***
В посеревшем небе заалел рассвет. Тифлинг, выскочив из дома, ухватил следящего за Гейлом Астариона за плечи. Эльф, удивленно вскинул бровь и привычно его приобняв, пригладил ладонью его черные волосы. — Что такое любовь моя? Все закончилось? — Закончилось. Иди внутрь. Солнце встает. Астарион, коротко кивнув погладил его по плечу, и зыркнув на хмурого волшебника скрылся за дверью. Задубевший бард, скользнув взглядом по напряженной фигуре колдуна последовал его примеру. Шэдоухарт, вымучено улыбнувшись, прошла мимо, так и не решившись ничего сказать. Во дворе, огороженном кривым частоколом, осталось два заклинателя. — Не смотри на меня так. — Бросил Гейлу Маркус, и зачерпнув пригоршню снега растер его по горящему лицу. Чертовы видения и общее напряжение, осуждение во взгляде союзника, на которого он тайно хотел ровняться, попросту его уничтожали. — Я лишь хочу понять, если позволишь. — Произнес волшебник, покачав головой. — Мне известно о твоих обязательствах. Также мне доподлинно известно, что ты никаким образом не можешь нарушить договоренностей. Но мне хотелось бы знать, что ты испытываешь в момент, когда решаешь чью-то судьбу. Противится ли твоя сущность тем злодеяниям, что ты вынужден нести в этот мир. Не пойми меня превратно. Я не берусь выступать тебе судьей… — Судьей? — Хмыкнул тифлинг. — Отчего же. Ты очень даже можешь меня судить. Только чистосердечного героя из меня не лепи. Очень сильно разочаруешься. — Ты излишне к себе строг и возможно это уже и есть ответ на мой вопрос. Ты не тот, кем хочешь казаться. Возможно, это что-то вроде защиты. Тебе спокойнее причислять себя ко тьме, думая, что так заткнешь голос собственной совести. Но он не умолкает, верно? — Гейл? Тебе очень надо ко мне в душу лезть? — Огрызнулся Маркус, ощутив мерзкое копошение где-то в глубинах подсознания. Прозорливый волшебник, не использовав никакой магии точно попал в цель. — Желаю знать кого считаю другом. — Ответил он. Тифлинг, у которого сдавали нервы, скрипнул зубами. — Правда? Ну так знай. Нечестивца. Безжалостного душеносца. Убийцу. Дьявольского выродка, несущего насилие и разрушение везде, где ступает. И хочу заметить, я этого никогда не скрывал. — Что из этого в самом деле истина? — Не отставал волшебник. — Я знаю тебя с другой стороны. Как того, кто защищал слабых и прикрывал собой друзей. Того кто, не щадя себя бросался наперерез врагам лишь бы не подпустить их к чему-то важному. И что же из этого твоя настоящая сущность, а что навязанная чужой волей личина? Кто ты на самом деле, Маркус Хэллсторм? — Личина. — Бросил Маркус сквозь зубы. — Гейл, ты ни черта обо мне не знаешь. Мы с тобой большой путь прошли. Героический. Но это лишь фрагмент из моей жизни. Вся остальная залита кровью. Знаешь сколько ее на моих руках. Мне никогда не отмыться. Я в ней тону и меня никто не вытянет. Я убивал по приказу. Я убивал в гневе. Я казнил невинных. Я своего первого возлюбленного убил, Гейл. Прирезал в ее славу. Да, я дня не прожил, не думая об этом, но что толку от моего сожаления. Я вспорол глотку тому, кто мне доверял. Тому, кто меня любил. — Маркус… — вздохнул Гейл, опустив голову. — Астарион знает, не переживай. Вы все на него косо смотрите. А он ведь хороший. Он и был хорошим, судьей городским. Судил честно за что и поплатился. Он не виноват в том, что ему приходилось делать. А я Гейл, я родился конченым. И я это точно знаю. Можешь у матери моей родной спросить, она тебе расскажет. Так что прошу тебя, не надо разглядывать во мне то, чего во мне нет. Разочаруешься. Сильно разочаруешься. Тифлинг развернулся и зашагал в сторону дома. Задумавшийся над его словами волшебник еще долго стоял посреди двора глядя на восходящее солнце.***
