Мирины отличались поразительным гостеприимством. Для народа, который на заре веков чуть было не вымер, щедро принимать гостей, своих ли, чужих было частью традиций, которые они соблюдали безоговорочно, так что Гильермо точно знал куда ведет своих новых друзей. Маркус, успевший спрятать свой гербовый плащ подальше наплел ему что возвращается на родину спустя годы скитаний, и ведет с собой своих самых верных спутников, чтобы показать им этот чудесный край. Ради такого дела, затянувшаяся до двух часов ночи посиделка в полупустом амбаре превратилась в настоящий праздник, главным героем которого стал блудный сын Мирны.
Для тех, кто взращивает лошадей световой день понятие условное. Догляд вороным скакунам требовался круглые сутки, потому жители маленького поселения, затерянного среди обширных пастбищ, не отказывали себе в удовольствии пополуночничать. Кто-то после заката уходил смотреть за табуном, кто-то, отоспавшись днем на сене, присоединялся к зачинщикам веселья, избравшим старый амбар в качестве места для проведения зажигательных фиест. Повод чтобы выпить и потанцевать был не нужен. В этом краю, вдалеке от крупных городов иных развлечений не было, потому все кто желал присоединиться к танцам, мирным попойкам в хорошей компании, или же просто хотел приобнять милое сердцу существо пока старейшины не видят, собирались вечером под его высокой крышей.
На этот праздник жизни Гильермо и привел своего новообретенного брата и его друзей, по пути выведав кто кому и кем приходится. Маркус не моргнув глазом соврал, что Шэдоухарт его сводная сестренка, Гейл кузен по линии приемного отца, а Несс, недавно найденный ими племянник Астариона, его горячо любимого мужа. На эту фразу эльф демонстративно закатил глаза и отвернулся, что табунщик расценил как свойственный давно женатой парочке жест, знаменующий что кому-то сегодня ночью прилетит за длинный язык. Так и дошли до амбара, где Гильермо представил подвыпившим местным своих новых родичей, и тут же вовлек новоприбывших во всеобщее веселье.
Мирины в делах касающихся празднеств не мелочились. Вина здесь не пили, и разогревались крепкой настойкой из агавы, а еще зажигательными танцами под аккомпанемент сборного оркестра, игравшего на чем придется. Несс от обилия звуков и слаженного пения на незнакомом, но очень красивом языке пришел в дичайший восторг, и не ожидая приглашения присоединился к музыкантам, казалось отдающим исполнению всю душу. Парочки, танцующие в свете костра то, что чопорные северяне считали непристойным, живо поддержали принесенные бардом мотивы, и их горячий, полный жизни танец преисполнился элементами вплетенной в эти чарующие звуки нежности.
Среди прочих выделялась ворвавшаяся в круг Роланда. Она танцевала без пары, но менее жаркими ее движения от этого не становились. Ее широкие бедра изгибались в такт музыке, длинные юбки взмывали в воздух, и она кружила в танце с собственной тенью, время от времени бросая призывные взгляды на глядящих на нее гостей. Маркус, прикончивший чарку настойки, блестящими глазами смотрел то на нее, то на других танцоров, и как бы ни старался скрыть порывы пляшущего вместе с ними сердца, выходило у него из ряда вон плохо. Гильермо, заметив его интерес, плеснул ему еще, и хлопнув по плечу наклонился к его уху.
— Что, caballero, Роланда понравилась? Но имей ввиду, она девушка честная, на чужое не посмотрит! А ты у нас парень занятой, так что не судьба. Лучше пригласи потанцевать tu amante , а то грустный он какой-то.
Маркус глянул на Астариона, который был скорее растерянным, чем грустным, и хмыкнул.
— Не интересна мне ваша Роланда. А mi amorcito просто не привык что его так просто зовут в гости. Обычно его боятся. А тут праздник целый.
— Верно! — Воскликнул табунщик на радостях. — Праздник и есть. Так что пейте и танцуйте! Давай, caballero, покажи на что способен!
