Наш последний день

      Уже которую ночь в девичьей было неспокойно. На огромной кровати, занавешенной балдахином с вензелями мучилась бессонницей девушка, по временам впадая в беспокойный, больше напоминающий бред, сон. Через пять, может десять минут она снова вскакивала в поту, её начинала бить дрожь, с лица не сходил румянец. Она спала в одной ночной рубашке без белья, но всё равно вся горела. Которую ночь подряд ей не давал покоя этот нахальный взгляд этих бирюзовых глаз. "Я ведь уже победила, какого чёрта?" – думала она. Чего хотела в тот момент Синьора, понять она не могла. Предвестница просто хотела. В ней боролись два противоречивых желания:взять сердце Бога, висевшее у неё на шее, как знак победы, спрятать в ладонях, прижать к груди и никогда не отпускать, и желание сорвать с шеи это проклятое сердце и швырнуть в дальнюю стену спальни. Вместе с привычными ненавистью и презрением Синьора испытывала что-то новое, о чем только догадывалась, но наотрез отказывалась в это верить. " Как там этот придурок с лирой?.. " С чего бы её вообще должно волноваться, что сейчас с Венти? Ей тоже было непонятно. Но она поняла, что впереди её ждёт ещё много бессонных ночей, если она его не увидит. — Боюсь, мастер Дилюк сегодня не расположен к разговорам. Можешь разыскать его завтра. — Завтра он точно к разговорам расположен не будет. Разве что к отпевкам. Где он? – настаивал на своём Чайльд. — А если не скажу? Убьёшь меня? Меня и так ждëт вечная весна в одиночной камере, твоими, кстати, стараниями. И чтоб ты знал: это был мой план. Ты проиграл не ему, а нам. И из лука ты стреляешь паршиво. Предвестник обладал значительно меньшим терпением. Он сорвался с места, будто вообще не был ранен, примял барда к стене, приставил ему лезвие гидро-кинжала к горлу. — Сможешь повторить, что сказал пару секунд назад? —Тебе бы в тир сходить или на стрельбище. Стреляешь ты ещё хуже чем пьёшь. – откровенная и в высшей степени наглая клевета в его положении крайне мало отличалась от самоубийства. – Ну, и чего ты ждёшь? Вот он я, тебе осталось одно лёгкое движение руки. Я всё по глазам вижу: ты убийца, и всегда им будешь. Можно забрать человека из Фатуи, но не Фатуи из человека. Давай, убей меня. Ты же хочешь. Альтернатив у меня не много, так что я даже буду тебе благодарен. — Ты ничего не знаешь обо мне. Я больше не работаю с Фатуи, я не один из них. – Аякс убрал клинок с горла барда, оставив на нём лёгкий порез. — Эй, рыжий, давай обратно в свою камеру. – из коридора послышался голос стражника — Ахах, похоже по мне уже соскучилися. Чтож, Барбатос, не хочешь говорить – не надо. Но учти– Аякс встал, открывая решётку, спиной к Венти – когда ты выйдешь от сюда, мы снова встретимся. — Когда выйдешь? Он правда так сказал? Забавно, Чайльд, забавно. Ты явно меня не слушал. Рыцари Фавониуса меня точно не отпустят. – бард покосился на своë левое запястье. Пусть он и утратил сердце Бога, создать стрелу из потока воздуха он мог. Венти закатал рукав. Под бледной кожей проступали сине-зелёные вены. А может всё же?... Какой смысл теперь уже во всём этом? Не сегодня так завтра этот парень найдёт Дилюка. Венти не был уверен, переживёт ли владелец таверны встречу с Чайльдом. Жизнь, план, всё пошло под откос, стоило только Мораксу прибыть в Мондштадт. Так какой теперь смысл? Сердце стучало, отдавая в виски. Горячая кровь с каждым ударом так и кричала "Выпусти, выпусти! ". Как до абсурда легко убить Бога. Всего лишь вскрыть вены. Какая глупость. Но нет. Хватит с него глупостей, пока что точно хватит. Он опустил рукав обратно. Ему не хотелось завершать свою жизнь глупостью. Бард лёг на койку, подложив руки под голову, и стал насвистывать старый мотив про весну и одиночку.