы приятный бонус от тебя. Что скажешь?)) А пока ты думаешь, снизойти ли до скромного поощрения меня или нет, наступает моя очередь становиться твоим проводником новогоднего чуда. Ты говорил, что Новый год — это не что-то материальное, а прежде всего чувства и эмоции. Да, но именно что-то материальное помогает нам прочувствовать это в полной мере. Поэтому, как и всё остальное, Новый год человек тоже может ощутить пятью органами чувств. Я буду давать тебе всё постепенно. Это будет своеобразная проверка на честность: каждое материальное воплощение Нового года для меня будет написано на следующих страницах, но перелистывай их лишь тогда, когда скажу. Договорились?)

      Даже если бы Тэхёну вживую задали этот вопрос, он бы не смог на него ответить, потому что искрящийся в самой груди восторг затуманивает разум, заставляя лишь беззвучно открывать и закрывать рот. Ведь, во-первых, прекрасный незнакомец сумел так красиво возразить, и во-вторых, он ещё и вызвался стать амбассадором Нового года лично для Тэхёна. Не просто потребительски прошёл квест, а постарался ответить тем же…       В кофейне достаточно тепло, чтобы совсем согреться за те десять минут, что Тэхён находится здесь. Однако поистине тепло становится именно сейчас, когда он чувствует чужую искренность даже через страницы блокнота и перелистывает, читая дальше:

Итак… Наверное, стоит начать с визуальной составляющей. Вероятно, для кого-то без вариантов на этом месте должны стоять две части фильма «Один дома» или же за редким исключением «Гарри Поттер». Не осуждаю. Я и сам бы примкнул к их лагерю, если бы в 2000 году мир не увидел такого шедевра, как «Семьянин» с Николасом Кейджем. Ты смотрел его?

      Смотрел. Этот фильм входит в список рождественских картин, которые Тэхён пересматривает каждый год в преддверии праздника. И составлен он по особому принципу: чем душевнее и атмосфернее фильм, тем ближе к Новому году его очередь по просмотру. «Семьянин» же стоит на самом почётном — последнем месте и включается лишь за день до праздника.       Внутри разливается тепло, заставляющее затаить дыхание от осознания, что на горизонте появляется человек, способный с тем же трепетом погрузиться в атмосферу уютного праздника и тысячу раз сделать выбор в пользу семьи вместе с Джеком. Тэхёна на миг охватывает трепетно лелеемое чувство, что он не один, что где-то совсем рядом находится его родственная душа, однако взгляд пробегает по следующим строчкам, заставляющим нахмуриться:

Если не смотрел, то прямо сейчас отправляйся домой и включай его, пока я буду завидовать, что тебе предстоит впервые посмотреть это чудо.

Если же смотрел, то можешь смело продолжать читать это письмо, ведь в таком случае, я уверен, ты точно поймёшь меня. Наверняка уже закралась догадка, что у меня не самые простые отношения с родителями, да? Что ж, это действительно так. Они слишком часто настолько погружаются в работу, что порой даже забывают, что у них есть сын. И знаешь, иногда я ловлю себя на мысли, что было бы очень здорово, если бы в один день с ними произошло то же, что и с Джеком: чтобы они тоже на некоторое время оказались в какой-нибудь параллельной вселенной, где у нас нет много денег, но мы есть друг у друга, как крепкая, счастливая семья. Интересно, тогда бы они изменили приоритеты?..

      Тэхён не моргает. Глаза начинает неприятно пощипывать, и кажется, что текст вот-вот расплывётся. Внутри что-то надламывается. Что-то важное. Что-то такое, что причиняет тупую, ноющую боль в области груди. А ведь Тэхён просто слушатель. От этого вмиг становится ещё тяжелее. Если минутами ранее Тэхён желал обнять прекрасного незнакомца и подарить ему какие-то жалкие праздники, то теперь он готов отдать все свои воспоминания, лишь бы только мальчик из блокнота почувствовал, каково это — быть любимым.       Тэхёну требуются все силы, чтобы держать свои чувства в узде, однако одна мысль успевает опасно проскочить в голове: если чудо случится, то не нужны будут никакие старые воспоминания, ведь они вместе создадут новые. Свои собственные. Принадлежащие лишь им двоим.       Стоит наивным, возможно даже детским, но не менее смелым надеждам завладеть сознанием, как громкий звонок, перекрикивающий ненавязчивую мелодию в «Мокко», вырывает из собственного мирка, возвращая в реальность. На экране загорается простое «Чимин», но Тэхён читает в этих буквах утомительное «пришло время идти на тусовку к Юнги». Он мысленно вздыхает, но сам ведь пообещал поддержать друга, так что смиренно закрывает блокнот и принимает вызов.       — Привет-привет, Тэ-тэ, я подъехал, так что жду тебя, — слышится воодушевлённый голос Чимина в динамике, а следом уже более тихое: — надеюсь, ты не забыл, что тусовка сегодня…       — Да брось, Чим. Моё желание идти, конечно, становится с каждой секундой всё меньше, но я не такой отстойник, чтобы слиться в последний момент, — с усталой улыбкой произносит Тэхён, уже направляясь к выходу из «Мокко».       Он замечает машину каршеринга, припаркованную прямо у входа, подходит к ней и открывает дверь, садясь на переднее сиденье.       — Ты сделал мне лучший подарок, согласившись пойти, так что, честное слово, можешь даже не заморчиваться с поздравлением, — с улыбкой произносит Чимин, выезжая с парковки. Он бросает на Тэхёна полный благодарности взгляд, но вдруг спохватывается и добавляет: — а, нет, подожди… Там будет Чонгук, так что ещё лучшим подарком будет, если вы друг с другом не поцапаетесь, как обычно. Что думаешь? Это будет уже слишком большой запрос для моего подарка на Новый год? — спрашивает Чимин с доброй усмешкой и косится на Тэхёна, когда они останавливаются на светофоре.       — К сожалению, ты просишь о невозможном, друг мой, — с наигранной лёгкостью отвечает Тэхён, а сам вновь возвращается мыслями в то воскресенье в «Пряничном домике».       Он не рассказал Чимину о произошедшем только потому, что сам ещё до сих пор не знает, что это было. А точнее, кто именно с ним был, ведь это был кто угодно, но точно не Чон Чонгук — тот самый до невозможности самовлюблённый, избалованный и жадный до чужого внимания капитан туповатой баскетбольной команды. Тэхён всё ещё не может в полной мере осознать этот факт, а на фоне мыслей о мальчике из блокнота совсем забыл, что Чонгук тоже должен быть на вечеринке.       И вот тут появляется загвоздка: с одной стороны, Тэхён сгорает от любопытства вновь пересечься с ним, чтобы прояснить для себя, что случившееся было лишь случайностью и Чонгук по-прежнему такой же засранец, однако с другой стороны, он совершенно не готов к их встрече, ведь… А если Чонгук действительно на самом деле такой? Такой искренний, добрый, с улыбкой, концентрирующей в себе чуть ли не всю нежность мира, и глазами, проницательными настолько, что, неосмотрительно попадаясь в их плен, чувствуешь себя открытой книгой.       — Ладно, согласен. Но попытайтесь хотя бы не сталкиваться друг с другом, — с усмешкой бросает Чимин, вспоминая про случай в «Мокко». — Да, и кстати… Как там твой блокнотный друг? Тебе ответили?       Тэхён опускает взгляд, только сейчас понимая, что неосознанно прижимает блокнот к груди, и уголки губ сами собой приподнимаются.       — Ответили, — тихо произносит Тэхён, однако в его голосе проскальзывают нотки сожаления, что не остаются незамеченными, так что он спешит пояснить, — но я не успел дочитать до конца.       — Оу, намёк ясен. Хоть тут и недолго ехать, но думаю, тебе хватит времени прочитать, — подмигивает Чимин и возвращает всё внимание к дороге.       Тэхён лишь секунду медлит, потому что не хочется читать в спешке, однако любопытство всё же побеждает, и он включает фонарик на телефоне, открывая следующую страницу блокнота:

К сожалению, я никогда не узнаю ответ на предыдущий вопрос, но оно и не нужно. Уже взрослый мальчик, чтобы расставлять собственные приоритеты, так что двигаемся дальше) Следующее воплощение — звуковое. Только не разочаровывайся, но здесь я не отличусь оригинальностью, потому что с недавних пор Новый год звучит для меня как песня Last Christmas. Ты когда-нибудь вдумывался в текст? Так вот я тот неудачник из припева, которого кинули в самый Новый год. Это было тяжело, потому что я уже видел своё будущее с тем человеком, но, как оказалось, взгляды наши отличались. Послушай, пожалуйста, эту песню, проникнись моими планами на этот Новый год и листай дальше, мой сотворец новогоднего чуда)

      Тэхён послушно достаёт наушник и включает песню. Приятный, мягкий голос, как и прежде, льётся в уши, заряжая праздничным настроением, но Тэхён впервые вслушивается в текст, а не просто наслаждается новогодними мотивами. Парень поёт о том, как на прошлое Рождество ему разбили сердце, но он не унывает и собирается подарить его кому-то особенному в этом году.       Поджав губы, Тэхён пытается унять бешеное сердцебиение, ведь в самом начале послания мальчик из блокнота уже упоминал о каком-то «одном человеке». Так насколько наивно будет полагать, что он имел в виду именно Тэхёна как своего сотворца новогоднего чуда, как человека, наполнившего его душу теплом, и как того, кому он собирается отдать собственное сердце в этот Новый год?.. Уж Тэхён бы позаботился о том, чтобы то оставалось в целости и сохранности как можно дольше.       Романтичная натура слишком легко поддаётся соблазну, вторя пролетающим в голове мыслям, но машина вдруг замедляется. Тэхён рассеянным взглядом смотрит на высокий забор, огораживающий коттедж, из которого уже доносится громкая музыка, и понимает, что, как только дверь автомобиля за ним захлопнется, начнётся самая серьёзная проверка на прочность в его жизни.       Ноги деревенеют, подыгрывая хозяину в нежелании куда-либо идти, однако неизбежность мгновенно заглушает эти надежды. И пока Чимин паркуется, Тэхён быстро перелистывает страницу в попытке успеть прочитать хотя бы ещё одно послание:

Новый год приносит новые надежды и возможности, так что хватит о грустном. Следующее воплощение для меня — это запах искусственной ели. Родители никогда не ставили настоящую ёлку, будучи убеждёнными, что это вредит природе. Поэтому, когда каждый год из кладовой доставали одну и ту же огромную искусственную ёлку и снимали с неё защитные плёнки, на следующий час зал наполнялся еле ощутимым, сладковатым запахом резины и эфирных масел, которыми пропитывали ветви. А поскольку наряжали её буквально за пару дней до праздника, то этот аромат ассоциируется у меня не с приближением, а непосредственно с самим Новым годом. Понимаешь, о чём я?)