— Не, не, не! — Уперся тифлинг. — Не танцую я.
— Ну что за вздор! — Не унимался Гильермо. — Конечно же ты танцуешь, иначе что ты за мирин? Да будет тебе известно, брат мой, как мужчина танцует, так он и занимается любовью!
— Да завязывай! — Отмахнулся Маркус, но ерзать на месте слушая ритм не прекратил.
Астарион, поглядывая на возлюбленного прятал улыбку, думая о том, что сколько бы он не говорил о ненависти к Мирне, сколько бы он не бежал от своей сущности рожденной в недрах огненной стихии созданного дьяволицей края, она манит его, и она в нем живет. Она течет в его жилах, и сама отзывается на родной язык, она вынуждает постукивать пальцами в такт и подначивает ворваться в освещенный пламенем круг, чтобы явить таким же горячим душам все возможности своего тела. Роланда, тоже это заметила, и больше смотреть на его страдания не могла. Оторвав тифлинга от беседы с охмелевшим Гильермо, она потянула Маркуса за руку, задорно бросив что-то, больше походящее на вызов на поединок, чем на приглашение потанцевать. И он, не задумавшись пошел, будто только этого и ждал, желая списать свой порыв на невозможность отказаться от предложения.
Отказать он конечно же мог, но черт возьми не хотел. Он хотел спустить весь пар и забыть обо всем на свете. О проклятой столице и стальной короне, о холодном лице отца, которое при встрече перекосит от злости. О невольничестве и боязни разорвать цепи, о несправедливости и боли. Он желал, чтобы все горело, как горит гибкое тело в руках, опалялось и летело в Преисподнюю под звуки страстных миринских напевов, и этот напор быстро подхватила его партнерша. Движений он не знал, но поддаваясь живущим в нем инстинктам легко улавливал ритм, ставший для них с Роландой общим. Девушка, оценив эту отдачу, вкладывала в танец весь свой огонь, награждая блудного мирина пылающим взглядом черных глаз. Касаясь бедром его бедра, позволяя подхватывать себя на руки и сжимать покатые плечи, Роланда все же держала дистанцию, напоминая разгоряченному партнеру что дальше танцев дело не зайдет. Но он на продолжение и не рассчитывал, желая только победы в этом своеобразном поединке, признания что может выступать для своего народа чем-то равным, и что пламени в нем ничуть не меньше.
— Говорил же! — Крикнул Гильермо, расплескав поднятый стакан. — Как мужчина танцует, так он и занимается любовью! А то –«не танцую я, не танцую»! Стервец!
— А что до женщин? — Спросила его Шэдоухарт, которой крепкая настойка успела ударить в голову. Табунщик, в ответ возмущенно взмахнул рукой.
— Ай, senorita! Женщины Богини от рождения! Вам ничего не нужно доказывать!
— Ага, и почитателей у этих Богинь хоть отбавляй. — Подал голос Астарион, не сводящий глаз с разошедшегося тифлинга, который, казалось, пытался испепелить партнершу, и испепелил бы, будь она хоть немного податливей. Но Роланда не уступала до последнего, пытаясь вести в танце, и сдалась только на последних аккордах, склонив голову, и позволив каскаду черных волос прикрыть раскрасневшееся лицо.
— Ай, сompanero! — Позвала она, и вцепившись тонкими пальцами в его крепкое плечо, заставила тифлинга наклониться ближе. Что-то ему шепнув, Роланда улыбнулась, и эта заговорщицкая улыбка, встреченная хитрым взглядом, пробудила в душе эльфа шевельнувшееся чувство собственничества, в мгновение расцветшее холодной ревностью. Но к его удивлению, девица желала предаваться страсти не с его великолепным подонком, гадостным льстивым мерзавцем сжигавшем в неистовом танце красавицу миринку у всех на глазах. Она приглядела себе кое-кого другого, и этот кто-то, совершенно не подозревая о живом интересе к своей персоне, сидя в уголочке тихонько глушил настойку.
