Великий Древний

      Может ли что-то быть темнее непроглядной бездны? Немой, безжизненной, зовущей мраком в пустоту? Чернее крови, запекшейся на свежих порезах, вдоль рваных линий договора, грубо и с усердием высеченных заточенным клинком? Холоднее оков, врезающихся в вывернутые запястья и проклятых стен псарни, исцарапанных в исступлении от жгучей невыносимой боли? Только душа твари, мнящей себя хозяином, думающей, что он и его жертва никогда не поменяются местами.       — Видишь, Гоуди, — самодовольно скалилось чудовище, — эти жалкие черви любят пресмыкаться и просить пощады. Стоит только надавить. Не церемонься с ним. Он — инструмент, а инструмент полезен только тогда, когда не норовит выскользнуть из рук мастера. Воспитывай его старательно. Держи его в строгости. И более не отвлекай меня от дел лишь потому, что кто-то из этого негодного мяса возомнил, что имеет право выбирать. Решать, что делать, а что — нет.       — Я вас не разочарую, — раскланялся скелет. — Я выдерну из этой маленькой пташки последние перышки. Он сладко мне споет и больше никогда не посмеет пойти против вашей воли. Он смирится, как смирились остальные. Станет таким же послушным. Славной вещью, покорной вещью.       — Убей в нем надежду. Сломай то, что зовется личностью. Но не переусердствуй. Не испорть ему лицо. Пары треснувших костей будет достаточно.       Монстр ушел, оставив окровавленную жертву наедине с самым верным своим палачом, для которого не было ничего приятнее, чем терзать очередное отродье хозяина. Водя костлявыми пальцами по ржавым крюкам, наслаждаясь надрывными всхлипами дрожащего всем телом раба, он еще не знал, что через две сотни лет этот самый раб сотрет его череп в труху. А позади него будет стоять тот, кто тоже связан нерушимыми оковами договора и готовить самые сильные, самые разрушительные заклинания, чтобы обрушить их на голову патриарха дома Зарров, разбивая вековые цепи подчинения, даруя свободу тем, кто уже давно лишился надежды. Тогда Астарион до конца не верил в происходящее. И в самом деле, на кой черт кому-то влезать в ненужные конфликты, нося при этом личинку иллитида у себя в черепушке? Однако Маркус сделал это, и не остановился после, таскаясь по самым опасным уголкам Фаэруна в поисках исцеления от проклятия. За два года он мог умереть две сотни раз, но его это не останавливало. Он продолжал лезть в пасть чудовищам, подставляться под удары заклинаний, обманом и угрозами вытягивать информацию, нырять в чертову пропасть, бездумно, лишь бы успеть ухватить Астариона за руку. Будто собственная жизнь ничего не значит. Будто и не нужно за нее держаться. И стоило ли это того? Вопрос, на который безумный тифлинг никогда не ответит.       Смерть в этот раз была так близко, пустота тянула вниз, каменные стены, гул в ушах, свободное падение в безжизненное пространство и лишь один шанс использовать свиток, перенестись на виднеющийся вдали уступ. И Маркус смог. На этот раз смог. И перед тем, как они грохнулись на край обрыва, которым заканчивалось пустынное каменное плато, у эльфа перед глазами пронеслись все самые важные и запоминающиеся моменты его долгой жизни. Не всегда приятные, вроде первых лучей солнца после столетий во тьме, или подогретых расцветающим в душе чувством объятий, но и воспоминания о годах мучений и, что самое важное, единственная пугающая встреча с Госпожой Мечей, ее черные дьявольские глаза и пробирающий до костей голос:       — Ты принесешь ему смерть в своих руках, о возлюбленное отродье.       Астарион злобно скрипнул зубами, спрашивая самого себя, какого дьявола ему еще было нужно. Он уже имел все, о чем не мог и мечтать, и вдобавок преданное и безмерно влюбленное в него существо, которое в Преисподнюю полезет без единого возражения, если тот его попросит. Так пусть же катится в ту же бездну ко всем чертям это избавление от мнимого проклятия! И в самом деле ли это проклятие — быть свободным, ходить под луной рука об руку с согревающим всполохом света, рассекшим призванным мечом пустоту, отделяя жалкое существование без выбора от жизни настоящей, полной радости, искренности и истинного неподдельного счастья, пусть и в ночи, но наполненного всеми красками и волнующими сердце оттенками? Он обернулся, бросив взгляд на своего поникшего пришибленного спутника, который уже около часа молча наблюдал, как Астарион безразлично глядит в провал, уходящий куда-то в глубину Подземья, и мрачно вздохнул. Маркус, в очередной раз решивший, что это он испортил все дело, виновато опустил голову.       — Ну все, к дьяволу это. — Эльф поднялся на ноги. Бедро болезненно саднило. Несмотря на то что на безжизненную равнину посреди абсолютного ничего им удалось телепортироваться, приземлиться мягко не получилось. Кроме сгинувшего в провале артефакта, туда же улетел горячо любимый лук Астариона, и теперь на расцарапанной о камни от колена до бедра ноге сиротливо болтался колчан с тремя чудом удержавшимися в нем стрелами. Подземье поглотило и подсумок с эликсирами, и оставшийся защитный свиток, и не менее дорогой сердцу эльфа изогнутый кинжал из эльтуриэльской стали. Но при этом всем он выглядел куда бодрее своего унылого соратника, обезоружить которого можно было только наотмашь срубив ему голову.       На Маркуса было больно смотреть. Когда опасность расшибиться миновала, и Астарион, осознав, что «Звонящий в ночи» пропал в бездне, осел на краю пропасти, у тифлинга не хватило никаких слов, чтобы хоть как-то его поддержать. Ему самому было до горечи обидно, что все опять вот так кончилось, и все то время, что Астарион предавался размышлениям и самокопанию, Маркус, сжавшись в комок от безысходности, пытался разложить все события по порядку и понять, где же он опять просчитался. Выходило так, что просчитался он везде, и ему было непонятно, почему возлюбленный смотрит на него с жалостью в глазах, будто и не злится вовсе.       — Ну чего ты раскис? — Астарион опустился на колени рядом, шикнув от противной жгучей боли. Тифлинг уныло пожал плечами, будто это он в который раз лишился возможности выйти на свет. — Ну все, это был последний вариант. С меня хватит. — Он потянулся рукой к грязной щеке своего насупленного спутника, заставив посмотреть себе в глаза. — Слышишь? Последний. Я больше не хочу этого риска, бессмысленных поисков, рушащихся надежд. Мне не нужно этого, и прежде, чем ты начнешь убеждать меня в обратном, выслушай. — Пальцы эльфа мягко прошлись вдоль скулы, и у Маркуса невольно участился пульс. — Милый мой, я знаю, кто ты, и знаю, на что ты способен ради тех, кого любишь. Тебе не обязательно это доказывать, мне давно все понятно. Я ценю эти твои порывы нестись к цели, сметая все преграды, и, в самом деле, если бы не эта твоя мания достигать, добиваться, выжимать из этой гребанной жизни все до последнего на пути к желаемому результату, мы бы все давно были мертвы. Не только я. Все мы. Абсолют прикончила бы нас, любовь моя, прикончила бы, понимаешь?       Маркус коротко кивнул, примерно понимая к чему он ведет. Астарион, заправив черную прядку покрытых пылью волос тифлингу за ухо, продолжил:       — Помнишь? Наш лагерь был похож на дом для умалишенных. У нас опускались руки. Мы грызлись между собой, впадали в отчаяние, были готовы все бросить и разбежаться, забиться в самый темный угол и ждать, когда этот чертов мозг превратит нас в иллитидов, но ты нашел способ. Ты нас вытащил. Заставил собраться, примириться и навалять этой стервозной твари. И уже этого хватит, чтобы быть благодарным тебе до конца времен. Понимаешь? Но даже это далеко не все. — Астарион зажмурился. Тень скалящегося ублюдка, уничтожавшего его годами пыток и унижений, на короткий миг мелькнула перед глазами. — Для меня ты сделал куда больше. Ты освободил меня. Ты избавил меня от худшего из кошмаров, вернул мне мое тело и ни разу не осудил за все… что я делал. За все, что со мной делали. И я ценю это. Я очень ценю это. И мне больше ничего не нужно. Останавливаться тоже нужно уметь, и пусть это звучит уныло, и это не то, к чему ты привык, но эту битву мы проиграли. Пора убираться отсюда и просто жить. Жить и наслаждаться жизнью, друг другом, нашим настоящим и будущим. Ты согласен?       — Ну… не то, чтобы я не согласен… — проворчал Маркус.       — Нам ведь не нужны эти похождения, чтобы быть вместе? Твоего поместья и всех этих приятных излишеств, что нас окружают, вполне достаточно, как мне кажется. Нет? Или тебе принципиально важно предаваться страсти на холодной земле под звездами, вместо того, чтобы нежиться в шелках? Так для этого есть сад, городской парк, кладбище, в конце концов! — Он взял тифлинга за руку. Маркус не отвечал, только хмурился, крепче сжимая его пальцы. Ему было слишком сложно принять поражение после стольких лет, пройденных миль и пережитых событий. И еще сложнее поверить, что Астарион вот так принял свою судьбу. И его еще что-то смущало, какое смутное неприятное ощущение, но он никак не мог уловить, откуда оно исходит. — Маркус, пожалуйста. Я знаю, что сам на это подписался когда-то. Тогда еще не утих кураж, ну, знаешь, только что Нетерийский Мозг победили, и мне казалось, что мы с тобой можем Мир перевернуть. И к тому же, буду честен. — Он сделал короткую паузу и выдал на одном дыхании. — Я все еще не был уверен, что ты не оставишь меня, как только приключения закончатся.       Маркус бросил на него убийственный взгляд. Ему хотелось крикнуть — «Ты что, дурак совсем? Я же ради тебя тут героя корчил!» — но он решил тактично промолчать.       — Это мое решение, прошу тебя, прими его. — Астарион смотрел на него с надеждой, мысленно умоляя поверить и не задаваться вопросами. Он давил на самое больное — на сокрытое чувство вины, и сам себя за это ненавидел. — Если хочешь и дальше наносить мне радость, есть множество других способов. Я уверен, они тебе известны.       — Ну… если это твой выбор, — нехотя согласился Маркус, отгоняя ненужные мысли. — То, конечно, я его приму. Я же не могу в самом деле…       — Это мой выбор, — выдохнул Астарион. — Правда мой выбор. А теперь идем домой. Я ужасно хочу домой. В возможно скучную и размеренную, но безопасную и полную наслаждениями жизнь за тяжелыми портьерами в старинном поместье нашей дорогой Эммир. Среди прислужниц, старомодной мебели, пылящейся коллекции твоего неприкосновенного оружия и прочих непонятных вещиц, которые лично я бы давно выкинул. До-мой.       — Домой. Да, — отрешенно отозвался тифлинг, оглядевшись по сторонам. — Только как?       Впереди зиял провал. Взобраться по гладким камням и вылезти где-то в предместьях Стонвуда возможным не представлялось. Оставалось только идти вперед, куда-то в бесконечный мрак, и надеяться разглядеть в нем выход на поверхность.

***

      От края обрыва до видимого горизонта простиралась пустая равнина, уходящая во мглу, царящую под каменными сводами Подземья. В воздухе царила гробовая тишина, давящая на виски, мешающая сконцентрировать усталый взгляд на узкой, неизвестно кем протоптанной тропе. Вдали просматривались очертания не то развалин, не то причудливой формы валунов, и ничего больше нельзя было разглядеть в кромешной тьме. Однообразный безжизненный пейзаж сливался в единое мрачное пятно, подсвечиваемое колдовскими рунами на призванном двуручном мече. Маркус шел, выставив оружие перед собой. Никакого практического смысла в этом не было, никто не стал бы нападать в лоб, находясь на открытой местности. Сзади плелся прихрамывающий Астарион, волей судьбы лишенный всего своего оружия, кроме собственных клыков и трех ледяных стрел. Его мучал голод, и несмотря на то что его развеселила шутка Маркуса о ходячем стратегическом запасе крови в лице самого тифлинга, сама мысль сорваться и напасть на него через недели плутания по каменной пустыне, пугала до дрожи. У самого тифлинга крутились схожие мысли. Он все думал, в какой момент его сложит жажда, и как долго он выдержит, прежде чем снова попросит покровительницу его вытащить. Для себя он решил, что пока смерть не схватит его цепкими когтями, он и помышлять об этом не станет. Есть вещи и похуже смерти, и ему очень не хотелось бы на них нарваться.       Госпожа Мечей, впрочем, могла и без этого отдать какой-нибудь безумный приказ. Их договор как раз подразумевал то, что он не мог отказать, но провоцировать Древнюю лишний раз, отрывая ее от важных дел — занятие само по себе самоубийственное. Чем реже она вспоминает о своем любимом душеносце, тем лучше. Потому что всякий раз, когда она вспоминает, земля захлебывается кровью. Он все еще надеялся, что последняя просьба не выльется для него в очередной парад насилия, вроде массовой казни или сбора жил повешенных. Или самого страшного… Маркус вздрогнул и оглянулся через плечо. Астарион шел, настороженно к чему-то прислушиваясь.       — Стой-ка.       Тифлинг остановился и тоже прислушался. Во тьме двигались тени. Их легкие шаги были едва различимы, и определить, с какой стороны они крадутся, было довольно сложно.       — Маркус… — Астарион застыл, глубоко вдыхая сырой воздух, улавливая в нем пряные, отдающие металлом нотки. Так пахло в проклятом замке Касадора, так пахло ставшее далеким прошлое, запах этот, въедливый и отчасти приятный, исходил и от него самого. Его спутник, однако ж, принюхиваться не стал. Вобрав силу из потустороннего пространства, он приготовился бить разрядами по любому, кто покажется в пределах видимости, но тени высовываться не планировали. — Маркус, мне кажется… — начал эльф, но договорить ему не дали. Звон в пустоте — и тифлинг дернулся, ухватившись за руку. Легкая стрела с гладким черным оперением вошла ему в плечо, застряв в кости. От жжения разорванных зазубренным наконечником мышц помутнело в глазах, и стрелявший тут же получил свою порцию боли. Так устроена дьявольская кровь, хоть и сотню раз разбавленная кровью смертных существ. Нельзя пролить ее безвозмездно, и вскоре неудачливый лучник на собственной шкуре ощутил леденящий жар Дисса. Он вспыхнул факелом, подсвечивая себя и еще две фигуры, притаившихся у груды камней. Фигуры замерли, разглядев бросившегося наперерез эльфа.       — Ты что творишь?! — Крикнул Маркус ошалело, когда Астарион одернул его руку, не дав ударить зарядом по неподвижным целям. Противники откачнулись, лучник, подвывая, отплевывался запекшейся кровью. Стоящая перед ним белесая тень подняла вверх руки, жестом показывая, что атаковать не планирует.       — Далирия? Это ты?       Белая тень шагнула навстречу. Маркус сквозь пелену гнева углядел знакомые черты бледной, как смерть, эльфийки. Спутанные серебристые волосы обрамляли лицо с заострившимися от голода скулами, в глазах читался страх, тонкие пальцы крепко сжимали плечо легкого лука, с разболтавшейся донельзя тетивой.       — Астарион?..       — Боги… Далирия… — Астарион закрыл глаза и медленно выдохнул сквозь зубы. Далирия затаила дыхание, два других отродья не рисковали приближаться и наблюдали издалека. Меньше всего вмешиваться хотел обожжённый стрелок, готовый, казалось, в любой момент припустить бегом. Маркус, обкусывая губы от боли, поедал его взглядом. Липкая струйка крови стекала от раны вниз, пропитывая запылившуюся мантию. Если бы не Астарион, стоящий меж ними, он давно бы отправил нападавших в Преисподнюю. И эльф это прекрасно понимал. — Далирия! Какого дьявола?! Вы с ума сошли?!       — Я не… не узнала вас… — робко оправдалась девушка. Она сделала еще один осторожный шажок. — Мы тут… охотились…       Маркус попробовал выпрямиться, чтобы спросить в лоб, на кого это они тут охотились, но чуть не потерял равновесие от болезненного разряда, прошедшего по всему телу. Стрела, сидящая в кости, сместилась, заставив его тихо взвыть. Отродья встрепенулись, ухватившись за луки, что невероятно взбесило Астариона.       — Опустите оружие, идиоты! Он вас пришибет сейчас! — Он обернулся к тифлингу, который злобно сверлил глазами перепуганную эльфийку. Потом снова посмотрел на Далирию. — Сделай что-нибудь. Ему ведь больно, и все это на вашей совести! Мы пару часов назад полмили вниз пролетели, и так с трудом кости собрали, вы еще проблем добавляете! Клянусь, если с ним сейчас что-нибудь случится, я такое с вами сотворю, что вампирскому повелителю в кошмарах не снилось!       Далирия решила поверить ему на слово и не испытывать судьбу. Переборов страх, она подобралась к Маркусу ближе. Наметанный глаз бывшей лекарши быстро определил, что рана плохая. Искусно сделанная стрела от каждого неловкого движения прокручивалась внутри, нанося все более серьезные повреждения.       — Я могу это исправить. Вы…тащить… но не здесь, — тихо сказала она. — В лагере. Вон там, в руинах. Мне нужны мои инструменты. Голыми руками никак.       — Веди, — прошипел тифлинг, не дав Астариону сильнее запугать сестрицу. — А твои дружки пусть идут вперед и предупредят всех, кто там прячется: моя кровь горит, если брать ее без разрешения. Пусть очень доходчиво предупредят.       Путь лежал через расщелину в камнях на подъем, где покоились развалины древнего храма. До вампирского логова не добраться, если не знать, где свернуть и за что ухватиться. Или если целенаправленно неделями не выслеживать ночных существ по следам, запоминая их тайные тропы. Далирия шла первой, то и дело оглядываясь на шипящего колдуна, который придерживал древко стрелы, не давая ей беспокоить рану. Астарион шел замыкающим — охотники эльфийки давно обогнали их, и уже должны были предупредить об их приближении.       — Дроу загнали нас сюда. Они охотятся на нас. Вылавливают по одному и убивают, — с горечью произнесла Далирия, отвечая на заданный тифлингом вопрос, что они тут забыли. — Мы не можем им противостоять. Их кровь отравлена. Стоит только попытаться… и она изъедает тебя изнутри.       Маркус вспомнил об эликсире «черной крови» и том дроу, который задумывал загнать их в ловушку в окрестностях Арфура. В общем-то, это объясняло, с чего вдруг полудикие отродья перестали атаковать привычным методом и схватились за луки.       — Вас было семь тысяч, — съязвил Астарион. — Как вы умудрились разбрестись по всему Подземью и стать легкой добычей?       — Это сложно. Мы не смогли ужиться. Разбились на стаи. А потом пришли дроу. Начали охоту. Мы бежали. Они шли следом. Из моей стаи остались только Петрас, я и еще одиннадцать отродий. Остальные погибли по дороге.       Астарион скептически хмыкнул. Что «сестренка» умела, так это строить из себя жертву. И кого-то другого она может и обманула бы, сверкая своими оленьими глазами, размазывая горькие слезы по щекам. Кого угодно другого, но не его. В то, что дроу напали на его семейку просто так, забавы ради, он не верил ни на секунду. Стрела, что влетела в Маркуса, с черным оперением и металлическим наконечником с засечками, представляла собой шедевр мензоберанзанских мастеров, кожаная стеганка на Далирии, не подходящая ей по размеру, свисающая с острого плеча, явно была снята с приконченного кем-то из отродий дроу. Даже лук, что сестричка все так же нервно сжимала в руках, представлял собой ничто иное, как трофей, которым она не очень-то умела пользоваться. Из замка Касадора они ушли безоружными.       — И что вы планируете делать дальше? Отсюда вообще выход есть? — надрывно вдыхая, спросил Маркус.       — Есть, через заставу дроу. Но… — Далирия опустила глаза. — Поговорим об этом позже. Нужно заняться твоей раной. Она… кровоточит.       Руины встретили их тишиной и, если бы не сверкающие во тьме глаза затаившихся отродий, можно было бы решить, что лагерь давно покинут. Посреди разрушенного зала, на полу, украшенным мозаичным кругом, некогда изображающим какое-то божество, горел костер. Языки пламени отбрасывали тени на белые мраморные стены, растянутые подранные тенты, сброшенные в кучу доспехи, подсвечивали хмурые лица жавшихся по углам существ, молчаливых живых трупов, давно не помнящих, кем они когда-то были. Астарион нахмурился. Этот склеп и его обитатели, чующие кровь, но боящиеся сделать шаг навстречу незваным гостям, вызывали в нем смесь презрения и жалости. Ему вдруг стало противно. Мерзко от одной мысли, что он сам мог сейчас так же трусливо дрожать, чувствуя в ком-то силу, смиренно ждать своей участи в забытой Богами дыре, и не сметь бросить вызов опасности.       Далирия усадила Маркуса у костра и, вытащив из заваленного вещами угла пыльную кожаную сумку, принялась вынимать инструменты. Астарион кожей чувствовал раздражение настороженного тифлинга. Одно дело, когда рану ковыряет знакомое отродье, и совсем другое, когда чужое, голодное, пусть и почти обессиленное. Маркус вопросительно посмотрел на эльфа, Астарион кивнул, заверяя, что довериться Далирии — не худшая идея. В прошлой жизни она врачевала, да и после обращения часто шила своих собратьев. Впрочем, и глупой она не была. Кинуться на того, кто с легкостью свернет шею, было бы, с ее стороны, куда более опрометчиво, нежели продолжать ждать случайную жертву, не способную оказать сопротивление.       — Вы? Так вот, кто кровь поджигать умеет! Как вы тут оказались? — В танцующем круге света показался Петрас. Тоже изрядно исхудавший, замученный, но куда более живой, чем остальные.       — Волей случая, — неохотно ответил Астарион, всем видом показывая, что встрече с названным братом не рад. Петрас язвительно хмыкнул.       — Вы тоже решили присоединиться к Микару Тасру? Хотя он же… не обращенный?       Астарион недоуменно покосился на братца. У Далирии дрогнули пальцы. Серебряный крючок выпал из ее рук, тихо звякнув о разложенные перед ней инструменты.       — К кому?       — Микар Таср, — горделиво произнес Петрас. — Перворожденный. Собирает нас всех под свою защиту, и, если бы не эти дроу, мы бы уже давно были бы в его крепости.       