Dead Melancholy of the Gods

Главный вопрос, который он задал себе, был: «Я всё же любил или поддался излишней полемике?». Наступал печальный конец, который он не желал. Смотря в зеркало, что искажало отражение, он чувствовал, как собственные звёздные слезы текут по пыли его истинного тела. Он так много хотел сказать, так много хотел сделать. Но ничего не вышло. Война между сердцем и разумом — беспощадна. Каждый смотрит на проблему по-разному, вот и их взгляды здесь не сошлись. Что может Бог и обычный человек? Ничего. Две разные сущности, которые никак не могут быть взаимосвязаны. Но ведь есть исключение, верно…? И почему тёплые руки, в которых горел рассвет, больше не греют? А нарисованные веснушки растворяются в печали лунного света. Почему воспоминания стираются, словно грифель с листка тетради в клеточку. Словно само созвездие, что раньше так смешило, отказывает помогать. Почему внутри невыносимая боль, что давит на сознание несуществующей души? Холодными ночами мучают кошмары, а сны все одинаковы. Там лишь они одни и их счастливые песни о любви. Которые они шептали на тёмной кухне в ожидании закипания чайника. Где танцевали под музыку, что доносилась с динамика старого телефона. Там свет, отражаясь от ауры любви, пропитывал всё тело мягкой нежностью. В воздухе витал аромат горячего шоколада и сладкой плитки с черникой. А лёгкие движения, которыми управляла гармония, были теплы, как свет от лампочек над кухонным гарнитуром. И кто бы мог подумать, что время скоротечно. Ведь даже Боги не могут управлять им. И как ни старайся, итог всегда будет един. А начало вновь станет ожидаемым концом. И пусть крик порождает слёзы и забирает силы все. Надежда всё же где-то тлеет в раненом любовью сердце. И так забавно и также больно наблюдать за белокрылыми бабочками, что на лапках своих уносят, словно пыльцу, моменты, которые он так любил. То, что он хотел сберечь. А сейчас уже поздно. Сейчас уже нечего спасать. Воспоминания, которыми так дорожили оба, должны умереть. Раствориться в лунном свете, потому что Солнце устало слёзы огненные ронять. И топить Вселенную своей печалью. Потому что не бывает такого. Бог не может любить человека точно так же, как и человек Бога. Могут ли Боги любить? Ответ очевиден — нет. Боги не должны любить. Боги не умеют любить. Это неправильно. И пусть существа эти наделены некими эмоциями, они всё же отличаются от людских. У Богов есть полемика, им этого хватает. Но как быть с Богом, у которого полемика вытекает за рамки дозволенного? Что теперь будет? Он не хочет отпускать его руку, Он не хочет терять ощутимость его объятий. Он не хочет забывать поцелуи, что грели Божественное сердце. Он не хочет просыпаться и не слышать под ухом тихое сопение. Но всему приходит конец. И, к сожалению, он всё же настиг. Печально-больной и безумно тяжёлый, словно последний закат перед смертью. Теперь на мёртвом теле навсегда останутся шрамы от их чистой любви. Такой, от которой перевернулись Миры Света и Теней. А Зрелища и Тоны льют собственные слёзы, ведь даже они не видели такой чистой и искренней любви. Да что говорить про этих существ. Даже Боги за всю историю существования жизни не видели такого диссонанса во Вселенной. Но до проблем людских ещё долго. Для начала нужно разобраться с демонами собственного сознания. А это весьма долго. Как можно бросить то, что пожирает тебя, заставляет в какой-то степени чувствовать себя живым, пусть и через смерть. Ведь как ни старайся разобраться в этом самому, ни черта не получается. А демоны ещё и голодны, их нужно кормить. Только слёзы всё больше текут по щекам. Каждый раз напоминая о том, насколько же он слаб. Насколько он зависим. И оборвать эту зависимость он не может. Как ни старайся, всё равно всё сводится к концу. Где из выборов остаётся только нож или верёвка. Но вместе они должны справится. Вместе они должны победить все болезни, что выдумало человечество лишь бы отмазаться от ответственности. Один обожает говорить, что выхода нет. Неизменно наступает смерть. А второй докажет, что выбор есть абсолютно всегда. Лишь только печальный конец с холодной чашкой горячего шоколада и давно съеденной плиткой черники наступит всё равно. И в кухне, где раньше был свет, сгорят все лампочки. Где отопление помогало согреться — отключат. Может, их можно будет ещё спасти? Уберечь от собственных предрассудков и проблем с полемикой. А вдруг получится? И плевать тогда на лампочки, когда есть сияющие глаза. Всё равно на отопление, когда есть пылкие объятия. Может быть, они и вправду справятся.