Избранной жертвой оказался Гейл, и Маркус подлетев к нему в двух словах пояснил волшебнику, что с ним желают познакомиться поближе, а потом чуть ли не усадил черноокую красотку ему на колени. Гейл опешил, и чуть было не выронил стакан, под общий смех и восторженные крики. Не до смеха было только Астариону, который сверлил глазами протянувшего ему руку тифлинга, и на его предложение потанцевать только горделиво отмахнулся. Но мирин было не унять, и они настаивали на их танце, и еще больше на этом настаивало задетое самолюбие эльфа, желавшее показать, кто здесь на самом деле хозяин пылавшего в широкой бледной груди сердца. И он согласился, но, как и всегда согласился исключительно на своих условиях.
Выйдя в круг, подсвеченный пламенем, он не позволил к себе прикоснуться. Маркус, желавший обхватить его за талию тут же получил по руке, и отойдя на два шага принялся расхаживать вокруг него, провожаемый суровым взглядом. Это противостояние живо заинтересовало зрителей, и они отложили разговоры, жадно глядя на сжигающих друг друга глазами любовников. То, что между этой парой пылает страсть было понятно и без объяснений, и ритмы звучащей в свете огня музыки заставляли эту страсть искриться.
Астарион дистанции не сокращал, и не давал приблизиться. Уходя изящными движениями по дуге, он вынуждал Маркуса подступать, но не позволять себе резких выпадов, и помнить, что силой он тут ничего не добьется. Эльф позволит ему вести, но эту привилегию еще требуется заслужить, и так просто он ему не уступит. И тифлинг это понимал, и распаляясь сильнее не оставлял попыток подловить его, кружась с ним без прикосновений, всем своим видом показывая обожание и неистовое желание обладать самым прекрасным существом из всех что встречал в своей жизни. И был вознагражден за это прикосновением ладони к запястью, которое воспринял как приглашение, но слишком рано, за что снова был отвергнут, и оттеснен на два шага.
Астарион усмехнулся и поддавшись такту, пульсирующему в висках отзвуками чарующих мелодий, двинул бедром, и снова, и снова, закружившись напротив, являя миру всю гибкость его восхитительного тела, легко улавливающего звуки музыки. У Маркуса потемнело в глазах и он, подавшись вперед все-таки поймал его за плечи, увлекая за собой, настойчиво, но невесомо, балансируя между робостью и наглостью, зная, что будет наказан за излишнюю напористость. И он поддался, и даже позволил прижаться щекой к своей щеке, и задать общий ритм, но не переходить границы, которые все еще четко очерчивал. То прижимаясь к тифлингу бедром, то снова его отталкивая, то позволяя зарываться себе в шею, то упираясь ладонями в плечи, Астарион дразнил его, и ловил в ответ только восхищение и готовность продолжить или остановиться. Исполнить все что он захочет, сгореть дотла и остаться пеплом на его коже, за одну только возможность к нему прикоснуться. Вознести его до небес и упасть вместе с ним в горнило Преисподней, сделать для него все, и получить взамен долгожданную нежность. И эльф начал вознаграждать его за выдержку, сближаясь все сильнее и позволяя его ладоням скользить все ниже и ниже. Маркус им любовался и читал в его глазах призыв взять больше. Он будто говорил опьяненному жарким танцем тифлингу — «давай же, веди меня. Тебе дозволено вести, ведь ты знаешь, как я хочу, и сделаешь как я хочу. Тебе дозволено вести не потому, что ты сильнее, а потому что способен слышать мои желания. Гляди, я оттолкну тебя, и ты остановишься. Я привлеку тебя, и ты оставишь горячий поцелуй на моей шее. В тебе столько жара, но ты способен его удерживать. Смотреть на меня как на божество и не сметь осквернять мое тело тем, что мне претит. Ты умеешь мной наслаждаться, а я умею принимать твое наслаждение как свое собственное. Так давай же, веди. Сделай хорошо нам обоим.»
