Гимн смерти

      Гермиона не спит почти всю ночь, лишь изредка проваливается в короткое забытье. Мучается. Сомнения терзают разум. Мысли, будто рой разъяренных пчел, болезненно жалят.       Она не хочет идти к Томасу Гонту утром. Вглядывается в кромешную тьму спальни, как если бы там была спрятана подсказка. Темнота остается безмолвной. Коричневая кожаная сумка лежит на полу возле кровати. Гермиона дотрагивается до нее и тут же одергивает руку.       Колба с зельем покоится в сумке – символ ее обещания Дамблдору. Гермиона должна справиться. Она любит задавать вопросы, в этом нет ничего сложного. Вся трудность заключена в человеке, с которым придется говорить. В его секретах.       Главное не показывай, что ты знаешь. Сделай вид, будто доверяешь ему.       Гермиона ворочается в постели. Прокручивает в голове те вопросы, которые задаст, и понимает, что боится ответственности. Она хочет уснуть и не просыпаться до тех пор, пока все не разрешится само собой. На нее это не похоже, словно за один день ее подменили. Подойдет сейчас к зеркалу и не узнает собственного отражения. Незнакомка. Трусиха.       Рассвет пробирается в окна и смывает надежду. Гермиона понимает, что пора собираться. Она медленно одевается – джинсы, бежевый джемпер. Нехотя расчесывает запутавшиеся за ночь волосы. В памяти вспыхивает момент, как Томас Гонт касался их, назвал красивыми. Она подавляет эту картину, словно нечто ненужное.       Медленно спускается по лестнице, выходит на улицу.       Он уже ждет. Она хочет немного понаблюдать за ним. Украсть лишнее мгновение для себя. Но он сразу же оборачивается, будто чувствует чужое присутствие. Его взгляд мучительно медленно опускается по ее телу, а затем резко устремляется к глазам. В этом проскальзывает нечто властное, захватывающее ее разум в тиски.       От него веет могуществом. Мотыльки гибнут, когда летят на пламя. Гермиона запрещает себе поддаваться влиянию этого человека, как бы он ее не ослеплял.       Она презрительно смотрит на сигарету, зажатую в его пальцах. Гонт прослеживает ее взгляд и ухмыляется:       – Беспокоитесь о моем здоровье?       Она резко отворачивается от него.       – Нет, – отвечает ему в тон. Лукавит. Не хочет говорить об этом. Будто признание о беспокойстве равносильно страшному греху.       Она подходит ближе. Сосредотачивает свою магию на его сигарете. Гермиона не уверена, что получится, ведь беспалочковая магия дается очень тяжело. И все же ей хочется попытаться.       Она упивается удивлением, мелькнувшим в его взгляде, когда сигарета рассыпается в пальцах. Но ее личный Люцифер не позволяет этому чувству надолго задержаться в глазах.       – Долго тренировались?       Гермиона не может сдержать улыбку. Маленькая победа дарит столько радости. Гонт спокойно наблюдает за ее весельем, затем смотрит на одно из окон замка. Гермиона пытается проследить за его взглядом, но ничего не видит.       – Пойдемте к мосту? – тихо предлагает он.       Она кивает, послушно следует за ним. Иногда ей кажется, что Томас Гонт хочет сделать из нее свою копию. Они уже в чем-то похожи, будто их души слиты из одного материала. Различия не мешают, а наоборот помогают двигаться вперед.       Мост одиноко тонет в рассветном, холодном тумане.       Они останавливаются где-то посередине. Гермиона подходит к ограде и смотрит вниз. Нервничает, не хочет начинать.       Томас Гонт возвышается над ней. Он удивительно спокоен, собран. Ничто не может выбить почву у него из-под ног. Гермионе кажется, что он должен играть свою роль лучше. Стать кем-то, кто действительно боится раскрыть свои секреты.       – Если бы я учился в Хогвартсе, то любил бы приходить сюда.       – Почему? – Гермиона чуть поворачивается к нему.       Если бы она умела рисовать, то запечатлела бы его таким. Падший ангел. Он выглядит как живое олицетворение смертного греха. Опасный и потусторонний. Он легко мог соблазнить смертных и купить их души. Возможно, они отдали бы ему их просто за возможность смотреть на его лицо.       