      Тэхён не понимает, потому что почти всю его сознательную жизнь родители устанавливали живую ёлку. Однако времени, чтобы это обдумать нет, ведь Чимин уже глушит мотор и выходит из машины, вынуждая Тэхёна с обречённым вздохом последовать за собой. Тот нехотя убирает блокнот в рюкзак, подальше от посторонних глаз и, прежде всего, самого себя, чтобы хоть как-то избавиться от искушения вновь открыть его и продолжить читать, наплевав на обещание, и захлопывает дверь машины.       Взгляд Чимина вовсю сияет искрами восторженного предвкушения, да и сам он как следует принарядился к долгожданной встрече, готовый блистать с любого ракурса. И только ради такого радостного друга Тэхён готов перетерпеть этот вечер, поэтому он смиренно убирает блокнот в рюкзак и уверенно перешагивает порог дома, откуда его чуть не сносит звуковой волной оглушающей музыки.       — Пойдём, найдём тебе что-нибудь выпить, чтобы ты расслабился, — сильно повышая голос, говорит Чимин, стягивая с себя куртку и кидая ту на диван в общую кучу.       Они проходят по пустому коридору, украшенному гирляндами и еловыми ветками, и оказываются в просторном зале, полностью забитом людьми. Тэхён пробирается следом за Чимином к барной стойке, периодически сталкиваясь со знакомыми лицами, имени которых даже не знает, ведь лишь пару раз мельком встречал их в универе. И Юнги, он уверен, тоже не в курсе, кем являются все пришедшие. Как минимум половина из них — точно. И ради чего тогда устраивать подобное сборище в канун самого душевного праздника?..       Тэхён кривит губы, когда его в очередной раз толкает пьяное, растворяющееся в танце тело, но вовремя прикусывает язык, чтобы не выругаться — Чимин-то чувствует себя на своём месте, так что очень не хочется портить праздник. К счастью, они всё же добираются до бара, где Тэхён сразу же хватает какой-то клубничный коктейль в пол-литровой стеклянной бутылке и намеревается уже уйти к самому отдалённому дивану, как вдруг к ним подходит Юнги:       — О, а я уже думал, что вы не придёте, — перекрикивая музыку, говорит он, с радушной улыбкой смотря на Чимина, а потом делает то, чего Тэхён совсем не ожидает, — приобнимает легко поддающегося Чимина за талию и притягивает его сбоку к себе, что-то говоря на ухо.       Тэхён окидывает того удивлённым взглядом, на что Чимин лишь беззаботно пожимает плечами. Кажется, тот и сам не знает, когда всё так завертелось, но судя по довольным лицам, обоих всё устраивает. Тэхён мысленно смиряется, что его лучший друг теперь встречается с одним из баскетболистов, тех самых, которые «туповаты», и собирается оставить их наедине, однако Юнги вдруг отвлекается от Чимина и обращает внимание на него:       — Рад тебя видеть, Тэхён, — без тени сарказма, но с долей сочувствия произносит он, будто понимая, сколько «удовольствия» может принести этот вечер для него. — Мне приятно, что ты решил зайти ко мне на… — Юнги быстро оглядывается, пытаясь подобрать нужное слово, — празднование. Но так, на случай, если музыка покажется слишком громкой, — моя комната на втором этаже справа по коридору имеет хорошую звукоизоляцию, — он понимающе подмигивает, на что Тэхён, вовремя скрывший свой шок, мысленно добавляет плюсик в карму Юнги и, отсалютовав коктейлем в знак признательности, направляется к лестнице.       Не оглядываясь, он почти взлетает по ступенькам, быстро находит нужную комнату и заходит, не до конца прикрывая дверь. Здесь музыка действительно слышится лишь тихими отголосками, и Тэхён прикрывает глаза, наконец позволяя себе немного расслабиться. Он медленно потягивает сладковатый коктейль, чувствуя, как некрепкий алкоголь оседает на языке приятной горечью, и аккуратно опускает рюкзак на двуспальную кровать, над которой висит полка с многочисленными медалями, кубками и фотографиями их университетской команды, поблёскивающими в свете неяркой гирлянды и уличных фонарей. Тэхён лишь скучающе хмыкает на это и уже собирается завалиться в подвесное кресло в виде баскетбольного мяча, как взгляд с долей азарта цепляется за искусственную ёлку, стоящую в самом углу.       В глазах появляется огонёк, и Тэхён на миг даже перестаёт жалеть, что пришёл сюда. Он подходит к ёлке, прикрывает глаза, сосредоточенно вдыхая, и… Резко хмурится, потому что кроме едва ощутимого запаха мужского дезодоранта не удаётся ничего уловить. Тогда Тэхён приближается практически вплотную, чуть ли не зарываясь носом между веток в попытке почувствовать хоть что-нибудь.       — Что ты делаешь?       Тэхён вздрагивает, отшатываясь от ёлки, будто ошпаренный, и резко оборачивается, ловя на себе внимательный взгляд тёмно-серых глаз. Чонгук стоит в дверном проёме, привалившись плечом к косяку и сложив руки на груди, и с интересом наблюдает за Тэхёном, изогнув губы в озорной усмешке.       К щекам тут же приливает кровь, и Тэхён смущённо отводит взгляд, представляя, как выглядит со стороны, однако через мгновение всё же возвращает его на Чонгука и честно признаётся:       — Ёлку нюхаю.       — М-м, — Чонгук понимающие кивает, не переставая забавляться, — и чем пахнет?       — Ничем, — тихо бросает Тэхён и отходит от несчастной ёлки, садясь в подвесное кресло. Он делает несколько больших глотков коктейля, пытаясь заглушить жгучее, совершенно не свойственное ему чувство. Если бы раньше Чонгук застал его за чем-то подобным, ему было бы абсолютно наплевать, но сейчас лёгкий румянец отчего-то никак не сходит с лица, и Тэхён лишь надеется, что его не видно в мягком, приглушённом свете гирлянд. Чонгук неслышно закрывает за собой дверь и садится на пол, приваливаясь спиной к кровати напротив. — И долго ты там стоял? — спрашивает Тэхён, скрещивая ноги по-турецки.       — Ну, я видел, как ты ринулся наверх, пытался дозваться, но ты не услышал, и я пошёл за тобой. Так что, считай, с самого начала, — с доброй усмешкой отвечает Чонгук, делая глоток пива из стеклянной бутылки. — Чимин всё-таки уговорил прийти?       — Ага, сейчас где-то с твоим другом оттягивается, — произносит Тэхён, избегая взгляда Чонгука и старательно делая вид, что ему всё равно на чужое присутствие, однако у самого внутри жар от щёк плавно перетекает к груди, превращаясь в лёгкое трепетное волнение неизвестно от чего.       — Не считаешь это эгоистичным? Ну, что он притащил тебя сюда и в итоге бросил, убежав веселиться? — в отличие от него Чонгук кажется совершенно спокойным: сидит, расслабленно опустив плечи, и не сводит с Тэхёна пронзительного взгляда, из-за которого тот не сразу улавливает суть вопроса.       — Эгоистичным?.. — чуть нахмурившись, переспрашивает Тэхён. — Не сказал бы. На таких тусовках я нужен Чимину скорее как моральная поддержка в первое время, потому что, какой бы душой компании он ни был, он всё равно волнуется. А моё присутствие его успокаивает. Для него это важно, да и сам он периодически идёт мне на уступки, делая то, что имеет значение для меня, чтобы поддержать. Разве не в этом смысл дружбы? — задаёт риторический вопрос Тэхён, выгибая бровь. Чонгук лишь приподнимает уголки губ и коротко кивает, будучи полностью удовлетворённым ответом. Тэхён ощущает, как начинает постепенно успокаиваться и, вспоминая их разговор в «Пряничном домике», спрашивает, — а сам почему пришёл, раз тоже не любишь подобные сборища?       Чонгук запрокидывает голову на кровать и устремляет взгляд в потолок, тихо усмехаясь своим мыслям.       — Надеялся с тобой встретиться, — в конце концов отвечает он с обезоруживающей честностью и так легко, будто это не искреннее признание, что ждал встречи с человеком, с которым они друг друга сильно недолюбливают, а простой ответ на вопрос, что он хочет на завтрак.       — Ты не мог быть уверен, что я приду, — прищурив глаза, произносит Тэхён, пытаясь зацепиться хоть за какой-нибудь жест Чонгука, способный выдать его притворство, но тот по-прежнему поразительно расслаблен.       — Но ты же здесь, — с едва заметной улыбкой говорит Чонгук, возвращая взгляд на своё место — на Тэхёна. Его тёмно-карие глаза поблёскивают в приглушённом свете сверкающих гирлянд, походя на мёд, такой сладкий, тягучий и до невозможности липкий: стоит по неосторожности вляпаться — и уже не отлепишься. И Тэхён прекрасно осведомлён об этом, однако всё равно умудряется попасться в ловушку, пересекаясь с Чонгуком взглядами.       — И всё же… — голос предательски хрипнет, и Тэхёну приходится откашляться, чтобы звучать увереннее, — почему ты хотел встретиться?       — Не знаю, — спустя несколько коротких секунд молчания, показавшегося Тэхёну бесконечным, отвечает Чонгук и беззаботно пожимает плечами. — Наверное, хотел закрепить то шаткое перемирие, что установилось между нами в «Пряничном домике», — просто, честно, открыто, будто и не было между ними долгих полутора лет взаимной неприязни, произносит он тихим голосом, едва различимым на фоне музыкальных отголосков.       Но Тэхён слышит. Слышит и не знает, в какой момент в матрице произошёл сбой и почему за два дня до Нового года он сидит с бутылкой непонятного коктейля в комнате какого-то баскетболиста напротив самого «ненавистного» и «раздражающего» человека в мире.       Почему Чонгук не становится собой прежним? Почему ведёт себя так же, как и в «Пряничном домике», продолжая сотрясать внутренний мирок Тэхёна разными сомнениями, разъедающими привычные установки. Зачем ему закреплять их «перемирие»? Чего хочет добиться? Уничтожить Тэхёна, потихоньку пробравшись в самую душу и наведя там собственные порядки? Легче поверить в такой расклад, чем в то, что Чонгук может быть адекватным.       Тэхён настолько загружается этими мыслями, что сначала не замечает, как Чонгук вдруг встаёт с пола, берёт что-то со стола и подходит к нему.       — Я уже извинился, но мне показалось, что этого недостаточно, — тихо говорит он, протягивая Тэхёну совсем новенький блокнот, точно такой же, какой был испорчен пролитым шоколадом.       Тэхён вскидывает брови, заторможенно принимая «подарок».       — Это… довольно неожиданно, — хрипло выдавливает он из себя, крутя в руках подаренную вещицу. Вещицу, которая будто становится точкой невозврата в их недоотношениях, ведь «тот» Чонгук никогда бы подобного не сделал. А «этот» стоит перед ним с виноватой улыбкой и таким чарующим блеском в глазах, что внутри постепенно зарождается зёрнышко стыда за прежнее предубеждение. И всё-таки перешагнув эту черту, Тэхён не сдерживает порыв поделиться, — на самом деле, в самом блокноте не было никакой ценности, а вот в том, что там было написано… — он поджимает губы, медленно проводя рукой по обложке, а после поднимает неуверенный взгляд на Чонгука, будто ещё раз взвешивая своё решение.       — Если это что-то личное, то можешь не говорить. Я всё понимаю и не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным делиться этим только потому, что я захотел извиниться таким образом, — вновь опускаясь на пол, произносит Чонгук.       Но даже не эти слова выводят на откровенность. А глаза. Тэхён неожиданно для себя вдруг понимает значение фразы «говорящие глаза», потому что в тех, что прямо сейчас смотрят на него из-под полуприкрытых век, отражается безмолвное, спокойное понимание и негласное уважение к любому его решению. И слова сами собой вырываются наружу:       — Я вёл тот блокнот с начала учёбы. Там были записаны идеи стартапов и полноценных проектов для создания бизнеса. Я очень хочу открыть своё дело после окончания вуза, и то были наработки. Что-то вроде основы. Но… — он запинается, пытаясь подобрать слова для выражения того, о чём никогда не говорил вслух. Однако процесс уже запущен и пути назад нет: Тэхён набирает в лёгкие побольше воздуха и впервые честно признаётся в сокровенном именно Чонгуку, — проблема в том, что я не знаю, что выбрать. Я как будто боюсь оступиться или сделать выбор в пользу проигрышного варианта. А это же то, чем я буду заниматься всю жизнь, понимаешь? Этот бесконечный список идей продолжает пополняться, но из-за моего страха они могут так и остаться лишь идеями, которые сами по себе ничего не стоят, — совсем тихо заканчивает Тэхён, трепля резинку красных новогодних носков с карамельными тросточками.       Он прожигает взглядом свои скрещенные ноги и не видит, с какой серьёзностью и вниманием Чонгук слушает его рассказ.       — Знаешь, мой отец ведь тоже начинал с нуля, — после недолгого молчания подаёт голос Чонгук, делая глоток пива. — У него не было ничего — только куча идей и амбиции. Да, он работал днями и ночами, чтобы прийти к тому, что имеет сейчас, но начинал он с малого. Выбрал самую простую идею: ещё учась в старших классах, создал интернет-магазин, где перепродавал проверенные вещи с китайских сайтов. Так подкопил денег и начал пробовать более серьёзные вещи. Его амбиции заметили очень влиятельные люди на защите диплома. Он тогда спроектировал целый жилой комплекс с помощью искусственного интеллекта, показав, что тот может очень выгодно помочь в строительной сфере, — губ Чонгука касается едва заметная улыбка, в которой точно мелькает тень гордости вперемешку с какой-то отдалённой печалью, непонятно откуда берущей корни в столь хорошей истории. — А к тому моменту он уже нормально собрал денег, продал тот интернет-магазин — плюс, у него появились инвесторы, потом ставшие главными акционерами — и так он открыл строительную компанию. Понимаешь, к чему я клоню? — спрашивает Чонгук глубоким голосом. — Лучше начать с самой простой и «надёжной» идеи, которая точно принесёт доход. Всё равно пока не попробуешь — не узнаешь, что твоё, а что нет. В любой момент потом сможешь продать прибыльный бизнес за приличные деньги и начать что-нибудь другое, если поймёшь, что то было не твоим. Бизнес — это всегда про риски. Но про разумные риски. Ты должен быть морально и финансово готов к этому, если хочешь добиться определённых высот.       Тэхён перестаёт теребить бедный носок и широко распахнутыми глазами смотрит на Чонгука, черты лица которого кажутся более угловатыми и серьёзными из-за игры света и тени. Перед ним давно уже не придурковатый капитан баскетбольной команды, который глуп во всём, что не касается бесконечных тусовок и идеального трёхочкового. Перед ним человек, который, рассказав лишь короткую историю одного успеха, совсем переворачивает внутренний мир, наводя на мысль, что, даже забив на учёбу, знает куда больше о бизнесе, чем сам Тэхён.       Представление о самом Чонгуке и его семье окончательно разбивается вдребезги, открываясь перед Тэхёном в совершенно новом свете. В таком, где дорога к желанной цели устлана не лёгкими деньгами, доставшимися по наследству, а кровью и потом, закаляющими любого человека. В этот момент в голове что-то щёлкает, подсказывая, что отцовский опыт непременно должен был сказаться и на Чонгуке, на его воспитании и характере. Но тогда что насчёт его ужасной учёбы в универе?.. Имея за спиной такие ценные ресурсы, как можно было настолько неправильно ими распорядиться?       Теперь-то Тэхёну перестаёт казаться, что всё на самом деле столь очевидно. Потому что нет. Ни капли не очевидно. Где-то есть подвох, и Тэхён только приводит мысли в порядок и открывает рот, чтобы спросить:       — Почему ты… — как в комнату вдруг вламывается пьяная пара.       Тэхён вздрагивает, чуть ли не роняя бутылку на пол, и испуганными глазами уставляется на вошедших.       Момент упущен.       — Ой, прос… простите, — заплетающимся языком мямлит парень, пытаясь сфокусировать взгляд, — мы н-не знали, что… тут кто-то есть…       Они вываливаются из комнаты точно так же, как и ввалились, и громкими шагами, придерживаясь за стенку, идут дальше по коридору. Тэхён невольно кривится, продолжая пялиться на прикрытую дверь: пара ушла, но оставила после себя ужасный запах приторно-сладкого парфюма и крепкого алкоголя вперемешку с дешёвыми сигаретами.       