И Маркус понял его с полувзгляда без слов. Подхватив за талию и дав прогнуться, поймав в движении и почти прикоснувшись губами к губам. Приподняв над землей его легкое тело, и закружившись с ним под дошедшую до пика своего звучания музыку. Улавливая каждый жест и каждое обжигающее прикосновение, сжимая ставшее податливым тело в ладонях, что таяло как воск в обуявшем их души пламени. Пытаясь выровнять дыхание и удержать вылетающее из груди сердце, сжимая пальцы на узких бедрах, и испытывая невероятное чувство близости и абсолютного единения. Позволяя себе столько откровенности, сколько не переходило бы в пошлость у всех на глазах, и отдавая финальным нотам всего себя без остатка. И так пока не стихли все звуки, оставив двух распаленных существ стоять, прижавшись друг к другу в свете костра, чтобы снова разлететься шквалом громких голосов, волной прокатившихся по амбару. Толпа ликовала и поддерживала их восхищенными возгласами, но больше всего восхищения Маркус видел в прекрасных любимых глазах, подернутых дымкой желания. Желания, которое он и сам страстно хотел исполнить, окончательно забывшись в теплых объятиях до заката. И от этого его отделяли шагов пятьдесят мимо разгоряченных выпивкой и танцами миринов и покосившаяся дверь из амбара в сенохранилище. Так себе препятствие для исходящего внутренним пламенем потомка дьяволицы, и он преодолел его под гул голосов, увлекая за собой довольного происходящим эльфа.
Астарион шел за ним как во сне, все еще не понимая какого черта здесь происходит. Взбалмошные мирины впустили его в свой дом, зная, что он вампирское отродье и совершенно не осуждали его за проявление страстной стороны своей натуры. Никто не осудил и их побег, не проводил колючими взглядами, и он был уверен, что и завтра никто не выдаст ничего осудительного. Для них любовь и все ее грани были чем-то естественным и своих чувств здесь не стеснялись, и не дозволяли другим стесняться того, что считали нормальным. Поэтому эльф чувствовал себя воодушевленно и решил выжать из этой ночи все. Он настолько хотел своего мирина, горячего от танцев, растрепанного, в этой его черной рубашке расстегнутой так, что была видна его вздымающаяся грудь, что даже не дал ему толком прикрыть дверь, резким движением утянув его на сено, но тут же принял правила игры, полностью отдаваясь в его руки.
Маркус в противовес ему не торопился. Обжигая поцелуями, опуская ладони под сорочку, плавно, но настойчиво, не давая обнажаться и не позволяя стаскивать одежду с себя. Ткань и самого его душила, раздражала ставшую чувствительной кожу, но ему хотелось продержаться подольше и заставить эльфа просить, умолять его о продолжении. И он своего добился. Покусывая его острое ушко, придерживая за запястья и прижимая телом к душистому сену, он слушал как сладко его прекрасный кровопийца тянет подцепленное у местных слово, пробуждавшее в тифлинге ненасытного демона девяти Преисподней.
