Возвращайся домой

Уснуть у него так и не получилось. Пару раз он проваливался в беспокойную дрёму, но его тут же выбрасывало из неё с кружащейся головой и уставшими мыслями. Ощущения были такие, будто у него началась морская болезнь, а весь мир плыл по волнам, не пуская Гониля в своё течение. Время остановилось, и Гониль понятия не имел, что с ним делать, как обычный человек не знает, что делать с обломком камня. Только скульптор или строитель могли придумать, как превратить камень во что-то стоящее, а тот, кому он преграждает путь, мог лишь озираться в поисках обходного пути. Так и Гониль лежал на спине, оглядывая темноту собственной комнаты. Ему не виделись ни призраки, ни монстры, на глаза попадались только бежевые обои, на которых танцевали ромбы. Гониль видел их каждый день, но разглядывать их в ночной темноте было даже интересно в первые несколько минут. Уже вечером у Гониля случилось дежавю. Он разглядывал рисунки в том же сумраке и словно в том же состоянии. Прошедшего дня будто и не было, как и прошлой ночи. Была лишь навязчивая мысль, что завтра уже выходить на работу, а отдохнуть так и не получилось. Ему было стыдно за себя. Он ничего не делал весь день, но найти сил исправить это не получалось. Пол в его квартирке всё ещё был усыпал пылью, редкими волосками, случайно свалившимися со стола крошками еды и пятнышками пролитого кофе. Всё это можно было с успехом игнорировать, как сделал позавчера Гаон, но Гониль чувствовал, как грязь мешает ноге стоять ровно, когда он отхлёбывал кофе, настраивая себя на полезные дела. В выходные его не выдёргивали на работу; он был уверен, что это простая удача, которую всегда использовал ради собственного блага, но в этот раз он провёл все выходные дома, не слишком старательно борясь с мигренью. Он даже не сходил в полицию, чтобы написать донос. Всё ждал, посматривая на пейджер и телефон, что Чонсу решит позвонить и поговорить. Его же, как постоянного клиента, могли занести в базу данных, которую вряд ли будет тяжело найти при обыске. Тогда Чонсу не поздоровится, но его самого это, видимо, не волновало. Или он успел изучить Гониля вдоль и поперёк и понимал, что тот весь день проведёт в прострации, не предпринимая абсолютно ничего, самостоятельно перечёркивая собственные, построенные за неделю принципы. Гониль перевернулся на бок. В поле его зрения попало окно, в которое было удобно смотреть, сидя на краю кровати. Этим Гониль и занимался часть дня, вспоминая при этом Чонсу, который так делать тоже любил. Сегодня, уходя мыслями в далёкое и не очень прошлое, мужчина подрывался с места и снова шёл в гостиную, чтобы заняться делом и всегда быть рядом с телефоном. Пропустить звонок сейчас было бы обидно. Только вот делами он не занимался. Варил кофе, приваливался к столу, начинал отжиматься, упираясь в него руками, а потом опускался и на пол, решая, что отжимания в почти вертикальном положении — халтура в чистом виде. Да и отжимался он, несмотря на все мышцы, недолго. Суставы хрустели, нуждаясь в разминке, отчего Гониль валился на пол, не сразу вспоминая, что тот грязный. Гониль прикрыл глаза. Ему пора бы уснуть, чтобы сносно себя чувствовать на работе, но тело противилось, будто он недостаточно устал. Мужчина думал даже встать и снова попытаться сделать что-то, но и на это тело и дух отозвались твёрдым отказом. Безысходность. Ему оставалось только думать и слушать. Слушать, не зазвонит ли на столике у дивана в углу кухни стационарный телефон, пока мыслями он возвращался к тому клубу и доносу. Завтра он точно напишет этот донос, чтобы сердце успокоилось и не переживало больше за русских девушек, запертых в неволе, и того парня с длинными волосами и грубыми, но детскими чертами лица. Как он там оказался? Почему Чонсу выбрал именно его? — Гониль-хён. — Голос Чонсу раздался из ниоткуда. Гониль поначалу даже не расслышал его. — Хён, ты слышишь? Его голос звучал инородно, будто парень звонил из леса, где связи по-хорошему не должно быть вовсе. Да и телефона Гониль не держал: он продолжал лежать в темноте, периодически чувствуя кружащуюся голову так отчётливо, как во снах не бывает. — Гониль-хён, давай поговорим? — не сдержавшись, Гониль открыл глаза, сразу понимая, что что-то изменилось. Сине-бежевый сумрак сменился бордовым, бархатным, шершавым и вязким. Даже воздух был красным, — Гониль чувствовал это, когда вдохи начали внезапно отдавать в нос запахом крови. Кого-то убили? Гониль вскинул голову, встречая красные стены и чёрно-красную мебель, расставленную в большом зале. Углы комнаты тонули в