Она отворачивается. Ей кажется, что ее загоняют в капкан, но все равно не планирует отступать. В этом моменте есть что-то до странного хрупкое, будто нечаянно сказанные слова позволяют заглянуть в чужую душу.       – Высота, – он смотрит вниз на бесконечную бездну, покрытую молочным туманом, – когда стоишь так высоко, всегда есть возможность однажды взлететь.       – Или упасть, – смеется Гермиона, но за показным весельем скрыт страх. Оказаться над бездной, рухнуть туда и разбиться. Погибнуть. Гермиона может быть храброй во многих вещах, но высота всегда делает ее слабой.       – Не волнуйтесь, я всегда вас поймаю, – что-то между угрозой и обещанием звучит в его словах.       Она достает из кармана колбу с зельем и протягивает ему. Ничего не говорит, потому что бережет слова для другого. Она тонет в собственной неуверенности этим утром. Бесстрашие почему-то покинуло ее.       – Я смотрю, вы подготовились.       Томас Гонт покорно берет сыворотку правды и отходит от Гермионы. Прислоняется спиной к ограде. Теперь он стоит напротив. Две противоборствующие стороны. На секунду Гермионе кажется, что он выкинет колбу в туманную бездну под мостом. Но он выпивает зелье.       Ничего не меняется в его лице. Маска не трескается, оставаясь все такой же идеальной.       Гермиона отзеркаливает его позу. Прочищает горло, но голос все равно звучит слабо, бесцветно:       – Итак, как вас зовут?       – Том.       Она бросает на него злобный взгляд, но его это не смущает. Вероятно, за время их общения у него выработался к этому иммунитет или просто броня покрывает его эмоции. Он пожимает плечами и говорит:       – Научитесь задавать правильные вопросы, если хотите получить нужные вам ответы.       Ей кажется, что он все превращает в урок. Разыгрывает спектакль, созданный для ее обучения.       Гермионе хочется закричать от отчаяния. Она понимает, что не справляется. Слагхорн-Гонт умнее, старше. Дамблдор заставил ее ввязаться в игру, правил которой Гермиона не знает.       И все же нужно продолжить.       – Назовите вашу фамилию?       – Слагхорн.       – Вы издеваетесь надо мной?! – Гермиона делает шаг в его сторону. Она хотела бы возвышаться над ним, почувствовать власть. Ее магия под стать эмоциям волнуется, ощетинивается.       Она чувствует, как проигрывает.       – Вы спросили мою фамилию, и сейчас она Слагхорн. Гораций принял меня в свою семью. Если вы хотите узнать мою прежнюю фамилию, то не думаю, что она вам что-то скажет. Я давно ей не пользуюсь. И хотел бы оставить ее в тайне. Вам лучше задавать другие вопросы, вы выясняете ненужные мелочи, – отчитывает ее спокойным голосом, игнорирует вспышку гнева, – продолжим, мисс Грейнджер.       Она хочет возразить, не подчиниться, но понимает: она здесь не за этим. Ей нужно сыграть по его правилам.       – Хорошо! – почти рявкает она. Томас Гонт прикусывает губу, вероятно, пытается сдержать улыбку.       Гермиона позволяет раздражению улечься и возвращается на свое место.       – Продолжим, – она жалеет, что не записала вопросы на бумаге, – Вы связаны с Волдемортом?       Его ответ заставляет ее вздрогнуть.       – Да, – она смотрит на него широко распахнутыми глазами, в которых, наверняка, плескается ужас. Он же не может…       Уголки его губ чуть приподнимаются. Ее реакция вызывает приступ веселья. Он не из тех людей, кто улыбается часто в обычной жизни, хотя ему это идет. Все те улыбки, что он дарит людям, как правило, фальшивы. Гермионе же достаются настоящие. Поймать его улыбку все равно что найти четырехлистный клевер – удача.       Но сейчас это вызывает гнев.       – Я его родственник или вы забыли? – он излучает самодовольство, а Гермиона чувствует себя бесполезной и глупой.       – Я….       Она задумывается. Прокручивает слова Гонта в голове, пока не вытаскивает из них нужный смысл. Правильные вопросы…       Она пробует по-другому.       – Вы поддерживаете идеи Волдеморта?       Он прищуривается и склоняет голову вбок.       – Нет.       – Что всего важнее в волшебнике: кровь или что-то другое?       – Нет ничего важнее силы, таланта, жажды знаний. Очень много чистокровных волшебников абсолютно слабы как маги. Но у них есть связи, влияние. Важно то, что выгодно вам в данный момент. Но нет, я не считаю, что кровь, грязная она или чистая, определяет силу мага, – выжидающе смотрит на Гермиону. Больше никаких едких комментариев не срывается с его губ – знак, что она, наконец-то, пошла по верному пути.       Воодушевленная этим Гермиона решается задать следующий вопрос.       – Вы могли бы перейти на сторону Волдеморта?       – Нет, наши цели расходятся.       – А какая ваша цель?       – Хочу преподавать, – чуть подается вперед, словно жаждет поделиться тайной, – а еще мне очень интересна наша с вами связь, – указывает пальцем сначала на себя, потом на Гермиону, – такое встречается очень редко.       Гермиона настороженно смотрит на него. Весь фарс был затеян ради этого момента? Она может чуть ему подыграть, потому что ей самой смертельно интересно.       – В чем смысл этой связи? – выдавливает из себя вопрос.       – Магия может стать сильнее, – Гонт делает шаг к ней – подойдите ко мне.       Гермиона обреченно вздыхает. Она пытается скрыть интерес за безразличием, но все тщетно. Горящий взгляд выдает ее. Она медленно подходит ближе и останавливается на расстоянии вытянутой руки.       Вздрагивает, когда Томас Гонт обхватывает ее запястье и притягивает к себе. Кожа горит в точках прикосновения. Это странно и приятно. Она хочет закрыть глаза, раствориться в этом тепле, но не позволяет странным эмоциям завладеть разумом.       – Снег или дождь? – произносит он тихо. В его взгляде мелькает нечто, напоминающее нежность, которая быстро исчезает в безразличной синеве.       – Простите?       – Вы бы хотели снег или дождь?       – Снег.       Он наклоняется близко-близко, теплое дыхание задевает кожу.       – Думайте о снеге, позвольте своей магии соединиться с моей, – шепчет он.       Гермиона подчиняется. Смыкает веки. Позволяет своей магии вырваться из очерченных границ, сплестись с силой другого человека. Это песня. Древняя и неизученная. На мгновение все вдруг становится таким правильным.       Гермиона думает о снеге. О его холодной белизне. О красоте, что в нем сокрыта.       – Смотрите, – вновь шепот. Гермиона подается чуть ближе.       Она открывает глаза и видит, как белые хлопья падают с неба. Липнут к волосам, холодом опускаются на лицо. Гермиона переводит взгляд на Гонта. Идеальные снежинки таят в его темных волосах, путаются в чернильных ресницах.       – Как это..? – она не может подобрать слов. Уже несколько лет растет в мире магии, но в обычном снеге сейчас видит настоящее чудо.       – Наша магия может соединяться друг с другом, усиливаться, – Гонт отпускает ее, отступает. Связь утеряна, и снег тут же перестает падать. Гермиона чувствует себя немного потерянной без тепла, магии: – раздвигать границы колдовства. Я хочу изучить это.       Фантом его прикосновения все еще обжигает кожу.       Она неосознанно делает шаг к нему. Стремится вернуть это чувство, мощь его магии. Но теперь вокруг лишь пустота. Руки безвольно свисают вдоль тела, по коже бежит холод.       Туман рассеивается, но мир все равно выглядит лишенным красок. Будто этот день выпивает их из него. Покрывает мутным стеклом.       Выпавший снег до жалкого быстро тает.       – Вы должны стать сильнее, Гермиона, – ласково произносит Гонт, – и не думать стереотипами.       Затем неожиданно переводит тему:       – Почему вы проиграли тогда Пожирателям? – в его голосе слышится резкость, когда он задает вопрос.       Или разочарование.       – Простите. Вы хотите отчитать меня за то, что я тогда вас не послушала?       Он вздыхает и с насмешкой смотрит на нее.       – Нет, я хочу, чтобы вы поняли, почему проиграли. Что вы сделали не так, Гермиона?       Искра гнева, которой так и не суждено разгореться, стихает. Гермиона задумывается, перебирает в памяти отдельные моменты сражения. Последовавшие после того дня события не дали возможности обдумать, осознать ошибки. Теперь же она вспоминает все свои промахи и остается очень недовольной собой.       – Я отвлеклась. Решила, что победа близка и не заметила врага, – она опускает взгляд на свою обувь. Какая-то ее часть боится увидеть разочарование в глазах наставника.       – Никогда не забывайте о том, что вас всегда могут ударить в спину.       Она поднимает взгляд на него. Ей нужно время, чтобы набраться храбрости и спросить еще кое-что. Простой вопрос. Но ощущение, что эти слова способны разрезать ей горло.       – В этой войне на чьей вы стороне? – задает свой последний вопрос и ждет. Каждая секунда промедления ранит.       – На своей собственной, – выдыхает Гонт. И этого пока достаточно.       Они оба молчат. Мелькает мысль о том, что будет, если кто-то увидит их здесь рано утром. Вместе. Пойдут новые слухи. Нелепые по своей сути, ведь между Гермионой и Гонтом ничего невозможно.       Это просто глупость, и все же, кто-то однажды нашел в ней смысл.       Но сейчас замок спит. У них еще есть время остаться незамеченными.       Где-то кричат птицы, Гермиона поворачивается на звук, но не видит никого из-за тумана.       – Вы же знаете, что я окклюмент? – неожиданно произносит Гонт, привлекая ее внимание. Она не сразу же понимает, зачем он сказал это.       – Да.       – И что это значит?       Его профессорский тон обозначает очередной урок. Она может с этим справиться.       – На вас не действует сыворотка правды.       – Десять очков Гриффиндору, – в голосе сочится сарказм. В глазах – насмешка. Его забавляет ситуация, которую он сам создал.       Гермиона яростно смотрит на него. Как же хочется стереть это высокомерие…       – Я знала об этом, – выплевывает слова, которые, как она надеется, станут пощечиной, но он не выглядит впечатленным.       Гермиона не останавливается. Жажда увидеть его слабость, желание выиграть у него сильнее голоса разума. Терпение иссякает быстро. Она хочет говорить до тех, пока не узрит непонимание в его глазах. Но быстрее вековые стены Хогвартса рухнут, превращая замок в руины, чем случится это.       – Я знала, что все это бессмысленно.       Он тихо смеется. Она теряется из-за этого. Вот бы раствориться в тумане, скрыться от этого человека. Она не понимает его, но никогда бы не хотела оказаться внутри его разума – в этих извилистых мыслях можно сойти с ума.       – Это не бессмысленно. Сегодня вы получили урок, даже несколько. Поняли, как задавать верные вопросы, – загибает палец, – научились притворяться, узнали про связь нашей магии. Поняли свои ошибки. Возможно, когда-нибудь вы по-настоящему научитесь манипулировать, – он снисходительно улыбается.       – Вы…Вы больны!       Он все еще устойчив к ее вспышкам ярости. Будто она ребенок, а он рассудительный взрослый, который не обращает внимания на глупые эмоциональные всплески.       – Тогда и вы тоже, Гермиона. Все, кто хоть как-то отличаются от обыденности нездоровы. Талант несовместим с нормой. Я никогда не говорил, что наши занятия будут ограничиваться дуэлями.       Она смотрит на него, сузив глаза. Все ее тело напряжено, мысли полны тупой ярости.       – Если в следующий раз вы выпьете яд, чтобы научить меня чему-то, не забудьте, что я в любой момент могу забыть приготовить противоядие.       Он поджимает губы, пряча улыбку.       – Не волнуйтесь, я приготовлю его сам. Не хочу, чтобы на ваших руках была чья-то смерть, – последнее слово он выделяет, произносит с намеком.       И это заставляет ее вспомнить еще кое-что.       – Вы сказали, что убили двух Пожирателей, но их было трое. Что случилось с третьим?       – Ах это, он сбежал. Мое упущение, – он не выглядит огорченным. Гермиона ему не верит, но не настаивает на ответе. Он не скажет правды или исказить ее до неузнаваемости.       – Я думаю, что наши занятия на этом окончены, – Гермиона собирается уходить. Она уже устала от игр. Голос Гонта останавливает ее.       – Так легко сдаетесь? А что скажет Дамблдор? – она медленно оборачивается к нему.       Гонт не смотрит на нее. Ничего больше не говорит, испытывает ее терпение.       – А что он скажет?       Гонт переводит на нее взгляд. И еще до того, как он успевает что-то сказать, Гермиона понимает: ему все известно. Она даже боится подумать, как он все узнал.       