Астарион ждал его у лестницы, обеспокоенно прислушиваясь к разговору. Солнце отрезало его от возлюбленного, и он, щелкая костяшками нервно ждал развязки назревающего конфликта. Его пугало возможное противостояние двух заклинателей, и только увидев хмурого Маркуса в дверях он смог облегченно выдохнуть. — Ну что любовь моя, с делами на сегодня покончено, можем спать идти? — Эльф протянул ему руку. — Я нам на чердаке гнездышко устроил. Никто нас там не потревожит. Маркус не ответил и молча полез за ним на застеленный старой соломой чердак. Она пахла не так хорошо, как луговое сено, в котором они провалялись весь прошлый день, но была сухой и мягкой. Под крышей было прохладно и тесно, высокому тифлингу пришлось пробираться к подстилке на четвереньках, чтобы не задеть головой сточенные короедами балки. Он устроился на лежанке, и накрыв краем плаща, подлезшего ему под бок Астариона, закрыл глаза, так и не произнеся ни слова. Эльф, поцеловав его сбитые костяшки, нырнул в тепло пылающего жаром тела, решив про себя, что какие-бы ужасные вещи его нечестивец не натворил, в обиду он его не даст. И это подразумевало не только попытки затыкать каждого, кто ни черта о нем не зная, возьмется его судить, это означало нечто больше. Маркус всегда его защищал, иногда переходя в этом спасении от всего и вся все возможные границы. С первого дня, как он вступился за него перед остальными, с того момента как дозволил вампиру путешествовать вместе с живыми взяв на себя всю ответственность за это решение, так и по сей день, неловкое слово, лишний взгляд или не дай то Боги неверное движение в его сторону, и тифлинг любого, своего или чужого на месте испепелит. А это многого стоило. И Астарион это ценил. Он был опасен. Его взрывной непредсказуемый характер, сменяющийся на безразличие ко всему происходящему вокруг, могли напугать любого, но эльф к этому привык. Он знал, что он никогда не позволит себе совершить над ним зло, и скорее умрет, чем допустит что-то ужасное в его сторону. Маркус его любил. Безумной, сумасшедшей любовью. Он видел в его глазах весь мир и это чувство иногда ужасало своим размахом. Рожденный покорять и подчинять он сам был готов покориться лишь бы получить в ответ долгожданную нежность. Тепло, которого ему с первых секунд жизни не хватало, безусловную любовь и прощение. За такое чувство Астариону и умереть было не жалко. А вот жизни своей без этого он уже не представлял. Внизу все стихло. Плакавший беспрерывно ребенок будто потеряв интерес к жизни умолк, и только тихо дышал. Шэдоухарт, подкинув поленья в камин, устроилась спать у очага. Несс, уступив лавку понурому Гейлу, кинул лежанку в угол. Вдова, ощутив некоторый укол совести, подошла к ребенку и опустив сухую руку на одеяло, поправила сбившиеся оборки. Что-то блеснуло в отсветах огня и она, наклонившись разглядела россыпь золотых монет. Госпожа Мечей, ценившая безропотность душеносцев наградила ее за холодный рассудок.***
