***
Донья Эльвсвид не поднималась с постели месяц, и весь месяц горько плакала. Барон никогда не рассказывал ей о своей истинной родословной, и сама мысль о том, что она породила на свет потомка дьявола доводила ее до истерики. Она не хотела глядеть на сына, она не желала брать его на руки, и требование Итреда кормить маленького чертенка своим молоком встретила истошным воем. Существо названое Маркусом имело зверский аппетит и ряд мелких колючих зубов, и тянуло из своей несчастной матери все соки. Возвращая его нянькам после мучительного кормления, баронесса Хэллсторм падала на подушки и заходилась громким плачем. Маркус рос быстро и с каждым днем становился все крепче. Его не брали ни болезни, ни проклятия. И когда рассеянная служанка окунула его в кипяток, забыв разбавить воду для купания, отчаявшаяся донья поняла, что его не возьмет и огонь. Она тайно желала ему смерти, и после горячо молилась Богам выпрашивая прощения за эти мрачные мысли. Сестры его боялись. Отец, отсчитывая дни до его пятилетия, к нему не подходил и его жизнью не интересовался. Сообщив лордам прискорбную весть, что его сын умер не родившись, он свалил ответственность за появление в их доме дьяволенка на неизвестную блудную родственницу, которая вроде как подкинула им нагулянного от тифлинга младенца. — Баронесса так тяжело переживала смерть ребенка, что приняла чужого. — Уверял вассалов он. У слышавшей это доньи Эльвсвид падало сердце. Единственный кто радовался появлению рогатого братика был Финан. Сестры с ним не играли, и ему жуть как хотелось, чтобы хвостатый малыш поскорее подрос и составил ему компанию в его шалостях. Финан не видел в младшем тех черт, что так пугали остальных родственников и увлеченно с ним возился. Он казался ему забавным, смешно чихал, и очень уж серьезно хмурил свои черные бровки. А еще был невозможно теплым, и когда няня разрешила старшему взять его с собой спать, Финан был на седьмом небе от счастья. Няньки воспринимали младшего Хэллсторма как зверушку для наследника и на их сближение смотрели сквозь пальцы. Они дозволяли инфанту с ним играть, а донья Эльвсвид, только брезгливо морщилась, глядя как старший целует это вертлявое существо в бледные щечки. Впрочем, барон Хэллсторм тоже нацеловывал своих породистых гончих, поэтому игрушку у Финана никто не отнимал. Все изменилось, когда Маркус начал ходить, а потом и бодро болтать, смешивая слова из трех языков разом. И если всеобщее наречие и родной язык мирин были в ходу и вопросов не вызывали, то непонятные выражения нижнего плана пугали и отталкивали окружающих еще сильнее. Дьяволенок обучал инфернальным словам и Финана, за что начал получать по губам, но первую серьезную взбучку ему устроили не за это. В тот день в поместье барона прибыли гости. Младшим участвовать в приеме не дозволялось, но изворотливый чертенок дорогу в гостевую залу все-таки нашел. Он носился среди богато одетых господ, убегая от переполошившихся нянек, и чуть было не опрокинул старинную вазу, напугав юную Илларию до предобморочного состояния. Гостей хвостатое существо забавляло, и они попросили оставить улыбавшегося во все свои острые зубки малыша на приеме, и вскоре маленькое отродье умудрилось потрясти их своими знаниями инфернального языка. Обратив на себя внимание волшебника, очень уважаемого его отцом, Маркус назвал его феллятором, на что маг, разинув рот не нашел что ответить. Гостей это развеселило, но барон Итред подобных выходок не терпел и спускать не намеревался. И за эту шалость Маркус очень сильно поплатился позже. Его секли в первый раз. Тонкими мокрыми розгами, не обращая внимания на крики и удушающий плач. Секли за дьявольский язык и наглость, секли за неподобающее поведение и плохой пример для воющего от страха Финана, который упрашивал это прекратить. Донья Эльвсвид молча глядела на экзекуцию. Ее фрейлины, привезенные из Талариэля, по