Это просто спектакль, в котором он сценарист и режиссер.       – Вы все знаете…       – То, что вы ходили к Дамблдору, и он сказал вам прийти сюда? Да, – подходит к ней ближе, – он манипулирует вами. Делает вас пешкой.       Гермиона разводит руками. Она знает, в его словах есть правда, но не собирается соглашаться. Никогда не признает его правоту.       – Зачем вам все это? Вы ведь тоже мной манипулируете, не думайте, что я ничего не понимаю. Не пытайтесь настро…       – Я забочусь о вас, – ложь идет его губам, лицу. Она так ласкает слух.       – Не лгите, – почти что шипит в ответ.       – Даже в мыслях не было. – он больше не делает попыток приблизиться к ней. Спустя несколько мгновений продолжает говорить: – Знаете, когда я только приехал в Хогвартс мне пытались дать сыворотку правды тайно, подлили ее в тыквенный сок. Помните?       В то время она часто наблюдала за ним. Взгляд все время натыкался на него в зале. Конечно же, он заметил ее неумелую слежку.       Гермиона не видит смысла притворяться.       – Тогда профессор Спраут опрокинула ваш бокал? –догадка озаряет ее: – Но это была не она, это сделали вы с помощью магии.       – Правильно. Дамблдор хотел проверить меня. Он думал, что я глуп. Когда уже после мне предложили выпить сыворотку, я согласился. Но, кажется, мои ответы не удовлетворили его любопытство. Теперь он хочет использовать вас. Чувствует, что вы связаны со мной…       Он заговаривает ей зубы.       – Хватит, – голос звучит твердо. Ее взгляд становится жестким: – Я не буду пешкой. Я не буду играть ни в какие игры. Спасибо за урок, мистер Гонт или как вас там еще зовут, – она качает головой.       – Не на занятиях вы можете звать меня Томом, Гермиона.       Грустный смех слетает с ее губ. Она опустошена и разочарована. У нее есть задачи, на которых следует сосредоточиться. Она не хочет увязнуть в болоте под именем Томас Гонт.       – Обойдусь. Всего вам доброго, – она уходит.       Он не останавливает. Позволяет ей исчезнуть в осени. Понимает, что рано или поздно она вернется. Гнев должен иссохнуть. Семена сомнений посеяны в ее мыслях. Она привязана к нему сильнее, чем он к ней.       А Том… Том подождет.

***

      Дамблдор внимательно наблюдает из окна, как две фигуры стоят друг напротив друга. Отворачивается лишь, когда слышит чьи-то гулкие шаги в коридоре.       – Вы уже вернулись, Северус? Так рано?       Темноволосый мужчина, чем-то напоминающий нелепую летучую мышь, останавливается. Его резкий взгляд задерживается на директоре.       – Темный лорд закончил сегодня собрание раньше. А что подняло вас в такую рань, директор?       Дамблдор указывает рукой на окно:       – Наблюдаю.       Северус Снейп подходит ближе. Лицо кривится в презрении, когда он видит, за кем наблюдает Дамблдор.       – Почему вы не выгоните самозванца из замка?       – Ему что-то нужно здесь, Северус, и я пытаюсь понять, что именно.       – Это что-то связано с мисс Грейнджер, я полагаю, – в голосе читается осуждение. Снейп отворачивается от окна.       Дамблдор не отвечает. Ему не нравится мысль подвергать девушку опасности, но ставки слишком высоки. Иногда приходится приносить жертвы. К тому же он… он не допустит, чтобы с мисс Грейнджер случилось что-то плохое. Есть несколько способов защитить ее.       – У вас есть какие-нибудь новости?       Снейп оглядывается по сторонам, затем все равно устанавливает заглушающие чары. В замке даже у стен могут быть уши.       – Собрание сегодня закончилось неожиданно. В прошлое нападение пропали три Пожирателя смерти. Они не отвечали на призыв Лорда. Сегодня они объявились.       Снейп выдерживает многозначительную паузу, а затем продолжает.       – Двое мертвы. На их лицах вырезаны руны смерти и возрождения. Третий был жив, но оказался нем. Даже круцио Лорда не могло его разговорить. Он упал, и у него изо рта выползла ядовитая змея. После Пожиратель умер. Никогда не видел такой магии. Лорд выгнал нас всех и остался со змеей.       Дамблдор переводит задумчивый взгляд на окно. Двое людей уже ушли, туман скрыл их фигуры.       – Интересно, – тихо произносит он.