Андерсен, или новая жизнь Волдеморта

      Рассвет растянулся красным заревом вдоль горизонта, когда Том задул свечу и обернулся в сторону Гермионы. Она прижималась грудью к приоткрытой двери ванной комнаты, её волосы были завёрнуты в полотенце, а с торчащих из-под него завитков стекали капли на оголённые плечи и шею. Том перенёс вес с одной ноги на другую, любуясь волшебницей.       — Ты очень красива, Гермиона.       Её лицо вспыхнуло румянцем, хотя Том было ошибочно решил, что эта женщина лишена возможности стесняться.       Всего несколько часов назад они встретились, как думала она, во второй раз, выпили вина в хорошем ресторане. Гермиона выбрала блюдо среднего ценового сегмента, а Тому было наплевать, сколько денег потребуется потратить на неё, потому его веселила некая забота о его финансах. Она вновь настояла на оплате счёта, который они в итоге поделили. Ему не нравились прежние устои нового мира, где женщины во всём равны мужчинам, особенно в таких вещах, как оплата ужина. Она отказала ему в танце, ссылаясь на боль в колене, которым ударилась об стол во время спора с министром магии, и тем самым лишила Тома более тесного контакта. Ему безумно хотелось прижаться к тёплому телу и убедиться, что это не сон, и его терзания незаслуженны. Во время прогулки по ночному городу, когда он решительно приобнял её за талию, Грейнджер настойчиво попросила его держать руки при себе. Конечно, он понимал почему она себя ведёт так, оберегать честь было в её стиле, Том прежде встречал такой типаж женщин: они долго ломаются, лишая себя наслаждений, но все как одна рано или поздно не выдерживают. Интересно, сколько продержится Грейнджер?       Разговор их не углублялся ни в одну из тем, они рассказывали друг другу об увлечениях, путешествиях по миру и заурядных моментах из детства. Гермиона спросила невзначай, не был ли он женат, сама же на встречный вопрос промолчала. Том перестал надеяться на понимание девушки, которую он всерьёз возжелал, и опустился до грязной фантазии окончания их свидания в его номере, как вдруг, неожиданно для обоих, но всё же больше для Тома, они свернули в тёмную арку между домами, точнее сказать, Гермиона обхватила пальцами его предплечье и с силой потянула на себя. В моменте он оторопел и хотел что-то сказать, но тягостный камень упал с души, и их тела затянуло в воронку трансгрессии.       В тёмной прихожей Гермиона на какой-то миг замешкалась, стягивая с себя пальто, одновременно впиваясь в его губы смазанным поцелуем. Теперь он не думал ни о чём, кроме подмены волшебницы. Некто скрывался под её обликом и провоцировал его? Но зачем? Кому это нужно? Дилемма, прерывающаяся жарким дыханием, опьянела его. Сейчас как никогда за пять лет он почувствовал себя живым.       Услышанные свыше мольбы — его шанс, который он не посмеет упустить.       — Я сам, подожди, — выдохнул он в её губы и снял с себя куртку.       Том вернулся в плен её губ и прижался к ней с такой силой, что оба потеряли равновесие, и Гермиона врезалась лопатками в стену. Он провёл кончиком языка от уголка её рта вдоль скулы к мочке уха. Облизал и слегка прикусил, прислушиваясь к тихим стонам. Он отстранялся от неё, но только чтобы насладиться видом. Острые черты лица подсвечивались проникающим уличным светом из окна не огороженной стеной гостиной. Он смотрел и невольно анализировал волшебницу, источающую беспощадную силу, которая когда-то обязательно сыграет против него самого. Но его размышления и страхи растворились в удовольствии их встречи. Грейнджер опустила холодные ладони на его грудь, помедлила, облизнула губы и прижалась к нему лбом.       — Ведь ты не такая.       — И пусть!       