***
От дыма слезятся глаза. Если честно, такая глупость в момент схватки, но до чего отвлекает. Огонь с маленького магазинчика волшебных артефактов уже перекидывается на рядом стоящее заброшенное здание. Косой переулок тонет в криках и темной магии. Наверное, конец света выглядит как-то так. Краем глаза Гарри замечает кровь на брусчатке, но уже нельзя узнать, чья она. В сражениях многое теряет значение. Пожиратели загоняют их в угол как дичь. Еще чуть-чуть и им будет некуда отступать. Гарри только надеется, что Гермионе удастся выбраться. Скорее всего, так и будет, тем более с ней профессор Слагхорн. Чтобы Гермиона не говорила, Гарри видел, что она пошла именно за ним. Он посылает заклятие в одного из Пожирателей, но тот уворачивается. Это игра в кошки-мышки. Гарри знает: его не убьют, а доставят к Волдеморту живым. Рон сражается с двумя Пожирателями. Фред и Джордж в паре метров от них еще с тремя. Где-то мелькают яркие вспышки – некоторые волшебники предпочли не бежать, а бороться со злом. Но неожиданно странный скрежет заполняет пространство. Этот шум причиняет яростную боль всем: и Пожирателям, и их жертвам. Над переулком расцветает зловещая метка. Уродливый череп словно насмехается над всеми на этой земле. Пожиратели прекращают атаковать и аппарируют прочь. Гарри тяжело дышит, шрам болит так сильно, что хочется содрать его вместе с кожей. – Что это было? – задыхаясь спрашивает Рон, а потом быстро добавляет: – Нам нужно найти Гермиону. Они уже собираются уходить, но голос одного из волшебников останавливает их: – Они похитили Олливандера.***
Она просыпается в лазарете Хогвартса. Тяжелый травяной запах целебных зелий тут же ударяет в нос, и Гермиона морщится. В памяти медленно всплывают все произошедшие события: Слагхорн, пожиратели, схватка. Голова раскалывается от острой боли. – Мисс Грейнджер, – она поднимает взгляд и видит обеспокоенную мадам Помфри, – выпейте зелья. Она протягивает несколько флаконов, и Гермиона покорно выпивает одно зелье за другим. Вязкая горечь расползается во рту, но становится чуть лучше. – Вам надо поесть. Это поможет восстановиться после круциатуса. Круциа… Точно. Пожиратели посылали в нее это заклинание. Но кто помог ей? Мадам Помфри словно читает ее мысли и произносит. – Хорошо, что профессор Слагхорн нашел вас. Если бы не он, то боюсь представить, что бы с вами случилось. Гермиона хмурится, когда пытается напрячь собственную память. – Те Пожиратели мертвы? Удивление проступает на лице мадам Помфри, словно говорить о смерти в больничной палате плохая примета. – Нет, конечно же нет! Томас сказал, что они сбежали, – сознание Гермионы неповоротливо и несколько лениво. До нее не сразу же доходит, кто такой Томас. А еще она четко помнит зеленые вспышки. Но молчит, не спорит. Не доверяет ни себе, ни тому, что слышит. Нужно чуть больше времени, чтобы разобраться в лабиринтах собственной памяти. Несмотря на то, что она полностью разбита, гул сражения все еще раздается в крови. Мадам Помфри отходит от Гермионы, когда кто-то появляется на пороге лазарета. – Ах, Гораций, ты зачем пришел? Гораций Слагхорн подходит ближе. Он сутулится, его руки трясутся. – Хотел попросить у тебя зелий для сна, Поппи. Та недоверчиво хмыкает. – Ты же можешь сварить их сам или попросить Томаса. Гораций Слагхорн переминается с ноги на ногу, потом медленно отвечает. Он напоминает нашкодившего ребенка, который боится гнева родителей. – Мои запасы закончились, Поппи. Я не хочу тревожить Тома, у него и так много дел. – Ладно, я поняла. Подожди. Она уходит, оставляя Горация Слагхорна наедине с Гермионой. Никто из них не знает, о чем говорить. Гермиона бросает на Слагхорна старшего осторожный взгляд – его лицо исчерчено морщинами, словно карта тревог и потерь отражается на коже. – Мисс Грейнджер, – неуверенно начинает он, – как вы себя чувствуете? Он не навредил вам? Отводит взгляд в сторону, избегает смотреть прямо на нее. – Я в порядке, – тихо отвечает она, – там было три Пожирателя смерти. Мне повезло, что профессор Слагхорн спас меня. Она ожидает увидеть гордость на лице Слагхорна старшего, но его выражение больше напоминает скорбь. И это заставляет Гермиону ощутить что-то близкое к страху, чудовищному и