○ ○ ○

Минхо сидит в своём чудном кабинете, попивая какую-то отраву, и мечтает поскорее отправиться на покой, дабы отдохнуть от этого даже для Бога Смерти, ужаса. Начало экзаменов, как ни крути. Поэтому дел было просто невпроворот. Одна из главных проблем человечества — образование. Что в школе, что в колледже, что в институте не всегда даётся именно то, что нужно. Чаще всего суицид происходит у подростков в возрасте от тринадцати до восемнадцати лет. И только глупое взрослое поколение каждый раз задаётся вопросом: «Почему?». А сверстники убитых детей уже давно знают ответ. Школьное образование не учит, как правильно жить в этом мире. Оно не рассказывает, что существуют налоги, финансовые пирамиды. Не раскрывается тема и того, как платить за квартиру или устроиться на работу. Школьное образование учит теоремам, которые никак не пригодятся в жизни. Учит огромному багажу ненужной информации только для того, чтобы государство могло управлять такими детьми. Безусловно, если у человека есть дар к точным наукам, то его нужно раскрывать. Мало ли сколько открытий сможет сделать школьник в этой области. Но бывает и так, что ребёнок совершенно ничего не понимает, но его заставляют учить то, что ему не нужно. Минхо бы согласился с тем, что в жизни определённые предметы всё же пригодятся. Но это не значит, что взрослые люди, которые страдали точно так же, как и подростки, сейчас должны решать проблемы. За время правления Бог Смерти пообщался с большим количеством душ, что так или иначе пострадали от системы образования. И как тоскливо ему было, когда он слушал всё это. Словно сам ощущал всю боль таких людей. Да и ко всему прочему, ситуацию утяжеляют родители и сверстники. Домашнее насилие, как моральное, так и физическое. Буллинг в школе. Дети привыкли слушать взрослых, потому что они старше и опыта у них больше, а значит, что и люди эти мудрее. Но, к сожалению, чаще всего это далеко не так. Самим взрослым далеко плевать, когда дело касается избиений. Однажды Минхо общался с душой одной девочки, которую убили одноклассники. Учителя и пальцем не пошевелили на жалобы. И потому ребёнок, что остался в стае невоспитанных таких же детей, погиб от полиэтиленового пакета на голове. Шутка, развлечение, а по итогу — асфиксия и три тринадцатилетних уголовника с закрытыми вратами в жизнь. Всё это давит на Бога Смерти. Он ни раз задавался вопросом: почему люди так боятся взять на себя ответственность за определённые действия? И наблюдая за людьми уже почти четыреста лет, Минхо узнал, что выживают только те, кто прошёл эту школу жизни и вышел нормальным человеком. Но у многих и не получилось этого сделать. И потому либо психиатрическая больница становится их вторым домом, либо они становятся теми, кого презирали в детстве. Ненавидели, что пьют родители — сами спились. Ненавидели, что кто-то из окружения зависим — сторчались. Ненавидели, что их бьют и унижают — сами стали такими родителями. В кабинете Минхо интерьер был ровно таким, каким он хотел его сделать. В комнате, где пахнет корицей и свечами с ладаном, стены окрашены в мягко-чёрный цвет, из-за чего увидеть дым от воска, что испускает свою жизнь, легко. И так прекрасно за ним наблюдать, как лёгкое дуновение пустоты сквозь чуть приоткрытое окно растворяет его в воздухе. За окном пустотная прохлада, что освежает сонный ум Минхо. Всё весьма не броско, довольно приятно взору. Деревянный пол, что был окрашен в серый. Свет от одиноких лампочек освещал пространство стола цвета тёмного дуба, на котором расположилось куча бумаг. Ажурные ручки, личный дневник, часы и ещё куча всяких безделушек. Но главное — это брелоки, которые давным-давно подарил Бог Жизни. Слева от стола стояла полка, на которой расположились книги в синем переплёте. В них были имена умерших и причины их кончины. Иногда Бог Смерти ради забавы перечитывал страницы. Это была личная коллекция Минхо. Там расположились забавные смерти. Умер от испуга, а причиной тому был кролик. Погиб в результате разрыва прямой кишки. Но тут и говорить признаться стыдно. Смеялся настолько сильно, что задохнулся. И ещё целая дюжина различных анекдотов для Бога Смерти И Минхо. На этой полке стояли только избранные книги. Те, которые ему приносили удовольствие и радость. Так это называлось у людей, а у Богов. «Легенда о Субтильной Любви». У Богов нет эмоций привычных людям. Вернее не было. Ещё в те времена, когда люди только учились разводить костёр, Боги не испытывали каких-либо чувств. Только рациональные взгляды. Всё, что есть правда, и всё, что неправда, должно быть поделено надвое. Безжалостные существа, что не умеют чувствовать. Не было такого, что Бог испытывал сожаления. Даже название этому феномену не было. Прошлые Боги даже не знали о таком. Но в один момент что-то произошло, и словно сами Божества очнулись от вечного сна. В груди затрепетало, а мысли стали добрее. И барьеры предубеждений, которые разрушали связи между живыми и вечными, в один миг пали с огромным громким звуком разрушения и силы невозможной. Небеса содрогнули, словно от холода, что ещё не познала Земля, но уже знали Боги. В легендах говорят, что в то время объявился неизвестный Бог, что управлял Подземным Царством и погодой. Явившись в Мир Людей с очередными осадками, он заметил человека, что со спокойной душой поливал цветы около своего небольшого соломенного домика. Красота этой девушки овладела его разумом. Она казалась словно самой Богиней Красоты, но только вот Бог этот знал, что именно эта Богиня на Небесах. К людям, она почти не спускается. И потому, на мгновения принимая образ человека, он притворился спутником, что странствовал по миру неизведанному. Бог решил впервые заговорить с человеком, спросить, где он находится и куда ему идти дальше. А девушка, что пахла любовью с небольшими нотками сладкой вишни, с радостью в глазах и улыбкой на лице рассказала всё незнакомцу. Бог попросил у вожака деревни кров, дабы отдохнуть, а после вновь отправится в путь странствующий. И ему его дали. Недалеко от домика той самой девушки. Бог остался в деревне этой, пробыл тут около недели, но этого хватило, чтобы он начал чувствовать внутри что-то странное, словно некую дрожь, которую раньше он видел только у людей. Каждое утро в одно и то же время он выглядывал в окно и наблюдал картину, как девушка, порхая, словно забвенная бабочка, перелетала с клумбы на клумбу. Одаривая чуть увядшие от жары лепестки цветов водой. Ему нравились люди. Они такие открытые, такие улыбчивые. Они смело говорят о каких-то чувствах, о каких — Бог и понятия не имел. Но словно сам стал ощущать их, когда общался с девушкой, улыбка которой была похожа на здешний рассвет. Сладкие речи её, что были похожи на мягкий лунный свет, который побуждал ластиться от нежности голоса. Звёздные глаза, в которых пряталась Вселенная. Бессонные ночи, кометы, что на хвостах тащили свет. Почему-то именно с этим человеком Богу было спокойно, словно он был в своём любимом царстве. Словно в этой девушке и было его царство. Она была похожа на огонь. Её волосы ослепляли от золотого блеска, даже испепеляли замороженное сердце Божества. Её теплые руки, что с нежностью помогали, завязывали ниточки на рубашке. И неизведанное чувство топило его в зыбкое болото, выбраться из которого было невозможно, но Бог и не хотел. Прародитель наделил его тем, что могут чувствовать люди. И честно, то Богу это нравилось. Однажды, сидя с девушкой напротив её маленького домика, разглядывая труды её поливов, в ночи переливался свет летающих комет, а звёзды, что тихо хихикали, наблюдали за зарождением величественного начала. Но в то же время и печального конца для двух Миров. Розовые розы, что мило блестели под лунным светом, отражали на своих лепестках красоту тихих речей и рассказов о том, как правильно ухаживать за этими растениями. Многие жители деревни считали, что розы не стоят и капли внимания. Потому-то у большинства росли пионы. А эта звёздная девушка считала наоборот. Бог, наблюдая за невинной, всё же решил узнать: почему, слушая её, наблюдая за ней, сердце его словно разбивало льды своими быстрыми ударами. А его милая, лишь сладко улыбаясь, поцеловала бедолагу, сказав, что это любовь. Он рассказал ей, кем и чем он является. Но девушку это не напугало. Она сказала, что ей неважно, кто он, важно только то, что они любят друг друга. Тогда-то и содрогнулись небеса от увиденного. Ведь любовь их оказалась взаимной. Бог вернулся в своё неизвестное царство и стал думать, как же его любовь сохранить? Как сделать именно эту девушку счастливой? Можно ли сделать её новой Богиней его Мира? Но не успел он ничего обдумать, как ворвались к нему в покои Тоны, а после один из Божеств прогнал печально влюбившегося Бога. Изгнали из Царства Небесного прямиком в пучину злобных существ, что пожирали его ежедневно. Сбежать оттуда было сложно, но возможно. И потому, пробыв в заточении не больше людского полгода, он вновь отправился к своей любимой. Как сложилась жизнь и существование этого Бога, никто не знал. Пока Зрелища не отправился за душой человеческой. Он встретил там печально любившего Бога. А превратил тот часть Мира Людского в бесконечные холодные края. Обратил воду в лёд, а людей в хрустальные фигуры. Задул снегом своим все проходы, дал спокойно умереть животным и жизни, что некогда бурлила здесь. Растения покрылись инеем и льдом. Не осталось и капли того тепла, что было в жарком уголке планеты. Нет и следа, который бы говорил о том, что раньше здесь жили люди. Разве что только оледеневшие трупы, но это максимум. Дома засыпаны белой бесконечной смертью, а причина поступка этого Бога неизвестна. Во всей этой прекрасной морозной пустоте он ронял вместо слёз снежинки. И, сидя на леднике, что сотворил сам, держал на коленях чёрное сердце любимой своей, которое успел изувечить. И только под розовой вишней, что цвела в знак вечных тёплых чувств, где снежный покров под кроной чудесных лепестков окрашивался в кроваво-алый цвет жизни, лежало тело девушки. Которое согревало корни от вечной печали Бога и льдов невозможных от его бесконечной вины. Разрешая цвести дереву. И потому вишня не боялась замёрзнуть. До сих пор никто не знает, что случилось с ними, почему он убил человека, которого так любил. Это осталось загадкой; гибель девушки и печального Бога. Девушка, узнав о том, что её Бога выгнали, ждала его, а после приняла в свой дом. Она была сиротой, родителей потеряла в пожаре, и потому деревня заботилась о ней. Но как исполнилось ей восемнадцать, так она и потеряла всю поддержку её приёмной семьи. Стала жить одна, заботиться о себе тоже. А тяжело даётся одиночество, особенно то, что в толпе. Ей казалось, что вокруг неё столько людей, а найти близкого среди них не могла. Ещё тогда девушка поняла, что не каждый открывает своё доброе сердце. Поэтому-то её одной из немногих мечт было найти того, кто сможет о ней заботиться. О ком она сможет заботиться. И кто же мог подумать, что печально полюбивший Бог станет её суженым. Да, он выгнан из собственного Царства своими же подчинёнными, но почему-то это не пугало его. Словно так было нужно. Ведь теперь они вместе и любовь их ничто не сможет сломить. И подтвердил тому однажды детский плачь. Но любовь всё же разбилась, как первый лёгкий поцелуй, что подарил надежду на счастливое будущее. Только они сами. Только он сам. А после гибели того печального Бога на трон взошла матушка Минхо — Суджин. Став новым Богом Смерти. Только с приходом Богини Смерти к власти существа, которым раньше было запрещено даже улыбаться при разговоре, смогли позволить себе это счастье. Многие из Богов осуждали Суджин. Мол, пришла какая-то девка, и все сразу смеяться стали. Была только одна загвоздка — эмоции у божеств всё равно были слабее, чем у людей. Однажды разъярённый Бог Огня хотел проклясть Богиню Смерти. Но каково было его удивление, когда он пришёл к Суджин, а та ясно дала ему понять, что ни что иное, как он сейчас испытывает — эмоции. Бог тот сошёл с ума, сняв с себя маску, и потому погиб. А после эмоции Богов прозвали — Полемикой. Полемика — это спор, а чувства Богов — это ссора. И это неправильно. Минхо устало потирает переносицу, отбрасывая очки в сторону. Носит он их не для зрения. О чём речь, если он бессмертное существо? Очки — часть его имиджа. Потому что, как ему кажется, носить чёрный деловой костюм с белой рубашкой, кожаными перчатками, но без оправы — совершенно не то. Поэтому, соблюдая стиль и делая причёску каждое утро, он выглядит изумительно, заставляя других работников Мира Теней соблюдать дресс-код. Хотя раньше никто и не знал такого понятия, пока мать Минхо не покинула пост. Сказав, что: — Итак, миллионы лет проправила. Хватит с меня. Поэтому вот уже вторую сотню лет Минхо занимает пост Бога Смерти и заставляет всех носить вымышленную форму. Ведь ни для кого не секрет, что Боги не выглядят как люди. Совершенно нет. Они выглядят весьма иначе. Но для человеческого мира это секрет. И дабы сохранить его, Боги молчат. Надевают выдуманные, обличая. Хоть кошка, хоть человек, хоть мышь или комар. Значения не имеет. Они могут стать любым живым существом из мира людского. Поэтому во время правления прекрасной Богини Смерти Ли Суджин существа Мира Теней носили истинный облик. Кроме самой Правительницы. Почему она никогда не рассказывала. Лишь каждый раз умилялась, когда её маленькое дитя своей чёрной пустотой спрашивал, почему его мама выглядит как человек. А он и остальные — звёздная пыль? Женщина смеялась, но отвечать никогда не отвечала. А к более взрослому возрасту Минхо и спрашивать перестал. Наскучило ему каждый раз поднимать эту тему, а в ответ слышать: «Мал ещё позже расскажу!». И вот Минхо уже достаточно взрослый, а секрет Богини Смерти так и не узнал. Она теперь целыми теневыми днями и ночами торчит в своём доме, часто посещает Мир Людей и почему-то приходит грустная оттуда. Минхо тоже бывал в том Мире, и, признаться честно, он понимает, почему мать приходит с явной печалью тоски в своём сердце. Минхо заметил это ещё давно. Ему страсть как хочется жить в мире людском. Ему нравится наблюдать за ними, а в особенности Бог Смерти любит детей. В этих созвездиях словно вся любовь спрятана. Так хочется узнать секрет их. Почему только маленькие дети наделены таким большим количеством чувств и эмоций? Если смотреть на взрослых, то становится весьма понятно, что они словно обделены этими ощущениями. Где кончается и где начинается тонкая грань? Минхо много наблюдает как за живыми, так и за мёртвыми. И поколение, которое уже выросло, словно познаёт полемику Богов. «Бесчувственные существа, что хотят чувствовать себя живыми, но выбирают страдать» — так Бог Смерти назвал таких людей. Дела, которые выполняет Минхо, скучны. Через неделю начинаются экзамены, а число подростков, которые уже совершили суицид, велики. Бог Смерти сам бы покарал этих людей, но существует Дождь, который выполняет эту проблему. Верный друг, который