И пусть…       Шоколадные глаза сверкали отблесками проезжающих за окном фар автомобилей, теперь Грейнджер выглядела совершенно безоружной. Тонкие пальцы лихорадочно искали маленькие пуговки на белоснежной рубашке, ей будто не доставало опыта, но Том на подсознательном уровне улавливал мандраж, нет, она прекрасно знала, что делать, просто сейчас открывала для себя новую ипостась интимной близости. Андерсен ей незнаком, как и его повадки и желания, но ей необходимо уцепиться за ниточки и повести его за собой или самой двинуться навстречу исследуемому объекту первобытного инстинкта. Том подбирал прилагательные, чтобы описать её выгодные, манящие стороны. Ему хотелось обладать девушкой, разделить с ней поровну похоть. Сломить её стену, выстроенных рамок. Не склонить или вынудить, а дать право выбора, пусть и слишком поздно, не приходя на помощь её оскорблённому нутру. Она должна решить сама, чего хочет. И к удивлению Тома, Гермиона, будто прочитав его мысли, поддалась. Уже вспотевшими ладонями она гладила, исследовала его грудь. Том с особым терпением позволял ей изучать себя. Ему нравилось смотреть, как она царапает кожу и упивается эфемерным контролем. Острый ум грязнокровной волшебницы — туз в рукаве, ей не доставляет труда начать взаимодействовать с Томом, всё-таки потянуть за правильные ниточки.       — Гермиона, — имя срывается с губ, и Том подхватывает Гермиону под бёдра, не дав закончить свой эксперимент.       — Том, я…       Он не позволил ей закончить мысль, вместо этого впился в её рот, настырно ворвался внутрь, обводя кончиком языка резцы. Беспощадное пламя буйного темперамента Андерсена и податливость Грейнджер. Поцелуй похож на противостояние отчаявшихся заклятых врагов, коими они и являлись когда-то. Она стонет, кротко и тихо. Губы тёрлись друг об друга, а мужские руки жёстко сминали ягодицы. Гермиона плавно раскачивалась на его руках, ослабив хватку ног на его пояснице. Эпицентр нервных окончаний инстинктивно тянулся к объекту вожделения, едва ли она сдерживалась, чтобы не прижаться к его паху. И она не одинока, брюки стесняют налившийся кровью ствол, Том возбуждён ровно настолько, насколько ему «разрешает» Грейнджер. Одно неловкое движение, и он выпустит наружу мечущегося внутри грудной клетки зверя. Трепетные касания её пальцев на щеках Том готов сравнить с благословением.       Мысли сбились, отбрасывая Тома на много лет назад, тогда бы она предпочла смерть. Сейчас же она как никогда цепляется за жизнь, цепляется за убийцу.       — Где спальня?       Гермиона кивнула влево, не трудно догадаться, за какой дверью находится кровать, ведь на одной из них золотом блестит значок ванной комнаты.       Том крепче прижимал Гермиону к себе, боясь потерять равновесие, попутно избавляясь от обуви. Ей безумно идут длинные сапоги на шпильке, а вот вид его грязных ботинок может испортить первое впечатление. Она ждала, закусывая нижнюю губу, и доверчиво смотрела перед собой. Но нарочитая невинность во взгляде сбивала Андерсена с толку, он широким шагом преодолел коридор и у самой двери остановился, но только чтобы Гермиона повернула металлическую ручку и открыла дверь.       В темноте комнаты едва угадывался контур кровати.       — Включи свет, — говорит он и опускает Гермиону на пол. Она быстро обходит его, Том слышит щелчок переключателя, и яркий свет на долю секунды ослепляет привыкшие к темноте глаза. — Иди ко мне!       Гермиона в три шага преодолела расстояние между ними и потянула руки к его шее. Обвила запястьями и пальцами зарылась в волосы. Очередной поцелуй, но более мягкий, от которого она тихо постанывала. Том следил за ней, глаза прикрыты, а его голову посетила странная мысль: захотелось вторгнуться в сознание чертовки, порыскать ищейкой, чтобы прочувствовать всё. В её голове он другой. Там он намного лучше, чем есть на самом деле, и этот факт выбивает почву из-под ног. Том перевёл фокус внимания на молнию платья, лишь со второй попытки нащупал замок и потянул вниз. Широкие бретели спали с плеч, и Гермиона чуть отстранилась от Тома, а платье невесомой тканью спустилось к её ногам. Грейнджер не прикрывала оголившуюся грудь, и Том облизнул пересохшие губы. Округлая, высокая и в самый раз под его ладонь, которой он накрыл горячую кожу. Багровые соски становились крепче, когда он прищипывал их кончиками пальцев. Гермиона наблюдала за его действиями, не предпринимая попыток помочь ему высвободиться из брюк. Но от неё не ускользала выпуклость его вожделения.       — Любишь долгие прелюдии? — будто бы насмехается она.       Тому не нужно парировать, достаточно обхватить её каштановые кудри у самых корней, запрокинуть голову и облизать пульсирующую венку на тонкой шее.       