тени, одинокая лампа освещала только потолок. Крови нигде видно не было. Трупов — тем более. Гониль заметил только одного человека, сидящего на соседнем столе. Худая фигура забралась на столешницу с ногами, ссутулилась так, что ещё немного — и упала бы на пол, не удержав равновесие. Постепенно мужчина узнал в силуэте Джуёна: его длинные, завитые в локоны волосы и талию, тонкую не от женственной фигуры, а просто от телосложения. Или, может, от голода, которым его морят. — Гониль-хён, ты же простишь меня? Мужчина оторвал взгляд от бедного парня, слегка покачивающегося из стороны в сторону, и повернулся туда, откуда доносился голос Чонсу. Справа от него, над диванчиком, на котором он полулежал, была натянула штора. Тоже красная и мягко-колючая на вид. Казалось, если её коснуться, она как репейник прилипнет к коже и уже не отпустит. Тогда руку придётся ампутировать, подумал Гониль, но всё равно потянулся к плотной занавеске, скрывающей за собой Чонсу. — Гониль-хён, мы же сможем поговорить? — неуверенный голос Чонсу резал уши, заставляя замереть на секунду. Гониль так и не дотянулся до ткани, застыл на полпути, когда вспомнил, что это сон. Рука показалась слишком тяжёлой, чтобы держать её на весу, и она медленно опустилась под недовольный скрежет стола где-то слева. — Ну же, он же хочет с тобой поговорить, — голос парня в форме официанта звучал тонко и мягко. Такой голос не смог бы никого убедить даже в самых очевидных вещах. Он мог только давить на жалость, что у него и получилось сейчас. Рука Гониля поднялась снова и на этот раз не опустилась, застыв в сантиметре от шторы. Это всё сон, вспомнил Гониль. Может, даже не сон, а фантазия, захватившая его голову в полудрёме. Видение, которым он управлял сам. Даже голосом паренька на столе. Гониль помнил, что он не был девичьим от слова совсем. Он был глубоким и твёрдым, это можно было понять по той паре слов, что он сказал при Гониле. Но вот Гониль представлял себе его именно так. Несчастным, тонким и слабым, неуверенным от того, в какой ситуации оказался подросток. Значит, и диалог с Чонсу он придумает сам, если отодвинет шторку или ответит. Так не пойдёт. Он разочаруется, когда в жизни всё произойдёт не так. Пальцы впились в обивку дивана рядом с бедром. Гониль отвернулся, всеми силами стараясь заткнуть придуманного им же Чонсу. Они должны поговорить в других обстоятельствах. А клуб не стал интереснее. Он всё ещё был пустым, в нём были только они трое, и Гонилю не на что стало отвлекаться, когда он заметил, насколько симметрично расположены столы, стулья, диваны, шторы и даже ворсинки на всех мягких обивках. Ему стало скучно находиться здесь сразу же, но ни уйти, ни заговорить с Чонсу, продолжающим молить его о прощении, он не мог. Тело не слушалось, а мозг не хотел его заставлять. Сон становился похож на кошмар, когда Гониль оказался в вакууме, не прерываемом ничем. В идеально ровном пространстве, где идеально в ритм повторятся одни и те же фразы, которые можно не слышать, если не смотреть на идеально-красные занавески. Внутри себя мужчина чувствовал тот же бархат, который стискивал пальцами. Все его чувства и эмоции стали бархатом. Ему не было ни страшно, ни горько. Он почти слился с диванчиком. Стол скрипнул под тонким парнем, и Гониль посмотрел на него. Его волосы, кажется, стали жёстче, а волоски — грубее и толще. Они резонировали с бархатом мебели и штор, казались искусственными. Будто всего парня сделали из воска, который сломался бы, если бы его попытались сделать ещё тоньше. Гониль точно помнил лицо Джуёна. Помнил надежду, блестящую в его глазах, когда те устремили свой взгляд прямо на Гониля, но сейчас её не было вовсе. Всё лицо парня осунулось, а внешние уголки глаз потекли вниз, делая взгляд до невозможного грустным. Восковая фигура плавилась, сглаживала острые углы челюсти и горбинки на носу, с горячим запахом загоняла в Гониля первое яркое чувство за весь сон. Ему становилось неуютно. Захотелось наконец сбежать, потому что глаза напротив с каждой секундой становились всё грустнее, пока воск в них не превратился в слезинки, а над левым глазом не проступило пятнышко оголённого каркаса. Гониль отвернулся. Синее постельное бельё не пахло ни кровью, ни воском, а бежевые обои не распадались на ворсинки. Он сглотнул, тут же едва не сгибаясь пополам. Сердце, застывшее в груди, вдруг забилось так резко и сильно, будто готово было переломать все кости в теле мужчины. Ему потребовалось полминуты, чтобы прийти в себя и услышать разрывающийся звоном будильник. Гонилю казалось, что он не спал вовсе.

