○ ○ ○
Блуждая по мещанскому лабиринту собственных сомнений и вспоминая о Розе Ветров, Сынмин отправился в кабинет к Минхо, но только не застал своего Бога там. Он в опасении вздохнул, направляясь на первый этаж, чтобы в регистратуре спросить про него. Ступени, сделанные из красного дерева, кричали о странном подвохе, что уготовил Бог Смерти, который ещё не осознал виноватый Квазар. Какого чёрта и куда мог деться Минхо? Сынмин очень зол. Неимоверно зол на Бога, которому поклялся служить. Почему именно ему? Ответ на вопрос предельно прост. Да, у Ким Сынмина был выбор: отправиться в Мир Света или Теней. И он сделал шаг на исполнение своих похабных людских мечт. Никто не знает и никогда не узнает, что память, которая была при жизни, осталась. Да, так получилось, что у Сынмина сохранились все воспоминания. Он не прошёл ни один уровень Синтеза Треугольника. Почему — он и сам не знает, но точно помнит, что никогда не желал Мира при жизни. И, оказавшись по ту сторону реки, мысли его остались теми же. Да, Квазар не желает Мира и здесь. Ему нравится хаос. Ему нравится человеческий ад. То, как выглядит всё здесь, до неприязни тошно! Что это — снег? Какой, к чёрту, снег, когда здесь должны гореть огни, а с каждого угла доносится ужасающие крики грешных?! Но нет. Тут всё спокойно настолько, что только Ветер колыбели запевает, когда возвращается из Мира Людей. Сначала Сынмин искал в этом подвох, но позже оказалось, что всё так и есть. И холодность, и отверженность небытия были концом в здешнем Мире. Все добрые, друг друга уважают. Это шутка какая-то? Почему Бог Смерти, которого на Земле боится каждый, здесь тихо и мирно пьёт чай с лесными ягодами, с Дождём — предвестником смерти? Каждый Тон, каждое из Зрелищ уважает И, грёбаного, Минхо. Сынмина не устраивала политика Минхо. Квазар не желал Мира, не желал того, что было здесь. Никому и никогда. Да, при жизни он был хорошим человеком, многим помогал. Но ведь в конце своего бытийного пути он совершил множество ошибок. Настолько колоссальных, гадких и до безумия корыстных, что дорога лежала его ни через Ренессанс, ни через Абсолютно Чёрное Тело. Сразу в Мир Теней. В петлю, где бы он проживал день своей смерти каждую минуту заточения. Но почему-то при проверке его души пропустили тот момент, что он сам лично сдал жену и ребёнка своего лучшего друга. Подверг компанию униженных отбросов общества, что называли друг друга семьёй — смерти. Он был лжецом, но каким опытным! Играть на две стороны сложно, но Сынмину очень нравилось. Это чувство азарта, что он знает больше, чем Монета. Свобода от того, как он увидел смерть Конфеты, и он знал, что именно сегодня этот парень умрёт. Сынмин знал всё. Абсолютно. И даже про пару в лесу, потому что прослушка, хоть и была спрятана в машине у Сынмина, была лишь с проблемой: он сам её установил. А глупцы поверили ему. Именно Ким сливал всю информацию Чонсу. И ему до красоты всё нравилось. Правда, в конце своей жизни осознать всё было сложно. И вина, и стыд мучили его. Да, он хотел убить себя, но убили его. Всю суть своей проблемы он осознал, только будучи на смертном одре. Он видел, какими глазами смотрела на него Куколка. Как она была разочарована, когда Ким привязывал к ногам её взрывчатку. А женщина, которая однажды уже лишилась ребёнка, не жалела себя. Ни за что бы она не стала думать о своей жизни, пусть и находилась на волоске от того, чтобы стать кровавой пылью. Она переживала за свою вторую дочь, которая могла погибнуть от войны, что развязали её отец и их друзья. Хоть в конечном итоге Сынмин и спас их, и всё закончилось хорошо, ненавистную жалость и огорчение он всё же чувствовал по отношению к себе. И потому, зная, что скоро умрёт, он исповедал душу самому Богу. И, как искренне раскаявшемуся и исповедавшемуся, ему разрешили отправиться в Ренессанс. Уже оттуда он выбрал Мир Теней, потому что воспоминания, в которых он клялся больше никогда так не поступать, заверяя свой гнев в том, что больше никогда не