Солнце скрылось за горами в районе четырех часов. Молчаливая компания путников собиралась тихо и быстро. Наскоро нажарив в дорогу оленины, упаковав вещи в дорожные сумки, прячущие друг от друга взгляды герои Врат Балдура собрались выходить. Вдова попрощалась с ними еще днем. Кротко поблагодарив за защиту, она, уложив ребенка и спрятав за пазухой тугой кошель с деньгами отправилась раздавать долги. Селяне, узрев у веселой вдовушки золотые монеты и успев за день обсудить избиение кузнеца дьяволом, которого женщина к себе впустила замыслили неладное. Пока компания чужаков, звеня дорогим оружием ошивалась у нее во дворе, местные не казали туда носа. Но стоило незнакомцам покинуть вдовий дом и подняться на пригорок, завистливые соседи тут же схватились за вилы. Жизнь в забытой Богами деревне уныла и проста. Каждому, по мнению обозленной на свою судьбу черни, воздавалось по заслугам. Жила вдова вертихвостка что на ладан дышала. Принимала у себя благопристойных мужей, за что их жены сыпали в нее проклятиями. Нагуляла выродка, да за медяк юбки задирала, а тут золотом обзавелась, и не склонив головы возвращать долги начала. Да еще и известно, что на ночь рогатого впустила, а значит с дьяволом спуталась. Отсюда и деньги, и наглость перед честными людьми не пресмыкаться. Ведьма. А с ведьмами у местных разговор был коротким, особенно если в действительности названная нечестивицей женщина никаких способностей не имела. К настоящему колдуну, проторчавшему в их поселении сутки и избившему сунувшегося посреди ночи кузнеца селяне подойти побоялись. Зато теперь путь был свободен. Крики возмущенной толпы настигли отряд на всхожей дороге. Маркус остановился. Гейл, подойдя к краю сопки и углядев в темноте движущиеся огни подозвал остальных. — Они чего это делают? — Испуганно спросил Несс, узрев селян, столпившихся у дома на отшибе. — Насколько я могу судить, — взмахнул рукой Астарион, — думают поджарить нашу веселую вдовушку. — Я бы на их месте этого не делал. — Ровно произнес тифлинг. Гейл, покосившись на него, снова вгляделся в очерченный пламенем факелов круг у дома вдовы. — Покажись, отродье сучье! — Крикнул староста. — Ведьма! Потаскуха! Всех мужиков сманила что сука течная! Диавола в деревню привела! Доколе это длиться будет! Толпа поддержала его криками. Шэдоухарт, нахмурив брови, гневно цыкнула. — Нашли же крайних, твари. Что делать будем? Маркус пожал плечами. Волшебник, уняв в себе порыв прийти на помощь немедля, терпеливо ждал. — Да жги ее! Пущай горит диаволово племя! Жги! Покамест рогатых выблядков не наваляла! — Ну знаете. — Оскалился Маркус, и увидев, как первый факел полетел на соломенную крышу, тяжело вздохнул. — Зря. Ой зря. Госпожа Мечей резка и сурова. Ее замыслы непонятны, а пути неисповедимы. Но что в ней и было предсказуемо, так это соблюдение условий договора. Она следовала каждому пункту и никогда не нарушала правил. Если уж она согласилась выменять душу на защиту, то эта защита будет гарантирована. И ничто, даже сама сущность материального мира не могла встать между ней и этими нерушимыми законами. Факел, упав на крышу потух. Пламя, что должно было испепелить ненавистную селянами вдовушку вспыхнуло над домом старосты. Пришедшие на суд над ведьмой крестьяне не заметили этого, как и не заметили того, что вся их ненависть и малодушие, все зло что обуяло их прогнившие сердца обратилось против них. Всполохи зажигались и гасли. Разгоряченная толпа, уверенная в том, что это вдова отводит огонь от своего дома, решили выламывать двери. Ревущий огненный столп, озаривший округу, заставил их одуматься. По всей деревне загорелись перекрытые соломой крыши. — Ну вот. Доигрались. Гейл не мог больше ждать и его надежды таяли. Глядя на непроницаемое лицо Маркуса, который с неприкрытым злорадством лицезрел бегающих в панике селян он почти поверил, что брошенные им утром слова оказались истинной. Но в его чернильных глазах вдруг что-то мелькнуло. Тифлинг, окинув полыхающую деревню взглядом, подозвал всех ближе. — Астарион, морозные стрелы и к во-он тем домам. Несс, собери