***

— Гониль-сонбэ, при всём уважении... — мужчина поднял голову, вслепую запихивая в сумку водительские права. От одного взгляда на заведующего их отделением и мнущегося за его спиной Хёнджуна Гониль понял, что его ждёт. — Что это? Бумага, меньше часа назад оставленная Гонилем на столе в приёмной, снова оказалась в его руках. Это вовсе не требовалось, но следователь заглянул в неё и пробежался по первым строкам взглядом. — Это донос, — Гониль протянул заявление обратно, но его никто не принял. Заведующий смотрел с презрением. Под его взглядом становилось некомфортно. Даже прямая спина и расправленные плечи не помогали Гонилю почувствовать себя увереннее, он только с каждой секундой всё отчётливее понимал, как плохой сон влияет на выносливость. — Я подозреваю владельца клуба в торговле людьми, поэтому написал донос на него. — У тебя есть доказательства? — руководитель прищурился. Хёнджун, стоявший утром на дежурстве, отвёл взгляд, стоило только Гонилю посмотрел на него. Донос должен был быть анонимным, но Хёнджуну, вероятно, объяснили это только после того, как он, не задумываясь, выдал коллегу с потрохами. Этот парень был молод — слишком молод для работы в правоохранительных органах, но это перестало кого-то волновать с тех пор, как он получил сертификат на каких-то подготовительных курсах. В его возрасте Гониль ещё учился в университете, а этот парень уже может арестовывать людей и вести мелкие дела. Только это не отменяло его блестящих оленьих глаз и изогнутых бровей, которые не могли вызвать страх даже у малолетних преступников. Зато могли заставить Гониля потереть пальцами переносицу, чтобы выиграть время и снова запустить заледеневшие шестерёнки в голове. И почему ему приходится иметь дело с Хёнджуном именно после таких снов? — Нет, ещё нет, — на выдохе произнёс следователь. Руководитель хмыкнул и скрестил руки на груди. — Ну так найди, а потом уже пиши доносы, — мужчина постучал указательным пальцем по столу Гониля, смотря на подчинённого исподлобья и намекая, что ему стоит либо убрать свою бумажку куда подальше, либо прямо сейчас предоставить весомые доказательства, что ночной клуб достоин хоть малейшего внимания. Гониль на это лишь вздохнул. — Тебе заняться больше нечем? — Есть чем, — подтвердил Гониль, виновато склоняя голову. Прямо сейчас ему надо было успеть взять патрульную машину, чтобы раздать штрафы за парковку в непредназначенном месте, хотя это никак не входило в его обязанности. Может, эта работа даже подошла бы тому же Хёнджуну, но на него вывалили всю бумажную волокиту. В том числе приём доносов. — Поэтому я и написал это. Чтобы вы передали дело тому, у кого есть на него время. — Ты что, особенный какой-то? — руководитель нахмурился. Несколько секунд он смотрел на Гониля, угрожающе нависая над ним и ожидая ответ на свой вопрос. А Гониль, в свою очередь ожидая продолжения речи, не сразу догадался отрицательно покачать опущенной головой. Заведующий громко и наигранно засмеялся. — Тогда что ты о себе возомнил? Хочешь, чтобы твою работу за тебя выполняли? — Нет, — презрительно прищурившись, прошипел Гониль. Оборачиваться на ту пару коллег, что всё ещё сидели в офисе, шурша бумагой, было бы ошибкой. Гониль чувствовал и слышал, как они затихли, непрерывно глядя на него. Руководитель всегда только и добивался того, чтобы публично пристыдить неправых. — Но такие дела должны распределяться, как и остальные. — Но тебе ведь больше всех надо, — перебил мужчина, повышая голос. В попытках вспомнить, когда этот человек стал его коллегой, Гониль пропустил часть последующей тирады. В голову снова въелась злость. — Разбирайся с этим сам. — Но донос… — Слышать не хочу. Гонилю оставалось только проводить уходящего руководителя взглядом. Он мог бы ещё раза два попытаться отстоять свою позицию, пока мужчина гордо шествовал к выходу из большой офисной комнаты. Только всё это было бесполезно. Этот мужчина был младше Гониля, хоть и возвышался над ним на целую голову. Этот мужчина, как и Хёнджун, неловко мнущийся на одном месте, пришёл сюда из академии, не проучившись даже трёх лет, а уже занимал должность руководителя. Но, в отличие от Хана, был заносчивым до желания ударить его по лицу, плюнув на карьеру. Гониль в четвёртый раз за год