разрешит тому проснуться, сгорели синим пламенем возмездия. И он вознёсся Великим Квазаром, прислужником Божьим. Да, Сынмин был у Бродячих Детей. Видел, что они до сих пор живут вместе, хоть и прошло уже больше трёх лет. Он знает, что в их общем доме бегают дети. Как родные, так и приёмные. Они научились жить без войны, только вот друг без друга — нет. И потому, прячась от правительства в Богом забытом месте рядом с морем, мужчины строят беседку для детей, а Куколка и Леди работают в саду. Куколка любит выращивать Тигровые Лилии, а Леди — Алые Розы. Он был и у Конфеты с его будущей женой. Они переродились вместе, спустя месяц после кончины Конфеты. Сейчас они дети, в будущем — лучшие друзья, а ещё чуть позже они станут семейной парой, как мечтали в прошлой жизни. Сынмину не жаль их. Не жаль себя. Сейчас у него новая цель — свергнуть И Минхо, дабы занять место Бога Смерти. Стать новым Богом Смерти, что сможет обратить вечные льды в бесконечность пламени, а добрые отношения — в ненависть вездесущую, пробудить ото сна великого Богиню Ненависти Розу Ветров. И воцарит тогда во всех пространствах истинная Смерть! Квазар тихо улыбается собственным мыслям, спускаясь всё по той же лестнице. И когда оказывается около небольшого ажурного чёрного стола, за которым стоял отвратительный Тон, надевает маску безразличия, говорит: — Извините? — Обращается он к нему. Этого Тона звали Хисын, он был достаточно близок с Минхо. Таков уж был печальный Бог. Все его подчинённые, все его коллеги всегда отзывались о нём только с хорошей теплотой. Все любили заботливого Бога Смерти И Минхо. — Да, Господин Квазар Ким Сынмин, Вы что-то хотели? — Улыбается вежливый юноша. Сынмину этот Хисын страсть как не нравился. Однажды, пока он ждал Минхо, болтал с ним, и оказалось, что в безысходной скуке говорить с Хисыном было невозможно. Любой диалог, любая тема заходили в словно принуждённый тупик. Бесы заставляли Квазара злиться, но, показывая полное равнодушие и некую холодность, он всем видом свои галактическим говорил о том, как ему плевать на этого Тона. Но существа, что родилось в здешнем Мире, нисколь не обижали слова Квазара. — Не подскажете, где Бог Смерти? Я прошёл к нему в кабинет, а он закрыт. — Простите, Сэр, не знаю. Господин Великий Бог Смерти И Минхо ещё не появлялся с момента вашей вчерашней встречи с Богом Жизни, Богинями Жизни и Смерти. — То есть, он ни вчера, ни сегодня не приходил? — Никак нет, Квазар Ким Сынмин, — воодушевлённо говорил Тон Хисын. — Хорошо, а где Криптомерия? — Госпожа Криптомерия Ким Минджон сейчас не здесь. Вчера Господин Бог Смерти отпустил её пораньше, после этого она не появлялась в стенах этого пространства. — И где только носит прислужника Божьего? Она давно должна быть на месте! — Простите, Господин Квазар Ким Сынмин, я не располагаю такой информацией. — Ясно всё с тобой. Хорошо. Как появятся кто-нибудь из них, отправь ко мне посыльного, чтобы донёс до меня их присутствие в этом Завете. — Безусловно, Квазар Ким Сынмин. — Спасибо, — словно с ядом кинул лживую благодарность, а после вышел прочь. Открывая дверь в пустоту, Сынмин выходит, а погода в этой блаженной тьме стала только хуже. И не в плане, что тут всё успокоилось и вновь началась вечная тишина, вовсе нет. Снег. Ужасный липкий снег заполонял пространство своей холодностью и рыхлостью. Сынмин кривится от картины, представшей перед ним. Смотрит под ноги, а там лишь белый ужас, что окутывает обувь тихим смехом, одаривает надеждой на светлое будущее. Такое же светлое, как и цвет его вечности. Уже без капли стеснения снег заметал абсолютно всё на своём пути, словно сама Роза Ветров вышла на прогулку. Избавившись от вечного сна, дабы исполнить последнюю мелодию, а после обратить всех существ этого Мира в жемчуг, соорудив из бусин шикарное ожерелье, превратить все Миры и всю Планету в униженную тьму и никогда больше не давать и надежды на спасение от отчаянного кошмара, что воцарит она, стоит ей почувствовать гнев. Сынмин