всегда рядом. Честно, Ли не знает, почему такой работой занимается именно Дождь. Но было так ещё со времён правления его матери. Так и осталось. Он всегда приглядывал за маленьким Минхо. Да и мама толком ничего не рассказывала про него. В людском мире он — вечные потоки воды, печальные серые тучи. Невозможное одиночество, которое так и манит оступиться. Бросить всё и вся. Бросить веру в себя, выбирая страдания. Там Дождь — сама Смерть. Здесь же он принимает облик человека с длинными янтарно-красными волосами. Голова его всегда спрятана за чёрной мантией, а руки такие белые и тонкие. Точно женские. Но Дождь — мужчина. С красивым голосом, что льётся, словно капельки воды в прохладную осень. Немного грубый, но временами мягкий. Минхо искренне любил своего друга. Хоть и в Людском Мире, самоубийц часто хоронят за забором кладбища, потому что считают такие души грязными. Попадая в Мир Теней или Света, все они оказываются в одном месте. Не имеет значения, как погибла душа. Случайно, специально или по своей воле. В Мире Теней и Света они все равны. Богослужители верят в то, что Бог презирает тех людей, которые сами решили, что им нужно уйти. Почему вообще человек решил, что имеет право на выбор в своей жизни? И это так глупо. Устои человеческого общества настраивают с детства на то, что ты должен слушаться, фактически быть зависимым от того, что скажут тебе. И не имеет значения, родители это, друзья, учителя или коллеги по работе. Всё равно. Правила таковы, что ты должен слушаться. Подчиняться чужому мышлению, становясь стадом. Но на самом же деле обоим Богам далеко всё равно на смерть и что случилось с душой. Для них важно лишь то, куда попадёт душа. И для Минхо всегда казалось глупостью то, что люди делятся на какие-то слои населения. Бедные — богатые. Модные — деревенщина. Красивый — уродливый. К чему всё это? После смерти все равны. Нет такого, что кого-то отправляют в место лучше. Совершенно нет. Пусть и система Миров делится на шесть аспектов, всё же большинство самоубийц сразу попадают в Мир Света, не затрагивая при этом Абсолютно Белое Тело. Хотя почти все души сначала попадают в это пространство. Минхо бывал пару раз там, но только для своего Мира. Всё делится на шесть Миров. Главный — это Мир Людей. Оно тому и понятно. Если бы не было человечества для Миров Света и Теней опять началась бы война. А признаться честно, никто бы не хотел повторять то кровопролитие, которое устроили предки ради куска пространства. Когда буквально убивали настолько часто, что рождаться не успевали. Минхо не застал это время, а Суджин не желала о нём рассказывать. Говоря, что вспоминать, как пахнет кровь существ, она не хочет. После Мира Людей существует Мир, что называется «Ренессанс». Этот Мир охраняют существа, которые называются Сонные Зеркала. И не просто так. Всё дело в том, что именно эти существа отражают человеческую натуру. Многие люди привыкли представлять, что после смерти они попадают в светлую комнату, где за столом сидит ангел, который распределяет души в рай или ад. На самом же деле всё выглядит весьма иначе. Ренессанс выглядит как кухня в доме. Где тёплый свет легонько гладит кожу, где звук закипающего чайника приносит удовольствие. И спокойная музыка настраивает на нужный лад. Из-за того, что кухня для многих людей является сердцем дома, Мир обосновался на общих приятных воспоминаниях душ. Умирая, человек сперва даже не догадывается, что эта кухня будет его последним воспоминанием. Сонные Зеркала являются невидимыми для людей, поэтому они с лёгкостью могут заглянуть в саму суть человеческую. А там уже именно они и решают, куда направится душа дальше. Для существ загробного Мира Сонные Зеркала выглядят как люди со стеклянными глазами, белоснежной кожей и до безумия худым телосложением. Бежевые балахоны и заторможенная речь — их истинный облик. После распределения в Ренессансе души отправляются в тела. Но тут есть загвоздка. Если человек при жизни никого не убил, то он отправляется искупать грехи в Мир Абсолютно Белого Тела. В этом пространстве существует только стул и зеркало. Всё залито белым светом, а выбраться оттуда невозможно. Как ни старайся, выхода нет. Конечно, бывали умники, что хотели сразу попасть в Мир Света, а потому шли по тому направлению, по которому вошли сюда. Но каково же было их удивление, когда они вновь возвращались ровно в то же место, от которого бежали. Когда врата будут открыты, и душа попадёт в этот Мир, ей остаётся только сесть напротив зеркала и исповедаться. Зеркало нужно именно для того, чтобы появлялись образы людей, перед которыми человек провинился. Лишь искренне попросив прощения, душа может покинуть Тело и отправиться в Мир Света. Безусловно, существует противоположность Абсолютного Белого Тела — Абсолютно Чёрное Тело. Представляет собой этот Мир тоже пустое пространство. Только вот света там нет. Там есть вечная тьма и бесконечные грехи. Лишь только небольшое свечение от зеркала может показать Мир вокруг души, которого, увы, не существует. И точно также врата открываются, душа попадает в Мир, а после исповедуется. Но только есть одна загвоздка: душа здесь по полной раскрывает грехи и принимает их. В том смысле, что говорит о них открыто и без капли какого-либо сожаления. Пройдя Абсолютно Чёрное Тело, душа отправляется в Мир Теней. И существуют исключения как в Белом, так и в Чёрном теле. Если душа, что находится в Белом теле, искренне исповедуется, то она попадает в Мир Света. Но бывают и случаи, когда души попадаются с гнильцой. Такие не могут принять того, что были неправы за время своей жизни. И потому они отправляются в Абсолютно Чёрное Тело, где уже открыто, без капли зазрения совести, они буквально кричат о грехах. Обычно такие души надеются на всё прекрасное, но каково их разочарование, когда вместо светлого и тёплого места они попадают в забвение собственных грехов. Где умирают от холода, проживая каждый раз всё по новой. Все свои грехи. Круг за кругом. Если душа, что находится в Абсолютно Чёрном Теле, искренне исповедуется, то её могут переместить в Абсолютно Белое Тело. Обычно под раздачу попадают суицидники и случайные убийцы, жертвы домашнего насилия и психически больные люди. Исповедавшись в черноте. Дальше они открываются в Белом Теле. А там и в Мир Света попасть можно. Оба Мира Тел охраняют существа, которые называются Скрипы. В их работу входит открывать и закрывать врата и перенаправлять души дальше. В прочем это всё. Сами Скрипы называют пришедших душ «негодными». Они не могут пойти ни в Мир Теней, ни в Мир Света. От количества грехов зависит то, в какую так называемую «Исповедальню» их отправят. Больше грехов отправляешься в Чёрное Тело, меньше — Белое. Но существуют и такие, что сразу могут отправиться в Мир Света. Также и в Мир Теней. Мир Света — пространство, что на Земле носит название «Рай». Здесь считают это ошибочным, потому что тут нет чего-либо богатого и того, что описывается в людских сказаниях. Да, безусловно, здесь есть чудесные сады, прекрасные водопады и не темнеет никогда. Только вот души, что попали сюда, не пьют вкусные красные вина, не утоляют голод изысканными блюдами. Души здесь живут такой жизнью, которой они жили на земле. Различие заключается лишь в том, что из человеческого бремени выбирается лучший день. Тот, который хочется прожить снова и снова. Дней может быть несколько, но чаще всего он один. После закрывается петля, из которой душа выйдет только тогда, когда наступит время перерождения. Когда люди узнают об этом, то дико негодуют. Мол: «Я думал, что на Небесах смогу жить так, как хотел всегда!». Но вот незадача… На Небесах души не живут. Кто мешал человеку поступить так при жизни? Верно, никто. Лишь он сам. Боги не могут идти на поводу у глупых людских принципов, которые так и кричат о слепом богатстве и мнимых ощущениях. В здании, что украшено красивыми колоннами и кучей белых кустовых роз, располагаются комнаты с личным раем для каждого. Пароль от таких апартаментов знает только душа и сам Бог. Другим его узнать никак не удастся. В такой петле душа находится до тех пор, пока не наступит пора перерождения. Мир Теней — пространство, что на Земле носит название «Ад». Безусловно, это тоже ошибка так называть этот Мир, но люди привыкли, да и ко всему прочему они не знают, как правильно. Всё дело в том, что здесь нет вечных костров, котлов с лавой и комнат для пыток. Всё весьма проще. Здесь вечные морозы, беспощадные снега, тут пахнет одиночеством, а не огнём. Тут есть дом, обвитый красными розами, что утонули в кристальных снежинках. И водопады тоже есть, вот только они замерзают быстро, и потому не каждый раз успеваешь насладиться приятным шумом журчащей воды. Здесь тоже есть комнаты, в которых застревает душа, проживая наихудший день из своей жизни. Преисподняя Безумность. Это часть, оторванная от Мира Света и Теней, что стала настоящим ужасом для убийц, насильников, педофилов, маньяков, некрофилов, каннибалов. Такие души не отправляются в Ренессанс или в Тела. Никогда. Они сразу отправляются в изгнание. В специально отведённый для их искажённых душ Мир. Это пространство, в котором каждая душа проживает свой грех каждый день. А день здесь, если переводить на земной, длится семь лет. Откуда они никогда не выйдут. Они будут лишь страдать. Обречённые на вечные муки. Они кричат, признавая свою вину, желают искупить, но сделать этого, увы, нельзя. Их грехи на Земле были настолько серьёзными, что нет им прощения. Некоторые Скрипы жаловались на то, что работать тут невозможно. И потому поставили защиту такую, что тишина стала райским наслаждением и некой радостью. Врата в этот мир охраняют Скрипы из Мира Теней и Света. Так распределили, потому что посчитали правильным. Один от Мира Света, второй от Мира Теней. Конечно, скучновато стоять, но собирать сплетни с двух Миров всё же интересно. Преисподнюю Безумность не считают за Мир. Условно называют, но таковым она не является. Для всех жителей Теней и Света — это отбросы. Которые должны страдать. Потому что порой люди хуже Богов. У Божеств есть понятия, которым они следуют. К человечеству это, к сожалению, не относится. Они готовы убить за дорогую вещь или должность выше своей. Боги же так не поступают. Наконец, дописывая последнюю строчку в отчёте Квазара Сынмина. Минхо выдыхает, падает на спинку стула, понимая, что он закончил. Пусть и усталость не свойственна Богам, всё же небольшую часть этого они чувствуют, и потому для них важно спать. И кушать тоже. Всё-таки оболочка, которую они носят, является человеческой. И потому важно следить за её состоянием. Из планов на сегодня осталось только притащить своё тело домой, а после упасть в тёплые объятия кровати. Больше ничего. Потирая переносицу, Минхо вспоминает, что ему нужно сделать завтра. И первым же пунктом понимает, что поход к матери никто не отменял. Эта злая женщина обижается на сына, если тот не приходит к ней. Как она говорит сама: «Если ты теперь правишь, это не значит, что нужно забывать про женщину, которая тебя родила, И Минхо!». Поэтому, написав задачу под номером один, Минхо продолжает писать остальные, чувствуя, как глаза его с каждым мгновением закрываются всё больше. Подписывать отчёты о смерти — глупое занятия. Учитывая, что большинством занимается Сынмин. Но время сейчас нелёгкое, поэтому приходится помогать. Минхо один в забвении собственных мыслей, что давят своими тёмными лапами на него. Стук в дверь будит. Словно эхом разносится по сознанию, что уже готово было отключиться здесь. Хо кладёт ручку на стол, отбрасывается на спинку стула, а руки складывает в замочек на груди. Кого притащило в столь поздний час? Он смотрит на тёмно-коричневую дверь чуть больше двух минут, вновь проваливаясь в состояние полудрёма. Второй стук окончательно будит его, и потому Минхо кричит: — Входите! Дверь открывается, в комнату влетает мокрое чудо в чёрной мантии. Захлопывает за собой пространство и падает на стул, что стоял рядом с рабочим местом Минхо. Пол залит дождевой водой. Вновь на его чудесном сером полу останутся разводы, которые И будет тряпкой и щёткой отмывать. Его печально-усталые глаза хотят сейчас лишь закрыться, понять, что это был сон и Сынмин не пришёл и не испортил вновь его покрытие, а после открыть, осознав, что это правда. Квазары — прислужники Божьи, до безумия беспокойные личности. Это всё из-за того, что раньше они были людьми. Квазаров мало на весь Мир Богов. Всего два. Только искренняя, до восхищения чистая душа может вознестись и стать правой рукой Бога. Сынмин был одним из таких. В прошлой жизни правая рука Президента, а в этой — Бога. Сынмина убили, замаскировав всё под суицид от передозировки наркотиками. Он мог бы попасть в Мир Света, но почему-то всё же выбрал Мир Теней. Но стоит только очи божественные сомкнуть, как тихий шёпот вновь спускает Минхо на землю. Бог Смерти смотрит на всю эту картину, а лицо его искажает усталость и дикое возмущение. Ещё немного, и Минхо убьёт своего Квазара, который держал в руках книгу в синем переплёте. Видимо, была какая-то забавная смерть, и потому Сынмин притащился сразу после дела в кабинет И. Сидит тут, портит идиллию Бога, да ещё и смеётся в придачу! Минхо делает глубокий вдох, а после старается говорить спокойнее, но: — Сынмин! — Возмущённый крик сам вырывается из уст его, — Ты опять мне весь пол своей водой залил! Я специально ковёр убрал, а тебя даже это не остановило! — Говорит Минхо, а собеседник напротив него только смехом громче заливается. — От Дождя воды меньше, чем от тебя! — Мин… Мин… МИН… — Без остановки смеётся существо. Сам того не замечая, И начал смеяться. — Да что? Говори уже! — Ситуация и раздражает, и смешит. — Ты не поверишь, как умер этот человек! Я таких смертей в жизни не видел! — Хватается за живот и книгу протягивает. Минхо хохочет, но старается привести себя в порядок. — Что там? — Смотри! Минхо берёт в руки книгу и начинает читать про то, как неизвестный мужчина решил устроить бой между бобрами. Животные сначала дрались между собой, а после загрызли до смерти бедолагу. Смех пробирает до покрасневших щёк. Теперь оба существа хохочут на весь кабинет. Минхо воздухом давится, а Квазар по столу стучит. Да настолько сильно, что в бедном дереве трещинки появляются. Слёзы собираются в уголках глаз, а смеяться уже больно. Выдыхая, Минхо садится прямее, закрывая книгу. — Как, — Переводит дыхание И, — Как так получилось? — Короче! — Начинает Сынмин, а Минхо понимает, что история будет длинной, — Вообще, изначально я должен был отправиться собирать отчёты у Тонов. И ждал одного около квартиры, но там человек что-то передумал или что с ним там случилось, я, честно, так и не понял. Тон, который приходил за этой душой, говорит мне, мол: «От этого человека всегда самоубийством воняет, а сам он его совершить никак не может». Ну, я не стал вдаваться в подробности и ушёл. Уже собирался к тебе идти, чтобы пожаловаться, что какой-то весьма некомпетентный