своим обычаям звали ее — леди, и именно так обращался к ней задыхающийся от боли Маркус. Но холодная женщина не реагировала на его просьбы, как не реагировала и на завывания старшего сына, цеплявшегося за ее пышные юбки. С тех пор телесные наказания плотно вошли в его жизнь. За любой проступок няньки тянулись за розгами и вскоре это приелось и перестало приносить свои плоды. Маркус смирился с болью и с тем, что жалеть его будет разве что Финан, который глядя как его секут, ревел навзрыд. Сам маленький тифлинг плакать почти перестал, только иногда растирал по лицу проступившие слезы, и выдержав очередное наказание, продолжал делать то, что ему запрещали. Баронесса в этом не участвовала, полностью отдав младшего сына в руки прислуги. До одного момента, который чуть не стал для ее любимого инфанта роковым. Все началось с глупой книжонки, найденной у баронессы Франчески. Девица тайно читала любовные романы и прятала их от гувернантки под подушкой. Но если суровая леди, присланная для обучения дочерей барона из столицы пошлые книженции найти не могла, то противные младшие братья нашли сразу же. Вообще они играли во взятие бастиона. Бастионом была объявлена спальня девочек, в которую двух чернявых сорванцов никогда не впускали. Улучив момент, маленькие лазутчики пробрались в сестринские покои, и разворошив шкатулку с украшениями взялись прыгать на перинах. Книжка, повествующая о любви корсара и благородной девицы, в тонком пестром переплете шлепнулась на пол вместе со стянутым одеялом. Уже умевший читать Финан, уволок ее под кровать и начал пересказывать забравшемуся следом Маркусу о событиях этой странной истории. Опустив скучные поцелуи и какие-то вбивания в какие-то чресла, старший дошел до самого интересного — пиратства. Бульварное чтиво, проклятие для обеспокоенных нравственным воспитанием родителей и закономерный итог распространения печатных станков содержало поразительно точные и яркие описания морских сражений, плаваний под южными звездами и поиска сокровищ на дальних островах. И тут у обоих мальчишек загорелись глаза, а на лицах появились заговорщицкие улыбки. Отправляться в плавание было решено с утра. Для этого был избран пруд, а из кладовки утащено большое деревянное корыто. Финан командовал, Маркус восхищенный этой идеей, с удовольствием подчинялся. Дотащить их претенциозный корабль до пруда под чутким взором нянек было не просто, но они справились. В середине осени вода была ледяная, но задумавших податься в корсары братьев это не пугало. Они столкнули корыто с берега и по очереди запрыгнули на борт. Финан грезил о сокровищах и славе, Маркус, услышав что-то про жаркие объятия белокурого юноши намеревался непременно его отыскать. Хорошо ведь когда обнимают, приятно. Особенно если от окружающих этого заботливого жеста не дождешься. Их корабль, названный Финаном «Санта Фамилией» пошел ко дну практически сразу, толком не отойдя от берега. Корыто просело под неравномерным весом, и за борт начала заливаться вода. Потерпевшие бедствие неудавшиеся корсары вскоре оказались в холодном пруду, и, если бы не подоспевший кастелян, вероятнее всего хоронили бы обоих. В этот раз обошлось, но не без последствий для Финана. Он тяжело заболел после вынужденного купания, а Маркус за их опасную игру получил розгами от разгневанной Эльвсвид. Она хлестала его от плеча, раскрасневшись от переполнявшего ее гнева и жалости к себе. Его оправдания что не он это придумал, баронесса не слушала. Для нее рогатое отродье было проклятием, которое еще и смело затягивать в беды ее любимого старшего сына. Ту ночь Маркус провел в чулане, а утром, воспользовавшись тем, что кухарка на минуту открыла дверь, выскользнул на свободу и не мешкая побежал в детскую. Найдя тяжело дышавшего Финана, вздрагивающего и покрытого мелкой испариной, он залез к нему в кровать, и прижавшись ткнулся носом в горячую