подумал о том, что загадает такую возможность на Новый год, прожигая взглядом свой стол. Он прикрыл глаза и начал медленно считать до десяти, надеясь позабыть обо всём, что его окружало, но стоило Хёнджуну сделать первый шаг от стола, тихо извиняясь за начальника, как он окликнул его. Как и утром, Гониль передал ему сложенную вдвое бумагу и закинул сумку на плечо. — Но руководитель-ним сказал… — начал было Хёнджун, порываясь не то выбросить проклятый документ, не то прижать поближе к груди. Ему явно досталось от начальника за то, что этот никому не нужный донос не был сожжён и развеян пеплом по ветру. — Это донос без подписи, — не смотря на парня, напомнил Гониль. Глаза защипало, будто они только сейчас поняли, как долго Гониль лишал себя хорошего сна. — Мне всё равно, что руководитель-ним будет с ним делать, но моё имя пусть даже не вспоминает. К выходу Гониль приближался быстрым шагом под скрип новенькой подошвы на ботинках Хёнджуна. Тот рвался остановить Гониля своими тихими доводами и надеялся обогнать его, плетясь позади и повторяя что-то про руководитель-нима. От этого становилось только противнее. Хоть кто-то из них двоих читал донос? Их нисколько не задело, что за несколько километров от них людей заставляют заниматься сексом за деньги? Только эта мысль и помогала Гонилю не поворачиваться к своему хубэ. Перед глазами сам собой появился его щенячий взгляд. Только глаза у паренька были шире, чем в представлении Гониля, а внешний угол не был так сильно опущен. Хёнджун слишком сильно походил на его младшего братишку, и если бы Гониль задержал взгляд на нём ещё хоть на секунду, то не смог бы так равнодушно уйти. Наверняка бы выхватил бумагу с шипящим «чёрт с тобой» и сбежал куда подальше, чтобы избегать парня следующую пару дней. Если бы не разрастающаяся в груди ярость, то Гониль бы обернулся и угодил в собственную ловушку. Наверное, ему просто повезло до сих пор не встречать людей, похожих на брата. — Эй, стой! — перебив очередной неуверенный поток слов Хёнджуна, Гониль рванул к последней оставшейся на парковке машине. Чанбин уже собирался сесть за руль и, заметив бегущего к себе следователя, запрыгнул внутрь так стремительно, что белая легковушка покачнулась. — Я занимал машину! — А меня срочно вызвали, — опустив оконное стекло всего на пару сантиметров, прикрикнул Чанбин. Он беспорядочно закивал в сторону автомобильной дороги. — Там опять ларёк разгромили. Мне нужно туда как можно скорее! — Эй, так давай вместе, — Гониль забил ладонью по стеклу, когда коллега надавил на газ, плавно разгоняя машину, но Чанбина это не остановило. Гонилю оставалось лишь отпрыгнуть в сторону и наблюдать, как автомобиль влился в поток и потерялся на улицах города. Гониль шумно выдохнул. Безысходность снова разлилась по телу сжирающим заживо холодом. Сумка тянула плечо к земле, и терпеть её стало тяжело уже на втором часу работы. Гониль проклинал свою работу, заваливаясь в автобус в середине дня. Ему поручили обойти места с запрещённой парковкой не только в своём районе, но и в других, выполняя работу соседних полицейских участков. Возмущаться в ответ на такие просьбы пытался каждый новобранец; хотя, может быть, Хёнджун не решился бы. Тем не менее со временем недовольство появлялось только внутри, а наружу выползали лишь закатанные глаза и тяжёлые вздохи. Никому не хотелось выполнять чужую работу, особенно следователям, абсолютно цинично желающим расследовать большие дела. Они же должны молиться, чтобы на улицах города ничего не происходило, а на деле ждали, как стервятники, когда же им подкинут интересную работёнку. Только скучная, уже ставшая ежедневной рутина в виде печати штрафов за стоянку, патрулирования улиц и разбирательств с уличными драками никуда не пропадала, даже если Гониль целыми днями носился с коробками вещдоков, а в комнате для допросов его ждал главный подозреваемый. У него всего лишь оставалось на рутину меньше времени. Этими мыслями Гониль весь день пытался отвлечь себя, но каждый раз возвращался к тому, как сильно злился на Чонсу. Мысли крутились вокруг него постоянно, каждый высокий парень с высветленными волосами напоминал о старом друге, которого Гониль не видел уже второй день. Такой короткий срок ощущался, как пропасть. Будто они