возвращается к себе в покои и ждёт до разочарования долго. Почему до сих пор никто не оповестил его о том, что Минхо на посту? Не мог же этот Божок просто взять и вправду исчезнуть из Мира Теней? Или тот чёртов Тон Хисын решил слепо игнорировать его наказ? Хоть Бог Смерти и раздражает Сынмина, но это же не значит, что их вчерашняя ссора могла повлиять на Минхо настолько, что он решил покинуть Тени. Ни в коем случае! Ему нельзя этого делать никогда и ни за что! Что произойдёт с Миром Теней, если Бог пропадёт? Пока никто не знает, всё будет хорошо. А затем… а там и думать не нужно. Война наступит. За место у престола. Конечно, будь у Суджин второй сын или дочь, то об этом даже думать не нужно было бы. Но и особо напрягаться не надо, потому что у Минхо есть его истинный Квазар, а про эту никчёмную Криптомерию и вовсе забыть можно. Она всего лишь служивый Божий, а Сынмин — Душа, что вознеслась. В этом поединке он точно победит, тут и думать не надо. Но если вдруг Минджон всё же решится стать новой Богиней Смерти, к сожалению, кончина её наступит быстрее. Сынмин просто убьёт её. А что мелочиться-то? Убрать сразу с пути, чтобы не мешала. А зная, в каких Минхо и Минджон отношениях, то не сложно предположить, что выбрать могут именно её. Почему? Да потому, что только её Минхо называет Винтер. Видите ли, Бог Смерти любит зиму. Бред! Лёжа на чёрном диване и глядя в потолок, Сынмин размышлял, как громкий звук возник из ниоткуда. Мелодия самого насыщенного зла текла возлюбленным волнением по пространству, разрушая материю затронувших душу сомнений. Слух стал пропадать, а вещи в доме затряслись. Да настолько сильно, что падать начали, а сама пыль, лежавшая неделями на полках, вмиг растворилась в воздухе простом. Казалось, что сам липкий ужас проник в покои Сынмина и, разложив по этой комнате тревогу звука и боль сердец, хочет сказать о звонкой похоронной мелодии, в которой именно сейчас и утопает Сынмин. И ко всему в голове будто эхом разносились удары стрелок часов. Квазар резко сел, затыкая себе уши, с которых уже сочилась ярким пламенем кровь, такая тёплая и нежная. Она окрашивала своей бесконечностью челюсть Сынмина в красоту неописуемую, да в отрешённость уверенной боли. Пальцы дрожали от страха ликования снегов, что просочились в помещение, в котором так и воняло гордыней и окрылённой торжественностью. Да мыслями о предстоящей войне. Раскрывая рот от крика сумасшедшего, Сынмин пытался стать громче звука, что порождал ненависть внутри и нетерпимость боли. Только вот сквозь его белоснежные зубы сочился не крик, а капельки ласковой крови. Она со всей своей душевной добротой покрывала слизистую горла мягкой печалью, как тогда казалось Сынмину конца. Квазар не понимает, он не осознаёт того, что происходит. Кричать, пусть и в панике, было бесполезно, только вот звук тише не становился. Словно сама кара Божья явилась на его уже прогнивающую душу. Почти в последний раз он вдруг захотел закрыть глаза, но тут разум его настиг белый шум. Он вмиг раскрыл веки от подозрительной тревоги, что закралась в его потрескавшиеся эпителиальные ткани. Кровь в блёклых яблочках глазниц стала пульсировать, наливая их сочным соком — остатками бытия. Руки едва мокрые всё от той же прекрасности, что окрашивала уши и немного шею. Сынмин тихо дышит, стараясь не нарушать покой и собственные опасения на этот счёт. Теперь страшно вдвойне от тишины. Правда в словах больше не кажется чем-то правильным, а крик теперь ничтожен по сравнению с этой могущественной силой. Всё стало тихо. До безумия тихо. Т-и-ш-и-н-а… Сынмин в возбуждённой боли чуть прикрыл веки обратно, падая всем телом на диван. Он тяжело дышал, ведь было больно просто до невозможности. Положив руку на глаза, Сынмин ещё чувствовал, что пульс его бьётся настолько быстро, что даже скорость звука в Мире Людей покажется слишком медленной. Сердце милого Квазара желало выпрыгнуть сквозь крепкую грудную клетку и умереть в прохладном воздухе зимы. — Что это было? Немой