необъяснимому. – Он в порядке? Профессор Слагхорн в порядке? Она думает о том, что его тоже могли ранить. Нервничает, комкает пальцами больничное одеяло. Дыхание сбивается. Повисшая тишина дает воображению разыграться и придумать различные ужасы. Одна картина страшнее другой. Если он… – Да, с ним все в порядке, – наконец, отвечает Слагхорн старший, а потом неожиданно спрашивает: – Вам недавно исполнилось семнадцать? Гермиона кивает, немного удивленная сменой разговора. – Чудесный возраст. Семнадцать лет. Цифра семь удивительно сильная в мире волшебников. А, – он отходит от койки Гермионы, – вот и мои зелья. Он идет на встречу мадам Помфри, а затем быстро покидает лазарет. Через час после пробуждения к ней заходят авроры и задают вопросы, на которые у Гермионы нет ответа. Она чувствует себя никчемной. До жалкого бесполезной. Судя по хмурым лицам, авроры рассчитывали, что она знает больше. Недовольство можно считать по разочарованным взглядам, поджатым губам, ноткам нетерпения в голосах. Мадам Помфри несколько раз проходит мимо, делает вид, что расставляет зелья на тумбочке, но на самом деле проверяет Гермиону. И когда видит, что беседа затягивается, заходит в тупик, выпроваживает авроров со словами: – Она еще не оправилась, ей нужно отдыхать. Гермиона благодарна за это. У нее нет сил давать бессмысленные ответы на такие же бессмысленные вопросы. Чуть позже приходят Гарри и Рон. Гермиона не может сдержать улыбку, когда видит их. Рон заметно хромает, но отмахивается от ее беспокойства. – Проклятие задело, – кажется, он гордится травмой, полученной в сражении. Гермиона треплет его по голове и смеется. – Ты такой ребенок. Они обнимаются втроем. Облегчение от того, что друзья живы и в безопасности, заполняет мысли. Они рассказывают Гермионе о том, как Пожиратели добрались до них на улице. О яростном сражении, которое в их рассказе кажется пустяковым. Но Гермиона, наконец, понимает, что такое битва, поэтому не верит легкости, звучащей в словах друзей. О похищении Олливандера. – Мы даже не заметили, как это произошло. Теперь его лавка заброшена. Окна и двери забиты. Еще одно одинокое здание на когда-то счастливой улице. – Вы не поговорили? – Не успели. О том, как Пожиратели неожиданно покинули место сражения. Она узнает, что больница Святого Мунго сейчас переполнена. В тот день Пожиратели напали не только на Косой переулок, решили оставить метки своих злодеяний по всей стране. – Я слышал, – тихо говорит Рон и оглядывается по сторонам, будто кто-то может их подслушать, – они напали еще на несколько убежищ ордена. Сердце сжимается от тревоги, когда Гермиона думает о родителях. Должно быть, паника искажает черты лица, потому что Гарри спешит успокоить: – С твоими родителями все в порядке. Но они знают об убежищах, а, значит, в Англии больше нет безопасных мест. Нужно придумать что-то другое. Вскоре Гарри и Рон уходят. Гермиона остается одна. У нее нет книг, нет вязанья (она могла бы связать еще пару шапок и носков для эльфов) – ей нечем заняться, чтобы унять этот бесконечный поток мыслей. Она то старается на части разложить все, что произошло в Косом переулке, то пытается осознать, что ее родители больше не в безопасности. Есть еще одна вещь, о которой она боится думать. Томас Слагхорн предположительно убил трех человек, отвратительных, но все же то, как он легко произнес убивающее проклятие, указывает на определенную тьму души. Жажду убийства. Жестокость. Она почему-то легко может представить его таким. Но Гермиона никому еще об этом не сказала. И дело не только в том, что он спас ей жизнь. Она смотрит на дверь лазарета, словно та в любую секунду распахнется, и Слагхорн появится на пороге. Ему нужно многое объяснить. Тот, кто лицемерно говорит о доверии, имеет слишком много секретов. Но от Слагхорна нет вестей. К вечеру Гермиона не выдерживает, пишет записку на клочке бумаги, которую легко превращает в похожую на голубя птицу, и отправляет к Слагхорну. Нам очень нужно поговорить. Ответа на послание нет. Волна злости поднимается внутри. Но Гермиона все еще надеется, что Слагхорн придет. Надежда разбивается быстро. Это, пожалуй, разочаровывает больше всего. Из-за этого она не может перестать о нем думать. – Ты восстановилась на удивление быстро, – мадам Помфри проверяет ее после ужина, – впервые такое вижу. Гермиона уговаривает отпустить ее. Не хочет оставаться в лазарете ни одной лишней минуты. Она чувствует себя здесь отрезанной от мира, который меняется слишком быстро, чтобы позволить себе такую роскошь. В Гриффиндорской башне несколько любопытных младшекурсников пристают к ней с расспросами, но Джинни быстро пресекает это. Гермиона поднимается в спальню и почти сразу же засыпает.***