простолюдин опять выдернул меня своими суицидальными мыслями. И вот я уже почти у тебя, как вдруг замечаю одного Зрелища, которой ржёт, как сумасшедший. Ну, я рядом с ним встал. Спросил, что да как, а он и слова вымолвить не может! Только пальцем тычет. Я как повернулся… Мы чуть не сдохли там, Минхо! — Верю, верю, — Продолжает смеяться Минхо, — А где ты книгу достал, раз там Зрелища был? — Я копию попросил. Сразу про тебя вспомнил. Думал, такое тебе в коллекцию точно нужно. — С этим ты не прогадал, — Улыбается Бог Смерти. Минхо встаёт из-за стола, шлёпает по мокрому полу, ставит книгу на полку, а Сынмин молчит. Словно что-то хочет рассказать, но не знает, как начать, И чувствует это напряжение. Что-то явно не так. И пусть пару мгновений весь Мир Теней слышал их смех. — Что-то случилось? — Спрашивает Минхо, вновь садясь на мягкий стул. Квазар глубоко вздыхает, нервно стуча указательным пальцем по столу. Его белоснежные руки сегодня белее, чем обычно. — На самом деле — да. Случилось. — Рассказывай. Сынмин перемещается на диванчик рядом с полкой книг в синем переплёте. — Налей-ка чашечку красного бессмертия. И я расскажу. Минхо кивает, а сам чувствует некое волнение. Почему-то предчувствие у него нехорошее. Будто Сынмин сейчас расскажет то, от чего в восторге Минхо явно не будет. Да и от ауры его свечение другое исходит. Обычно оно цвета Тихого океана, но сегодня больше походит на грозовую тучу в кромешной темноте. Минхо направляется к небольшому столику, что рядом с окном. Наливает воду из графина в чайник, а после нажимает на кнопку. Люди думают, что это они придумали вещи, технику, но на самом деле всё это заслуги одного неизвестного Бога, которого все знают как «Великий». Что с ним, где он сейчас, жив ли вообще — никому не известно. Он стал великим только после смерти. А тем временем вода начинает гневаться и потому, искупляя вину, превращается в пар позолоченный. Минхо достаёт две небольшие кружечки, кидает два пакетика чая и ждёт. Сынмин собирает дождевую воду с пола, иссушая последние капли. Богу кажется странным поведение его прислужника. Что такого должно было произойти? Да и Сынмин просто так бы не пришёл с дождевой водой, да и сразу с хорошей историей. Значит, есть что-то хуже. Но только что? Кто-то из Преисподней Безумности сбежал. А может из Тел? Неясно. И эта ситуация давит. Кипяток заполняет пространство кружек, а листочки испускают последнюю жизнь, растворяются в полном ничто. Минхо путается в сомнениях, наблюдая за тем, как нежная вода окрашивается в красный цвет бесконечности, словно намекает на скорое будущее, что неизбежно и вопреки всякому разуму и поведению — наступит. А может быть, это просто иголки прокалывают тонкую материю несовершенного сознания, и потому динамика трясётся от тремора, усугубляя ситуацию? Две ложки сахара себе, одну Сынмину — и чай готов. На журнальном столике оказывается небольшой бежевый разнос с чашками и шоколадными конфетами, которые так обожает Квазар. За окном пустота. Лишь верная Луна освещает дорожки своим мягким светом. На небе ни облачка, только Ветер шумит. Опять возмущается людским поведением видимо. Не все существа любят людей. Минхо отпивает красноту своих скверных мыслей, вдыхает аромат шоколадных конфет, успокаиваясь. А после говорит: — Что случилось? И фраза эта становится началом великого конца. Сынмин глубоко вздыхает, словно уже знает, что его другу не понравится этот разговор. Но всё же решается начать его. Хотя, признаться честно, если бы Квазар тогда промолчал, то всё могло бы быть иначе. Не было всего того кошмара, который привёл в ужас Мир Людской, не содрогнулись бы Миры, ни Света, ни Теней. Но так было написано. И даже если бы Сынмин промолчал или рассказал бы что-нибудь другое, встреча всё равно бы произошла. И всё равно бы всё свершилось именно так, как и должно было. Но тёплая обстановка дарит надежду на светлое будущее. Ведь всё будет хорошо. Сынмин в этом уверен. Ему Солнце рассказала. Девушка поведала Квазару один секрет. А вот какой? На то это и тайна, что раньше времени рассказать нельзя. Скидывая с себя чёрную мантию, Сынмин устраивается поудобнее. Его серый деловой костюм сливается с обстановкой вокруг. — В Мире Людей диссонанс, — Звонко отбив кружку от стеклянного стола, говорил Квазар. — Там есть один человек. Как зовут, не знаю, да это и неважно. Проблема заключается в другом: от него воняет смертью. Буквально, Минхо… — И перебил друга. — В каком смысле? — Минхо опешил от неожиданности. — В прямом. Это правда. Уже и Тоны, и Зрелища возмущаются. Потому что в списках он есть всегда, но стоит кому-нибудь прийти за ним, так сразу всё. Конец. Никто его не забирает, а он по великой случайности, исчезает из списков, — Сынмин активно жестикулировал и явно возмущался, а у Минхо в голове не укладывались слова. Такое бывает? — Как так? Я не понимаю… — Никто не понимает. Я сначала не хотел тебя тревожить, пошёл к Богу Жизни. Решил, что может, Чан что-нибудь знает, а как оказалось, нет. Даже он. Представляешь… — Погоди, — Минхо словно проснулся и даже сел прямее, — То есть, ты говоришь, что есть человек, от которого воняет смертью. Он каждый раз появляется в списках, но потом исчезает? Я правильно понял? — Расстёгивая пуговку, что перекрывала возможность дышать, Минхо был в замешательстве. — Да, Минхо, всё верно. — А что Тоны со Зрелищами говорят? — Они молчат, — Пожал плечами Сынмин. — Я недавно разговаривал с одним Тоном, так он говорит, что приходил к этому парню целых три раза, но толку ноль. Стоит ему переступить порог квартиры — имя исчезает. Интересно лишь то, что происходит это с периодичностью. — Может, есть тот, кто защищает его? — Минхо прожигал Сынмина взглядом. Потому что очень не хотел слышать то, что скорее придётся. — Я тоже так думал. Поэтому я сказал Тонам и Зрелищам, что когда его имя вновь появится в списках, то за ним уже пойду я. Так и случилось сегодня. Я пришёл, но стоило перешагнуть порог — имя исчезло. Этот человек удивляет меня всё больше. Минхо сидел в полном недоумении. Словно сам липкий ужас стал окутывать чертоги его сознания, крича о том, что это будет началом Великого Конца. И ни одна философия, Религия и Вера не в праве помешать тому, что цветёт тёмно-зелёным светом полночного забвения, утекающих моментов сквозь пелену забытых действий и игнорирования Любви. Как такое могло произойти? Почему этого человека нельзя забрать? Что или кто он такой, раз кто-то постоянно защищает его. Бог Смерти надеется сейчас на всё, только не на проблему, которая возникла во времена правления его матери. День тогда был обычным, а дела Богини Смерти скучны. Она точно так же, как и Минхо, заполняла бумажки, пока не явился Тон и не рассказал о человеке, от которого пахло смертью. Но стоило появиться кому-либо, имя сразу исчезало из списка. У Суджин не было Квазара. Тогда Миры Света и Теней не знали, как быть и поступить в этой ситуации. Решили наблюдать за этим человеком. Суджин и Джихё — Богиня Жизни — не предали этому значения. Мол, решится когда-нибудь, и имя его уже не исчезнет. Но только это стало колоссальной ошибкой обеих Богинь. Погибло в тот год больше ста Тонов и Зрелищ только от рук человеческих. Человек этот каждый раз, когда хотел свести счёты с жизнью и был уже буквально на волоске, замечал существ иных миров, беседовал с ним. А признаться честно, то, что Тоны, что Зрелища довольно дружелюбны и потому болтали с ненормальным, ожидая его конца. Но только разговор был недолгим. Потому что он разбивал два зеркала в форме звезды и кидал в существ. А все жители Миров Света и Теней знают, что для того, чтобы попасть в Мир Света, например, нужно небольшое зеркало в виде звезды. На него направляется солнечный свет, из-за чего открываются врата в этот мир. С Тенями также. Только солнечный свет заменяется на лунный. А если разбить два зеркала, которые до этого момента полежали под лунным и солнечным светом, то можно убить палача, перешедшего за тобой. Как об этом мог узнать человек — неясно. Понятно было лишь одно: война. Что позже развязалась между Мирами Света и Теней. Существа бились друг с другом, потому что каждая сторона считала, что виновата другая. Тоны и Зрелища убивали друг друга до тех пор, пока Бог Жизни и Бог Смерти не объединились, чтобы покарать собственных граждан. Много погибло от рук своих товарищ, но ещё больше от Правителей Миров. Что Суджин, что Джихё до сих пор не желают вспоминать этот период их правления. Минхо не хочет повторять печальный опыт матери. Но и что делать, он не знает. — Нет, Сынмин, только не говори, что кто-то опять узнал, как убивать моих и Бога Жизни прислужников, — Стуча пальцами по бедру, нервничал Минхо. — Я не могу сказать тебе этого. Но пока ни Зрелища, ни Тоны не умирали. Пока всё в порядке, но долго так будет или нет, опять же я не знаю. Один Зрелище мне рассказал, что приходил за душой парня не из-за собственной смерти. Словно его убить должны были или что-то такое. — Ничего не понимаю… — Минхо ерошил свои волосы, будто это могло помочь ему. — Никто не понимает, Минхо. Я следил за ним. Обычный студент, ничего примечательного. Единственное, так это то, что он из неблагополучной семьи, но и то это — максимум. — Надо что-то делать, Сынмин. Я не хочу повторять судьбу матери. Не хочу вновь смотреть на то, как жители Теней и Света льют кровь друг другу. — Минхо трясётся, а Квазар лишь ближе пододвигается, приобнимая Бога Смерти. — Ты прав. Война между светом и тьмой сейчас, да и в принципе ни к чему, — Бог Смерти вдыхает тяжесть грязных мыслей, выдыхая аромат умершего чая. — Нужно обдумать всё хорошенько, а после что-то решать. Сынмин рядом, от этого хорошо. Минхо вновь чувствует себя маленьким Богом, когда они с Дождём играли в его покоях, пока за пределами счастливой атмосферы и детских игр шла война между Мирами. Хо помнит, как мать смотрела грозно на ярко улыбавшегося сына, а после покидала стены тьмы и уходила забирать не то, что десятками, а сотнями бедные души. Объединившись в тот момент с Богиней Жизни, они карали всех. — Тогда, — шептал Минхо, — Тогда нужно узнать, никто ли несчастным образом не погиб. Потому что для меня до сих пор загадка, как ни мать, ни Богиня Джихё не знали о том, что их существа мертвы, да и умирают. — Предлагаю завтра всё обсудить с Богиней Суджин и Богиней Джихё. Как тебе идея? — Хорошая. Заодно с Чаном обсудим эту тему. А вообще, что тебе известно об этом парне, кроме того, что ты назвал? — Ничего. В этом-то и проблема. Имя каждый раз исчезает, а ты же знаешь, что если имя исчезло из списка, то мы забываем этого человека. — Но только не ты, — Хитро улыбнулся Минхо. — Верно, — Усмехнулся Сынмин, — Но только не я. Он вздохнул, а после продолжил: — Зовут его Хан Джисон. Ему двадцать три года. Учится на четвёртом курсе колледжа. По профессии будет фельдшер ветеринар. Окончил школу в восемнадцать лет, так как пошёл на год раньше. Не смог поступить в университет искусств. Он провалил вступительные экзамены. Год нигде не учился, после этого подал документы на ветеринарное дело, куда успешно прошёл. Родителей зовут: Хан Бёль — мать, пятьдесят два года; Хан Бин — отец, пятьдесят два года. Оба медики. Были против того, чтобы сын поступал на ту специальность, на которую хотел. Так и не смогли принять то, что он будет ветеринаром. Хан живёт один, квартиру снимает сам. Работает. Есть пара друзей, любимый человек. На этом всё. На учёте у психиатра не стоит, к психологу не обращался. — Странно, — Говорит вслух свои же мысли Минхо, — Что же такого в нём необычного? Минхо потирает подбородок, а Сынмин знает ответ. Но рассказать не может. Потому что это должно случиться. — Не знаю, правда. Но нужно что-то делать. — Да, ты прав. Значит, все дела на завтра откладываю. Теперь есть проблемы поважнее, — Минхо встал, подошёл к столу и, вырвав листок из фиолетового блокнота с планами на завтра, написал только один пункт. — Мне сходить с тобой? — Думаю, что да. Я тогда был маленький, поэтому толком не осознавал проблемы, да и не помню её. — Хорошо, — шепчет Сынмин. — Тогда, если я попрошу, ты можешь найти где-нибудь всю подноготную на этого Хан Джисона? — Смогу. Когда тебе принести её? — Утром. — пауза, — А сейчас пойдём. — Куда? — Прогуляемся до Мира Людского. — Ты уверен? — Сынмину не нравится спонтанное решение Минхо, но сказать ему что-то против он не может. — Более чем. Но прежде скажи мне слабость этого парня. — Животные. Когда я был у него, он болтал со своим парнем по телефону. Как я понял, то одногруппники, планируют открывать свою ветеринарную клинику. — Я смотрю, ты многое узнал. — Усмехнулся Минхо, — Хорошо. План прост: отправляйся в Искусство Философии, а я к людям. — Я в библиотеку, а ты к этому парню? — Да. — И что ты собираешься делать? — Стану беззащитным котёнком, он меня подберёт, а там видно будет. — Мин, а не проще будет просто взять и явится к нему? — А если он увидит меня? А если он и вправду видит существ этого Мира? — Ты усложняешь. — Я упрощаю. — Прекрати! Давай расскажи, где он живёт. Сынмин рассказал и даже показал, как выглядит Джисон. Назвал страну, город, улицу, дом, квартиру. Всё. Абсолютно. Теперь даже не нужно было искать информацию об этом человеке. Минхо всё так и был в сомнениях. Ну а как ему ещё себя чувствовать, когда перед ним такая опасность. Человек, что знает секреты Богов — опасен. Минхо понимает, что куски мяса глотки готовы перегрызть друг другу ради статуса выше. Такова человеческая природа. И потому неизвестно, что именно этому парню придёт в голову заполненную вечными бойнями. Печальный Бог боится, что однажды весь Мир начнёт говорить на языке клинков. А признаться честно, Богине Клинков только повод дай. Она развяжет войну не только между Тонами, но и между Зрелищами. Доведёт до печального конца оба Мира, а после, утопая в крови убитых, смехом греховным будет всё вокруг оглушать. И потому пора остановить то, что ещё даже не началось. Пока есть время и возможность. Минхо старается казаться равнодушным, но в этот раз получилось плохо. Какого чёрта он разрешил Сынмину обнять его! Это ошибка! Нельзя идти на поводу у этой чёртовой полемики. Бог Смерти ненавидит её. Минхо хотел бы зарыдать от страха прямо на плече Квазара, хотел бы рассказать, что эта ситуация тревожит его, что он не знает, как поступить, потому что правит только двести лет. Да и случай такой был единожды. И — единственный, кто страдает от этого проклятия. Сколько бы он не искал в Искусстве Философии, сколько бы он в архивах не просиживал своё время, сколько бы не спрашивал у старых существ — никто ничего не знает. Абсолютно ничего. Полемика Минхо сравнима с человеческими эмоциями. И поэтому приходится скрывать сверхчувствительность. Но это сложно. Каждый раз, когда радость бьёт ключом, хочется рассказать всем. Но И понимает, что никто из Богов его не поймёт. И потому он буквально страдает от этого. Минхо является единственным из всех Богов, который ощущает