Сначала Астарион подумал, что ослышался. Усталость сказалась, или просто бред этот мерещится в давящей мглой обстановке, но довольно скоро пришло осознание, что он услышал именно то, что услышал. И это ему крайне не понравилось.       — Вы — еще раз, что? — начал вскипать он. — Значит, вы тут тычетесь по углам, как слепые котята, в надежде выбраться только для того, чтобы отдать свои души перворожденному?! Ну и какого дьявола мы вытаскивали ваши шкуры, чтобы вы к новому хозяину прибились?       Далирия внутренне сжалась. Слова названного брата били в цель, но ни согласиться, ни возразить она не могла. Она подняла взгляд на Маркуса, одними губами сообщив ему, что мантию, видимо, придется резать. Тифлинг махнул рукой — режь. Астарион, тем временем, не унимался.       — Вы хоть осознаете, что это такое? Тварь, которая принесла в этот мир наше проклятие! Да он в сотни раз хуже Касадора, с него все началось, с него и его собратьев! Как можно добровольно туда идти? Вам было мало сотни лет унижений? Вы только что скинули поводок и снова на него проситесь? Скажи мне, умник Петрас, ты же самый одаренный из нашей семейки!       — Он не такой, как ты считаешь, — надулся Петрас. — Он нашел здесь крепость — Гримардж, что ли. Поселился в ней. Ждет нас всех. И подчинения не требует.       — Гримфордж? — встрепенулся Маркус. — Отсюда есть проход к Гримфорджу?       — Да какая разница, милый! — оскалился Астарион. — Ты вообще слышишь, что удумали эти полоумные?       — Любовь. Не сейчас, — осадил его тифлинг. — Пусть она вытащит стрелу. Потом будете грызться.       Астарион показательно отвернулся, не желая лишний раз нервировать раненого Маркуса. Будь его воля, он бы вышиб из пустых голов отродий эту сумасшедшую затею. Причем сам не понимал, почему его это вообще волнует. В конце концов, они сами вольны решать, что делать со своей жизнью, но эта глупая беспомощность и нежелание других принять право на свободу почему-то воспринималась им как личное оскорбление. Послышался треск шелковой ткани. Сладкий запах, настойчиво щекочущий ноздри, заставил Астариона посмотреть в сторону его источника, ненадолго забыв о гневе и обо всем, что вообще имело значение.       Далирия вспорола ворот драгоценной рунической мантии и аккуратно стянула ее с плеч колдуна, обнажив его до пояса. Алые дорожки, контрастирующие с алебастровой кожей, змеились от широкой пульсирующей раны по вздымающейся от глубоких вздохов груди. Запекались от внутреннего жара, ложась черными полосами вдоль напряженных мышц, источали стойкий запах железа, заставляя челюсти невольно сжиматься. Покрытое кровью тело тифлинга, живое, горячее, манило к себе, пробуждая сдерживаемые из последних сил инстинкты.       Астарион забыл, как дышать. В горле пересохло, мысли подернуло пеленой желания, потребностью обладать им, пока до него не добрались оголодавшие собратья. Петрас хищно облизнулся, но сдвинуться с места не решился. Он все еще хорошо помнил, насколько страшен колдун в гневе, и его это отрезвляло. Далирия, сжимающая края черной мантии скрюченными пальцами, нервно сглотнула. Сейчас она бы все отдала за возможность хоть ненадолго прикоснуться губами к его коже, ощутить на языке соленый привкус живительной влаги, втянуть ее, насытиться. Другие отродья глядели на него теми же глазами, жадными, просящими, обещающими взамен все, что угодно.       — Маркус! — Астарион, подвергнувшийся всеобщему сумасшествию и ненадолго потерявший контроль, насильно заглушил в себе зов крови. — Сделай что-нибудь, или я сейчас добровольно осиротею!       Тифлинг будто только этого и ждал. Нехорошо улыбнувшись, он сконцентрировался на собственных отстукивающих пульсом жилах. Дьявольская кровь вспыхнула, стоило ему об этом подумать. Вспышка света отпугнула детей ночи, заставив их отпрянуть назад к стенам. Далирия вскрикнула, закрывая лицо руками, хотя белое пламя и не думало ее обжигать. Петрас отскочил в сторону, в спасительный полумрак залы, где его не могли достать ослепляющие яркие языки.       — Это было последние предупреждение, — сказал Маркус, глядя потрясенной эльфийке в глаза, так, чтобы его слышали все обитатели храма. — Я, конечно, большой любитель кровавых оргий. Но эта вам точно не понравится.