— Mas , ma-as… — срывалось с его обкусанных губ побуждая ласкать его жарче. Стянуть наконец не дающую вдохнуть ткань и прижаться щекой к внутренней стороне бедра. Провести по коже носом, вкусить его манящий запах и наградить за ожидание мокрым языком и сомкнувшимися вокруг напряженного члена губами. Астарион почувствовав, как прохлада сменяется горячей влагой откинул назад голову и вцепился в наслаждающегося ласками любовника пальцами. Его черные волосы скользили в руках, пока расслабленная глотка пропускала пульсирующую головку все глубже и глубже, заставляя тело под ним трепетать от блаженства. — Mas… — простонал эльф и развел непослушные ноги, дав подушечке его пальца прикоснуться к самому сокровенному, погладить и надавить, проникнув внутрь. Неизвестно какую магию он применял, и была ли это магия вообще, а может и просто умение, но бритвенно-острые когти не ощущались, и чувствовались только его длинные пальцы, плавно входящие в легко поддающееся нутро сначала наполовину, а потом и по самые костяшки. Он двигал запястьем в такт движениям головы и ловкого узкого языка, обводящего самым кончиком прижатую к нему твердую плоть, добиваясь поощрения все тем же завязшем в плывущем разуме партнера словом, и кажется не планировал останавливаться. — M-м-a-а-as… — тянул Астарион нараспев, выгибаясь издевательски осторожным движениям навстречу. — M…м-м-мarcus… — выдал он жалобно, и воспользовавшись тем, что тифлинг в попытке отдышаться выпустил его изо рта, самовольно перевернулся на живот. Он знал, что его изгибы просто убивают в горячем мирине всякую сознательность, примерно так же, как его тяжелая ладонь, подчинительно опустившаяся на поясницу, убивает всю сознательность в эльфе, потому прогнулся особенно старательно. Прижавшись грудью к прелому сену и поняв, что получил то, на что напрашивался, Астарион блаженно прикрыл глаза. Разогретое тело принимало любовника податливо, дышало им и требовало еще. Крепче и глубже, до дрожи, до мурашек и сорванного голоса. И эльф знал, что добьется желаемого, отдав в этом танце главенствующую роль. Позволив ему вести и сделать хорошо им обоим.
***
Астарион проснулся позже всех. Зевнув и завернувшись в походный плащ, он сел, и не найдя рядом тифлинга недовольно причмокнул. Его тело приятно ныло, сладко тянуло жилы, и в то же время гадко чесались свежие царапины и отчетливо ощущающийся укус где-то на загривке. Маркус нагло отомстил ему за все покусы, и вцепившись рядом острых зубов чуть было не оторвал от взвизгнувшего вампира кусок. Астарион, сам же и позволивший сотворить с собой подобный беспредел пообещал позже за это отыграться. И отыграться как раз хотелось, ибо голод что мучил его еще с утра все четче и четче давал о себе знать. Эльф поднялся, и найдя аккуратно сложенную одежду взялся облачаться в помятую пахнущую сеном и еще черт знает чем ткань. Отряхнувшись и накинув на плечи плащ он выбрался из сенохранилища и зашагал по широкой улице вдоль неогороженных ничем домов. Местные добродушно его поприветствовали и с легкостью сдали местоположение остальных. Оказалось, союзники все это время торчали под боком, с другой стороны амбара у загонов с лошадьми и тащиться вглубь поселения в поисках отряда было не обязательно. Астарион чертыхнулся и поплелся назад, подавляя в себе желание утянуть в сторону кого-нибудь из приветливых мирин. Жажда крови била по сознанию, и он для себя решил, что перед выходом на охоту обязательно цапнет Маркуса. Просто так, в отместку. Оставалось только его найти и где-нибудь зажать, благо нашелся он довольно быстро.
Сделав круг и обойдя амбар с торца, эльф обнаружил его у широкой левады в компании фырчащего вороного жеребца. Конь гарцевал и выпрашивал яблоки, выбивая пыль копытами. Учуяв хищника, жеребец встал на дыбы, и огласив округу громогласным ржанием ринулся в другой конец загона. Маркус, мягко улыбнувшись крадущемуся к нему эльфу, приглашающе развел руки.
— Любовь всей моей жизни проснулась! — Поймал он тянущего ухмылку Астариона в объятия. — Я уже думал идти будить тебя. Да вот отвлекся. Ну ты смотри какой красавец! — Он кивнул в сторону коня, с длинной черной гривой и щетками на массивных копытах, чья шерсть черным золотом переливалась в отсветах заката. Жеребец повел ухом и пробежался у дальнего края левады, демонстрируя хищнику свою силу, но ближе так и не подошел. Эльф хмыкнул.