не общались несколько лет, за которые успело поменяться всё, особенно сам Чонсу, а Гониль продолжал топтаться на месте и узнал об изменениях совершенно случайно. Узнал и не смог поверить без подтверждения от Чонсу, хотя опровергать предоставленные доказательства было бы глупостью. Но они общались почти каждый день последние несколько лет. Только Чонсу Гониль мог назвать своим близким другом. Самым родным человеком, за которым не страшно было пойти и в огонь, и в воду, с которым они знали друг друга наизусть… Оказалось, что не знали, оттого и разошлись во мнениях насчёт столь важной, но, казалось бы, совсем не спорной темы. Как можно в здравом уме поддерживать проституцию? Насколько нужно облениться, чтобы покупать любовь за деньги? Гониль самодовольно хмыкнул. Он-то успел подумать, что стал совсем неудачником, не выискивая для себя новых отношений после расставания, а, оказалось, Чонсу был куда хуже. Он даже не старался, раз уж выбрал настолько отклониться от верного и давно протоптанного пути. Только лишь нервность Чонсу и его выдавленное в тот вечер признание заставляли Гониля выныривать из бурного течения кроваво-красных яростных мыслей. В такие моменты мужчина оглядывал всё, что его окружало, будто сам не замечал, как сюда пришёл, и ещё некоторое время существовал с пустотой в голове. Мысли никак не могли связать воедино слово «влюбился» с фактом, что Чонсу был постоянным клиентом в борделе. Догадок было бесконечное множество, но верить ни в одну из них не хотелось. К концу дня, когда Гониль только вернулся в участок, спину тянуло так, будто он не уделял ей ни грамма внимания в тренажёрном зале. Ноги тоже ныли, ботинки натирали пятки, а на старом носке либо образовалась дырка, либо камень странной формы уже час обвивал большой палец на левой ноге. Гониль сам не заметил, как начал хмуриться, и понял это лишь после того, как Хёнджун испугался его, а Чанбин извинился за занятую утром машину. Рабочий день уже подходил к концу, а всё, что успел сделать Гониль, — это раздать штрафы на всех точках, куда его посылали. Он был вымотан, хотя искренне считал, что не сделал абсолютно ничего. Хуже стало, когда на вечернем митинге оказалось, что руководитель считал так же. Гониль устало потупил взгляд в пол ещё в самом начале его речи, и, вероятно, только это его и спасло от наказаний, помимо выговора. — Хёнджун-хубэ, не знаешь, почему Чонсу сегодня не было? — спросил Гониль после собрания, не отрывая взгляд от белой стены. Парень сам подошёл к Гонилю через несколько минут после собрания, теребя бумажку, не узнать которую было бы сложно, но его перебили. — Нет, сонбэним, — тут же ответил он. Услышав тяжёлый вздох, вырвавшийся из груди Гониля, он поджал губы и забормотал: — Ну, ему дело дали сегодня. Уже после того, как вы ушли. Наверное, сейчас он всё ещё с ним разбирается. Он был сегодня. — Понятно, — куртка подлетела в воздух и приземлилась на плечи следователя, чуть не задев рукавом Хёнджуна. Своё любимое пальто Гониль повесил на дальнюю вешалку этим утром, чтобы пореже вспоминать о походе в ночной клуб. Только это совсем не помогало. — Сонбэним, может, всё-таки заберёте донос? — намного смелее, чем утром, предложил Хёнджун. Сейчас, стоя прямо перед ним, Гониль во всех деталях видел его лицо и мог лишь крепче сжимать челюсти. — Вы же сами видели, что руководитель-ним… — Выбрось его, если так боишься отдавать сонбэ, — не сдержавшись, фыркнул Гониль и почти бегом направился к выходу. Его терпение кончилось очень скоро, и больше он точно не выдержал бы. Не выдержал бы взгляда, просьбы Хёнджуна и давящего осознания, что всем всё равно. Никто, кроме Гониля, не заметил ничего подозрительного в том клубе, значит, он не стоит их внимания. Кому вообще мешает бордель в центре города? Он только и делает, что исправно платит налоги, прикрываясь ночным клубом, и развлекает посетителей. — Сонбэним, но вы же хотели… — парень снова следовал за ним хвостиком, неловко и мелко перебирая длинными ногами. Гонилю вдруг начало казаться, что все в этом участке выше его на голову или больше, да только будто бы совсем не понимают его доводов. Быстро выросли и к большему решили не стремиться. — Что-то произошло? Вы сами не свой. — В каком смысле? — Гониль обернулся и хотел