Новогоднее настроение как-то заметно падает, что совсем непозволительно, когда до момента «Х» остаётся жалких два дня. Тэхён не успевает скрыть эмоции и переводит немного растерянный и обречённый взгляд на Чонгука. Тот встречает его с какой-то усталой, несколько снисходительной улыбкой, тронувшей лишь уголки губ. Они с секунду смотрят друг на друга, и Чонгук, залпом допив остатки пива, медленно встаёт с пола.       — Думаешь, Чимин сильно обидится, если ты уйдёшь чуть раньше? — с озорством спрашивает он лишь для вида, а сам уже направляется к выходу, потому что всё и так понятно без слов. Он только оборачивается у самой двери, чтобы бросить через плечо, — одевайся, а я пока попрощаюсь с нашими голубками, — и выходит.       Тэхёну достаточно пары секунд, чтобы прийти в себя. После чего он сразу же вскакивает с кресла, хватает рюкзак с кровати и… Взгляд снова приковывается к искусственной ёлке, а затем к приоткрытой сумке. Любопытство лишь заглушается на некоторое время, но никак не пропадает. А Тэхён и так слишком долго тянет, поэтому хлипкая ниточка терпения рвётся в самый неподходящий момент, и он всё-таки достаёт заветный блокнот из рюкзака, плечом прикрывая дверь.       Он быстро листает до последнего послания и будто на скорость жадно вчитывается в текст:

Раз у Нового года есть запах, то должен быть и вкус. Но тут далеко ходить не придётся, потому что это воплощение для меня связано с нашим любимым «Мокко». Я уверен, все хотя бы раз брали там печенье «Снежные звёздочки», которое обычно появляется в меню в декабре. Они вкусные — вопросов нет, но пробовал ли ты когда-нибудь макать их в горячий шоколад? Клянусь, это сочетание покорит тебя и составит серьёзную конкуренцию «Рождественской бомбочке»! Сильное заявление, согласен?) На самом деле, получается, что я тебе наврал, когда сказал, что у меня нет ни одного счастливого воспоминания о Новом годе. Всё-таки есть… Когда-то, когда я был маленький, мы с тётей возвращались из торгового центра с подарками, и я уговорил её зайти в «Мокко», чтобы хотя бы под Новый год поесть сладкого, потому что родители много не разрешали. И вот мы заходим, и я вижу эти «Снежные звёздочки» с маршмеллоу на концах лучиков. Понимаешь, в тот момент буквально случилась искра, буря, безумие, потому что тётя купила их мне вместе с горячим шоколадом. Я не знаю, почему никто ещё не додумался так сделать, но моя тяга к сладкому тогда взяла своё: я макнул сладкое печенье в ещё более сладкий шоколад, открыв лучший кулинарный шедевр всех времён. Без шуток! Так что если ты ещё не пробовал его, то сейчас самое время)

      Тэхён мысленно усмехается: мальчик из блокнота легко разбрасывается громкими словами, умело играя на чужом любопытстве, что лишь сильнее раззадоривает. Тень вины и стыда проскальзывает где-то глубоко внутри от того, что Тэхён всё-таки не сдержался и перелистнул страницу раньше, чем опробовал на себе предыдущее воплощение. Однако если пересечёшь черту однажды, то во второй раз уже не так страшно, поэтому Тэхён решает перейти к последнему посланию. Он наскоро переворачивает страницу и…       Ничего.       Он хмурится, принимаясь наспех просматривать весь блокнот, но больше ничего нет. Там только четыре послания, четыре воплощения. Но у людей же пять органов чувств. Так где же осязание?.. Как ощущается Новый год для мальчика из блокнота? Как снег? Как мягкие иголки искусственной ёлки? Как кожура мандаринов или шуршащий наполнитель для подарков? Как?!       Это очень жестоко — поманить сладкой конфетой, раздразнить аппетит, но позволить съесть лишь половину. Однако времени на размышления нет, и Тэхён действует на эмоциях: находит на столе ручку и принимается выводить аккуратным почерком ответ. Он не знает, успеет ли незнакомец ответить ему до Нового года, но точно знает, что сейчас он пойдёт прямиком в «Мокко», где попробует эти «Снежные звёздочки» и оставит блокнот у бариста дожидаться второго владельца.       Однако до ушей вдруг доносятся далёкие шаги в конце коридора. В горле мгновенно пересыхает — никто не должен видеть его с этим блокнотом. Тэхён плюёт на аккуратность и объём ответного послания и ставит жирную точку под знаком вопроса в самом конце. Но не успевает он закрыть блокнот, как дверь распахивается:       — Чем ты так долго занимаешься? Снова решил понюхать ёлку? — с насмешкой бросает Чонгук, заглядывая в комнату.       — Ничем, уже иду, — тараторит Тэхён с натянутой улыбкой, пряча блокнот за спиной.       Чонгук прищуривает глаза, с подозрением опуская взгляд на спрятанные за спиной руки. У Тэхёна сердце заходится в бешеном ритме, стуча уже где-то в висках, а пальцы подрагивают, пока Чонгук смотрит на него так внимательно, будто видит насквозь. Однако может и нет, ведь спустя пару бесконечных секунд в итоге лишь хмыкает:       — Как скажешь. Я думал до «Мокко» дойти, ты со мной? — спрашивает он, на что Тэхён быстро кивает. — Хорошо. Тогда жду внизу, — напоследок бросает он и выходит из комнаты.       А Тэхён облегчённо выдыхает, понимая, что всё это время даже не дышал. Он засовывает блокнот подальше в рюкзак и спускается на первый этаж, где Чонгук уже стоит в куртке. Музыка по-прежнему грохочет, шокируя барабанные перепонки оглушительными битами и тем самым подгоняя одеваться скорее.       К счастью, погода радует спокойным, относительно тёплым зимним вечером, так что они лишь изредка перебрасываются короткими фразами, ведь всё внимание направлено на плавно падающие снежинки, искрящиеся в воздухе в свете уличных фонарей. Они идут неспеша, и Тэхён периодически украдкой поглядывает на Чонгука, глубоко задумавшегося о чём-то своём. Сейчас, зарывшись носом в меховую подкладку кожаной куртки и смотря себе под ноги, он кажется таким спокойным и одновременно с этим как будто потерянным, словно мысли, настигшие его после их разговора, тревожат уже очень старые, неизвестные Тэхёну шрамы.       И тайком наблюдая за ним, Тэхён чувствует себя маленьким ребёнком, который пытается вставить в круглую форму игрушечный треугольник, никак не поддающийся упорным попыткам. Картинка совершенно не сходится: этот мягкий, спокойный характер, раскрывшийся сначала в «Мастерской Санты», а потом и в «Пряничном домике», не совпадает с образом нахального и дерзкого бэд-боя, накрепко засевшего в воображении. Поэтому у Тэхёна тоже достаточно пищи для размышлений.       Они доходят за полчаса, и до закрытия «Мокко» остаётся около сорока минут. Чонгук открывает дверь, и до слуха доносится ставший уже родным звон колокольчика. В столь поздний час кофейня почти пуста. Пока Чонгук стягивает куртку, занимая один из столиков возле стеллажа, Тэхён делает заказ за обоих, удивляясь, что Чонгук независимо от него заказывает то же самое, и быстро отдаёт уже знакомому бариста блокнот. Тот принимает его с какой-то странной усмешкой, бросая короткий взгляд на копошащегося возле столика Чонгука, но Тэхён не придаёт этому значения.       Бариста быстро готовит два горячих шоколада и ставит на поднос две порции «Снежных звёздочек». Тэхён забирает всё разом и подходит к их месту. Стоит ему поставить поднос на стол, как на лице Чонгука застывает удивлённая улыбка, когда он видит, что они заказали одно и то же. И это изумление лишь усиливается, когда Тэхён уже собирается макнуть печенье в горячий шоколад, но замирает, останавливаемый тихим вопросом:       — Ты тоже так делаешь? — в тёплых карих глазах Чонгука отражается приятное удивление, заставляющее улыбнуться и самого Тэхёна.       — На самом деле, это первый раз. Один дорогой мне человек сказал, что это безумно вкусно, так что решил попробовать, — просто отвечает он.       — Тогда жму ему руку. Наконец-то мир познал ещё одного гения, — легко, будто это вовсе не он полчаса шёл, будучи загруженным разными мыслями, произносит Чонгук, уверенно опуская лучик одной из «звёздочки» в шоколад.       Тэхён, так и застыв с печенькой над своей кружкой, наблюдает, как напоминающее снег маршмеллоу на самом кончике начинает таять, оставляя пышную пенку на поверхности напитка, а сами капли густого горячего шоколада остаются на песочном тесте. И вот тут Тэхён конкретно подвисает, чувствуя, как в горле внезапно пересыхает, потому что Чонгук медленно подносит это печенье к пухлым губам и откусывает, жмурясь и заламывая брови от удовольствия. Маленькая капля шоколада остаётся на металлическом колечке пирсинга, и он втягивает то в рот, слизывая остатки приторной сладости.       — Боже, как это вкусно, — мычит он с закрытыми глазами, и Тэхён сейчас благодарит всех богов за то, что тот не видит его покрасневшие щёки и дёргающийся в попытке сглотнуть кадык. — Знаешь, в детстве было время, когда я даже хотел стать бариста здесь, чтобы каждый день есть эту вкуснятину.       — А я мечтал стать машинистом… — не задумываясь, мямлит Тэхён, потому что все мысли и внимание вертятся вокруг этого дурацкого колечка.       Однако Чонгук почему-то распахивает глаза и слегка сводит брови, резко меняясь в лице: полное неподдельного наслаждения выражение по щелчку пальца превращается в тихую настороженность. Тэхён теряется от столь быстрой перемены, пытаясь вспомнить, что такого успел ляпнуть секундой ранее. Но Чонгук буквально сразу же приходит в себя и на чужой вопросительный взгляд лишь отмахивается, продолжая наслаждаться горячим шоколадом.       Тэхён наконец тоже отмирает и спешно следует его примеру: обмакивает «звёздочку» «снежным» кончиком в напиток и откусывает. Из-за горячего шоколада маршмеллоу успевает подтаять и растекается на языке воздушной и немного вязкой консистенцией, мгновенно перемешиваясь со сладкими крошками песочного печенья. Само по себе это настолько простое и очевидное сочетание, но то ли из-за атмосферы, то ли из-за того, что его посоветовал блокнотный мальчик, оно кажется сказочно вкусным и будто бы волшебным, словно взято со стола во время Святочного бала в Хогвартсе.       Оба настолько увлекаются сладостью, что так и едят в тишине, пока Чонгук вдруг не говорит:       — Ладно, Тэхён, я слишком долго молчал, но больше не могу. Я могу задать тебе важный вопрос? — на одном дыхании выдаёт он, не сводя с Тэхёна пронзительного взгляда. Тот запоздало кивает, заметно напрягаясь, и Чонгук, помедлив, со всей серьёзностью спрашивает, — зачем ты нюхал ёлку?       Его лицо, немного хмурое и такое сосредоточенное, будто он собирается решать проблемы вселенского масштаба, совершенно не вяжется с заданным вопросом, отчего Тэхён невольно прыскает от смеха. Неизвестно откуда взявшееся напряжение тут же уходит, и он отвечает:       — Не бери в голову. Просто кое-кто важный для меня сказал, что запах искусственной ёлки ассоциируется у него с Новым годом. Мы всегда ставим живую, так что хотел узнать, что он имеет в виду, — смущённо улыбается Тэхён, дожёвывая последнюю печеньку.       — Оу… — на мгновение на лице Чонгука проскальзывает уже знакомая тень удивления и настороженности, но он вновь быстро скрывает эмоции и с непринуждённой улыбкой говорит, — в таком случае, ты мог бы заглянуть ко мне. У нас только сегодня ёлку установили.       — Установили?.. — Тэхён вопросительно выгибает бровь, не понимая, почему тот говорит так обезличенно.       — Ну, да… Родители всегда куда-то уезжают под Новый год или много работают, а я один с ней не справляюсь, потому что она очень большая, так что этим обычно занимаются домработники, — Чонгук неловко почёсывает затылок, вмиг как-то угасая, и Тэхён поджимает губы, понимая, что случайно приоткрытые ещё в «Пряничном домике» врата в самую душу сейчас распахиваются вновь.       В случае с Чонгуком это словно открыть ящик пандоры, поэтому Тэхен не может сдержать в себе порыв и всё-таки задаёт давно терзающий вопрос:       — Почему ты сказал в тот день, что это к лучшему, что ты почти не пересекаешься с родителями?       Задаёт и тут же жалеет об этом, потому что на лице Чонгука вновь появляется такое же отстранённо-задумчивое выражение, что и на улице, когда они только шли в «Мокко». Однако теперь уже не его мысли, а сам Тэхён бередит затянувшиеся шрамы, видимо, до сих пор продолжающие колко нарывать, стоит их коснуться. Тэхён чувствует ноющий где-то под рёбрами укол вины и собирается уже извиниться за несдержанное любопытство, но Чонгук произносит:       — Ну, знаешь… Ты не подумай, что я их не люблю. Нет, это не так, и я им искренне благодарен за всё, что они мне дали, просто… — он запинается, отводя взгляд и старательно подбирая слова, — я для них существую, только как наследник компании. Мои личные цели, мечты, да даже обычное мнение по поводу того или иного вопроса их не интересует, — Чонгук пытается звучать равнодушно, однако пальцы, нервно теребящие новогоднюю салфетку, выдают его истинные эмоции. — Они запихнули меня в этот универ без шанса на отказ. Я думал, если буду плохо учиться, то меня отчислят, но сам видишь: даже ничего не делая, я всё равно остаюсь здесь. Оказалось, что деньги действительно способны решить абсолютно всё, — на фоне тихой мелодичной песни слетевшая с поджатых губ горькая усмешка кажется оглушающей.       Чонгук откидывается на спинку кресла, вороша волосы одной рукой, будто стремясь их поправить, но это больше похоже на неосознанное желание закрыться от мира, чтобы его не трогали. Высокий, широкоплечий и подкачанный, сидящий в чёрной безразмерной толстовке в большом кресле, он кажется сейчас таким маленьким и уязвимым, что от этого болезненно сжимается сердце. Однако злополучная картинка наконец складывается, и Тэхён лишь сейчас начинает понимать, насколько велико было его заблуждение по поводу Чонгука.       Тэхён давно уже перестаёт сдерживать порывы чувств, поэтому даже не пытается остановить себя, когда, подталкиваемый искренним сочувствием, тянется к крепко сжатому кулаку Чонгука на столе, осторожно накрывая тот тёплой ладонью. Чонгук невольно вздрагивает от лёгкого касания, убирая другую руку от лица и тем самым опрометчиво оставляя глаза, а вместе с ними и душу, нараспашку. А в них, за этой тёплой медовой патокой, прячется брошенный мальчик, отчаянно лелеющий мечту узнать, каково это — быть по-настоящему важным и любимым.       — Мне очень жаль, Чонгук… Правда жаль, что так получается, — с искренним сожалением произносит Тэхён, мягко сжимая чужую напряжённую руку в знак поддержки. — Чем бы тебе хотелось заниматься, если не бизнесом?       Кажется, Чонгук не сразу улавливает вопрос, продолжая ещё несколько секунд вглядываться в глаза напротив, но потом его словно окатывает холодной водой: он начинает быстро моргать и, будто пугаясь собственной открытости, медленно убирает руку со стола, подальше от Тэхёновой.       — Я бы хотел делать игры, — хриплым голосом отвечает Чонгук. — Точнее, я их уже делаю, но не на том уровне, на котором мог бы, если бы занялся этим профессионально, — он заметно оживляется и вдруг встаёт с кресла, направляясь к одному из стеллажей. А когда возвращается, то в его руках Тэхён замечает знакомую обложку, где на переднем плане изображён лежащий на камне букет из омелы, а на заднем — пейзаж Скандинавии, откуда и пошли мифы о данном растении.       — Это моя любимая книга со скандинавскими легендами, — поясняет Чонгук, садясь обратно в кресло. — Я, собственно, ради неё и шёл в «Мокко». Хочу сделать детективную игру на основе их мифов. Точнее, хотел… Совсем недавно мне навеяли идею создать не детективную, а квест-игру, так что теперь буду…       — Я прошу прощения, но мы скоро закрываемся, — внезапно произносит бариста, отчего Тэхён дёргается, случайно цепляя кружку с остатками горячего шоколада. Та падает, и брызги попадают на светло-молочный свитер.       — Чёрт… — под нос себе выругивается Тэхён и вскакивает с кресла. — Я сейчас вернусь, — бросает он и уходит в уборную, чтобы замыть маленькие пятнышки.       Когда он возвращается, то почему-то застаёт Чонгука стоящим у кассы и вновь ловит на себе взгляд бариста, буквально насквозь пропитанный странноватой усмешкой.       На часах одиннадцать вечера, действительно поздно, а завтра ведь уже тридцать первое число, однако Тэхён почему-то совсем не торопится домой, в круг семьи и самых близких. Он, наоборот, чувствует, будто к нему привязывают тяжёлый камень, утягивающий на самое дно, где должно быть безумно холодно, но рядом неожиданно оказываются горячие источники и тёплая вода обволакивает всё тело, согревая и вызывая стойкое желание остаться там как можно дольше. И Тэхёна пугает эта мысль. Мысль, что хочется задержаться с Чонгуком ещё на чуть-чуть, хотя бы немного продлить этот момент призрачного умиротворения, когда чувство одиночества исчезает, изгоняемое ощущением душевной наполненности и спокойствия.       Они одеваются в тишине, выходят на улицу и, мгновенно окутываемые декабрьским морозом, останавливаются напротив друг друга. И стоит Тэхёну впервые за несколько минут поднять взгляд на Чонгука, как он видит то же нежелание расставаться и ту же робкую надежду растянуть это мгновение. Но если до этого им обоим нужно было в «Мокко», то теперь нет оправданий, почему они могут остаться вдвоём. Точнее, у Тэхёна нет. Ведь Чонгук уже признал, что просто, без всяких причин, хотел увидеть его.       Видимо, он тоже замечает борьбу в глазах Тэхёна, поэтому с неловкой улыбкой совсем тихо произносит:       — Я живу здесь, недалеко, так что моё предложение по поводу ёлки ещё в силе…       Несмелая надежда в его голосе различается гораздо лучше, чем сами слова. Тэхёну не нужен даже миг на раздумья — он отчаянно хватается за эту возможность и, зарывшись носом в тёплый шарф, смущённо отвечает:       — Только если ненадолго.       И если бы только всегда было возможно осчастливить человека лишь одной фразой… Половина лица Чонгука скрыта воротом кожаной куртки, но в моменты искренности глаза улыбаются всегда ярче губ, и их блеск растапливает даже самое замёрзшее сердце.       Чонгук не обманывает: они действительно добираются до его дома шикарного коттеджа за какие-то двадцать минут. Тэхён проходит в прихожую, снимает куртку и отдаёт её Чонгуку. Тот проводит его в гостиную, а сам уходит делать чай, чтобы согреться. Всё это происходит как во сне, и Тэхён пока не до конца понимает, хочет ли просыпаться или нет.       Дом у семьи Чонгука действительно большой, обставленный качественной, строгой мебелью в стиле минимализма. Красиво, дорого, но ни капли не уютно. Находясь здесь, чувствуешь себя, как в роскошном отеле, но никак не дома, где живёт семья. И даже ёлка, установленная домработниками и наряженная так, чтобы ни в коем случае не испортить общий интерьер гостиной, не добавляет домашнего уюта и теплоты.       Просторная комната освещается лишь жёлтой гирляндой на окне и светом искусственного пламени в электрическом камине. Тэхён медленно, немного неуверенно проходит вглубь гостиной, оставляя на самом краю дивана свой рюкзак, и подходит к обещанной ёлке — своему единственному оправданию визита сюда. Высокая, с пушистыми раскидистыми ветками, она увешана красными и серебряными шарами трёх видов и очаровательными бантами в цвет. Красивая… Но по-прежнему совершенно лишённая души.       Однако Тэхён явился сюда не за тем, чтобы любоваться ей, поэтому он наклоняется и делает глубокий вдох.       — А я могу и привыкнуть, — раздаётся где-то над ухом тихая усмешка. Тэхён вздрагивает и оборачивается, встречаясь с тёплым взглядом Чонгука, протягивающего ему кружку с горячим, душистым чаем. — Ну что, теперь гештальт закрыт?       — Удивительно, но да, — в тон ему усмехается Тэхён, забирая кружку и делая осторожный глоток. Он идёт за Чонгуком, который огибает диван и садится на мягкий ковёр с длинным ворсом напротив камина.       — И чем пахнет? — как бы невзначай интересуется Чонгук, когда Тэхён опускается совсем рядом, почти касаясь его плеч своими.       — Точно так же, как мне описывали: остатками эфирных масел хвои, и если поглубже вдохнуть, то чувствуется ещё запах резины. Такой чуть-чуть сладковатый, не противный, — прищурив глаза, отвечает Тэхён, стараясь передать ощущения как можно точнее.       Чонгук лишь понимающе хмыкает и переводит внимание на камин. Тишину разбавляют приглушённые звуки, имитирующие треск поленьев в огне. Тэхён и рад бы насладиться окружающей атмосферой спокойствия, но взгляд сам собой приковывается к Чонгуку. Кажется, тот позволяет себе немного расслабиться: даже под плотной чёрной толстовкой видно, как широкие плечи и грудь плавно вздымаются в такт размеренному, глубокому дыханию. Свет неяркого, искусственного пламени отражается в медовых глазах и тенями очерчивает контур его лица, жилистой крепкой шеи и едва заметных под толстовкой ключиц.       — Ты совсем не такой, каким я себе представлял, — думает Тэхён, но Чонгук почему-то к нему медленно поворачивается, и только тогда он понимает, что сказал это вслух.       — А какой? — спрашивает Чонгук, гипнотизируя Тэхёна пронзительным, словно видящим его насквозь взглядом.       Тэхён поджимает губы, пропадая в этих глазах, таких чистых и искренних, заставляющих щёки пылать от стыда за былые предубеждения, о которых сейчас совершенно не хочется вспоминать. Однако Тэхён всё же считает честным признаться:       — Я был уверен, что ты высокомерный, избалованный засранец, купающийся в деньгах и незаслуженном внимании…       — А это не так? — горько усмехается Чонгук, запрокидывая голову на мягкий диван, но так и не сводит с Тэхёна взгляда.       — Нет… — выходит совсем хрипло, и Тэхён делает последний глоток чая, чтобы смочить горло, и отставляет кружку, опуская сжатый кулак на пол.       Однако касается не ожидаемого ковра, а раскрытой ладони Чонгука, лежащей между их бёдрами. Тэхён машинально отдёргивает руку, но Чонгук не позволяет убрать её сразу: едва ощутимо сжимает пальцы, мягко удерживая чужую кисть, тем самым предоставляя выбор. Он аккуратным, мягким движением разжимает легко поддающийся кулак и вкладывает ладонь Тэхёна в свою, переплетая их пальцы. А у него они большие, узловатые, наверняка не раз выбитые сильными ударами баскетбольного мяча, но в то же время такие тёплые и нежные. Тэхён, будто зачарованный, смотрит на их переплетённые руки и ласково оглаживает большим пальцем тыльную сторону ладони Чонгука.       Тот закусывает губу, притягивая внимание к металлическому колечку. Серебрянному, блестящему и… Прохладному? Или же успевшему нагреться от горячей кожи Чонгука?..       Тэхён сглатывает, возвращая взгляд к глазам напротив, и не сдерживает порыв всё-таки договорить:       — Ты совсем не такой. Ты… искренний. А ещё настоящий, — едва слышно произносит Тэхён, ощущая, как Чонгук сильнее сжимает его руку, и чувствует острую необходимость добавить, — у тебя обязательно всё получится, Чонгук… Ты, главное, не бросай то, что по-настоящему нравит…       Чонгук не даёт договорить: охваченный волной эмоций, он резко наклоняется, но вопреки ожиданиям накрывает чужие губы мягко, совсем невесомо, будто спрашивая разрешения и готовясь в любой момент отстраниться и прошептать смущённое «прости». Тэхён растерянно выдыхает, но как только чувствует, что Чонгук, не получив ответа, вот-вот отпрянет, запускает руку в его растрёпанные волосы, притягивая ближе к себе.       