всё настолько сильно. Его полемика сравнима с человеческими эмоциями. Воспоминания из детства болезненны. Минхо прекрасно помнит, как приходил к матери поделиться какой-нибудь историей. Например, про то, как он поймал Забвенную бабочку, которая является редкой гостьей в Мире Теней. Рассказать, какие эти существа волшебные и таинственные. Вываливая весь спектр эмоций на свою мать. С восторгом и возбуждённой любовью в глазах Минхо вскидывал руки, имитируя полёт бабочки. С огромнейшим волнением он пускал уверенные речи о том, что теперь он будет самым счастливым, потому что не многим удаётся увидеть это существо в этом Мире. Энтузиазм от короткого рассказа про их чудесные, чуть прозрачные крылышки с голубыми цветами васильков в серединке, витал запахом излишней полемики в воздухе. Казалось, что Минхо пересказал уже всё раза три, каждый раз добавляя всё новые и новые факты. Которые тревожили маленького Бога Смерти. Ведь сами эти бабочки словно призраки, стоит упустить их из виду, как они тут же исчезают. А какие у них чудесные усики! Сами они очень дружелюбны. Крутятся около маленького Бога, одаривая своей магической пыльцой. Но вместо того, чтобы продолжить наблюдать за ними и показать их Суджин, он просиживал красоту в темнице. Богиня Суджин наказывала таким образом сына. Сколько криков, скандалов было, и всё в пустую. Снова и снова её проклятое дитя приносило в покои её свои эмоции. А в чём виновато маленькое Божество, которое родилось таким? И потому, сидя в кромешной темноте, где все запахи замёрзли, а поговорить было не с кем, Минхо рыдал навзрыд. Маленькая комнатка была наполнена цитаделями слёз, которые несознательно создавал Минхо. Только вот он не осознавал, что проблему слёзы не решали. Наоборот, усугубляли её. На теле, которое он считал своей истинной оболочкой, остались шрамы от розг. А на душе — вечно кровоточащие порезы, что никак не могут зарасти. Почему именно Минхо родился таким? Он задавал себе этот вопрос миллионы раз и задаёт до сих пор, но ответ на него словно прячется во вкусном запахе спелой вишни и умершем тепле. У всех Богов полемика, а у Бога Смерти она другая. Даже откровенные разговоры с матерью не давали никаких ответов. Минхо думал, что отец его мог быть человеком, иначе бы откуда всё это взялось? Но, как оказалось, отца Минхо, бывшего Бога Смерти, считают Великим Существом. Что он сделал для Мира, никто не рассказывал ему, но возможность того, что отец был человеком, упорхнула Забвенной бабочкой и канула в небытие. И пусть пелена туманных мыслей и скверных побуждений его окружения пока будет здесь, но когда-нибудь и ей придёт конец. И потому, касаясь ледяными пальцами звёздного зеркала, Минхо перемещается в Мир Людей. Стоит только оказаться здесь, как Минхо начинает чувствовать себя свободнее. В этом Мире он может расправить крылья свои и забыться на время от правления, от которого так устал. Другие Боги не смогут найти Минхо, когда он в Мире Людей. Всё устроено так, что если Бог оказывается здесь, то он пропадает для остальных. Здесь куча всего, потому найти существо, что, например, сбежало, будет сложно. Минхо чувствует на своих плечах холодные капли воды, а это значит, что и его старый приятель — Дождь здесь. В Людском Мире Дождь становится бесконечно серыми тучами, вечными ливнями и до безумия холодной осенней погодой. За пару минут вода сносит всё живое со своего пути, а лужи на асфальте мило болтают о сегодняшнем дне с бетоном. Дождь принёс смерть в эту пору. Ветер гоняет октябрьскую листву, а гром срывается на людей за грехи их бессмертные. Всё просто, Всё весьма обычно для людей. Никто и не удивился резко начавшемуся дождю. Словно уже знали, что он будет. А может, в этом и заключается проблема человечества? Они сразу готовятся к наихудшему исходу событий. Хотя, кто знает, как было. Если бы они верили в лучшее. Было бы меньше проблем? А если бы даже в вечности серых домов, что так похожи на могильные надгробия, они искали не гробы, а гроздь поспевшей лесной клубники? Были бы их жизни лучше? Или всё настолько предсказуемо, что прямо сейчас Бог Смерти наблюдает за тем, как из машины вытаскивают тело мёртвого человека. Рядом Зрелища. Значит, эта душа была хорошей. Куда он торопился, что решил проехать на красный? Ведь пешеход не виноват в том, что для него горел зелёный. Совершая ошибку, убитый спас другого. А что было, если бы он сбил пешехода насмерть? Безусловно, попал бы он уже не в Мир Света, а в Мир Теней. Да и страдал бы всю оставшуюся жизнь. Ведь доктор, что так спешил домой к семье, явно бы не забыл про случай, если бы произошёл он по-другому. Минхо, стоя за деревом рядом с пешеходным переходом, смотрел на кровь. И на то, как душа слёзы свои горькие роняет. Не успел отец увидеться с дочкой. Тело увозит скорая без мигалок, а Зрелища, нежно приобнимая, убитого, по голове гладит. И обещает, что тот переродится ребёнком своего взрослого сына. И он не врёт. Потому что в документах действительно так и написано: что именно эта душа через пару месяцев вновь будет жить на этом Свете. Минхо вздыхает, чувствуя, как оболочка мокнет от слёз Дождя. Это оказывается противным. А особенно то, что когда Бог появляется в Мире Людей, то полемика его не на шутку разыгрывается. Словно он сам когда-то был человеком. Хотя мысли эти глупые. Конечно, ходили слухи, что человек может стать Богом. Но Минхо изначально родился Божеством. Сдерживать эту чёртову полемику в Мире Теней тяжело, но и давать ей свободу в Мире Людей не проще. Минхо просто не понимает, как ей управлять. Внутри него бушуют демоны сознания, которые так и говорят, что пришло время. Оно пришло. Осталось только сделать шаг навстречу, и всё наладится. Цитадели, что выстроенные в доме у Минхо, больше не нужны. И потому их стоит разрушить. Уйти бы жить в Мир Людей, стать бы человеком и не бояться всего этого осуждения. И ладно бы был только он. Нет же. За излишнюю полемику могут казнить. Только кто не знает Даже Минхо. На его веку ещё никого не казнили. Но стать тем, у кого отнимут душу, страсть как не хотелось. Уж лучше ущипнуть себя до боли, чем разрешить вновь что-то чувствовать. Сейчас Минхо сидит полностью мокрый. Его аккуратная чёрная шёрстка прилипла к телу, а маленькие ручейки противно так стекают по холодной коже. Он ушки прижимает к голове, потому что оказывается, что когда ты маленький котёнок, Мир вокруг тебя такой шумный. Просто до невозможности. Буквально каждая капля, что разбивается рядом с дрожащим телом, походит на удар волны во время цунами. Звук — мысли больные, которые Минхо игнорирует. Он здесь ради того, чтобы убедится: нужно ли ему убивать Джисона или, быть может, всё решится само? А всякие букашки, червяки и просто насекомые — тоже личности весьма интересные. Каждому нужно подлететь, подползти, чтобы узнать: почему чёрный котёнок сидит около подъезда и что он вообще тут забыл? Минхо игнорировал все их вопросы. Потому что плевать ему, что они там спрашивают. У него на сердце неспокойно от человека, который может уничтожить Небеса. И преувеличивал. Но в прошлый раз всё так и могло произойти. Бог вдруг почувствовал себя ужасно. Словно в его сердце появилась какая-то невыносимая печаль. А замороженные лапки в отсутствии тепла и горячей воды перестали двигаться. Правильно. Почему-то силы вдруг покинули тело котёнка. Словно улетели заторможенными мыслями в пустоту. Сейчас Минхо не Бог. Сейчас Минхо — бездомный котёнок. У которого нет семьи. А всегда ли он таким был? Абсолютно. С матерью отношения только рабочие, да и увидеться так раз в неделю. Воспоминания о том, что делала это женщина, до сих пор тлеют мёртвыми останками в его замороженном сердце. Друзей или того, с кем можно обсудить всё подряд — нет. Квазар Сынмин хоть и его друг, но о полемике Минхо ему знать необязательно. Только Дождь. Но и тот постоянно занят. Он же не только существо, что забирает души, он ещё и природное явление. Ему свойственно постоянно быть в Мире Людей. В Мире Света или Теней он появляется крайне редко. А Минхо — одинокий Бог Смерти, который заглушает всю свою полемику чаем с лесными ягодами и черничным шоколадом. Только ради него он ходит в Мир Людей. Хотя, к чему вся эта ложь? Он тоже тут частый гость. Сидит в парке, наблюдая за детьми и парочками. Минхо нравятся дети. Он бы хотел себе ребёнка, но не такого, который был бы лишён чувств и эмоций. Минхо не хочет ребёнка от другого Божества. Он хотел человеческое дитё. Не то, чтобы это означало, что если у него родится Бог, то он от него откажется. Вовсе нет. Просто И понимает и осознаёт, что отцом он будет плохим. Он не справится только из-за своей полемики. Наблюдая за детьми не первую сотню лет, Минхо знает, что справится с его проблемой ему поможет только человек. Только для людского дитя он сможет стать отличным отцом. И коль признаться честно, Минхо мечтает о любви. Но опять же. Полемика Минхо разыгрывается только из-за того, что он буквально в Мире, что состоит из чувств и эмоций. Нужно успокоиться, нужно игнорировать все чувства. И потому маленькие сонные глазки закрываются, а возможности их открыть больше нет. Он словно умирает. Каждая клеточка тела испускает запас энергии, отдавая всё тепло. Минхо больше не думает о Джисоне. Дождь словно бьёт его, да издевается. Сейчас он хочет лишь уснуть. И почему-то не проснуться. Но сонные глазки всё же открываются, когда тёплые руки, что держат его холодное тело, мягко гладят по насквозь вымокшей чёрной шёрстке. Минхо не может и слова разобрать. Непонятно, то ли это с ним человек разговаривал, то ли это был Дождь. Хо тепло. Поэтому он только носиком сильнее упирается в горячую ладошку. А осознание того, что он один из опаснейших Богов во всей Вселенной, словно утекло вместе с дождевой водой в пучину грязных людских грехов. И потому, доверившись своим лживыми, мнимым чувствам, он растворяется в теплоте своей полемики. Вновь открывая глаза, Минхо чувствует непреодолимое желание покушать. Желудок урчит до безумия громко. Словно весь Мир готов был услышать его. Такова плата за оболочку. Человеческое тело так много пищи не употребляет, как трёхмесячный котёнок. — Проснулся, малыш? — Слышит Минхо чей-то до безумия тёплый и ласковый голос. Словно первый летний рассвет. Минхо моргает, а глазки его слезятся. Он поднимает голову, встречается с лицом Джисона, что так и горело от красивой улыбки. Замечает, что у Хана приятные черты лица. А глаза такие красивые. Бог никогда не видел настолько чудесных очей. Он осознал, что попал точно в цель, раз его всё же забрал Хан. Словно сама судьба свела их. Сейчас главное — внимательно слушать и следить за этим парнем. Узнать: кто он такой, чем занимается, что будет делать и придёт ли к нему кто-нибудь их Тонов или Зрелищ. Но пока что Минхо видит вокруг себя мягкое полотенце, что служит одеялком, и картонные стены. Но, признаться честно, ему нравится. Здесь лучше, чем там, где дождь беспробудно кристаллы роняет. — Я нашёл тебя на улице, — Джисон стал разговаривать с котёнком. — На тебе не было ошейника. Ты бездомный? Минхо молчит. Он чуть насупился, не понимая, что от него хочет Джисон. А тот лишь в коробку смотрит на взъерошенного кота, да мягко так, светло улыбается. — Значит, и имени у тебя нет. Будешь Лино! Минхо посмотрел на парня, который настолько искренне это говорил, что можно было ощутить тепло его улыбки на мокрой шёрстке. А Джисон продолжал разговаривать, словно перед ним человек был. — Ты был таким замёрзшим. Кто, интересно, тебя выкинул? Этот человек явно был последним мудаком, раз смог поступить так с беззащитным животным. Но сейчас ты дома, — Хан вновь улыбнулся. — Пойдём, я тебя помою и дам лекарств. Джисон погладил по голове, а после достал Минхо из коробки. Словно сама разгадка бесконечности была в этой небольшой квартире. Хо успел понять, что она однокомнатная, успел увидеть одно пальто, одну пару обуви. Хоть Сынмин и говорил, что у Джисона есть любимый человек, сейчас же Минхо не замечал его присутствия. Но возможно и то, что пара не живёт вместе. В квартире вкусно пахнет бергамотом. Свет был включён только на кухне. Поэтому в коридоре всё освещала тьма. Хо пытается понять, что не так с этим Хан Джисоном, но подозрений нет. Сердцебиение стабильное, дыхание в норме. Только руки слегка дрожат. Но это максимум. Джисон не знает, что котёнок — это Бог Смерти. А оболочка его на самом деле давно мертва. Такова плата. Боги не могут придумать собственную внешность. Поэтому они надевают ту, что умерла недавно. Эта оболочка может расти, меняться и даже стареть. Поддаётся всем метаморфозам, на что способен организм. Вот только это всего лишь тело. А душа, что некогда существовала в нём, давно в другом Мире. Возможно, что она умерла окончательно, а может, переродилась вновь. На этот вопрос Минхо не ответит. Единственное, что он знает, так это то, что мать его сразу нашла оболочку для сына. А значит, что человек этот умер больше трёхсот лет назад. А что насчёт котёнка? Душа его сидела в кустах около подъезда. Но Зрелища уже забрал её. Дрожащее тело сидело на крышке унитаза, а Хан в это время затыкал слив раковины для того, чтобы налить воду. Минхо внимательно следил за каждым его действием. Ванная была приятного белого цвета. На полках стоял шампунь и гель для душа, зубная щётка, паста. В углу валялись грязные вещи и больше ничего. Смотря на Джисона со спины, Минхо не видел ничего необычного. Лишь чуть мокрые волосы, потому что Хан тоже попал под дождь. Сколько, интересно, времени прошло. Сколько И сидел там? Тёплая вода, немного пены, полотенце на дно. А после — Джисон берёт Ли в руки и со всей возможной нежностью опускает в воду. Богу Смерти нравилось купаться в жидкой бесконечности. Она успокаивала своим тихим журчанием. Словно помогала расслабиться и настроиться на то, что он хотел бы отпустить. Развеять сомнения и просто отдохнуть. Минхо искренне считал, что с помощью воды можно разговаривать. Она говорила сама, а ты лишь должен понять. Бог Смерти любил сидеть на берегу моря или океана. Чтобы северный ветер сдувал остатки звёздной пыли на оболочке, а сердце билось в умиротворении. Он словно секреты слушал, что так нравились ему. Пусть и солёный воздух был слегка холодным и душным, всё же было прекрасно вот так давать волю своим ощущениям. Но единственную воду, которую не любил Минхо, была дождевой. Потому Дождь со своими внезапными нагонял вечную меланхолию. Заставлял чувствовать боль, словно от ножа. Но всё же иногда так хотелось просто постоять в Мире Людей и вымокнуть до нитки. И друг Минхо не знал, что тот купается в его каплях. Всё дело в том, что когда Дождь становится явлением природы, то он засыпает. И просыпается только тогда, когда приходит пора души забрать. — Ого, ты первый котёнок, который не боится воды, — Всё также улыбаясь, сказал Джисон. А Минхо всё искал зацепку. Хоть одну, хоть единственную. Ему нужно знать, что не так с Хан Джисоном. Но только вот ничего необычного