Лето на Китовом острове

Киллуа скатывается с кровати, как рулет, и повисает на краю. Гон протягивает к нему руку, пытаясь не то защекотать, не то спихнуть. Киллуа от внезапного тычка в бок подпрыгивает. – Гон! Гон отзывается весело, невдомёк: – Что? – Руки держи. – Я держу. – При себе! Киллуа сваливается на пол, не удержавшись за тонкие простыни – раздается его сдавленное «Ай». Гон смеется, но рядом вдруг цепко возникает рука, хватаясь за матрас – он оперативно отлетает к стене. – Ну берегись. Киллуа шипит, потирая бок – его волосы весело топорщатся во все стороны. Гон смотрит на него, позабыв бояться. Запоздало он думает, что надо было разложить на полу одеяла – там Киллуа катался чаще, чем на постели. – Не-а! Дуракам закон не писан. – Ага! Киллуа заползает на кровать, фонтанируя боевым духом. Гон, сгруппировавшись, отползает еще дальше, но в стенку не пролезешь. Приходится посмотреть страху в глаза, а они удивительно красивые и коварные. Кара его все таки настигает – Киллуа тянет руки, хватая его за бок. От щекотки Гон задыхается, но продолжает держать оборону. – Лучше убитый, но не сломленный! – Где ты это услышал? – говорит Киллуа, подразумевая, что это явный бред, – сдаешься? Его пальцы, как коварные змеи, неведомым образом находят самые щекотливые места. Гон смеется, в уголках глаз накапливаются слезы. Вдруг он вспоминает греческого ученого, который умер от того, что смеялся над своим ослом, и начинает смеяться еще сильнее. Падая с кровати, Гон трусливо капитулируется. – Сдаюсь, сдаюсь! – Ага! – торжествует Киллуа, – я спросил тебя всего раз, а ты уже дважды сдался? Гон не знает, что больше хочет – распластаться на полу, чтобы отдышаться, или отвесить Киллуа. Поскольку первое выполнено, он тянется за вторым. Ситуация теперь повторяется точь-в-точь. Гон хватается за матрас, с красным лицом появляясь из-за кровати. Киллуа, округлив глаза, отлетает к стенке. – Э! Э! Так не честно! Ты же сдался! – Ты тоже сейчас у меня сдашься. С тумбочки каким-то неведомым образом валится фоторамка. Возможно, из-за комнаты, которая ходит ходуном. Явление это удается успешно игнорировать – Гон вообще не думает, какой галдеж они устроили. На их грохот и шум заявляется Мито. Не успевает она открыть рот и дверь, мальчишки отлетают друг от друга, будто чумные. Мито смотрит на них с нечитаемым выражением. В комнате стоит запах пота, бойни и жар. У Киллуа, успевшего лечь на кровать, с шеи стекает пот. Гон, что-то увлеченно разглядывающий в окне, дышит так тяжело, как марафонец. Из приоткрытой форточки дует слабый ветер. Мито опасно щурит глаза и спрашивает: – Думаете, я ничего не слышала? Гон кашляет. – Что не слышала? – Что вы тут комнату разносите! Гон, потише! Если хотите буянить, идите на улицу. Киллуа сдавленно кряхтит, утыкаясь лицом в подушку: – Может, это были не мы? – И кто тогда? – Мыши, – произносит вдруг Гон. Киллуа и Мито переводят на него взгляд. Тот красноречиво хлопает глазами. Мито переспрашивает: – Мыши? Не проходит и трех минут, как их выпыривают из дома – мучить мышей на улице. Киллуа смеется. В лицо дует прохладный ветер, из леса доносится трель птиц. Доигрались все таки – на улице не поваляешься. – Серьезно? – говорит он, – мыши? Во всю простирается голубое небо. На берегу проплывают паруса. – Мыши, – нисколько не стесняясь, отвечает Гон, и потирает затылок, на который успел