Прохладное… Ответ всплывает сам собой: колечко прохладное. Даже ледяное на контрасте с разгорячённой кожей слегка обветренных, но таких сладких губ, с трепетной осторожностью целующих его собственные. Чонгук касается свободной рукой щеки Тэхёна, нежно оглаживая её и спускаясь к шее, тем самым лишая того способности мыслить.       Лёгкое помутнение от коктейля уже давно выветрилось — Тэхён не был пьян. Однако в этот момент будто сам воздух обращается в дурман, проникающий под кожу и мигом всасывающийся в кровь там, где соприкасаются их тела. Он опьяняет, а ласковый, неторопливый поцелуй с нежными касаниями закрепляет эффект, заставляя Тэхёна забыть обо всём: и о мальчике из блокнота, и о своих принципах, и о мучительных сомнениях, — и целиком и полностью отдаться разливающемуся внутри блаженному умиротворению.       Они сидят бок о бок друг с другом, отчего шея моментально затекает. Тэхён хочет лишь развернуться всем корпусом для удобства, но Чонгук, не смея отстраняться, аккуратно тянет его к себе на бёдра. Тэхён поддаётся, садясь лицом к лицу, и, когда Чонгук мягко оплетает его талию, осознаёт, как сильно соскучился по чужому теплу, по быстро бьющемуся сердцу, будто норовящему пробить грудную клетку и слиться наконец с найденной половинкой, отбивающей точно такой же ритм.       Тэхён отрекается от контроля, всецело покоряясь сладостному чувству, растекающемуся по венам вязкой, обжигающей патокой, и плавно запускает прохладные руки под толстовку Чонгука в поиске необходимого тепла. В этом жесте нет и грамма пошлости: он только трепетно обвивает накачанный торс Чонгука, прижимаясь чуть ближе, но даже такое невинное действие вызывает мурашки на чужой гладкой коже.       Чонгука начинает потряхивать, и он немного отстраняется, прислоняясь ко лбу Тэхёна своим, чтобы прямо в губы на грани слышимости прошептать:       — Спасибо тебе…       Тэхёну стоит огромных усилий, чтобы, будучи с головой погружённым в океан переполняющих эмоций, различить слова, доносящиеся откуда-то с поверхности.       — За что? — спрашивает он, ласково оглаживая напряжённую спину и не сводя взгляда с манящих, припухших от долгих поцелуев губ, с которыми их разделяет лишь жалкий сантиметр.       — За твои слова… — рвано вздохнув, произносит Чонгук. — За то, что ты такой…       Он открывает глаза, и они вновь встречаются взглядами. И Тэхён словно видит себя на дне поблёскивающих в свете пламени зрачков, в которых отражается та же боль, взращенная тоской одиночества, и та же жизненно необходимая потребность быть любимым. Этот краткий миг взаимной уязвимости и столкновения двух потерянных душ отпечатывается на подкорке у обоих.       Но Чонгук не выдерживает первым, вновь припадая к мягким, податливым губам, охотно раскрывающимся навстречу. Теперь безмятежную тишину вместе с уютным треском огня в камине нарушают звуки тягучего, неспешного поцелуя. Тэхён вздрагивает, когда горячие ладони скользят под его свитер, очерчивая рёбра и грудь, плавно переходя на спину. Он подставляется под нежные прикосновения, неловко двигая тазом, и тем самым случайно проезжается ягодицами по напряжённому паху, ловя губами низкий, сдавленный стон, вынуждающий немного отпрянуть.       Тэхён словно сквозь пелену смотрит на разморенного Чонгука сверху вниз и видит прикрытые глаза, едва заломленные брови и поблёскивающие от слюны, раскрасневшиеся губы, а после медленно переводит внимание на то, как приподнимается ткань чужих джинсов в области ширинки. От осознания, что не кто-то другой, а именно он вызывает у Чонгука такую реакцию, мышцы внизу живота сладко напрягаются, посылая жар растекаться по венам.       — Чонгук, — шёпотом зовёт Тэхён, неловко поджимая губы, — мне нужно в душ…       В затянутых поволокой желания глазах понимание мелькает лишь спустя несколько секунд. Чонгук заторможенно кивает, но прежде чем встать, будто одержимый, тянется за ещё одним коротким поцелуем. Только после этого они отрываются друг от друга и идут на второй этаж, где Чонгук даёт ему полотенце с халатом, показывает ванную и оставляет одного.       Стараясь не мочить волосы, Тэхён становится под тёплые струи душа. Вода на время снимает помутнение, наконец отрезвляя. Сердце не успокаивается, однако прояснившийся разум делает своё дело: позабытые сомнения возвращаются, а вместе с ними приходит понимание, что он собирается сделать и с кем. А затем к щекам подступает стыд. Стыд и вина перед мальчиком из блокнота.       Тэхён же не такой: он не прыгает в постель к кому попало, поддаваясь моменту. Не предаётся плотским инстинктам, теряя рассудок от обуревающей похоти. Однако с Чонгуком ведь не так. Губы до сих пор сладко ноют, помня полные нежности и трепетности прикосновения, а прохладная вода будто превращается в кипяток, попадая на пылающие жаром места, где обнажённой кожи касались горячие ладони Чонгука.       И пусть разум проясняется, требуя ответы на вполне логичные вопросы, душа, всё ещё одурманенная желанным теплом и лаской, рвётся обратно, в крепкие и такие успокаивающие объятия. И её отчаянные порывы сильнее каких-то принципов, сильнее той же похоти, потому что идут из самой глубины, из самых потайных уголков хрупкой человеческой сущности. Так что борьба заведомо обречена на поражение.       Вероятно, произошедшее — лишь стечение обстоятельств: его тоска по чужому присутствию рядом, ласковость и внимание Чонгука — всё это реактивы, мгновенно вступающие в бурную реакцию, продуктом которой является яркое, всепоглощающее чувство наполненности в груди.       Тэхён глухо мычит от того, как ноют напряжённые мышцы внизу живота, и медленно заводит руку за спину, утыкаясь лбом в холодную плитку. Минутное прояснение вновь притупляется, и думать становится трудно — под закрытыми веками появляется разморенное сладостной негой лицо Чонгука. Тэхён закусывает губу, стыдливо сдерживая рвущиеся наружу стоны, и старается закончить необходимые процедуры как можно скорее.       Он выходит из душевой кабины, не удосуживаясь вытереться насухо, и сразу надевает халат, из-под которого едва заметно выпирает так и не сошедшее возбуждение. Внутри остаётся лишь тень былого безмятежного спокойствия: сердце ускоряет ритм, бешено разгоняя жар по всему телу, а на висках испарина уже смешивается с невысохшими каплями воды.       Тэхёна пока хватает на то, чтобы осознать: сейчас это ни что иное как голое вожделение. Животная потребность, требующая удовлетворения — не более. Поэтому, здраво оценивая свои шансы, Тэхён решает одно: если, вновь увидев Чонгука, плотское влечение не обернётся прежним сокровенным томлением, ласкающим душу, то он соберётся и уйдёт. Без всяких сожалений просто уйдёт и даже не обернётся, забыв об этом странном помутнении раз и навсегда.       Однако стоит ему выйти из ванной и пройти по тёмному коридору к единственной комнате, откуда льётся приглушённый свет, как он замирает в дверях. Чонгук, оголённый по пояс, лежит на двуспальной кровати, закрыв лицо руками. Тёплый, неяркий свет падает на него, придавая коже лёгкий карамельный оттенок и тенями подчёркивая заметный рельеф торса и рук. У Чонгука действительно атлетичное, поистине красивое тело, но этого всё ещё слишком мало…       Он не двигается, никак не реагируя на появление Тэхёна, и тот, не решаясь войти, тихо зовёт его:       — Чонгук…       Названный моментально садится на кровати, уставляясь на Тэхёна немного растерянным, но полным немой надежды и благодарности взглядом. В его глазах нет и намёка на животное желание взять Тэхёна прямо здесь и сейчас, и это служит глотком храбрости, подталкивающим переступить порог. Тэхён плавной поступью подходит к Чонгуку, чувствуя, как от чужого взгляда по венам вместе с обжигающим жаром вожделения начинает вновь струиться целительное тепло, такое мягкое и успокаивающее заходящееся сердце.       