— Да милый, красавец. Но ты же помнишь наш уговор? Никаких лошадей! Я одного-то вороного жеребца с трудом заездил. — Бросил он с улыбкой. — А где остальные? Гейл не может от Роланды отлипнуть? А Шэдоухарт с Нессом куда занесло? Птички мне напели что все здесь, а тут только ты и твой новый норовистый друг. Нет, ни то, чтобы я не рад лицезреть вороных красавцев, но нам бы выходить уже, потому как я голоден и у меня портится настроение. А ты ведь не любишь, когда у меня портится настроение, моя бусинка?
— Не люблю. — Подтвердил тифлинг, расплывшись в широком оскале. — К твоему сведенью у Роланды с Гейлом не сложилось, зато принцесса смогла утереть ее слезы, и видимо до самого обеда утирала. Прощаются вроде как. Гейл потащился сумки собирать, и честное слово, не понимает почему красавица Роланда на него обижена. Не может он так просто, видишь ли.
— Ясно с ним все. А Несс?
— А Несс пошел с Гильермо жеребят смотреть. Ребенок в самом деле. — Маркус покачал головой и с хитрецой глянул на вампира. — Любовь, а ты правда думал, что я решу крутить интрижки с малышом Нессом? Вот в самом деле на него залезу?
— Ничего я не думал! — Возмутился эльф. — Не фантазируй!
— Вроде знаешь, что я парней покрепче люблю. — Усмехнулся тифлинг. — Ну таких которые мне по морде дать могут в случае чего.
— Так еще немного и дадут. — Выдал Астарион угрожающе. — Но знаешь, твою хорошенькую мордашку лучше приберечь для чего-нибудь другого. И если честно, насчет вчера, ты конечно же заслужил трепку за совершенно недопустимый укус, но! Ты был так хорош, что я тебе его почти прощаю. Нет правда. Ты был невероятно хорош. Как мужчина танцует, так и занимается любовью, да?
Маркус самодовольно оскалившись, пожал плечами.
***
С табунщиками прощались долго. Отпускать веселых гостей местным не хотелось, и в особенности их уход расстраивал Роланду успевшую за несколько часов привязаться к селунитке. Гильермо тоже не хотел прощаться с названным и братом, и отпустил его только взяв обещание навещать их скромное поселение. Маркус еще раз поблагодарив табунщиков за теплый прием беззаботно помахал им рукой, и лишь отойдя от машущих путникам вслед мирин стер улыбку с лица. Черный плащ проклятием окутал его плечи, ноша разящего меча владычицы Эммир легла на него неподъемным грузом. Сказка закончилась и впереди его ожидала Кастилья — столица Мирны, тронный зал и встреча, которой он так отчаянно избегал последние десятки лет.
Смену его настроения заметили все, но лезть с расспросами не стали. Условившись встать лагерем на окраине Кастильи и ждать, когда он закончит со своими делами, отряд двинулся в ночь. Пройдя до первой запланированной остановки в практически полном молчании союзники устроились на привал. Астарион, отсчитывающий шаги до ближайшей чащи с обитавшей в ней дичью наконец выдохнул. Втянув воздух и учуяв что-то живое в зарослях, он размашистым шагом направился на долгожданную охоту, запретив тащиться за собой следом. Он терпеть не мог, когда ему мешают, и на беспокойство Маркуса как правило отчаянно возмущался. Но именно сегодня, когда ушедший в свои размышления тифлинг не предложил ему сходить на охоту вместе, это беспокойство могло оказаться крайне полезным. Но он или не заметил, как эльф улизнул, или в самом деле в кой то веке решил не соваться со своей заботой, но очухался только тогда, когда заслышал шаги и голоса чужаков, перемежающихся со злобным шипением пойманного ими в чаще вампира.
— Маркус! — крикнул он и сердце нечестивца упало. — Пожалуйста, не делай резких движений! Послушай этих придурков и не делай резких движений!