перейти на крик, но голос его словно не слушался. Он мог лишь надеяться, что в его глазах читался гнев, заставляющий даже кончики пальцев противно гореть. Он хотел верить, что Хёнджун поёжился, потому что увидел всё то отвращение, которое быстро, всего за пару дней накопилось в Гониле. — Да просто, — Хёнджун пожал плечами и отвёл взгляд. Длинные пальцы неприятно и глухо постукивали по белому листу. — Раньше как-то вы добрее были. А тут так внезапно… может?.. — Выбрось донос и не еби мне мозги, — Хёнджун даже не начал, а слушать его уже было мучительно. Гониль всё ещё нуждался в отдыхе, который у него нагло отобрали на выходных. Но идеи, как отдохнуть за один вечер, а завтра выйти на работу бодрым и свежим, найти было сложно. Всё, что приходило на ум, — бутылочка соджу, купленная в магазине с цветастой вывеской на первом этаже его дома, но перспектива похмелья пугала. — Если здесь никого не волнует то, что люди находятся в сексуальном рабстве, то зачем хранить лишние бумажки, да? Если бы его гнев перевели в джоули, то их хватило бы, чтобы вскипятить воду в огромном котле, в который поместился бы весь Сеул. Чтобы бумажные вывески размокли и покрасили воду в отвратительные оттенки, чтобы пыль и грязь с дорог загустили воду, бурля в ней и выплёскиваясь за бортики. Чтобы все, на кого Гониль был зол, молили о пощаде, но не находили её нигде. Гониль становился всё злее с каждым шагом к дому, и вместе с тем всё больше ярости переходило на него самого. Он чувствовал себя преданным и беспомощным. Будто бы он мог и раньше поговорить с Чонсу на тему проституции, чтобы они разошлись на берегу. Теперь же больше, чем поговорить с Чонсу, хотелось увидеть его вживую. Желание разглядеть на чужом лице стыд и раскаяние разрасталось в геометрической прогрессии, и впервые за долгое время Гониль и заснул, и проснулся с мыслями о Чонсу. Он потихоньку сходил с ума, о чём ему почти прямо сказал вчера Хёнджун. Гониль терял рассудок, утопая всё в той же пучине кровавых размышлений, которые с каждым часом становились всё быстрее, тяжелее и беспорядочнее. Но его не спасала ни рабочая рутина, ни уборка в квартире и готовка, ни просмотр новостей, в которых, конечно же, не было ни намёка на бушующие в голове Гониля мысли. Становилось только хуже. Всё вокруг было как обычно. Кроме Гониля никто не замечал изменений, и от этого казалось, что он теряет рассудок. Ничего не поменялось, хотя Гониль чувствовал, как рушится внутри. Чонсу, его самый близкий человек, предал его и напомнил о своём существовании только на третий день после этого. И даже тогда не заговорил, не извинился, а только ускорился, выбегая из полицейского участка, как только Гониль появился в его поле зрения. — Что это с ним? Хёнджун, снова стоящий на дежурстве в холле, пожал плечами, провожая Чонсу долгим взглядом. — Ким Чонсу, ты умереть захотел?! — руководитель пронёсся мимо них к выходу из участка, но Чонсу был уже так далеко, что казался размером с указательный палец, а через несколько секунд и вовсе скрылся за углом одного из домов. Начальник, не раздумывая, подскочил к Хёнджуну, грубо отпихивая его в сторону, чтобы дотянуться до стационарного телефона и попытаться достучаться до подчинённого хоть так. — Не ответишь — лишишься работы тут же! — Руководитель-ним, а что с ним случилось? — осторожно поинтересовался Гониль, пытаясь заглянуть в чужое лицо. Этого не потребовалось: как только мужчина услышал его голос, он забыл про уже гудящий в руке телефон. — Гониль-сонбэ, при всём уважении, — начал мужчина, на что следователь поморщился, тут же вспоминая вчерашний разговор, начинавшийся точно так же. — Твой дружок сошёл с ума. Ему только вчера дело выдали, а он его сегодня же бросил, даже не объяснив причину. — Это странно, — только и смог ответить Гониль, когда руководитель отвлёкся на телефон так же быстро, как позабыл о нём несколько секунд назад. — Странно, странно, конечно! — взгляд мужчины снова устремился на Гониля, пока из трубки не доносилось никаких новых звуков. — Вот теперь ты объясни мне, что с ним? Он головой ударился? Болезнь — не оправдание, чтобы не работать! — Он заболел? — Врал, значит! Заболел бы — ты знал бы. Вы ж друг от друга ни на шаг, — фыркал руководитель, пока равномерные гудки