не происходило. Хан аккуратными своими хрустальными пальчиками перебирает шёрстку, осматривая на наличие блох и ран. Промывает каждый сантиметр чёрного котёнка. Минхо признаёт, что это приятно, когда вот так кто-то о тебе заботится. В ванной комнате чисто. А Минхо уже сомневается, что с этим парнем что-то не так. Обычный человек. Хан накормил его молочной смесью. Высушил, промыл глазки и уложил обратно в коробку. Попутно поставив её на диван перед телевизором. Минхо высунул голову, а после стал наблюдать за Джисоном. В небольшой гостиной, где приятно пахло бергамотом и чем-то сладким, что было похоже на его любимый черничный шоколад, горел свет одинокой лампочки. Светильник стоял на столе, и потому островок света, в котором купался Минхо, был весьма мал. Но в то же время настолько велик, что способен защитить. И это так глупо — надеяться на то, что какой-то свет может защитить. На шкафах еле заметная пыль и фотографии в рамках. На диване лежало одеяло и пара подушек. Видимо, Джисон уже готовился ко сну. Сколько времени прошло, Минхо всё так и не знает, но судя по темноте, что так таращится в закрытые шторами окна, уже довольно поздно. На столе рядом стоял ноутбук, на котором был включён какой-то фильм. На фотографиях Джисон и люди. Может быть, это семья. А может друзья. Но нет ни единой рамки, где Хан был с кем-нибудь одним. Всегда общие фото. И Минхо кажется это странным. Но плевать он хотел. Главное — это узнать совершенно другое. Бог оглядел уже всё пространство, но найти что-либо не смог. Он уже начал думать, что проще было, если бы он снял оболочку и просто наблюдал за Ханом, как призрак из угла. Но ведь была опасность того, что Джисон видит Богов. И потому идея эта сразу стала провальной. Вдруг, случись такое и вправду. Что тогда делать? Как бы выглядела эта ситуация? Хан заходит в гостиную, а в углу стоит звёздная пыль. Да, и если всё действительно подтвердится, что Джисон видит Богов, то ему не составит труда понять, кто перед ним. И тогда опасность будет ещё выше. Убить Бога Смерти он не сможет, но Хан будет знать, что его раскрыли. Шаги с кухни заставили Минхо сесть в коробку. Он, свернувшись в клубочек, стал тихо сопеть, чтобы Джисон не подумал себе лишнего. Вдруг этот парень может чувствовать на энергетическом уровне, верно? Лишние подозрения сейчас явно ни к чему. Но Джисон, лишь разогрев себе вчерашний ужин, приземлился на диван рядом с коробкой, в которой лежал котёнок. Поставив чашку с кофе на стол, он стал вникать в сюжет фильма. В сюжет, который пропустил, пока был на кухне. Голоса болтают, фрагменты меняются, подобно плёнке в фотоаппарате, что испускал последний жизненный щелчок. Вот диафрагма закрывается, и матрица ломается. Конец. Минхо всё так и сидел в коробке. К его огромному сожалению, ничего не происходило. Абсолютно, совершенно ничего. Только действия персонажей в фильме. Да и у тех особенного продвижения не было. Джисон молчит как рыба. И больше ничего. Может всё-таки и вправду Зрелища и Тоны приходили по истинным мыслям парня. Сейчас период самокопания у человечества. И это можно назвать нормальным, потому что люди переосмысляются. Меняют взгляды и позиции. К чему жить так, как жили даже пять лет назад? На ошибках учатся, из прошлого выносят опыт. Но, забывая даже это, все продолжают держаться за то, что приносит до безумия много боли. Человеческий мозг устроен так, что плохие моменты он старается забыть. Дабы не наносить психологических травм. А хорошие всегда помогают жить и двигаться вперёд. Но вот проблема: люди возвращаются назад, к истоку сада бесконечной боли. И верят в то, что всё будет отлично. Потому что воспоминания у них счастливые, а значит, что всё хорошо! Но спустя пару дней разочарование обливает дождевой водой. С волос капает холод, а горло давно простужено. И как теперь быть? Вновь чувствовать себя ужасно, потому что человек чёртов раз наступил на те же грабли. Вновь окунулся в пучину заболеваний. Ведь даже замороженные пальцы не в силах справиться. А заторможенные мысли, что так больны, кричат о последнем выборе. Всё в этой жизни есть выбор. Порой люди забывают об этом. Ведь если человек купил вещь, ту, которую вовсе не хотели, то чья эта вина? Его. Кто будет виноват, если человек вечно страдает от болезни собственного сознания? Только он сам. Потому что быть счастливым — это собственный выбор. Точно так же, как и страдания — это выбор. Мошка, что случайно залетела в тёплую квартиру, кружилась вокруг света, исполняя пируэты её крошечной жизни. Лампа чуток дрожала и словно больше жара отдавала. То ли желая насекомое согреть, то ли одинокую душу, которая тихо слёзы испускает в мягкую подушку. И пыль, что отбрасывает тень разочарования, давит на мягкое тело. Нелепые разговоры на фоне и бесконечный поток мыслей Минхо. Хан давно поел. Он укутался в кокон из одеяла и продолжил смотреть. Хо заметил на его лодыжках странные шрамы. Словно кто-то хотел ему перерезать ахиллесова сухожилия. И попыток явно было около трёх. Хотя, быть может, это и есть его попытки суицида? И вот она, зацепка! Но только вот умереть от такого весьма мучительно. Да что там, невероятно больно! Какой псих сможет это выдержать? Котёнок вылез из коробки. Прошёлся по дивану и улёгся прямиком на грудь Джисона. Это не было желанием Минхо. Это было желанием котёнка, который умер за пару часов до прихода Бога Смерти. И потому в теле его ещё сохранились остатки осколков души. Поэтому Бог и решил, что перечить останкам последней жизни не будет. Да ему и самому хорошо. Потому что тепло от Хана такое необычное. Минхо смотрит в оба глаза, а там красные стрелки, которые старательно рисовали слёзные кристаллы. Там словно сам дождь собрался в уголках. Джисон плакал? Почему? Фильм грустный? Нет, это ведь комедия. Что-то начинает происходить. Минхо рад. Вибрация прошлась по шёрстке, а Джисон задёргался. — Алло? Хану позвонили. И хорошо, что Минхо был фактически под ухом. Ведь означало это только одно: он может услышать весь разговор. — Хани, привет, — Голос был чересчур возбужденный. — Да, Юта, привет. — Чем занимаешься? — Да ничем, спать ложусь, — А голос у Хана дрожит. — Слушай, можно я к тебе приеду? Мне нужно отдохнуть. — Нет, Ют, пожалуйста, я очень устал, — Джисон чуть ли не скулил. — Я не понял, — Голос стал настолько грубым, что Хан даже дышать перестал, - Что ты там сказал, я не расслышал? — Я… говорю, — Мямлил Джисон, — говорю, что ты можешь приехать. Я в душ пошёл. - Молодец, сладкий. Так бы сразу. — Ехидство голоса было настолько отвратительным, что Минхо понимал насколько люди бывают ужасны. — Мгх, давай. Хан отключил звонок. Он бросил телефон так сильно, что ударившись об диван, тот отлетел на пол. Джисон тяжело и часто дышал, словно боялся. Хотя, скорее он пытался сдержать слёзы, что уже бежали по леденеющим щекам. Минхо продолжает наблюдать. А водопад, что так старался сдержать Хан, к сожалению, вытекает цунами, что готово снести на пути своём всё. Грудь трясётся от накатившей истерики. Джисон дрожащими руками гладит Минхо. — Вот так бывает. Лино, — Плачет Хан. Он, поднимая своё тяжёлое тело, что так и кричало о боли, идёт в ванную. Бог Смерти всё наблюдает. И признаться честно, то он до конца не понимает, что здесь происходит. Какой-то парень позвонил Джисону, сказал, что приедет, и поэтому Хан ушёл в душ? Означает ли то, что это и является причиной, по которой Хан всё не может умереть. Ведь имя его вновь появилось в списках. И время смерти стоит на 23:33. Сейчас же 23:23. Десять минут. Вода в ванной включается, а Минхо понимает, что время есть. Поэтому он меняет свою оболочку на привычную и начинает искать по шкафам необходимое. Но внимание его привлекает белый блокнот с интересной надписью «Сад Болеющих Мыслей». Буквы, обведённые ярко-чёрной ручкой, словно сами кричат о проблеме. Бог Смерти глубоко вздыхает, а после, превращаясь в звёздную пыль, принимает в себя всё. Минхо буквально проглатывает воспоминания Джисона, что становятся вкусной пищей для размышлений. Страдания, боль, любовь, родители, болезни, игры Накамото. Минхо видел многое, знал большое количество людей, у которых в жизни происходила куча отвратительный вещей. Но даже здесь. Бог Смерти был в замешательстве. Жизнь Джисона ужасна, тут даже думать не надо. И единственное, что всё-таки замечает Минхо, так это то, что нет и намёка на суицид. Есть на убийства, но не более. И что тогда делать и как поступать? Зацепок нет. 23:32 и Джисон выходит из душа. А И вновь замечает, что имя того исчезло из списка. Хан не одевается. В одних боксёрах. Он садится на диван к котёнку, а слёзы всё продолжают идти. И намёка на то, что истерика скоро закончится: нет. Прекрасные глаза, что приглянулись Минхо, опухли и покраснели. Звёзды нарисовали красные стрелочки, оттого-то красота никуда не делась. Раздражённые капилляры словно кричали о боли, что находилась в сердце. Джисон смотрит в пустоту. Минхо смотрит на Джисона. А внутри столько противоречий сейчас. И сожаление к незнакомому парню тому причина. Рядом с Ханом так много негативных мыслей, что казалось, Мир может их услышать. Минхо даже стало не по себе. Тут, в комнате, где надежду дарил небольшой островок со светом, боль купалась в лучах вместе с пылью. А воздух, что был наполнен солёными слезами, сушил кожу на лице. Бог Смерти смотрел в глаза Джисону, в которых теперь отражалось полное ничто. Самозабвения небытия. Будто кометы, разбившись, уничтожили всю Вселенную. Лапки мёрзнут от холодного стекла стола, на котором сидит Минхо. Но так ему лучше анализировать Джисона. У парня губы дрожат, а дыхание рвётся от каждого вздоха. Одеяло явно его не спасает. — Так иног-г-гда бывает, Лино. Когда люди зависимы друг от друга, они приносят только боль. Понимаешь, — Запинался Хан от дрожащего голоса. Джисон вновь накрывает своё лицо ладонями, а тихие слёзы печали вырываются отчаянным криком. Таким, что лёгкие лопнули, топя кровавыми потоками весь организм. Хан трясётся, потому опять это неизбежное далёко наступает на него. Сколько раз он совершал одну и ту же ошибку? Десять, Пятнадцать раз? А может быть больше. В чём проблема печально любившего человека! Что ему делать? Так проходит примерно двадцать минут, а потом лицо исказило полное безразличие. Нет больше истерики, нет больше боли. Есть только полное ничто, что давит тяжестью умирающей души. Выглядит всё так, словно Джисон смирился с тем, что будет. А вот Минхо ещё не знает. И честно то до сих пор не понимает, что должно было вновь произойти. что имя исчезло из списков. Звонок в дверь заставляет снять с себя одеяло, в которое так укутывался Хан. Щелчок поворота ключа. И на Джисона налетает парень с горьким поцелуем. Сбивая дыхание, кусает губы чуть ли не до крови, а руками уже давно в трусах у Хана. Джисон стонет то ли от боли, то ли от наслаждения. А Минхо лишь замечает, как что-то подозрительное выпирает сквозь ткань штанов другого парня. Котёнок подбегает к ним. Он видит на лице у Хана отвращение. Джисон лишь голову немного опускает вниз, когда Юта ставит засосы на ключицах. Хан слабо улыбается. И будто говорит улыбкой: «Такое бывает, малыш Лино». — Джисон-и, — тянет Юта, — Почему ты такой, а? — Хрипит он. Джисон чувствует, как в его грудной клетке болезненно колет. Руки начинают трястись, а разум растворяется в этой безумной боли. — К-какой…? — Заикается Хан. — Вкусный, — Улыбнулся Накамото. И с этой улыбкой облизнул кончик носа Джисона. Минхо кажется это мерзким. Его подхватывают и кидают на диван. Коробка отлетает в сторону. И тёплое полотенце, которое так старательно укладывал Джисон и нагревал Минхо, валяется на полу. Волосы у Хана растрёпанные, а сам парень плачет. Пусть он и издаёт звуки, что были похожи на стоны. Хо в них видел больше страдания, чем удовольствие. — Я как всегда, буду груб, милый Хани, — Сбрасывая с себя толстовку, сказал Юта. Накамото заткнул рот Джисона рукой. Но стоило начать мычать, чтобы попросить быть чуть вежливее, как резкий удар кулаком, что пришёл с могущественной силой, выбил возможность даже шевелиться. Всё в тумане. Джисон ничего не понимает. Зрение размыто, он ничего не видит, только очертание чужого тела, что раздевает его. Становится резко холодно. Хан в тупике. Выхода отсюда нет. Он понимает, что сейчас произойдёт. И слёзы боли текут по пунцовым от ударов щекам. Джисон чувствует себя птицей, что скоро познает смерть. Чужие ледяные руки скользят по телу. Оглаживают пресс и тянутся к резинке боксёров. Юта облизывается, вновь грубо впиваясь в губы Джисона. Минхо видит, как по лицу Хана текут слёзы, как глаза в испуге смотрят в потолок, а грудь пружинит, норовясь сердцем пробить все рёбра. Холодные капли пота покрывают лоб жемчужным блеском. И Джисон уже полностью готов принять то, что сейчас произойдёт. Сегодня его вновь изнасилуют. Используют как грязное сумасшествие. Возможно, вывернут прямую кишку, а после он, наконец, умрёт. Но Накамото медлит, а Джисон уже сильно замёрз. — Пора принять неизбежное, Джисон. Минхо, закрывая глаза, уходит в приоткрытую дверь, которую не захлопнул Юта. За пространством квартиры Бог Смерти меняет оболочку котёнка на человека и закрывает дверь. Оттуда доносятся ужасные звуки стонов, что больше похожи на крики Джисона. И скрип старенького дивана. На улице бесконечный холод. А печаль тоски в сегодняшней ночи настолько высока, что давит тяжёлыми каплями дождя на мысли. Панельный город словно топит всё вокруг своей тревогой и непонятной даже Богу Смерти пустоте. Погода не лучше. тут ветер гоняет иголки, сосны и птицы взвиваются в синие сны. Небо затянуто чёрными тучами, что перекрывают возможность не то, чтобы жить, но даже дышать. Асфальт до безумия сырой и грязный. По нему текут нескончаемые потоки ручьёв, что вопят о трагичном конце. Почему-то внутри Минхо такое странное ощущение, что словно он сам пережил то, что произошло в квартире Хана. И будто бы что-то вновь тянет его вернуться туда. Минхо словно знает, что там что-то произойдёт. Он чувствует это. Полемика разыгралась… и это так странно. Почему именно сейчас бездушный Бог Смерти, что привык контролировать свои чувства, хочет помочь? У Минхо руки начинают дрожать, а он не понимает, что это. Всё смешалось в одно единое забвение, с которым справится не получается. Всё скачет. А полемика готова вытечь сквозь доступные края. Дышать становится трудно. Бог руку себе на сердце кладёт, а то бьётся, как бешеное. И внутренние органы словно судорогой сводит. Да какого чёрта происходит? Минхо скидывает с себя человеческий облик, становясь звёздной пылью. Он, смешиваясь с потоками дождя и ветра, перемещается в квартиру Хана, где отвратительно пахнет. Хо слышит, что Джисон не издаёт и звука. Видит, что на бёдрах его кровь, а тело покрывают укусы. А некоторые такие, что с них маленькие капельки сукровицы вытекают. Почему Бог Смерти чувствует, словно сердце его ножом прокололи? И рациональность покидает разум печального Бога Смерти.