вопрос он задавал сам себе, зная, что ответ не получит. — Что ж, что ж, что ж… — услышав чужой голос, страх сковал всё тело своими цепкими льдами, — наверное, это была я. Сынмин в панике встаёт с дивана, наблюдая перед собой картину: чудесная Богиня Бед в чёрном платье, что всё ещё развевается от её крика, который в тишине блуждал по пространству комнаты. Её чёрные длинные волосы, которые, переливаясь от света свечей на стенах, горели ярким пламенем рассвета и уходящей жизни как закат. Её морские синие глаза, что светились глубиной бездонного океана, хитро так улыбались. Белоснежная кожа, чуть отражая языки похабного огня, блистала жемчугом, что был добыт с морского дна, честно украден у несуществующих русалок. Ноги босые и мокрые, а сама Ю Джимин мягко улыбается, словно никогда в своей жизни она не изводила милого Квазара на крик, что больше был похож на вопль отчаяния. — Что тебя притащило ко мне, Джимин? — Злится Сынмин. Он до боязни не любил Богиню Бед. Эта женщина просто так никогда не приходит. Её вообще довольно нелегко достать. Она правит на Земле, а по эту сторону реки появляется довольно редко. — Как неблагодарно, Сынмини! Твоя старая подружка пришла навестить тебя, а ты так грубо со мной! — Дуется Богиня Бед. Поправляя свои чудесные чёрные волосы, она, подобно пылинке с полки, пролетела на диван к Сынмину, садясь рядом с ним. Хрустальными пальчиками она поправляет платье, заглядывая прямиком в глаза её старому другу, с которым они познакомились ещё при жизни. Да, пока Сынмин был жив, Джимин до безумия часто наблюдала за ним. За его поступками, действиями, словами, да просто за его обычной и вполне никчёмной жизнью. Джимин мечтала познакомиться с Сынмином — уж очень нравился ей этот персонаж. Да ещё так получилось, что он вознёсся и стал Квазаром, правой Божьей рукой. — Ты что, не рад меня видеть? — Джимин, ты просто так никогда не приходишь, а тут явилась? Ты когда последний раз в Мире Теней была? Лет сто назад? — Ну уж не сто, милый! Может… лет семьдесят? — Это погоды не меняет. Ты чего пришла? — У меня к тебе есть одно предложение… Ты знал, что со вчерашнего дня Минхо в Мире Людей? Сынмин, чуть зависая от её слов и некого негодования, поправил свой чёрный пиджак и сел прямее. — Ты откуда знаешь? — Он часто к морю ходит. И я, если оказываюсь в одном месте с ним, вижу его. Вчера так и получилось. — И к чему ты клонишь? — А к тому, что он сказал, что больше не вернётся в Мир Теней. Он всё бросает и остаётся жить там, — хитро улыбается Богиня Бед. — Ты бредишь, проклятая! С чего бы он так сказал? — А я не слушала. Он после этого испарился. Я подумала, что он пошутил и вернулся снова в Мир Теней, но его здесь нет. — Хорошо, но я до сих пор не понимаю, к чему ты всё это ведёшь. — Ну, Сынмини, не будь глупцом. От тебя желанием занять престол за километр несёт. Что будет, если всё-таки Минхо не вернётся? Кто займёт его место? Суджин? Она стара. Та профурсетка Криптомерия? Минджон — немыслимая бестолковая девица, что от неё ждать? А вот ты… — вдыхает Джимин, пододвигаясь ближе к Сынмину, пальчиками хрустальными касается его подбородка и чуть ли не в самые губы шепчет, — а вот ты… справился с этим местом куда лучше всех предыдущих Богов, милый. Отбрасывая её руку и отворачиваясь в другую сторону, Сынмин лишь выдохнул озлобленные мысли. — И что с того? Тебе от этого польза какая? — Мне просто скучно, а так хоть развлекусь немного. — Что-то я не хочу верить Богине Бед. У людей проблем вдруг не стало? — Смеёшься? — Вскидывает она руками. — Да у них их пруд пруди! Просто… они все однотонны, понимаешь? Всё в сожалении и скуке. Я устала каждый день наблюдать за их печальной безысходностью. Как они, эти глупые создания, тешат своё эго алкоголем, сигаретами и веществами что покрепче. Ты думаешь, это правильно? — Мне плевать, — кидается словами, будто ядом, Сынмин. — А я в скуке сгораю! — собачьими глазками смотрит она на него. — Хорошо, и что ты хочешь сделать? — Ох, эта история