Тэхён останавливается между разведённых ног Чонгука почти вплотную, и тот укладывает свои ладони ему на талию. Он ненавязчиво оглаживает бока через махровую ткань и ослабляет узел на завязках, позволяя краям халата немного разойтись, чтобы неспешно прикоснуться губами к вмиг втянувшемуся животу и оставить трепетный поцелуй, отзывающийся во всём теле волной сладостной дрожи.       Из груди Тэхёна вырывается тихий выдох. Он прикрывает глаза, запуская руку в волосы Чонгука, и весь невольно сжимается, прислушиваясь к собственным ощущениям.       — Ты так напряжён… — томным голосом шепчет тот, опаляя горячим дыханием ещё влажную кожу, заставляя её вновь и вновь покрываться мурашками.       — Я просто до сих пор не могу понять, как мы к этому пришли… — в ответ честно шепчет Тэхён, плавно перебирая шелковистые пряди. — Не могу поверить, что делаем это…       — Почему? Ты всё ещё ненавидишь меня?.. — чужой голос вдруг надламывается, звуча слишком хрипло, слишком отчаянно, будто владелец боится услышать ответ.       Дыхание застревает в горле. Тэхён резко замирает, опуская взгляд на Чонгука, и… Вот он момент и точка невозврата, когда сомнения стираются и решение становится очевидным. Потому что в медовых, таких доверчивых, искренних и тоскливых глазах отражается слишком много всего. А главное, Тэхён почти воочию видит на самом их дне эту всепоглощающую пустую темноту и потерявшегося в ней маленького мальчика, робко, но не менее отчаянно тянущего к нему свои ручки, отчего сердце рвано дёргается, вызывая боль в груди.       Ненавидит?.. Раньше бы Тэхён, даже не задумываясь, сказал чёткое «да», но сейчас… Сейчас он испытывает что угодно, но только не это ужасающее чувство, ядовитой кислотой прожигающее всё светлое, что есть в человеке.       Потерянный в зашкаливающих эмоциях, Тэхён медлит с ответом, из-за чего надежда в глазах напротив стремительно угасает. Однако он не даёт ей совсем исчезнуть и не находит ничего лучше, чем сказать простое, но такое важное:       — Нет.       И этого оказывается достаточно, чтобы у обоих в один момент спёрло дыхание.       Тэхён не выдерживает больше этой проверки на прочность, устроенной собственным разумом, и припадает к маняще приоткрытым губам, легонько толкая Чонгука в грудь. Тот без лишних слов опускается спиной на мягкое одеяло, утягивая Тэхёна за собой и помогая ему устроиться на своих бёдрах.       В этот раз, как и их связь, поцелуй становится глубже, чувственнее, сопровождаясь неспешными, изучающими поглаживаниями, заставляющими кожу пылать. Тэхён рвано выдыхает прямо в губы Чонгука, который лишь сильнее притягивает к себе, будто стремясь раствориться в нём без остатка.       Уже изнывающий от распирающего изнутри возбуждения, Тэхён извивается под сильными ладонями Чонгука, инстинктивно начиная плавно покачивать бёдрами, потираясь головкой о чужой пресс и оставляя на нём блестящий след от выступившего предэякулята. Он ловит ртом надломленный выдох, когда цепляет ягодицами возбуждение Чонгука, всё ещё скрытое плотными джинсами, и помогает тому избавиться от них, сейчас кажущихся не иначе как орудием пытки.       Халат Тэхёна распахивается, а Чонгук остаётся полностью обнажённым — и теперь им ничего не мешает утонуть в тесных объятиях друг друга, кожа к коже — вот так просто и до одуряющей дрожи откровенно. Это словно немой разговор сливающихся воедино душ, выражающийся в сплетающихся телах, разгорячённых спасительной близостью.       Напоследок нежно оттянув нижнюю губу Тэхёна своими, Чонгук нехотя отрывается и меняет их местами, аккуратно укладывая того на одеяло, уже впитавшее его тепло. Он достаёт из прикроватной тумбочки презервативы и смазку и, мягким движением рук раздвигает чужие колени. Тэхён заламывает брови и закатывает глаза от пробирающего удовольствия, когда чувствует на внутренней части бёдер невесомые поцелуи и широкие ладони, выводящие незамысловатые круги на бархатной коже, чтобы расслабить и как будто заверить, что не принесут ничего, кроме чистейшего наслаждения.       И Тэхён верит, поддатливо раскрываясь навстречу успокаивающим манипуляциям, и ощущает, как неторопливо Чонгук оглаживает его влажным пальцем, плавно погружая тот внутрь. Не отрываясь от томительной ласки, он на ощупь находит руку Тэхёна, сжимающую одеяло, и обхватывает её своей.       — Пожалуйста, расслабься. Я не хочу случайно сделать больно, — шепчет он, смотря прямо в прикрытые от наслаждения глаза и получая в ответ запоздалый кивок — всё, на что хватает сейчас Тэхёна, буквально тающего под чужим напором. Однако он всё-таки собирает в себе остатки сил, чтобы одними губами пролепетать:       — Всё хорошо. Я готов, Чонгук… — мольбой раздаётся в ночной тишине.       Но даже так Чонгук не прекращает сладкую пытку, пока лично не убеждается, что второй и третий пальцы проскальзывают внутрь так же легко, не причиняя ни капли дискомфорта. Тогда он позволяет себе прерваться и надевает презерватив, пристраиваясь между широко разведённых бёдер.       Чонгук с нежностью смотрит в глаза Тэхёна, словно в последний раз спрашивая разрешение, а тот лишь переплетает их пальцы, сильнее сжимая его руку в ответ. И только после этого Чонгук плавно толкается внутрь. Смешиваясь в единый ком, эмоции вырываются из Тэхёна сладостным, несдержанным стоном, который мгновенно сцеловывают уже ставшие родными губы. Чонгук толкается до конца, даря потрясающее чувство заполненности. И это тепло распирает изнутри, проявляясь теперь не только в душевной, но и в физической форме, от которой невольно поджимаются пальцы ног.       По комнате разносятся неспешные звуки толчков и мягкие удары кожи о кожу. Чонгук двигается восхитительно плавно, ни на секунду не переставая шептать на ухо всякие нежности, какие только приходят в опьянённую близостью голову, и Тэхён теряется в этом моменте, полном чувственной страсти, умиротворения и безопасности.       Их дыхания, сердцебиения сливаются в одно, и они, давно грезящие о чужом тепле, приникают ещё ближе, очерчивают ладонями изгибы разгорячённых тел, совершенно искренне желая доставить друг другу наслаждение. Волна чистейшего удовольствия накатывает постепенно, и сладостная награда не заставляет себя долго ждать: внизу живота блаженно скручивает, всё тело пробирает сильная дрожь, и они протяжно стонут, окончательно растворяясь в опьяняющей близости.       Чонгук снимает презерватив, аккуратно вытирает мягким халатом белые полосы с чужого живота, и, тяжело дыша, утыкается носом в шею Тэхёна, без сил опускаясь на него. А тот зарывается рукой в его волосы и целует в висок, прижимая к себе и оплетая торс ногами, чтобы между ними совсем не осталось пространства.       Да, в этой битве безоговорочно побеждает душа. Однако разум — грязно сражающийся соперник, привыкший наносить ответные удары в самые неподходящие моменты. Но, к счастью, Тэхён уже не находит в себе силы, чтобы поразмыслить над этим.       Разморенные благословенной негой, они с Чонгуком ещё долго лежат, не выпуская друг друга из долгожданных, пропитанных искренним теплом и нежностью объятий. Тело блаженно ноет, не позволяя двигаться лишний раз, поэтому их хватает только на то, чтобы вдвоём залезть под одеяло и погрузиться в безмятежный сон.

❄️❄️❄️

      Озорные лучи последнего утра уходящего года ласкают трепетно подрагивающие веки Чонгука, и он лениво, совсем ещё сонно приоткрывает их, смотря в окно. Яркое солнце и ясное зимнее небо знаменуют начало прекрасного дня. Дня, который Чонгук наконец встретит не один. При мысли об этом дыхание спирает от переполняющего счастья и на губах появляется самая искренняя улыбка. Однако стоит ему с трепещущим сердцем обернуться, как она тут же сходит с лица, ведь…       Ничего не меняется: Чонгук по-прежнему просыпается один в пустой, холодной постели.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.