руку. Маркус уснул, перестал дрожать и пригревшийся старший. Нянька, нашедшая два сопящих комка вместо одного, тяжело вздохнула, но разделять братьев не стала. Чудо, но согретый инфернальным теплом инфант быстро пошел на поправку. Это событие стало переломным. Донья Эльвсвид больше не могла скрывать своей боли. В охотничьем доме в Сиене она жаловалась своему брату, лорду Талариэля, и роняла тяжелые слезы на подставленное плечо. Прибывший на охоту лорд, жалел сестру, и не понимал как барон мог дозволить приблуде, сыну какой-то порочной девки так издеваться над его младшей. Он не знал, что баронесса проклинает родное дитя, эту тайну она так и не решилась открыть, а потому задумал неладное. В день охоты, поймав момент и утянув рогатое отродье в чащу, оскорбленный отношением к Эльвсвид брат, предложил ему игру. Сказав, что за холмом притаились пикси, и только он, Маркус Хэллсторм сможет их найти, лорд Талариэля не моргнув глазом спровадил ненавистное существо в самую глубь леса. Финан охотился с отцом. Восседая в седле, он дергал за поводья вороного миринского скакуна, и представлял сколько всего расскажет братишке, когда вернется в лагерь. Но по возвращению выяснилось, что Маркус пропал и его никто не видел. Охотились долго. Свора гончих почти до заката гоняла по лесам благородного оленя, и когда наконец барон Итред спустил тугую стрелу в его большое сердце на Сиену уже опустились сумерки. Вернулись в лагерь к ночи. Поиски неугомонного отпрыска начались практически сразу. Маркус блуждал в темноте и по началу звал Финана. Звать еще кого-то ему не приходило в голову. Устав от бессмысленных блужданий, он сел у дерева, и обняв себя за коленки впервые за долгое время расплакался, глухо, всхлипывая и шмыгая носом. Ему отвечало только эхо и крик ночных птиц, но вскоре, из-за холма до которого он так и не дошел послышался волчий вой. Серые хищники вышли на охоту, загоняя дичь к реке. Встретивши на своем пути напуганного ребенка, державшегося за веточку как за последнею надежду волки обошли его стороной. Маркус, прекрасно видевший в темноте растерянно помахал им в след. И ему вдруг захотелось уйти с волками. Стать частью стаи, петь с ними под луной и греться на мягком боку у грозной волчицы. Он так и стоял среди ночного леса, брошенный казалось всем миром и глядел на удаляющихся волков. Один, забытый кровными родственниками. Совершенно один. Его нашли утром сопящим в листве. На его теле различались мелкие царапинки, оставленные колючим кустарником, пару синяков от падения, но, к счастью, никаких серьезных травм. На берегу обнаружились волчьи следы, и казалось чудом, что хищники не тронули четырехлетнего ребенка, имея в своих душах больше сочувствия чем прославленные лорды. Итред выдохнул, и по возвращению домой устроил донье Эльвсвид разгромный скандал. Их крики слышало все поместье. Маркус, сжимаясь от каждого резкого звука, плотнее забивался в угол. Барон Итред кричал, что этот ребенок стоит миринского трона, и будет стоить им всем жизни за нарушенный договор. Эльвсвид, заламывая руки выла, как сильно его ненавидит. — Выродок! Этот выродок! — Доносился до Маркуса ее надрывной голос. — Он и Финана изведет! Как тебе будет сидеться на троне, если этот выродок убьет твоего сына! Послышался звук тяжелой пощечины, донья Эльвсвид заплакала в голос. Барон вышел из комнаты громко хлопнув дверью и прошел по коридору мимо покоев, выделенных младшим детям. Маркус, вцепился в себя руками, ощущая нечто странное. Будто клеймо выродка, которым его назвала мать, вспыхнуло на его коже, навсегда оставляя на ней незримый ожог. После возвращения из Сиены Маркус притих и удивленный этими изменениями Финан никак не мог его растормошить. Он больше не играл, не чудил, только сидел в их комнате бессмысленно глядя в одну точку, вспоминая вой волков и грезы о теплом сером бочке. Старший, здраво рассудив, что