Из чащи вышли шестеро гвардейцев, одетых в черное. Впереди шел их командир с отличительным шевроном на груди. Прямо за ним, с надетым на шею непонятным устройством тащился взятый врасплох Астарион, толком не успевший насытиться убитой ланью. Голод сыграл с ним злую шутку, притупив иные ощущения. Упиваясь добычей, он проигнорировал опасность, и окруживший его отряд гвардейцев, упорно готовившийся к этой охоте, легко ухватил его в ловушку.
— Вы кто такие еще… — ошалев произнес Маркус, чувствуя, как от клокочущей злости начинают трястись поджилки. Гейл, уловив исходящую от металлического ошейника энергию вцепился ему в плечо и одернул приготовившегося воевать тифлинга.
— Маркус, эта штука опасна. Выслушай их!
— В самом деле, дон Маркус. — Раскланялся командир. — Я командор Игнасио, и я здесь по приказу вашего отца. Дон Итред лично направил меня отыскать и схватить вашего спутника. И прежде, чем вы что-то предпримите, знайте — один щелчок и от головы дона Астариона останутся одни ошметки. Одни. Ошметки. — Повторил он, смакуя каждое слово, и у Маркуса земля ушла из-под ног.
Несс почувствовав что-то похожее на надвигающуюся бурю, исполинскую рожденную где-то в недрах небытия, спрятался за спиной Шэдоухарт. Воздух вокруг колдуна шипел и вихрился проклятиями, и бард ощущал кожей неистовую мощь готовую в любой момент обрушиться на головы врагов. От плененного вампира тоже исходила сила, но она напоминала звенящие струны, натянутые между ним и окружившим его отрядом. Видимо за эти струны его и держали, что говорило о том, что к его поимке готовились заранее и очень тщательно. И это единственное что мешало тифлингу расправиться с явившимися по их души гвардейцами, удерживало его, не давая сделать необдуманный шаг.
— Командор… — скрипнул зубами он, ощутив, как взволнованная жрица вцепилась ему в другую руку. — Командор… это ты посмел на него ошейник нацепить?! Это у тебя хватило ума к нему притронуться?!
— Я лишь исполняю приказ. — Ответил Игнасио спокойно, что только сильнее взбесило колдуна.
— А он здесь причем?! — Рявкнул Маркус, вложив в голос потустороннюю энергию, и командор отшатнулся, но перед напором выстоял.
— Ай, дон Маркус. — Сказал он снисходительно. — Этот прекрасный эльф единственный рычаг управления вами. Единственное что не позволит вам дойти до Кастильи и помешать коронации вашего отца. Вам мы не можем запретить перемещаться по Мирне. Но если вы сами воспылаете желанием покинуть ее границы…
— Я выполняю приказ эрцгерцогини! — Выпалил тифлинг приблизившись к ухмыляющемуся командору. — Я не намерен мешать коронации! Я должен передать от нее послание, и этот приказ я не могу нарушить!
— Это решать исключительно вам, дон Маркус. — Продолжал сохранять спокойствие гвардеец. — Никто из мирин, особенно знающих о эрцгерцогине не посмеет встать на пути у ее наследника. Разве что наследник не решит повернуть назад сам. Нам же лишь предстоит сопроводить ваших союзников в крепость Наварра, и убедиться, что их головы слетят с плеч в случае вашего прибытия в тронный зал Кастильи. Но, уверяю вас, дон, если вы покинете Мирну, ваши спутники будут возвращены вам в тот же день. Иначе один щелчок, дон Маркус. Один щелчок.
— Ты же понимаешь, что, если с его головы хоть один волосок слетит я сожгу заживо тебя и всех, кто тебе дорог? — Сверкнул глазами тифлинг, и на лице командора появилось секундное смятение. Однако он быстро взял себя в руки, понимая, что наказание от герцога Итреда будет не менее суровым, и выбора у него все равно нет.
— Безусловно понимаю. — Не дрогнув ответил он, хотя пламя в глазах колдуна выжигало его сжавшуюся душу. — Вот только дона Астариона вам это не вернет. Так что думайте, наследник ее Высочества. Думайте. Все зависит исключительно от вас.