○ ○ ○

Минхо просыпается на диване в своём кабинете. Здесь не пахнет кровью, тут наоборот, приятный воздух, что не заставляет морщить нос от отвращения. Тут нет странных звуков и отвратительных голосов. Тут нет голых тел, что бьются шлепками друг о друга. Тут есть тишина и Квазар, что молча дремлет на полу. Смерть ничего не помнит. Последним воспоминанием его становится только то, как Минхо вновь оказался в квартире Хана. А что было дальше? Всё словно в тумане забвения. — Сынмин, просыпайся, — Легонько тормошит его Минхо. Квазар устало глаза потирает, а после голову закидывает на диван. — Что случилось? — Пустяки, — Отмахивается он, пытаясь поймать минуту вкусного сна. — Я ничего не помню… Почему? — Потому что ярость одержала верх над тобой, — Сынмин сел на диван к Минхо. — Я не понимаю… — Всё также в замешательстве Бог пытался собрать хотя бы крупицы воспоминаний. Но ничего не выходило. — Я и сам толком понять не могу, какого чёрта ты полез к ним. Что с тобой, Минхо? — Всё в порядке, — Вновь становясь беспомощно ледяным, отвечает И. Он пожимает плечами, напрягая все части своей души, которая потерялась в забвениях его подсознания. — Не особо. — Говори уже! Что я натворил? — Ты вселился в Юту, слез с Джисона, оделся и уехал домой. Там ты кинул бездыханное тело и запечатлел на памяти его штамп Туманности, чтобы этот парень больше никогда и ни за что не приближался к Хану. — Я не помню этого… — шепчет Минхо. — Естественно, твои воспоминания вернутся позже. Это же первый раз, когда ты вселился в человека, я правильно помню? — Да, первый, — Слабо кивал головой он. — Четыреста лет, а первый раз в человека вселился. Я в шоке с тебя. — Прекращай! Не было смысла туда ходить. Один чёрт ничего не узнал. С утра я отправлюсь к матери, в обед к Богине Джихё, а там и до Чана доберусь. Нужно что-то срочно решать с этим парнем, — Стоя уже у стола, говорил Минхо, глаз нервно дёргался, да и сам Бог Смерти был не спокоен. Но показывать это Сынмину никак нельзя. — Хорошо, но ты же знаешь… — Минхо оборвал Квазара на полуслове. — Что имя его было в списках? — Знаю. Я видел. И я был в тот момент, когда оставалась ровно минута. Но стоило Джисону выйти из ванной, как имя опять пропало. — Что было в этот момент? — Спрашивал Сынмин. — Тот парень позвонил, сказал, что приедет. У Хана оставалось десять минут. Но от него не пахло смертью. И это странно. — Да, это и вправду очень странно… — Сынмин стал бегать глазами по лицу И, словно пытался найти себе оправдание. — Ну, хорошо, — Минхо стало спокойней, — Это незаконченно, нужно обсудить всё и с другими Богами. — Да, да, конечно. Почему стало так неловко? Бог Смерти не понимал, но на сердце всё равно некая тревога блуждала по сосудам. Потому что он вновь вспомнил про войну, что развязали существа, населявшие Миры Света и Теней. Хоть и война эта была недолгой, крови пролито было много. Тайну они узнали. Позже всё-таки нашли того, кто рассказал. Это оказался один из Зрелищ. Для чего он это сделал, что им двигало это Богини не смогли узнать. Прилюдно воткнув в глаза осколки зеркал, они убили предателя, который посмел организовать пропасть между Мирами. На него повесили и все те убийства Зрелищ и Тонов. Кто-то из существ говорил, что сделал он это, чтобы спасти себя, но не было на это причин. Некоторые же шептались, мол, Зрелища вспомнил своего родственника и потому подверг смерти своих коллег. Загвоздка заключалась только в том, что душа, которая попадает на другую сторону, раскалывается на три части, образуя могущественный Синтез Треугольника. А воспоминания здесь долго не живут. Если душа перерождается человеком, то и подавно всё стирается. Если становится кем-нибудь из Зрелищ или Тонов, часть воспоминаний может сохраниться, но чаще растворяется в пустоте. Хотя бывали случаи, что и души перерождались со знаниями о прошлой жизни. Первая часть Синтеза Треугольника выглядит как небольшой сгусток чёрного облачка. Края треугольника обвиты лозьями красных роз с шипами, что защищают материю. А называется осколок этой души — Обсидианская Слитность. И не просто так. На самом деле именно в этом пространстве спрятаны все самые важные воспоминания человека. Так, например, знания учёных, да и в принципе людей, которые сделали какие-либо открытия на своём пути, хранятся в специальном хранилище в Мире Света. Такие воспоминания никогда не умирают, даже если человек перерождается. Вторая часть Синтеза Треугольника — это сгусток красной материи, который называется — Кварцевый Исток. Она ничем не защищена, она пуста. Постоянно выливаясь из краёв своего пространства, она исчезает. Это часть души, которая умирает без возможности сохранить что-либо. Ведь всем известно, что душа не может перерождаться бесконечное количество раз. Дано всего семь возможностей на то, чтобы появляться в Мире Людей. Но были случаи, когда такие души перерождались восемь раз, а после становились Бесконечным Существом. Минхо думает, что Дождь один из таких. Но на самом деле не было ещё ни одной души, что смогла бы переродится в Божественное Существо. Обычно они просто остаются на Земле. Но ведь исключения могут быть? Третья часть Синтеза Треугольника — сгусток прозрачной материи, который называется — Лазуритово Бессмертие. Защищена эта часть стеклянными створками, которые никто не может открыть. Это единственный осколок, который перерождается. И когда срок его истекает, створки бьются, а душа, смешиваясь в кровавых потоках, умирает уже навсегда.