его вероятно напугали крики родителей, попытался полезть с разговорами к баронессе, но та, взвинченная и еще более обозленная на рогатого отпрыска, впервые в жизни ударила Финана. Теперь насупившись в детской, сидели уже двое. Старший, выудив-таки историю о волках, и решив, что раз их обоих не любят, предложил Маркусу план побега. Было решено бежать в лес и искать друидскую рощу. Там они непременно встретят великого друида Хальсина, истории о котором Финан зачитал до дыр, и он непременно обучит их своей магии. Тифлинг повеселел и начал фантазировать о том, как много животных они заведут и как здорово будет болтать со всем этим зверинцем. Брат к фантазиям присоединился, и они решили, что у них будет стайка кроликов, пару волков, несколько фениксов, а еще им обязательно нужно раздобыть с десяток миринских лошадей. — И лису. — Заключил Маркус надув губки. — Две лисы. — Поддержал его Финан. — Нет. Десять лисов! — Растопырил он свои короткие пальчики. Притворять план в жизнь обиженные на судьбу мальчики начали уже с утра. Утащив у кастеляна походную сумку, они припрятали ее под кроватью, и в течение дня забегая на кухню, принялись таскать съестные припасы, рассудив, что без еды они далеко не уйдут. Наполнив сумку доверху, и дождавшись, когда нянька потушит свечи и уйдет в будуар, братья решились на дерзкий побег. Вся дерзость заключалась в том, что бежать предполагалось из окна. Пролезть в двери и пройти мимо стражи не представлялось возможным, поэтому Финан, как в геройской книжке, связал меж собой простыни и примотав край полученной веревки к кровати, скинул ее вниз. Спуск на удивление прошел гладко. Старший отделался ссадиной, Маркус — сбитой коленкой. Дальше нужно было преодолеть двор таща за собой тяжеленную сумку со снедью. Здесь беглецы и погорели. Их поймали у самых ворот, и за шиворот доставили к родителям. Маркус ждал привычного наказания, Финан заранее начал хныкать, но уставший взгляд доньи Эльвсвид только потускнел больше прежнего, и она ушла ни сказав ни слова. Барон Итред распорядился запереть младшего в чулане, а на старшего и вовсе не обратил внимания, и скинув детей на слуг, отправился спать. Про Маркуса забыли, и он просидел взаперти до обеда. Пришедшая после полудня служанка ненадолго выпустила его, но вскоре снова посадила под замок, оставив без еды на неопределенное время. Он так бы и сидел голодный, но после ужина к нему заявился Финан, принесший белый хлеб и утащенное с кухни молоко. Чулан запирался на засов, и навестить пленника старшему ничего не помешало, как не помешало и остаться с ним в темноте, которую Финан до жути боялся. Он не спал всю ночь, разглядывая тени, и тихо хныкая звал рогатого братца, который видел во мраке и всегда его успокаивал. После разделенного на двоих перекуса, обоих потянуло в сон. Они свернулись в комочек и заснули прямо на полу, прижимаясь друг другу во сне, как маленькие волчата. За окошком кружили первые снежинки. В Ланческе снег выпадал поздно, а то и вовсе обходил восточную провинцию Мирны стороной. Близилась длинная ночь — зимнее солнцестояние. Близился пятый день рождения сына ее сыновей.***
Его забрали ночью. Фрейлина баронессы, по ее приказу оторвала его от Финана и потащила вниз. Там уже ждал отец, не смотрящая в его сторону мать и незнакомая бледная женщина, в сияющем одеянии и стальной диадемой в угольно-черных волосах. Она была босая, но кажется совершенно не чувствовала холода. В ее чернильных глазах метались задорные огни, а оскал пугал своей чарующей неестественностью. Она встретила сонного мальчишку кривой улыбкой и осмотрела его так, как осматривают товар в оружейной лавке. Глянув на Итреда, она кивнула, и поманила ничего не понимающего Маркуса ближе. Он, глядя на незнакомку в кольчужном платье неожиданно для себя безропотно подошел. — Прекрасно, Итред. Считай, что наша сделка состоялась. Неизвестная