отхватить. – Мутантные такие. Страшные! Заявились к нам в комнату, хотели похитить, но мы их победили! Она даже дорассказать мне не дала. – Сказочник, – смеется Киллуа, – еще бы муравьи сказал. Гон поднимает глаза к небу, потирает подбородок. – А что? Можно. Они переглядываются и смеются. Перед глазами возникает картина, как гигантские муравьи выносят из их комнаты мебель. Себе, в хоромы. Они возмущаются, и начинается жаркое противостояние. От этого делается ещё веселее – дерн под ногами кажется зеленее. Гон смотрит на лес, обнесенный летней листвой, и говорит: – Давай сходим туда? – В лес? – Ага. – Зачем? – Затем. Я же тебе пообещал. – Я не хочу быть съеденным! Гон смеется. На лице его проступает яркий румянец. – Я обещаю не есть тебя до обеда. – Обед уже был. – Да? Тогда ничего не поделаешь. Гон поднимает руки, как бы опасно, хитро щурит глаза и направляется а нему. Киллуа, учуяв, что что-то тут не так, делает шаг назад. – Гон – Да? – Что ты делаешь? – Собираюсь отобедать. Гон подрывается с места, и Киллуа, вовремя сгруппировавшись, бежит в кущи. В лицо бьет приятная прохлада, ноги подпрыгивают над густым дерном – птицы разлетаются во все стороны. Киллуа смеется, разворачиваясь в незнакомых направлениях – сзади доносится пыхтение Гона. Мимо мелькают цветочки, росточки, высокие кустики и деревья – вглубь лес кажется бесконечным, но Киллуа уверен: при старании он определенно дойдет до конца. Под ноги вдруг подворачивается корень дерева, и он с грохотом падает вниз. Гон, появившийся сзади, чудом тормозит. Киллуа лежит лицом в земле. Гон разрывается хохотом. Пока его голос, как гром разносится по лесу, Киллуа поднимает покрасневшее лицо от земли. Вот тебе и отобедать – лицом по дерну прокатился. Гон, продолжая смеяться, протягивает руку, но Киллуа отпихивает его ладонь. Гон не обижается. – Ешь теперь, – ворчит он, оттряхиваясь от земли, – задарма по земле прокатился. Гон смеется. – Я замарашек не ем. Киллуа возмущается, да так и стоит, открыв рот. – Давай тебя умоем, – мирно говорит Гон, но видно, как в его глазах пляшут чертята. Киллуа гордо отряхивается во второй раз, скрывая губы, которые готовы растянуться в улыбке, и говорит: – Веди! – Как скажете, Ваше Величество, – говорит Гон и делает шуточный реверанс. Киллуа отвешивает ему за ухом и идет вперед. Король или нет, обед или добыча – вернуть свое достоинство нужно и лучше сделать это, умыв лицо. Гон ведет его по себе лишь известным тропкам к какому-то ручейку – он появляется откуда-то из-за камней и журчит, пропадая в низине. Киллуа наклоняется, обжигая приятной прохладой лицо, и смотрит на руки, ободранные об землю. Гон замечает это и аккуратно отнимает. Киллуа поднимает на него взгляд. Гон дует на них и улыбается: – Что? – Ничего, – краснея, отвечает Киллуа. Руки немного болят, но он этого уже почти не замечает – чужая забота делает ему легче. Поймав его взгляд, бегающий от травинки к травинке, Гон наклоняется к его лицу. Киллуа прикрывает глаза, легко смущаясь. Их губы соприкасаются. Гон улыбается – его глаза в свете Солнца кажутся золотыми. – Пойдем? – говорит он. Киллуа кивает, сам не зная куда, и поднимается. Прохладный ручей продолжает журчать внизу. Гон бережно берет его руку, стараясь не потревожить раны, и куда-то ведет. Киллуа, следуя за ним думает, что Гон не просто так хотел повести его в лес. Хотел что-то показать.