Она полна решимости найти Слагхорна, когда просыпается. Эта мысль укореняется в голове за время сна. Гермиона медленно одевается, берет в руки палочку и подходит к окну. Капли дождя стекают по стеклу, напоминая слезы. Подождать Слагхорна возле Большого зала? Или...? Она позволяет своей магии взять верх, доверяется ей. Отведи меня к нему. Найди его. Магия откликается на зов, как если бы все время ждала лишь этого. Гермиона выходит из спальни, сбегает вниз. Прочь, прочь из замка. Нет названия тому, что ведет ее. Она выбегает на улицу. Одежда тут же мокнет от проливного дождя, но Гермиона настолько поглощена магией, что даже не думает наколдовать водоотталкивающие чары. Она видит Слагхорна возле Черного озера и почти бежит к нему. – Вы! Слагхорн оборачивается. Он вовсе не выглядит удивленным, скорее довольным. Проскальзывает мысль, что он ждет ее, но это невозможно. – Вы убили их, – обвиняет она, – я видела. Ей хочется стереть его ухмылку и это выражение из глаз, словно он победил. Она крепче сжимает палочку и поднимает ее. Рука дрожит. Гермиона списывает это на последствия круцио, но в глубине души знает: это не так. Какая-то часть ее души жаждет его проклясть, но другая категорически против. – И все же, мисс Грейнджер, вы никому об этом не сказали, – он делает шаг к ней, – ни Дамблдору, ни аврорам, ни даже своим друзьям. Палочка упирается ему в грудь, но Слагхорна это не тревожит. Он спокойно смотрит на Гермиону, дожидаясь ответа. – Я убийца по вашему мнению, Гермиона, и вы до сих пор не сдали меня аврорам. Она резко поднимает голову, во взгляде сквозит упрямство. От правды в его словах хочется закричать. Он словно подводит ее к зеркалу, где отражаются ее пороки, и заставляет смотреть. Она должна была рассказать всем. – А откуда вам знать, что я этого не сделала? Смешок срывается с его губ. И Гермиона не понимает, то ли он вообще не воспринимает ее за угрозу, то ли опасность будоражит его. – Вероятно, меня бы уже вызвали на допрос. Он касается ее запястья, и медленно опускает руку с зажатой в ней палочкой. – Вы не хотите этого делать, – она не спорит. Позволяет ему управлять ей. Позволяет его магии на какой-то момент сплестись с ее и принести спокойствие. Он мягко поглаживает ее ладонь большим пальцем. По телу расползается тепло. – Я не хороший человек и не буду им притворяться, – она вздрагивает от холода в его словах. Это правда. У него темная натура. Она чувствует тьму в его магии, словах, мыслях. И соврет самой себе, если скажет, что ее нисколько это не притягивает. Порывы осеннего ветра пронизывают насквозь. Но никого это не беспокоит. Никому нет дела до капризов природы, когда на кону правда. Подобие правды. – Грядет война, Гермиона. И на ней никто не останется чистым и невинным. Эти руки, – он проводит пальцами по ее запястью, – будут убивать. Слезы катятся по щекам, смешиваются с дождем. Она признает его правоту, но не собирается говорить этого вслух. – Те, кого я убил, были отморозками. Ты не представляешь, скольких они запытали. Сколько жизней отняли. Что они делали с женщинами. – Откуда вы… вы знаете это? – Гермиона, наконец, осмеливается поднять взгляд на его лицо. – Достаточно на одно мгновение заглянуть им в головы, чтобы все понять. Ты хотела, чтобы я пощадил их? Чтобы они продолжали творить зло? Вчера я убил двоих, но вероятно этим спас сотни. Я должен был поступить иначе? Сдать их в тюрьму, откуда они легко смогут сбежать? Его слова приглушает ветер, но Гермиона все равно слышит. Слагхорн ждет от нее ответа. Она хочет сбежать. Куда угодно, лишь бы не пришлось произносить эту правду. Но его взгляд словно примораживает ее к месту. – Нет, – облизывает пересохшие от волнения губы, – я думаю, вы поступили правильно. Он