○ ○ ○

Минхо заваливается в свой дом, закрывая двери изнутри. Он сегодня устал просто до невозможности. Мало того, что с документами возился, так ещё и этот странный парень из ниоткуда появился. Да и воспоминания пропали. Чувствует Бог Смерти, что с этим человеком проблем он не оберётся, это уж точно. Безусловно, появившуюся проблему нужно решать. Иначе. Прошлое настигнет с такой силой, что уже никто не сможет справиться. Наступит печальный, но общий конец всех миров. И потому сейчас Минхо снимает свой обличий, превращаясь в звёздную пыль. И чернота его тела затмевает собой всё вокруг. Лишь только слабый блеск комет виднеется здесь. И холод далёких звёзд. Неспокойно на душе у Смерти. Что-то явно не так.

○ ○ ○

Минхо вместе со своей матушкой, Богиней Смерти, отправляется в Мир Света, где их ждут Богиня и Бог Жизни. Хо особо не был этому рад, потому что хоть они и дружили с Чаном, этот Бог страсть какой был позитивный и любвеобильный. Ты ему руку пожмёшь, а он тебя в объятиях удушит. Ещё и мать свою еле вытащил из дому. Простоял там около часа. Всё не открывала она ему. Думала, что сын так просто в гости пришёл. И потому расставаться с одним Тоном страсть как не хотела. Стоило Минхо перешагнуть порог дома, так он сразу понял, почему ему так долго не открывали. Запах выдал их. Суджин как с поста Смерти ушла, так сразу какая-то неуправляемая стала. Поддаётся людским утехам, и хоть бы что. Ну ладно бы только она, но ведь и других существ в это впутывает. Беспринципная женщина. Потому-то на её веку было столько проституции. Теперь понятно. Точно. Минхо кратко рассказал всю суть проблемы, когда всё же смог войти. А Богиня в лёгком красном халатике явно не была рада этому известию. В глазах её читался страх, а речь застыла в испуганном удивлении. Суджин нервно перебирала в руках поясок и молчала. Словно старый шрам, который только зарос, вновь разошёлся вопреки всему. И потому она незамедлительно сменила образ. После чего они направились в Мир Света. Здесь их встретили, как обычно, с теплом и, что банально, со светом. Медленно таял за окнами рваный рассвет, словно что-то шепча. Только никто не понимал его. Но там, где солнце освещает осеннюю пору, где громко птицы от страха, что скоро наступит зима, кричат. Маленький человек с именем Хан Джисон в Мире Людей загибался от непонятной ему боли в сердце. И в пустоте Минхо, словно черви копошатся. Так тошно и противно от всего того, что происходит. И как это решать, и что с этим делать — непонятно. Он только мельком слушает разговор Богинь, которые, во-первых, были рады увидеть друг друга, а во-вторых, вновь переживали общие воспоминания. Суджин до сих пор помнит, как на щеке Джихё остались капли крови одного Тона, которого она любила. Хотя Богиня Света называла это излишней полемикой. Минхо же надеялся поскорее уйти в Мир Теней, где, выпив чашку красного бессмертия, он бы размышлял, что ему делать дальше. Потому что теперь это его проблема. Зрелища к этому парню приходили только несколько раз. Всё остальное время по душу его были Тоны. А это значит, что это явно мысли поганые были в этот момент. В этом и Бог Смерти бы убедился, если бы нашёл хоть одно этому подтверждение. Но всё же. Минхо не понимает. Сначала он думал, что на ногах у Хана попытки суицида, но это были не они. Бог видел руки Джисона, видел его полностью обнажённое тело, но намёка на такой способ ухода не было. Просто не было ничего. Хо был в воспоминаниях Хана. Там нет ничего, что могло бы помочь. Чан видел, что друг его явно не в настроении, но решил не вмешиваться. Как этот парень постоянно находится на грани смерти и как ему удаётся её избежать. Минхо словно выпал из реальности в которой находился. Буквально утонул в том, что топило его — мысли. Яд их красноречий распространялся в пустоте с такой скоростью, что И забылся. Вылетел в космос через дыру в потолке. Что ему делать? Как же поступить в этой ситуации! Минхо точно не в порядке. И кто вообще придумал, что души суицидников забирают Тоны! Занимались бы это работой Зрелища… проще бы жилось. Но нет ведь. У таких людей много негативных мыслей, а потому и Тоны приходят по их души. — Минхо? — Толкает его бок Чан. — Что? — Спрашивает И и голову к парню поворачивает. — Минхоша, обрати на меня внимание, пожалуйста, — Хитро улыбается мать. Минхо вздыхает, а после с явно лживой улыбкой смотрит в глаза матери. — Не называйте меня таким похабным именем, маменька! Вы что-то хотели спросить? — Язвит он. Джихё смеётся, а Суджин лишь нервно стучит указательным пальцем по бедру. Минхо рассказал всё, что знал. Поэтому прямо сейчас он не понимает, что этой женщине нужно ещё. — То, что ты рассказал, это всё? — Безусловно. — Тогда, кто что предлагает делать? — Суджин посмотрела на Джихё ища в её глазах хоть капельку надежды на ответ, но почему-то в них был лишь поникший взгляд. — Предложение моё, — Начала Богиня Жизни, — Весьма просто. Джихё положила ногу на ногу, а в руки сложила в замок. Минхо не нравился этот её взгляд. — Только… — Да, Су, тогда только так, — Грустно улыбаясь, Джихё посмотрела на свою подругу. — Что вы хотите сделать? — Не понял Сынмин. — Убить его они хотят, — Прошептал Чан. — Что? — И в гневе оглядел Богинь, которые явно не понимали собственных слов. Такой расклад событий ему явно не нравился. — Вы с ума сошли, что ли? Вы хотите ход истории поменять? Ладно, у нас ничего не произойдёт, а что насчёт Мира Людей? Вы хоть представляете, что будет там? — И Минхо, успокойся! У нас нет другого выбора, — Чуть громче говорила мать. — Да в смысле! Что за бред! Выбор есть всегда, а вы просто ищите лёгкий путь. Вы же понимаете, что иногда от убийства бабочки их человеческая история меняется, а тут вы душу заберёте! Сынмин толкал Минхо в бок, но ярость того была высока, и потому, Хо даже не замечал этого. — Бог Смерти, хватить кричат! — Повышая голос, Суджин старалась таким образом переубедить своего сына. — Богиня Джихё, Чан, не молчите, скажите что-нибудь! Ярость одолевала Минхо всё больше и больше. Грудь, тяжело подымаясь, грозила разорвать лживую оболочку. И вывалить всю звёздную пыль на собеседников. — Я думаю, — начал Бог Жизни, — Что Минхо прав. Не хочется ворошить прошлое, но, вспомните как вы, Богиня Смерти, и вы, Богиня Жизни, решили поиграться с людьми и закрутили романы. Какой итог был? Мятеж, если я не ошибаюсь? А если бы вы придержали свою полемику, то ничего этого не было бы. И люди не сражались друг с другом в своей же стране. — Я же просила, сынок, никогда не поднимать эту тему, — возмущённо говорила Джихё. — А как по-другому? Сейчас вы вновь убьёте человека, и что дальше? — Вот именно, — подхватил Минхо. — Хорошо! — крикнула Суджин, — Ваши предложения! Стук в дверь светлой комнаты заставил всех оторваться от беседы, в которой бушевала ненависть и злость. Всё смешалось в единую кучу хтони и потому-то вопрос не был решён. Одни хотят убить, дабы защитить ценой жизни человека своих прислужников. Другие же понимают, что именно от смерти этой души может многое поменяться. Например, так же как это было с матерями. Они в шутку поиграли с двумя солдатами, а после убили, потому что воспоминания их должны были сохраниться, как только душа умрёт естественным образом. А то, что сохранится в Обсидианской Слитности, будет жить всегда. Конечно, Богиням это было не нужно. И потому-то, опережая собственные мысли, они покончили с людьми жестоко и бескомпромиссно. А позже и в самом деле оказалось, что именно две эти личности своими высказываниями смогли бы остановить мятеж, что произошёл между корейскими и японскими офицерами в 1882 году. Но то, что произошло, уже не исправить. Простите, что отвлекаю. Вежливо говоря и проходя вглубь комнаты, Дождь остановился около Минхо. Аккуратно поклонившись всем, подал ему неизвестные бумажки. Существа, находящиеся в комнате, были чуть ошарашены таким резким визитом самого Дождя. Про него давно ничего слышно не было. Как начался нелёгкий период для человечества, так он сразу и пропал. В последние полгода Дождь не появлялся ни в одном из Миров. Бог Смерти глянул на Дождя, но почувствовал что-то явно странное. Словно сама энергетика этого существа кричала о лжи. Хо чувствовал это кончиками пальцев. Но, может, на него так повлияла беседа с Богинями. Открывая книгу в чёрном переплёте, Минхо понимал только одно: что если это известие про Джисона, то как минимум парень либо мёртв, либо скоро будет. Чёрные книги принадлежат людям, что добровольно решили покинуть собственную жизнь. Неужели всё случилось? В самом деле, Джисон сделал это? Тогда как ему вчера удалось скрыть свои суицидальные мысли? Минхо глубоко вздыхает. Когда смотрит, видит первую букву в единственном абзаце. А Божествам, что рядом сидят, словно плевать на то, что на страницах той книги. Но краем глаза И всё же видит некое волнение. Выпуская пар из головы, Бог Смерти начинает читать: — «А я кричу», — Звучит первая строчка. Но Минхо захлопывает чёрную бесконечность. Он поднимает глаза на Дождя и только сейчас замечает, что мантия его мокрая. — Что это? — Не желая читать дальше, спрашивает Минхо. — Это его записи, — Легко ответил Дождь. — Какие записи и как вы их достали? — Встряла в разговор Суджин. — Явился к нему в дом, а после забрал его дневник. — Также, — всё продолжал Дождь, — Я узнал, что этого парня бояться точно не стоит. Он обычный суицидник, который каждый раз боится сделать шаг. Я написал об этом отчёт. — Он протянул красную папку Суджин. Богиня стала читать, к ней же присоединилась и Джихё. А Чан смотрел на мокрый подол мантии Дождя. Минхо приложил палец к губам, дав понять, что сейчас будет лучше промолчать и ничего не говорить. Бог Жизни понял, махнув головой в ответ. А мамы читали лживый отчёт, в котором рассказывалось о каком-то Кан Тэхёне. Который боялся сделать неверный шаг, но всё же совершил и Дождь забрал его. — То есть, — начала Суджин, — Вы хотите сказать, что этого парня звали Кан Тэхён, у него был официально поставлен диагноз шизофрении и потому Тоны и Зрелища, да даже Вы, Великое Могущественное Божество, не смогли забрать этого парня? — Именно, я писал об этом в отчёте. Имя менялось, потому что он был больным. — Минхо мне говорил, что имя было одно, — Джихё с подозрением посмотрела на Дождя, но за чёрной мантией увидеть выражение лица его было невозможно. — Верно. В списке, пока мы здесь, имя было одно. Потому что здесь показывается только истина, но в Людском Мире верх брала болезнь. И поэтому имена в списке менялись. Да и ко всему прочему, парень каждый раз бросал идею покончить с жизнью. Вы ведь знаете, что такое бывает. — Голос хитёр и заставляет поверить в сказанные слова. — Верно, бывает. — отозвалась Джихё. — Хорошо. Тогда проблемы больше нет, раз он умер? — Но это слишком просто, — говорит Суджин. А Минхо чувствует волнение Дождя. — В каком смысле? — В том, что он слишком просто и быстро умер. — Пришло его время, поэтому проблемы нет, — кивнул Дождь. — А что насчёт его души, где она? — не отступала Суджин. — Сейчас она в Абсолютно Белом Теле. После, скорее всего попадёт в Мир Света. Женщина глядела на чёрную мантию, пытаясь понять, правду ли говорит Дождь. Но сомнений быть не могло. Он бы не стал врать, это точно. И потому, поправляя своё красное платье, Суджин сказала: — Тогда предлагаю возвращаться в Мир Теней. — Напоследок обнявшись с Джихё, испарилась, не удосужившись дождаться Минхо. Но И это было на руку. Он хотел бы теперь поговорить и всё обсудить с Дождём, но только след его опять простыл, стоило обратить внимание на Сынмина. Мир Теней полностью состоял из Пустоты. Попадая сюда, душа оказывается в вечной тьме. Здесь нет ничего, кроме ледников и замёрзших статуй. Поэтому для того, чтобы попасть в определённый дом любого существа необходимо знать слова. Минхо, как правитель, знал ключ от любого пристанища в этом Мире. Эти знания ему передала Суджин, которая вскоре забыла их. И именно поэтому прямо сейчас Сынмин и Минхо стоят у двери в бывшую Преисподнюю. Некогда это место служило для пыток гнилых душ. Когда взошла на трон Суджин, так сразу оторвала кусок от Мира Теней и Света, образовав Преисподнюю Безумность. Потому там стоят прислужники с обоих Миров. А сделала она это для того, чтобы подобные твари больше никогда не сбегали. Был случай, когда один педофил, который надругался в своей жизни больше чем над пятьюдесятью детьми, смог переродиться. Заметили это только тогда, когда парню этому стукнуло шестнадцать лет. Он вновь стал проявлять нездоровый интерес к детям. И единственным отвратительным моментом было то, что его воспоминания не коснулись Синтеза Треугольника. Душа переродилась с прежними воспоминаниями. Тогда Минхо в первый и последний раз видел то, как его до безумия разъярённая мать оторвала голову шестнадцатилетнему парню. С какой злостью, с каким огнём в глазах она сделала это. Такой жестокости И больше никогда не видел. Но он навсегда запомнил, как её чёрное шёлковое платье украшали капли крови. Как она облизывала губы, пробуя на вкус мерзость греховной души. Минхо помнил, как она проткнула тело педофила своими острыми ногтями и в прямом смысле вырвала душу из груди. Суджин сожрала её. Навсегда, проглотив в пустоту собственного забвения. Такая жестокость редка была для милой Богини Смерти. Но всему есть конец: и терпению, и злости. Быть сожранным Богом Смерти даже хуже, чем вечные пытки. Внутри Божества нет варианта на побег, нет варианта на спасения. Но что там творится с душой. Даже Минхо представлять страшно. Полемика бурлила внутри Минхо. Оболочка была неспокойна. А Богу Смерти прямо сейчас хотелось вырвать из себя всю злость. Но стоило пустому пространству рассосаться, Минхо стало легче. Падая на диван, что был в пыли, Хо тяжело дышал, закрывая глаза руками. Раньше здесь сидели Тоны, сейчас же тут лежит Минхо. Какого чёрта вообще происходит? Зачем Дождь соврал? Не было никакого парня с именем Кан Тэхён. Вернее, был. Да, он страдал от шизофрении, да, у него были попытки суицида. И да, имя его появилось сегодня в списке. Всё верно. Парень этот перестал пить таблетки, вследствии чего словил галлюцинацию прямо посреди оживлённой улицы. Приступ его сжал горло, и потому он бросился под первую машину, потому что думал, что только они могут его спасти. Но странность, конечно же, была. Имя Хан Джисон не походит на имя Кан Тэхён. К чему было обманывать правительниц? Говорить, что Джисон мёртв? Это ведь вовсе не так. Он жив. И всё ещё живёт. Минхо это явно чувствовал. У него болело сердце. Пыль забилась в нос, а дышать и без того было трудно. Сынмин сел рядом, марая костюм серым цветом давно забытых страданий. — Сынмин, что происходит — Выговорил Минхо, чувствуя своё несуществующее сердце в ушах. — Я не знаю, Минхо, — Шептал он, перебирая в руках край белой рубашки. — Почему мы так его боимся? Кто этот человек? — Я говорил тебе, кто он. — Хватит врать, Сынмин! Я ненавижу ложь. Вы с Дождём в сговоре, да? — Вспылил Минхо. Ярости его не было предела. Они могли решить проблему и по-другому, не убивая этого парня. У чему было врать и говорить, что теперь его нет? Богини не смогут помочь, это теперь точно. Потому что Минхо знает, что сделает Суджин, узнав, что человек, который всё не может умереть, на самом деле жив. Она расправится с ним за два счёта. И хорошо будет, если по доброй воле своей она не сожрёт душу Джисона. Но если злость всё же возьмёт верх над ней, тогда она не только несчастного человека поглотит, но и знакомых, всех родственников и друзей. Безумно опасно было врать Королеве Смерти. Сынмин только голову вверх поднял. Легонько ударяясь ей о бетонную стену. Словно пытался сказать то, что озвучивать нельзя. Минхо не понимал уже абсолютно ничего. Почему они ведут себя так же глупо, как и люди? Почему Сынмин с силами собирается настолько долго! — Он будущий Бог, — Наконец прошептал он. — Что? — Минхо сел. — Он будущий Бог Смерти, Минхо. И Мир Минхо перевернулся. Что значить: «Будущий Бог Смерти?». Как это. А что насчёт Ли? Плечи его опустились к полу, в глазах заиграла ненависть и яркий огонь чрезмерной полемики. Тяжело дыша, Минхо старался переварить сказанную информацию, но получалось отвратительно плохо. Если этот грёбаный Хан Джисон будет будущим Богом Смерти, то куда тогда денется Минхо? Понизить его не могут, а вот умереть он может вполне. Но Боги могут погибнуть лишь только тогда, когда сами снимут с себя маску. Или тот, кто намного могущественнее их, сам снимет её. — Подожди, нет, как это — будущий Бог? Сынмин, ты шутишь? — Вены на висках набухают пылающей кровью, а руки немного дрожат. — Нет, Минхо, я бы не посмел шутить на такую тему. Это передал Дождь. Он не знал, как сказать тебе, да и дел у него в последнее время много. — Также полушёпотом говорит Сынмин. Без капли раздумий И подрывается с места, говоря: — Тогда я сам его убью. Шлейф паники пронёсся мимо Сынмина. А Минхо, подрываясь с места, бросается к выходу. Сейчас им не правит рационализм. Сейчас им правит излишняя полемика собственных чувств. Он представляет, что может быть, если каким-нибудь волшебным образом Хан всё же займёт его место. Бог Смерти не готов отдавать трон простолюдиному. Не готов принимать свою смерть как должное. Минхо не слабак. Внутри ненависть пылает этиловым огнём, и справится с ней невозможно. Руки дрожат от количества агрессии. Казалось, что ещё пару мгновений и Мир Теней вновь запылает кроваво-красным огнём. Как это было при правлении Суджин. Все страдали тогда. Многие оболочки погибали от температуры в этом царстве. Только самой Богине было далеко плевать на это. Она хотела жара, она хотела пылу. Начитавшись людских книг про то, как они представляют их Миры, Суджин решила воссоздать ад внутри Мира Теней. И именно сейчас идея матери была как кстати. Ничто и никогда не сможет заполучить место самого И Минхо. Этому не бывать. Плевать, что Минхо — единственный Бог, который страдает от излишков полемики. Плевать, что в глубине души он сам не хочет править. Власть он терять не готов. И всё равно, что именно сейчас внутри бушует ураган тревоги. Он не готов умереть, не готов снять с себя маску Бога Смерти. Ни сейчас, ни потом. Никогда. — Нет, Минхо! — Кричит существо. Сынмин хватает того за запястье и держит, а избавиться от так называемых «Объятий чёрного Квазара» — невозможно. — Отпусти меня! — Ругается Бог Смерти. — Ты с ума сошёл? Ты сам сидел и доказывал, что от убийства бабочки их история может поменяться! — Мне теперь уже плевать! Я умру, а этому точно не бывать! Минхо старался вырвать руку, но получалось явно плохо. Сынмину этот спектакль надоел. Шея хрустнула от накопившейся злости. Схватив его слабое тело, которое было беспомощным в этот момент, Сынмин своими когтистыми лапами проткнул плоть, а после кинул Бога Смерти в стену. Бетон не выдержал убийственной силы и потому раскололся, стоило только телу прилететь в него. Пыль, поднявшаяся вверх, грохот от камушков, что рассыпались рядом с Минхо, разбитая губа, капельки крови на коже и всё та же ярость в глазах Бога Смерти. Вдыхая осколки бетона, он большим пальцем касается раны, жмурясь от боли. Оболочки чувствуют боль. Это естественно для них, но только вот не настолько сильно, как для Минхо. У И струны души натянулись, да так, что минута и они лопнут. Заливая пространство звёздной жидкостью. — Хватит, — начал уже орать Сынмин, — Хватит вести себя как конченный идиот! Ты ничего не знаешь про Джисона. Ты убьёшь его и представляешь, как Мир поменяется? Ты вообще соображаешь, что несёшь, Минхо? Перестань вести себя как полнейший кретин. Ты Бог, а не какой-то там Тон. Минхо выдыхает, а полемике приходит конец. Теперь он ясно ощущает и дрожь, и холод в собственном теле. Но хуже того — безумная ярость. Сейчас он осознаёт, что может сделать, и сдерживать внутреннего зверя — тяжело. Плевал он абсолютно на всё. Он сам не понимает, почему завёлся настолько сильно, но чувства душат его глотку своими нежными пальцами, чуть протыкая сонную артерию, заставляя давиться собственными мыслями. — А что я говорю не так? Я не собираюсь отдавать левому человеку своё место. Я потомок! Мне и сидеть здесь. Что он делает такого, а? Ещё ни один человек не стал Богом Смерти! Поэтому, Сынмин, заткнись и дай мне его спокойно убрать. Но гнев Квазара был настолько силён, что справится с ним он уже не мог. И потому лишь быстрым шагом он подошёл к Минхо, чтобы ударить ещё сильней. Кулак направился прямиком на некогда разбитую губу, чтобы сделать рану ещё больше. Бог Смерти не успел даже сообразить, как звук хрустнувшей челюсти и запах крови начал заполонять сухое пространство комнаты, в которой они находились. Сынмин взял Минхо за воротник белой рубашки, на которой красовались прекрасные пятна жизненной жидкости, а после ещё раз кинул Ли в стену собирать ранами пыль. Нижнюю губу до невозможности жгло, а яркий вкус металлической крови ослеплял сознание. Да что такого в этом чёртовом Хан Джисоне? Почему Дождь защищает его? Почему именно этот человек станет Богом Смерти? Какого чёрта Сынмин бьёт его! Почему все Миры против печального И Минхо? Сейчас так хочется рыдать. Навзрыд, как маленькому человеческому ребёнку. Сейчас хочется кричать от боли предательства собственного прислужника. Минхо не выбирал Сынмина, это Сынмин выбрал его. Так почему сейчас он оставляет свою благодарность за все года в виде красных гниющих роз на теле? За что Богу Смерти такое наказание? Чем он заслужил его? За чьи грехи он расплачивается: за матери или отца? Измена Сынмина проявляется в виде крови, ушибах и будущих синяков. Больно и от этой тяжести на сердце. Это то, что испытывают люди, когда их предают? Безумие ведь не отражается в зеркале, так что сейчас происходит? Почему словесная перепалка превратилась в шрамы, что ещё долго останутся на сердце? — Почему… — дышать было трудно, — Почему ты так защищаешь его, а? — А как по-другому? Ты всё равно когда-нибудь умрёшь, Минхо, а тебе нужен приемник. — И ты решил, — вновь закипает И, — Что интереснее будет взять человека? Может, я женюсь к тому времени! Откуда ты знаешь? Крик Сынмина заставил стены дрожать. — Да потому что в этом то и проблема, что я знаю тебя. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой. Я прекрасно, мать твою, понимаю, что ты никого себе не найдёшь! — Да с чего ты так решил? — поднимаясь на локтях, Минхо пытался встать, но выходило плохо. Они кричали друг на друга. — Я знаю это! Ты страдаешь от излишней полемики, а не я. Ты — никчёмный Бог, который будет одинок всегда! Ты же никого к себе не подпускаешь! Сколько вокруг тебя знакомых и ни одного друга. Я знаю, что когда-нибудь в твою бредовую башку придёт мысль, и ты снимешь к чертям собачьим маску. Ты умрёшь, и Мир Теней вместе с тобой. Ты херов эгоист, И Минхо, который ничего не понимает. Вот как… Минхо — эгоист. Но разве это плохо для Бога, который каждый день видит смерть, что и есть сама Смерть? Разве это должно быть чем-то плохим? За время правления Суджин все привыкли, что Смерть была доброй. Хорошая женщина и подвоха искать не надо. Разрешала всё и всем. А Минхо строг и требует порядок. Стоило преемнику взойти на трон, как многие стали обсуждать его. Мол, как так, мать вон какая хорошая, а с сыном, что случилось? Ведёт себя так, словно всё понимает в этой жизни, а сам ничего из себя не представляет. Но, несмотря на это, его боялись и потому слушались. Минхо смертельно больно в груди. Настолько, что слёзы сами начинают бежать по кровавым щекам. Это впервые, когда И плачет перед кем-то, не считая матери и Дождя. Впервые, когда значение полемики оправдывает себя. Вот как чувствуют себя люди, да? Также ужасно. Оказывается, предательство — это отвратительно. Словно тысячи иголок входят в кожу у глаз. Это называется потерей дорогого тебе существа. Хо всё видел, всё понимал, но взор его затмевало проклятие собственной души. Яд тёк в сознании — не мысли. Его никто не спросил вновь. Всё решили за него. И кто решил-то? Его единственный друг. Единственный друг и помощник. Душа, которая выбрала его. Минхо не хочет чувствовать всё это! Это ненормально для Бога. Он не человек! Почему? Почему же тогда внутри птицы разбиваются о его стеклянное сердце, заливая всё своей кровью? Внутри вечность пустоты и одиночество, от которого страдает И Минхо. Да, Сынмин прав, и Минхо в самом деле не сможет жениться или хотя бы начать встречаться с кем-то. Вовсе нет. Божеств вокруг него полно. Просто сам Хо понимает, что не найдётся та душа, что сможет полюбить его. Не существует того Бога, которого бы полюбил он. Бог Смерти обречён на вечные страдания от нисхождения непосредственного порока. Больное сердце, что заморожено вечными льдами его Мира Теней, никогда не сможет оттаять. Плевать. Минхо — Бог. Он — Смерть. Хо правит ледяным государством, что так походит на его внутренний Мир. Он здесь Король. Ему здесь быть. К чёрту всё то, что думает Сынмин. Они больше не знакомы, они больше не друзья. Сынмин больше не его Квазар. С этого дня, с этого момента это существо никогда не переступит порог кабинета Минхо. Они никогда не поболтают по душам. Теперь не будет обсуждений коллег и смешных смертей людей. Сейчас наступает конец. Хватит потыкать уже всем. Это не в компетенции Бога Смерти. Пора уже выбрать себя, а не тех, кем дорожит Минхо, но, к сожалению, не дорожат им. Такова участь Богов. Они не могут быть настоящими, потому что точно так же, как и люди, они вгоняют себя в придуманные рамки. Устои, которым каждый должен подчиняться. Пора прекратить собственные страдания. И потому, собирая все силы в кулак, а слёзы в воротник рубашки, Бог Смерти шепчет: — Спасибо… — Я говорил про это. Ты плачешь. Ты слаб. Слёзы не свойственны для Богов. — Сынмин встаёт с тела И, которое пару мгновений назад колотил. — Спасибо за то, что показал себя таким, какой ты есть на самом деле, Квазар Ким Сынмин, — останавливается Минхо, — Теперь я понимаю, почему ты выбрал именно меня. Ты сам безжалостный. Идеальный будущий Бог Смерти для Царства Ледяной Полемики. Но я не в праве судить тебя. — Минхо вздыхает. И действие это даётся ему с трудом. Отвратительная боль красными розами окутывает конечности его больной оболочки. — Вход в мой Мир для тебя теперь закрыт и… — Сынмин перебил Минхо. — Погоди, как это закрыт, ты что несёшь! — В Мир Теней ты можешь приходить, как обычно, только вот для меня ты теперь никто. Не смей ко мне подходить. Ищи помощи у хороших Богов, которые не страдают от излишней, как ты выразился, полемики. Приходи к тем существам, что готовы открыться тебе, а я, печальный Бог Смерти, исчезну вопреки всему. И, будь добр, живи счастливо. А Минхо улыбаясь красивой разбитой губой, с которой кровь сочилась спелыми винами да самыми никчёмными воспоминаниями, растворился в пустоте. А напоследок оставил только воздух, что пропах солёными слезами и вечностью снегов. Это был последний раз, когда Сынмин видел своего Бога Смерти.

В долине, где ветер снежинки вертит.

И холод стал полосой разделяющей жизнь и смерть.

И там вырос в деревне аленький цветок.

И нынче нету в Мире том странней, чем Бог,

возжелавший быть человеком.

«Легенда о Боге Смерти» — pyrokinesis.