будет долгой, — с восторгом смеётся Джимин, прикрывая рот рукой. — Доставай красное полусладкое, так будет интереснее. — Ты пришла, чтобы вина у меня выпить? — Ну, почему же? Я что, даже свои людские утехи не смогу угомонить? Сынмин смотрит в её глаза, а жажда настигает его с такой силой, что контролировать становится её очень сложно. Ещё секунда, и чёрные бездонные очи Джимин горят красным голодом и вдохновением всех нежностей. Сынмин выдыхает, пододвигается ближе. Сейчас он вновь хочет согрешить, вновь стать тем, кто утонет в её пылких объятиях. Стать именно тем существом, которое будет наблюдать за её чудесным лицом, как щёки её будут краснеть от смущения, а губы — наливаться пухлостью от частых поцелуев. Наблюдать за тем, как её ресницы будут дрожать, а веки — закрываться каждый раз, когда именно Сынмин будет касаться её там, где она этого хотела. Он чуть склоняет голову, видя, что Джимин почти не дышит, а после, обжигая её собственным дыханием, филигранно целует. Отдавая в поцелуе всё возбуждение и бешенство от недостатка этой девушки в его жизни. На удивление, с некой робостью Джимин касалась его в ответ, словно боялась, а после и вовсе засмущалась от количества напорства со стороны её любимого Квазара. Но стеснение испарилось подобно первому дождю, когда руки Сынмина стали блуждать по телу Джимин, ища ответы на вопросы: почему именно Великая Богиня Бед, что только и любит издеваться, вдруг настолько сильно засела у него в голове. Почему после их первого, до банальности случайного поцелуя мысли о ней не приносили отвращения, а только лёгкость маленькой тревоги и светлость счастья? Ответы Квазар не знает, но, чувствуя её чуть сбитое дыхание и безопасное доверие, сейчас всё кажется неважным. Если бы Сынмин мог вернуться в то время, когда он только встретил её в кабинете у Минхо, то никогда бы в своей жизни не пустил бы её к себе домой переночевать, не налил бы ей бокал её любимого красного полусладкого, не слушал бы её приятные рассказы о Мире Людей и о том, как она наблюдала за Сынмином, когда он ещё был жив. Всё это до безумия льстило Квазару, и потому, наклоняясь ближе, чтобы заправить взъерошенные волосы Джимин, не удержался и поцеловал. Сейчас же он расстёгивает платье, ощущая в своих руках её бархатную кожу, что покрывается маленькими мурашками от трепетных прикосновений горячих рук Сынмина на её ледяных плечах. Джимин прячет пальцы в его волосах, потому что сколько бы раз у них ни была близость, она всё равно будет бояться Сынмина в этот момент. Всё равно понимая, что она — Великое Божество Богиня Бед, а он — Квазар, обычная Душа, что вознеслась, рядом с Сынмином она сама принимает людской облик. Ей так невыносимо хочется всегда быть рядом с ним. Но такому, увы, никогда не бывать. И потому она берёт малую часть того, что может сама дать, а он — отдать. Его любовь для неё — как ягоды Черёмухи, которые Джимин так любит. А что Сынмину, что Джимин — им бы так хотелось утром просыпаться в объятиях друг друга. Но сделать это невозможно. Статус Богини Бед, которая несчастьем своим утопила не одну тысячу душ, и Великая Душа, что вознеслась к самому Богу, будет весьма печален. Руки Джимин — лозья мягкой кустовой розы. Здесь нет ни капли острых шипов, что способны были бы проткнуть его кожу, нанести какой-либо вред. Никогда. Джимин лишь на колени Сынмина садится, ощущая тепло его ладоней на своей талии. Чуть поднимая голову к потолку, она вздыхает, чувствуя, как сильно всё-таки она напряжена. А Сынмин, настолько уставший от недостатка этой розы в своей жизни, растворился ещё тогда, когда коснулся её мягких, одарённых всеми возможными благами и солнечной любовью губ. Но только как бы сильно он ни любил, с какой бы жадностью он это ни показывал, наутро она испаряется подобно первой грозе с дождём в порыве таявшей весны. Даже сейчас, отрывая лёгкие веки, он чувствует, что замерзает. Не потому, что за окном до сих пор метель, вовсе нет. Просто рядом нет его маленькой Беды, которая