этих ослов своим певучим голосом, пусть за ведра хватаются и бегут к реке. Шэдоухарт, готовься лечить ожоги, не трать силы на огонь. Гейл, — обратился он к расцветшему улыбкой волшебнику. — Нам нужна пурга. Только не в конце улицы, иначе всех паром прибьет. — У Гейла приятно екнуло сердце. Маркус узрев его потеплевший взгляд, закатил глаза. — Боги. Не смотри на меня так. Они спустились с пригорка в объятое пламенем селенье, и тут же рассредоточились согласно оговоренного плана. Астарион, наметившись на занимающиеся у просевших крыш всполохи злорадно улыбнулся. Его забавляло своеобразное чувство юмора присущее Госпоже Мечей. Кто сильнее всех хотел спалить чужую обитель, тот больше всех и погорит. Спустив стрелу и увидев, как морозный взрыв погасил зарождающийся огонь, он тут же выхватил следующую. Бегущие кто-куда деревенщины мешали ему, но, на его счастье, в дело вступил Несс. Излишне прямо исполнив указание Маркуса загнать селян к реке за водой, он залез на конек покосившегося сарая и во всю мощь своих легких крикнул: — За ведрами и к реке, ослы! Живо, живо! Шэдоухарт помогала отводить тех, кто в тушении участвовать не мог. Растянув убежище над головами сбившихся в круг детей и еле ковыляющих стариков, она оттаскивала их от деревни. Огонь полыхал, застилая глаза дымом. Снег поплыл, превращаясь в скользкое месиво. За их спинами, взяв под контроль плетение и подняв в воздух ледяную крошку Гейл творил мощное заклинание вьюги. Морозный ветер накрыл селение. Бушующая пурга смела клокочущее пламя, обдав чернеющие дома горячим паром. Настала очередь жрицы исцелять глубокие ожоги. Маркус в стороне не оставался. Он взялся за то, что умел лучше всего. Добежав до зажиточных домов вверх по улице, он выламывал двери и срезая снежные шапки заледеневших сопок колдовскими разрядами ронял сугробы на полыхающие строения. Разрушение не всегда плохо. Иногда снесенные потусторонней силой стены могут спасти чьи-то жизни. Среди гудящего огня и тлеющих обломков, среди хаоса, объявшего проклятую самими жителями деревню, он чувствовал себя как дома. Астарион, чьи стрелы стали бесполезны, даже остановившись залюбовался этим разрушительным танцем. До чего нечестивец был хорош со своими сияющими безумием глазами, кружа среди развернувшейся вокруг преисподней. Смотрел бы и смотрел, если бы жар был хоть немного терпимым. — Все дальше опасно. — Опустил руки Гейл. Последний пожираемый пламенем дом, стоявший у самого холма, полыхал обжигающим факелом. Балки обвалились и перекрыли выход, из окон вылетали оранжевые языки огня. Маркус стоял напротив, прикидывая что может сделать. У его ног скулил староста. — Внуки! Внуки та-а-ам. — Выл старик. Волшебник, перенеся себя к застывшим у пожарища тенями, закрыл лицо ладонями. Жар был невыносимым. Высокий дом, сложенный из смолистых черноствольных деревьев, горел задорней остальных. — Маркус. Льдом никак. Температура слишком высокая, от таких паровых ожогов даже наша жрица не излечит! — Воскликнул волшебник. — Может опоры сбить? — Сложится. — Ответил запыхавшийся колдун. — Пополам сложится. Гейл уловил в его глазах что-то ненормальное. Очередная безумная идея, которая могла прийти только в эту рогатую голову. Но в этот раз он превзошел сам себя. — Давай дверь в пространстве. — Тифлинг распутал шнуровку плаща и бесцеремонно сбросил его старосте на голову. — Изнутри попробую. — В огонь?! — Ошалел волшебник. Маркус хитро улыбнулся. — Я ж дьявольский выродок. Что мне ваше пламя. Спорить с ним в этой ситуации было бесполезно и Гейл, наметившись в центр горящего