***

      У Калисс Ат`рак был приказ: вырезать группу отродий поселившихся в руинах и притащить их головы Аннок Суттен, матриарху рода, заведующей заставой у спуска. Каллис не спешила, она долго изводила их, не давая высунуться из необитаемой пустыни, и только сейчас, когда отродья совсем выдохлись, повела своих охотников к разрушенному храму собирать кровавую жатву. Смазанные «черной кровью» стрелы, навыки загонщиков и кромешная тьма, в которой дроу имели преимущество даже против этих ночных хищников, должны были превратить охоту в приятное развлечение. Но как это обычно бывает, в дело вмешался случай. За потрескавшимися мраморными стенами этой ночью пряталась не только обессиленные существа, но и два весьма опасных незваных гостя. Они свалились во мрак бездны нежданно, оставшись незамеченными, и Калисс Ат`рак представить не могла, на что идет и куда ведет своих воинов.       Маркус не слышал легких шагов вышедших на охоту дроу. Лежа на коленях у не менее уставшего эльфа, он старался лишний раз не шевелиться. Далирия умело вытащила стрелу и не менее мастерски зашила рану, но найденных в трофейных сумках реагентов на эликсир не хватило. Рана затягивалась медленно и все еще доставляла заметное беспокойство. Однако, на его счастье, в содранных с трупов дроу поклажах нашлись съестные припасы и, что самое важное, чистая вода. И это уже делало ситуацию не такой беспросветной.       Астарион тоже не спал. Прижавшись спиной к холодной стене, он смотрел в пустоту, раз за разом прокручивая в голове одни и те же события. Другие отродья не совались в их угол, не желая лишний раз попадаться на глаза колдуну. Эльфа подобное поведение не удивляло. Еще до сегодняшнего представления с горящей кровью Маркус явно дал понять, что шутки с ним плохи. Еще тогда, когда они подбирались к Касадору, он явил его собратьям такую жестокость, на какую сам Астарион никогда не был способен. От дверей замка до подземелья, готового к ритуалу, остался след из изувеченных, обожжённых, переломанных трупов тех, кто пытался встать на пути. После такого никто не посмел бы лезть колдуну под горячую руку.       — Не могу уснуть.       Астарион помог тифлингу сесть. Измученный болью взгляд безжалостного убийцы пробудил в сердце эльфа что-то невероятно нежное. И как такое грозное существо может смотреть так жалобно? Не он ли недавно стаю голодных хищников распугал?       — Тебе больно, мой милый? — Он потянулся губами к высокому лбу. Тело Маркуса било мелкой дрожью и было горячее, чем обычно.       — Больно. Я не привык без эликсиров. Я так не усну. — Тифлинг ткнулся ему в плечо и тяжело выдохнул, обжигая дыханием кожу на шее. — А вот некоторые спят без задних ног. Ты только посмотри. Поразительная беспечность.       Далирия, вызвавшаяся часовой, мирно спала, обняв колени руками. Неизвестно откуда взявшийся сквозняк шевелил светлые волосы, делая ее похожей на бесплотного призрака, тихо прикорнувшего на ступенях у входа. Дверей в храме не было, высокая арка, у подножия которой дремала эльфийка, напоминала портал в другой мир, темный, лишенный любого источника света. Маркус неодобрительно фыркнул.       — Надо ее разбудить. Ну что это за часовой такой? — Он медленно поднялся, опираясь на плечо Астариона, в глазах ненадолго потемнело.       — Ну куда ты? — Эльф поймал его за руку, настойчиво потянув назад. — Сядь, я сам разберусь.       — Нет, я пройдусь. Может, полегчает немного, — настоял тифлинг.       Калисс Ат`рак подобралась к руинам на максимально допустимое расстояние, с которого отродья не могли ее учуять. Еще два охотника, оставаясь немного позади, ждали команды. Она неслышно вынула стрелу из набедренного колчана и, уложив ее на тетиву, приготовилась прикончить неподвижно сидящую у самого входа вампиршу. Лук прогнулся под силой натяжения, зоркие глаза наметили цель, но выстрела не последовало. К спящему отродью приблизился еще один силуэт.       Калисс повела бровью, разглядев того, кто побеспокоил ее добычу. Это был тифлинг, с кожей белее храмовой стены, раненый, раздетый по пояс и перемотанный окровавленными бинтами. Дроу усмехнулась, кончик стрелы сместился в сторону рогатого отродья, но ее кое-что насторожило, не дав отпустить тетиву. Чей-то взгляд, неприятный, колкий, лезущий под кожу, устремился на затаившуюся охотницу. Тифлинг, растолкавший вампиршу, повернул голову в ее сторону, будто незримый наблюдатель указал ему на засаду.       — Fames Hadar, — сорвалось с его губ. Калисс спустила стрелу, приметивший ее заклинатель успел увернуться, но охотница этого уже не увидела. В ту же секунду едкое удушье сжало все ее нутро, а мир вокруг подернулся пеленой абсолютной тьмы. Сзади послышались сдавленные крики охотников, Каллис, еще не осознавшая, в какую ловушку умудрилась попасть, попыталась отступить, но ее ноги крепко увязли в оледеневшей земле.       — Маркус! Что там такое случилось? — донеслось до нее со стороны храма. Тени зашевелились. Четырнадцать пар глаз, не считая концентрирующегося на заклинании колдуна, устремили взоры на корчащихся от боли дроу.       — Гости пожаловали. Можете с ними разделаться, можете наблюдать, как они медленно там дохнут. Мне, в общем-то, все равно.       Глаза Каллис налились кровью. Наглость возомнившего себя неизвестно кем тифлинга, задев гордость, вызвала в ее душе клокочущую злобу и придала ей сил. Она дернулась с места, призывая танцующие огоньки — особую способность, развеивающую обступавшую со всех сторон тьму. Тьма поддалась, невидимые руки мертвецов, удерживающие ее на месте, разжали хватку, напоследок обдав кожу обжигающим потусторонним холодом. Прыжок — и она на свободе, поднимающаяся от земли полоса мрака колыхнулась за ее спиной, колдун удивленно приподнял бровь. Прежде из круга «Голода Хадара» выбирались единицы.       — Что ты там сказал, наглая тварь? — рявкнула Каллис, выхватив кинжал из ножен. Судьба ее была решена, стоящие позади тифлинга отродья были готовы разорвать ее в клочья, сам тифлинг, одарив ее скучающим взглядом, поднял правую руку, закрутив сияющие руны в продолговатую воронку.       — Ты пришла меня убить. С какой стати мне тебя жалеть? — Воронка трансформировалась в короткий одноручный меч, несмотря на тяжелое ранение, колдун решил биться в ближнем бою.       Каллис шикнула. Сгруппировавшись, она рванула с места, в прыжке занося отравленный кинжал. Пусть это будет последний удар, но она не умрет без боя от руки жестокой ошибки природы. Жизнь в Подземье с ее неумолимыми правилами учила быстро принимать решения, рассчитывать детали в доли секунды, и Калисс Ат`рак была уверена, что все сделала правильно. Тифлингу не отразить атаку коротким мечом, а силы удара должно хватить, чтобы пробить ему шею. И ее бы хватило, если бы рунический клинок в руках отродья не поплыл в воздухе, оборачиваясь длинной глефой, на которую дроу налетела, не имея возможности уклониться. Косое лезвие вошло под ребра, порвало внутренности и, разодрав кожу, вышло с другой стороны. Каллис подавилась кровью и, несколько раз рефлекторно дернувшись, обмякла, повиснув на веющим древней силой оружии. Колдун, державший ее тело на весу, заглянул в тускнеющие глаза и почти с сожалением вздохнул.       — А ведь мы могли просто договориться.       Охотники Каллис доживали свои последние мгновения. «Голод Хадара» вытянул из них все силы, превратив тела в пустую, подточенную трупным ядом оболочку. Один из них почти дополз до границ круга, но вырваться и вдохнуть напоследок у него не получилось. Астарион, выдернув из рук Далирии короткий лук, пустил стрелу ему меж глаз, окончательно избавив от мучений. Лужа крови растеклась под почерневшим трупом, заставив отродий почти синхронно шагнуть поверженным врагам навстречу.       — Стойте. Они могут быть отравлены. — Маркус покосился на подвешенное тело молодой дроу и воззвал к силе, идущей из плана мертвецов. Труп медленно поднялся в воздух, сползая с широкого лезвия, оплетаясь пульсирующими светло-зелеными рунами. Дроу открыла глаза. Далирия, охнув, уставилась на оживленное тело. Обряд некромантии в таком прочтении она видела впервые.       — Кто ты? — задал вопрос Маркус. Дроу, скрипя начавшими деревенеть челюстями, ответила:       — Калисс Ат`рак. Командир охотников за кровососами.       — Где выход на поверхность?       — За заставой. Вниз до селунитского аванпоста. Здесь выхода нет.       — Сколько вас на заставе?       — Четыре отряда и матриарх.       Маркус прикинул, какие усилия понадобятся, чтобы взять заставу с укрепившимися там дроу штурмом. И результат расчетов ему не понравился.       — Есть ходы мимо заставы?       — Нет.       Астарион цыкнул. Все-таки придется брать нахрапом. Но это не самое неприятное в их ситуации. Воодушевленные отродья явно вознамерились сесть им на хвост. А эльфу не очень-то хотелось, чтобы они тащились следом.       — Кто из вас пил эликсир, травящий вампирских отродий? — задал последний вопрос Маркус. Охотница отозвалась напоследок и навсегда замолкла:       — Только я. На них не хватило.       Заклинание растаяло и тело дроу рухнуло на окровавленные ступени. Маркус снял заслон смертоносного круга и обернулся к восхищенным отродьям, которые глядели на него, как на снизошедшее во тьму божество.       — Те двое чистые. Наслаждайтесь. — Он покинул место развернувшегося звериного пиршества и направился к своей лежанке под сводами мертвого храма. К кровопотере и общей усталости добавилось утомление от использования колдовских способностей, и тифлинг еле стоял на ногах.       Предлагать дважды не пришлось. Оголодавшие отродья накинулись на свежие трупы, разрывая их на кусочки, но Астарион не спешил к ним присоединяться. Он должен был их понять, но не мог. Презрение и отвращение к животной сущности соплеменников взяли в нем верх над голодом, и он вернулся в храм вслед за Маркусом. С улицы еще долго доносились чавкающие звуки, отродья насыщались, чуть ли не вступая друг с другом в драку. Астарион, зарывшись носом в пахнущие каким-то снадобьем бинты на груди тифлинга, старался их не слушать. Однажды ему даровали свободу, и он пообещал себе больше никогда не возвращаться в эту грязь. И это обещание он собирался исполнить.