не сменились одним длинным и визжащим. Мужчина с отвращением на лице отодвинул голову от телефона. Под осуждающим, но спрятанным за чёлкой взглядом Хёнджуна изогнутая трубка полетела в гнездо, едва не выпав из него из-за сильного удара. — Вы оба, — он указал на Гониля, — ужасно действуете мне на нервы. На премию можете не рассчитывать даже. Хубэ, дай ручку. Вот, Гониль-сонбэ… Тонкая стопка бумаги краем задела голову Гониля и чуть не упала на пол. Он поймал её в последний момент и непонимающе посмотрел на руководителя, за действиями которого следил не слишком внимательно последние пару мгновений. — Вместе вести это дело будете, и если эта болезнь Чонсу-сонбэ вас замедлит… уволю обоих, слышал? И чтобы о своих этих доносах не вспоминал, пока не закроешь вот это. Гониль громко фыркнул. На титульном листе, рядом с именем Чонсу, красовалось его собственное имя. Оно выходило за границы небольшой рамочки, предназначенной для него, но никого не волновало. — Уволит, ага, — прошипел мужчина, открывая коричневую плотную папку, чтобы увидеть сделанные вчера заметки. Его встретил один полупустой лист. — Хрен он кого-то на наши места найдёт. Премии им и вовсе никогда не платили. Только в конце года одному или двум сотрудникам могло повезти, но не более того. Самому упоминанию премии стоило бы удивиться, но обижаться на её отсутствие было глупо. А поговорить с Чонсу ему стало уже жизненно необходимо. Если он не собирался сделать первый шаг, то Гониль готов хотя бы попытаться.

***

— Не, это не ко мне. Гониль уже который раз обходил место преступления, оглядывая всё вокруг, чтобы точно заприметить малейшие детали, только вот в парке, среди деревьев и кустов, не было ничего необычного. Даже труп уже увезли в морг. В голове крутились слова Чана, к которому следователь пошёл сразу, как только вычитал, что ему придётся расследовать убийство. — Мы с Чонсу-щи всё осмотрели, пришли к выводу, что это не мои, — Чан уже несколько месяцев вёл дело об очередной банде, решившей, что они могут распоряжаться чужими жизнями, и последние убийства брал на себя, узнавая почерк. — Твоего парня задушили. Хотя, следы насилия есть, но мои не так поступают. — Если ты успел всё это увидеть, почему Чонсу-щи не заполнил никакую информацию? — на единственном листе в папке кривым почерком было выведено лишь описание места преступления. Только обязательная часть, даже содержимое карманов жертвы было неизвестно. Ни возраста, ни даты, ни имени, хотя в этом поле и была поставлена уверенная точка. — Не знаю, — старший пожал плечами и впервые за диалог посмотрел на Гониля. — Он вчера бледный что-то был. Заболел, наверное. Уж прости его. Ругай его, пожалуйста, через пару дней, не сейчас. — Он сегодня на больничный сбежал вроде, — пробормотал Гониль, вдруг почувствовав горечь на языке при слове «прости». Он хотел бы, но обещать такого не мог. — Вот видишь. Можешь позвонить ему и узнать, что он мог не дописать. Гониль пообещал себе не только позвонить, но и зайти к Чонсу после работы. По пути на место преступления даже заприметил табачный ларёк и пообещал себе купить там полюбившиеся Чонсу сигареты, хотя в голове проскальзывали мысли, что именно курение и привело к болезни. Не время было лечить Чонсу от выдуманных диагнозов, да и Гониль не на врача учился. Он должен был думать о преступлении, а с остальным разбираться позже. Осмотр места преступления не дал больших зацепок, сколько бы раз Гониль ни ходил по нему. Он не нашёл признаков того, что тело волочили по земле; следы, примявшие траву, могли принадлежать и топтавшимся здесь вчера криминалистам с оперативниками. То, что заполнил Чонсу, было видно невооружённым взглядом: труп нашли на окраине городского парка — там, куда обычно люди не заходят, но заходят собачники. Гониль смог узнать лишь один новый факт: труп никак не пытались спрятать. Его просто бросили в подлеске и сбежали. Под кронами деревьев, в кругу красно-белой ленты, делать было нечего, как и в участке. Гониль додумался лишь узнать, в каком отделении ДПС он сможет получить записи с камер видеонаблюдения. Если жертва не была убита в парке, значит, её туда как-то доставили. Морг своей атмосферой начинал пугать ещё на подходе к зданию, хотя на вид казался обычной больницей. Огромное