вчера желала его. Которая готова была умереть в объятиях его крепких рук и нежных слов. Джимин вновь испарилась с первыми лучами солнца, что появились в Мире человеческом. С момента их последней встречи прошло чуть больше четырёх месяцев в Людском Мире. Но, зная, что она вернётся очень скоро, Сынмин отбрасывает сомнения насчёт того, что они не увидятся долго. Его Маленькая Беда рассказала план, сказала как быть и что делать, потому Квазар спокоен на своё влюблённое сердце в Богиню Бед Ю Джимин. Это так странно — любить. Сынмин ни при жизни не узнал, какого это, а после смерти познавать всё оказалось странно. Настолько, что жгучее ощущение внутри его органов кажется чем-то до привычки нормальным. Влюбиться в Богиню Бед было глупым решением. Джимин непостоянна. Она самая что ни на есть Беда, как бы это ни звучало из уст Сынмина. Он не знает, а вдруг там, в Мире человеческом уже есть тот, кто любит её, кого любит она? А к Квазару ходит, дабы утолить похотливые желания свои. Или, быть может, расслабиться от всего этого, отдохнуть от другого любовника. Хотя, Сынмин не исключает и факт того, что в Мире Света у неё кто-то есть. Но даже несмотря на это, и если у Джимин действительно есть кто-то ещё — Квазару всё равно. Вот что творит Любовь с существами. И кстати, об этой Богине Любви. Никто никогда не видел её. С зарождения Земли и Миров она не появлялась. Говорят, что только Роза Ветров знакома с ней, но было это чрезвычайно давно. Ходили слухи, что Богиня Любви мертва, но даже и случись всё именно так, то и Миры бы погибли. Всегда должно быть равновесие, везде должна быть гармония. И потому, если бы Богиня Любви и вправду умерла, то настал бы печальный конец всего. Много теорий о том, где она, что с ней. Ведь даже главные Боги — Боги Жизни и Смерти — не знают её. Возможно, что она спит, но у неё нет исполнителей. Любовь всегда работала одна, и потому спать она не может. Значит, она просто очень хорошо скрывается. Только для чего — неясно. Сынмин выкидывает бутылку красного вина, заправляет постель, а после, погружаясь в круговорот сомнений, мыслей о любви, засыпает на целую бы вечность, но получается только на пару часов.○ ○ ○
Всю неделю он мучается от ощущений своих. Каждый раз, погружаясь в воспоминания той ночи, он вовсе забыл про то, что Минхо до сих пор не вернулся. Никто, в принципе, и не потерял его. Никому не сдался никчёмный Божок. Только вот теперь, сидя в зале заседания, Сынмин понимает, что всё-таки Минхо так и не объявился. Здесь всё до жути странно. Чёрные стены, столы, стулья, пол — абсолютно всё. Дайте Богу Смерти краску, он и снег в чёрный превратит. Сынмин разглядывает комнату, что душит его шипами красных роз, ему не нравится. Именно в этом зале он никогда не был. Потому, изучая пространство, и не заметил, как остальные напряжены. Да уж, у И Минхо явно не было вкуса в вещах и интерьере. Огромная комната, что увешана неимоверным количеством горящих свечей, с которых воск сочится белыми каплями бессмертия, давила на сознание всех присутствующих. Лёгкий дымок окружает этих существ своим запахом ладана и бергамота с зелёными листьями. Квазар предвкушает тему сладкого разговора, потому что на месте Минхо сидит Суджин. И собрались здесь личности не очень: Криптомерия, Тон Хисын, Дождь и сам Сынмин. Так сказать, приближённые Бога Смерти. Сдерживать улыбку, разглядывая напряжённые лица своих коллег — до безумия тяжело. Сынмин сейчас хотел бы засмеяться в голос, но пока что делать этого явно нельзя. Чудесное личико Суджин украшает неимоверная ярость, что так и кричит о том, насколько она сейчас зла. Попасться под горячую руку сумасшедшей Богине Смерти страсть как не хотелось, потому, сдерживая себя, Квазар считал её небольшие морщинки, что были порождены нескрываемым отвращением. Казалось, что если коснуться её, то можно не просто обжечься, велика вероятность того, что Сынмин вспыхнет, как головка серы спички, и прогорит настолько же быстро, как и весь коробок, в котором