взяла его за руку, и повела к выходу. Маркус, сжимая холодные, но очень нежные пальцы послушно двинулся следом. Все ощущалось как сон, и он думал, что скоро проснется, а потом они с Финаном пойдут валяться в снегу. Не могли же его в самом деле уводить куда-то из дома, под молчаливое согласие оставшихся в холле родителей. Но сон затягивался, а двери приближались. Сзади как сквозь пелену слышался чей-то плач. Маркус остановился, и осоловело обернулся, завидев задыхающегося от слез Финана. Он кричал, вырываясь из рук леди Эльвсвид, но она очень крепко его держала, не давая подбежать к проданному отродью. — Маркус! Маркус! — Надрывался он. — Не трогайте! Отпустите его! Тифлинг непонятливо нахмурился и моргнул. Бледная женщина положила узкую ладонь ему на плечико и все снова стало как во сне. — Не слушай, дитя. — Ласково сказала она. — Идем со мной. Маркус ощутил странный покой и желание полностью покоряться этому нежному голосу. Он шагнул с ней за порог, но так и не увидел снега. Не увидел он и привычного двора, и раскидистого сада. Оказавшись где-то очень далеко от Мирны, он в один шаг ступил на незнакомые земли, озаренные светом двух лун. Вдалеке различался силуэт дворца, наполненный запахом орхидей воздух приятно холодил кожу. Этот мир был сказочным, но каким-то одиноким. Серым и будто ненастоящим. Маркус инстинктивно прижался к ноге своей покровительницы, попытавшись спрятаться от пугающей неизвестности. — Твой новый дом. — Дружелюбно сказала женщина, и опустившись на одно колено потянулась бледной рукой к его нахмурившемуся лицу. Маркус соображал туго, его будто чем-то опоили, но рефлексы работали и он, завидев приближающуюся к лицу ладонь по привычке зажмурился. — О нет, нет, нет. — Покачала головой незнакомка и невесомо пригладила его растрепанные кудряшки. — Не бойся, дитя. Никто больше не посмеет ударить тебя просто так. Скоро они станут тебя бояться. — Ее мягкие пальцы нежно коснулись бледной скулы, женщина улыбнулась. — Будут бежать в ужасе. Молить тебя о пощаде. Валяться у тебя в ногах. — Ее взгляд вдруг изменился и от него повеяло безумием и рожденным в начале эпох пламенем войны. — И им никогда не победить, ибо не в силах они обратить против меня мое же оружие. — Шепнула она Маркусу, склонившись к его плечу. — Иди и взыщи во славу мою, сын моих сыновей. Ибо Миры приветствуют тебя. Господин Мечей.***
На верхнем ярусе сторожевой башни было темно. Два силуэта, сидя обнявшись, сливались с густыми тенями. Эльф ластился и сочувственно вздыхая гладил тифлинга по волосам. Тифлинг, замирая от прикосновений, всеми силами пытался заткнуть брешь в разнывшимся сердце. — Ты мой хороший, ну чего ты раскис совсем. — Астарион легко поцеловал его в щеку. Маркус молчал. — Неприятное происшествие я понимаю. Ты ждал что тот, кто два десятка лет тебя не видел полезет к тебе обниматься, а он встал как столб и вылупился как дурак. Ну дурак и есть, ну а что с него взять? Шокирован наверно был. Ты пропал в пустоте на столько времени, а потом из леса вышел, как будто тут и был. Я уверен, будь у него время осознать, он бы встретил тебя радушнее… — Было у него время. — Ответил тифлинг мрачно. — Он не искал меня. А меня не так сложно найти. Не хотел значит. — Радость моя, — вздохнул эльф и положил голову ему на плечо. — Ну даже если так. Это ведь все в прошлом. Понимаю, каждому наверно нужна семья. Я своих сородичей на дух не выносил, но все равно их держался. Ну и ты ведь… не один. Астарион задумался. Может ли он считать его семьей? Кто он ему вообще? Возлюбленный, с которым он живет и исходил весь свет. Друг. Любовник. Напарник. Наверное, это не так мало, но достаточно ли, чтобы считать их узы семейными эльф не знал. И ему вдруг тоже стало тоскливо. — Ты прав, я не один.— Сжал его пальцы Маркус. — У меня есть ты. Единственное родное существо во всем свете. Но знаешь. Мне других и не надо.