серо-белое здание, обнесённое забором, не сильно выделялось из ряда похожих построек; может, даже не все местные жители знали, что в его подвалах холодно и витают запах хлорки и мысли о смерти. Гонилю не так уж и часто приходилось спускаться туда. Да и идти по большой пустынной парковке ко входу в здание — тоже. Даже здесь, в окружении уличных шумов, казалось, что смерть везде. По рукам Гониля гуляли холодный ветер и табуны мурашек, то тут, то там заставляющие представлять фантомные прикосновения. Преследуемый совершенно несерьёзными страхами, Гониль заставлял идти себя медленнее. Совсем не для того, чтобы отсрочить вход в мир трупов, а чтобы не бежать. Сбегать нужно было отсюда, из этого здания и с его территории, а не в него. Там спасения не найти, а значит, ускоряться бессмысленно. В холле всегда непривычно тепло. Даже неправильно, будто Гониль пришёл сдавать анализы, а не осматривать труп. И женщина, встречающая посетителей, всегда улыбалась, даже когда узнавала, куда нужно направить Гониля. — Трупы, конечно, никуда не торопятся, но ты сильно задержался, — Гониль вздрогнул, услышав тихий голос судмедэксперта сразу, как только спустился в подвал. Он отражался от стен, казался гулким и всепоглощающим, а главное, исходил отовсюду сразу. — Минхо-хубэ, — выдохнул мужчина, не сразу выуживая в ответвлении коридора фигуру в белом халате. — Ты меня тут поджидал? — Ещё со вчерашнего полудня, — фыркнул парень, кивая на металлический шкаф, стоящий тут совсем не к месту и перегораживающий половину коридора. Выцепив оттуда халат, Гониль поспешил вслед за патологоанатомом вглубь его рабочего места. Конечно, он не был тут единственным работником, но морг всегда выглядел пустым, а Минхо оказывался самопровозглашённым королём этого места, от которого Гониль предпочёл бы не отходить далеко. — А вообще, я курить шёл. — И ты куришь, — пробормотал Гониль. Говорить чётко с каждым шагом становилось сложнее, будто чёткими тут должны оставаться только звуки шагов и послания из загробного мира. Хотя, вряд ли те всегда были полностью понятными. — Вы с Чонсу-щи похожи. Даже волосы красите. — С Чонсу-щи? А ты кто? — патологоанатом остановился, окидывая гостя хмурым взглядом. Удостоверение личности вылетело из кармана Гониля с неприятно громким звуком. — Гониль… сонбэ. Теперь это твоё дело? Мы точно знакомы? — парень прищурился и через несколько секунд протяжно замычал, вспомнив что-то. — Это у тебя плохое зрение, но ты отрицаешь это? — Да нормально я вижу, — возмутился Гониль. Минхо прыснул и продолжил свой путь. Его фиолетовые волосы переливались в тусклом свете белых ламп, и это отчего-то делало его ещё больше похожим на привидение. Гониль старался как можно меньше думать о том, что читать по трупам могут лишь такие же умершие души. Ещё меньше он старался думать о том, что весь Минхо мог бы слиться в одно мутное пятно, если бы Гониль позволил ему отойти достаточно далеко. — И вообще, очки я уже купил. — Это достижение! — они наконец вошли в большой зал, в котором было ещё холоднее, чем в коридоре. Стены были испещрены квадратными дверцами, за которыми скрывались мёртвые тела. — А Чонсу-щи почему отказался? — Не знаю, — Гониль прошёл в дальний конец комнаты, где Минхо открывал дальнюю дверцу. — Но он не вписал в протокол абсолютно ничего. — А карманы? — Минхо с недоверием покосился на Гониля, выкатывая тело из ящика. — Это не моя работа, сонбэ, я только с телом работать согласен. Придётся тебе по фотографиям отстреливаться. — Это нарушение, — Гониль вздохнул. Чонсу оставил ему слишком много работы, наплевав на устав, по которому должен был работать. Отчитать бы его, да только поводов для этого и так много. — Что ж поделать, — Минхо пожал плечами и ухватился за край белой простыни, под которой явно угадывалось очертание худого тела. Судмедэксперт кинул долгий взгляд на Гониля, спрашивая, может ли он представить труп миру, и потянул ткань только после кивка. — Но, так уж и быть, я никому не расскажу, что вы такие оболтусы, так что не паникуй. Минхо продолжал говорить что-то ещё. Наверняка про труп, про причины смерти. Может, спрашивал, почему дело перешло Гонилю, но тот не слушал, чувствуя, как голова пошла кругом. Перед ним на металлической полке лежал Джуён.