тридцать таких смертных палочек. — Вы уже все знаете, что Минхо пропал, — начала Суджин. — Вы все прекрасно знаете, что мой сын исчез после того, как я, Минхо, Дождь, Сынмин, Бог и Богиня Жизни собирались в Мире Света для разъяснения одной ситуации. Меня интересует только один вопрос: кто уходил с Богом Смерти обратно в Мир Теней? — Я, — Говорит Сынмин. Но рассказывать о том, что именно из-за него Минхо находится в Мире Людей — нельзя. Да и знать им о том, что И в Мире Людей тоже не следует. Сейчас правильнее будет вообще ничего не говорить, а тем более, о той их недавней проблеме. Вернее, драке, которую они устроили. — Хорошо. Что было после? — Я пришёл к нему на следующий день, — продолжает Сынмин, — к нему в кабинет, но его не оказалось там. Я попросил Хисына, — показывает рукой на Тона, — сообщить мне, когда Минхо появится на посту, но этого так и не произошло. — Хисын? — Поворачиваясь корпусом тела, готовится задать вопрос Суджин. — Да, Госпожа, — чуть склонив голову перед его Богиней, отвечает Хисын. — Минхо хоть раз появлялся в пределах своего Завета? — Нет, Госпожа. Великий Бог Смерти И Минхо не появлялся в стенах Завета с тех пор, как они с Господином Квазаром Ким Сынмином отправились на встречу с Вами, Богом и Богиней Жизни в Мире Света. — Хорошо, спасибо. Криптомерия, — обращается Суджин к Минджон. — Да, Госпожа Суджин, — тоже чуть клонится к низу в дань уважения. — Когда ты последний раз видела Минхо? — Последний раз мы с Богом Смерти виделись утром. Тогда, когда вам нужно было отправляться в Мир Света. Господин Минхо отпустил меня пораньше, сказав, что раз его сегодня в Завете нет, то я могу быть свободна. И потому я покинула стены этого пространства немного раньше, чем его покинул Бог Смерти. — Хорошо, спасибо, Криптомерия. Дождь? — Чуть легче вздыхает Суджин. — Если ты хочешь знать, где он, то я не отвечу тебе. Я сам не знаю, — пожимая плечами, что спрятаны за чёрной мантией, отвечал ей Дождь. — Ты же чаще в Мире Людей, чем мы, а вдруг он там? — Допустим, он там, но я не подтверждаю, — делает акцент Дождь. — Что с того? — Мне нужно знать, жив ли он… — Ты знаешь, что он жив. Ты бы почувствовала, если бы он умер, — Голос, что доносился из-под мантии, был строг и даже груб. — Что такого должно было произойти, что он вдруг ушёл, Дождь? — Вскидывает руками Суджин, ощущая, как ей тяжело из-за пропажи сына. — Исчезли все! — Крикнуло Могущественное Божество. А все прислужники и существа, что находились здесь, вмиг закрутились лёгкими телами в вихрь, созданный криком Дождя. Ветер задул все свечи в зале. И тихий смех, что словно доносился из эпицентра запутанной истории. Услышать, правда, его никто так и не смог за эти жалкие пять секунд, зато Сынмин наконец смог посмеяться на славу! — К чему это? — оставшись в полной темноте непонимания, спрашивает Суджин. Дождь тяжело вздыхает, зажигает три свечи, что стояли на столе, а после говорит: — Суджин, ты же знаешь, что у него проблемы с эмоциями? А ярость на лице Богини Смерти отразилась мёртвым красным закатом. — Что за чушь ты несёшь?! У него полемика! — Прекрати, — наказывает он, — тут только я и ты. Здесь больше никого нет. Суджин молчит около десяти секунд, вздыхает и отвечает: — Да, я знала, что у него с этим проблемы. Я воспитывала его. — Тогда какого чёрта ты спрашиваешь где он? — Потому что если кто-то узнает, что Минхо исчез, ты представляешь, что начнётся? Это сейчас все милые и пушистые, а потом как начнётся резня за место Бога Смерти. Что будет? — Вот и не говори пока никому. Скажи приближённым, что Минхо нашёлся, что он болен, а сама сядь на его место. Как только мы действительно его найдём, то вернём. Ему нужно время, Суджин. — Я не понимаю, какого чёрта ему нужно время! — Ты и не поймёшь, ты не человек.Мой милый ангел задумался над грешком, а что
если вырвать себе бы каждое пёрышко?
Под терновый, под венец:
но под ним давно забыл Святой Отец,
что дьявол не подлец, а продавец.
«Ангелы не летают» — pyrokinesis.