дома, открыл невидимый коридор. Тифлинг шагнул в портал, помахав застывшему в ужасе Астариону рукой. Эльф головой понимал, что у потомка дьяволицы повышенная терпимость к обжигающему пламени, но ничего не мог поделать с болезненно сжавшимся сердцем. Ноги сами понесли его вперед, и, если бы не вцепившаяся в него Шэдоухарт, он рванул бы в пожар следом. Маркус очутившись в пылающей ловушке быстро огляделся по сторонам. Дом был добротным, потому еще держался несмотря на обуглившиеся перекрытия. Огонь ревел и перекрывал все звуки, дым закрывал обзор едко впиваясь в легкие. Тифлинг задержав дыхание не мешкая двинулся к жилым комнатам, по пути насыщая ладони потусторонней силой. Колдовская молния влетела в косяк на исходящей пламенем двери и вынесла ее вместе с полотном. В комнате никого не было, но кто-то приглушенно звал на помощь со стороны кухни. Он выскочил в коридор и обнаружил непроходимое препятствие. Потолок обвалился и засеял пол полыхающими обломками. Какая бы устойчивость к пламени не было у потомка Эммир, это было через чур даже для него, но разворачиваться, не дойдя до цели десяти шагов было не в привычках Маркуса Хэллсторма. Он тут же сообразил, что может сделать, хотя затея эта и казалась безумием. — Fames Hadar! — Развернул он круг мертвецкого холода, накрывшего пространство от жилых комнат до кухни. Соваться в него добровольно он бы не стал, но в огненной клетке деваться было некуда. Ступив на остывающую, покрывшуюся трупным ядом землю, тифлинг неожиданно для себя свободно вдохнул. Схватившие его костлявые руки, тут же получили призванным мечом, и не оставив серьезных холодных ожогов, спрятались от сосредоточенного на заклинании хозяина. Он сделал всего пару шагов и снял струящийся темной дымкой купол. Находиться в нем дольше было чревато наложением на самого себя неконтролируемого страха, но и этих минут хватило чтобы остудить угли и открыть проход на кухню. Влетев в плавящееся от жара помещение, Маркус нашел плачущую от ужаса девушку и лежащего на полу без сознания мальчишку. Не теряя времени, он сгреб паренька рукой и тут же сгрузил его девице на колени. Задрав ей юбку на голову и приказав прижимать к себе брата и не дышать, он поднял ее на руки и побежал назад. Крестьянка, сначала возмутившаяся такому наглому действию со стороны явившегося из ниоткуда незнакомца, быстро прикусила язык. Жар впился в ее тело, и, если бы не плотная шерстяная ткань юбки, накрывшая их вместе с родичем, с их лиц слезла бы кожа. Незнакомцу до повышенных температур дела не было, а вот дым изрядно досаждал. Глоток мертвого воздуха под куполом давно исчерпал свои свойства и Маркус с трудом добежал до сияющего портала. Вылетев из него в оплавившееся ледяное крошево, он упал вместе со спасенными из огня крестьянами, и поднявшись тут же осел, ударившись коленями о землю. — Ма-а-аркус! — Услышал он взволнованный голос. Астарион плюхнувшись рядом с ним в грязь вцепился ему в шею удушающими объятиями. Взяв его пальцами под скулы и развернув его сияющее довольной улыбкой лицо к себе, эльф грозно заглянул ему в глаза. — Ы-ых! — Выдал он неразборчивый, но полный возмущения звук, и поцеловал это перемазанное золой существо в губы. Гейл мягко улыбался, глядя то на плачущего от счастья, обнимающего спасенных внуков старосту, то на милующуюся на фоне пожара парочку. Поймав взгляд Маркуса, он слегка склонил голову, всем своим видом демонстрируя вертящуюся в мыслях фразу: — «Я всегда знал кто ты такой, Маркус Хэллсторм». — И угольные хамоватые глаза напротив ответили ему — «Ни черта ты не знал, Гейл Декариос».