отпускает ее и отходит в сторону. Гермиона облегченно вздыхает. Теперь, когда его присутствие не давит на нее, она чувствует себя чуть лучше. И все же даже сейчас не может выкинуть правду из его слов. Вспоминает их разговор о том, что непростительные заклинания можно использовать во благо. И понимает: вероятно, в рамках войны Слагхорн прав. Она знает, что не сможет убить сама. Тут он ошибся. В ней нет столько тьмы, чтобы произнести эти два слова. Но другие будут убивать, и в большинстве случаев будут правы. Война – это кровь и боль. Иногда она будет приносить невозможный выбор. Он убил. И тайна этого знания навсегда связывает ее со Слагхорном, сковывает. Она старается не думать о том, что он убил из-за нее. И о том, было ли это убийство для него первым. – С завтрашнего дня, – прерывает затянувшуюся тишину Слагхорн, – я буду учить вас окклюменции. Ей совсем не нравится возможность пустить его к себе в голову. Стать открытой книгой, которую он легко сможет прочитать. – Я уже училась этому самостоятельно, – ее навыки, как ей самой кажется, вполне сносные. – Я научу вас такому уровню, что ни один маг не сможет пробиться в ваше сознание. Его слова как запретный плод, который она, не раздумывая, сорвет. Жажда достигнуть какого-то нового уровня захватывает ее полностью. Но Гермиона останавливает себя. Она не позволит ему вновь поймать ее на этот крючок. – Спасибо, – она видит, как непонимание отражается на его лице, поэтому добавляет, – что спасли меня. Он кивает и отворачивается. Весь его вид говорит о том, что это какой-то пустяк. Можно решить, что Слагхорн занимается этим каждый день, – спасает девиц, попавших в беду. – Вас я всегда спасу, мисс Грейнджер. Вы же моя ученица, – что-то странное звучит в его словах, какая-то непонятная Гермионе двусмысленность. Но она не спрашивает, что он имеет ввиду. Ее интересует другое. – Как вы нашли меня? – Магия, – просто отвечает он. Этот ответ заставляет Гермиону отбросить неуверенность. – Моя магия странно реагирует на вашу. Вы чувствуете то же самое? В какой-то момент ей кажется, что он посмеется над ней. Скажет не выдумывать. Посмотрит, как на сумасшедшую. Она готовится к этому удару и уже придумывает остроумный ответ, если это случится. Но Слагхорн рушит всю ее броню своим: – Да. Она растерянно моргает и ждет, когда он объяснит. Слагхорн продолжает молчать. Ей кажется, что он сейчас достанет сигарету из кармана и закурит. Но он лишь смотрит на Черное озеро и ничего не говорит. – Почему такое происходит? – не выдерживает Гермиона и делает шаг в его сторону, будто желает надавить своим присутствием и получить ответ. Слагхорн обреченно вздыхает. – Это редкое явление, – начинает говорить он, – наша магия на одном уровне. Она стремится друг к другу. Можно сказать, что вашей магии нравится моя, а моей ваша. Гермиона никогда не слышала о таком раньше, хотя прочитала сотни магических книг. Ее немного смущают последние слова, поэтому она, не раздумывая, выпаливает: – Вы мне не нравитесь. Слагхорн беззаботно смеется над ней. Его лицо почти ангельски красиво, когда радость отражается на нем. – Вам, может быть, и нет, но вашей магии – да. Гермиона скрещивает руки на груди. Это странно, когда происходит то, что ты не можешь контролировать. Нечто, пересекающее рамки, которые Гермиона сама для себя устанавливает. – И что с этим делать? – немного нервно спрашивает она. Слагхорн до неприличия спокоен. – Ничего. Это никому не мешает. Мы можем объединить нашу магию при необходимости. Она впервые слышит и об этом. – Объединить? Слагхорн протягивает руку. – Я могу показать. Идем, Гермиона. Она колеблется. Есть еще кое-что, и это нужно выяснить сейчас. – Я знаю, что Слагхорн не ваша фамилия. Кто вы? – и только после этого думает, что это была не самая лучшая ее идея. Обвинять во лжи человека, который так легко применяет убивающее проклятие. Но слов назад не забрать. Они стоят друг напротив друга. Кажется, весь мир останавливает свое движение в ожидании ответа. Проходит несколько мучительных мгновений, после которых Слагхорн, наконец, говорит: – Ты права. Я не имею к Горацию Слагхорну никакого отношения. Мой род очень древний. Но нас осталось всего двое. Дождь усиливается. – Я Гонт.