Свободной рукой он провёл ниже, поддел край нижнего белья и показал, кому на самом деле нужны долгие прелюдии. Том медленно погладил ладонью гладко выбритый лобок, пальцами помял горячую плоть и оставил на шее отметину, что ещё несколько дней будет напоминать Грейнджер об этой ночи. Желающая насытиться, она расставила ноги шире и двинула бёдрами в такт скользящим пальцам. Тому хотелось зарычать, когда она толкнулась сильнее и упёрлась в его пах.       — Опусти руку.       Гермиона знала, о чём именно он просит. Правая рука скользнула от затылка к напряжённой груди, очертила сосок и продолжила путь вниз. Задержалась на кубиках торса и специально отдалилась, а может потому, что его пальцы изменили угол и теперь круговыми движениями массировали клитор. И когда она сдалась, а пряжка ремня с характерным лязгом ослабила ремень, Том внутри непристойно усмехнулся. Его игра только началась. Грейнджер будет умолять не останавливаться, а он тем временем подумает, позволить ли ей такую роскошь. Две пуговицы — наружная и внутренняя — больше не сдерживали ширинку, и Грейнджер второй рукой помогла себе спустить брюки с его бёдер. Ей хотелось поспешить, накрыть головку ладонью и честно отблагодарить за ласку, но пальцы Тома размазывали смазку вдоль малых половых губ и внезапно вошли в неё целиком. Сначала один, затем два, и когда он намеревался растянуть её третьим, Грейнджер высвободила член из хлопковой ткани трусов, обхватила его и оттянула. Крайняя плоть оголила головку, и Том выдохнул сквозь плотно сжатые зубы. Да, вот он, момент истины, Том получил того, чего хотел! Гермиона тем временем наращивала темп, помогая большим пальцем растереть выступившую каплю смазки. Том помог ей закинуть ногу на свою поясницу, чтобы не сковывать движения его пальцев в ней. Пресловутая мастурбация едва ли подходила для полноценной прелюдии, но сейчас им обоим казалось, что мир остановился и нет ничего более логичного, чем происходящее в центре маленькой спальни.       Том провёл языком вдоль нёба сверху вниз и сглотнул вязкую слюну.       — Глубже, — просит она. — Пожалуйста…       — Так? — он вводит пальцы и раздвигает их, создавая давление на стенки влагалища. На самом деле, вставить глубже не представлялось возможным, а вот усилить напор — да, жёстче проникать в неё, чтобы ловить эхо сладких стонов. — Этого ты хочешь?       — Да, Том, — она быстрее работает кистью, в такт его пальцам и скользящей по клитору верхней части ладони. — Д-да… Ещё!       Не боясь навредить, он буквально ворвался в горячую тесноту.       Том ослабил хватку и выпустил из руки её волосы, чтобы провалиться в бездонные глаза.       — Посмотри на меня!       До того сдержанная, насколько это было возможным, Грейнджер слегка оттолкнулась от него и легла на кровать. Согнула ноги в коленях и развела настолько широко, что Андерсен мог рассмотреть её во всей красе. Вместе с тем она, не мигая, смотрела ему прямо в глаза, в душу, победно ликующую.       Том снял сползшие к лодыжкам брюки вместе с боксерами и опустился одним коленом на кровать. Навис над разгорячённой ведьмой, зная, что она не кончила, и всё ещё надеялся на продолжение ласк. Он расставил руки по обе стороны от её головы, заключая в плен.       — Любишь долгие прелюдии, — передразнивает он её.       Уголок губ полез вверх, и нутро подсказывало Тому: Гермиона готова отомстить.       Именно это она и сделала в следующее мгновение — притянула его к себе и подалась бёдрами вверх. Нащупала болезненно твёрдый член и направила туда, куда Том не планировал вторгаться ближайший десяток минут. Грейнджер следила за каждым его движением, поглаживая головкой налившиеся кровью половые губы. Их возбуждение едва ли сдерживали горячие бренные тела. Том ликовал внутри себя от беспощадной агонии и бурлящего в венах экстаза. Развратное поведение, никак не вяжущееся со строгой внешностью ведьмы, выводило его из равновесия, и он жаждал обратиться к ней, познакомить с настоящим Томом… Томом, которого она и по сей день продолжала ненавидеть. В бреду он слышал, как она называет его, как растягивает буквы «В.О.Л.Д.Е.М.О.Р.Т», и он растворялся в ощущении себя внутри неё, когда она насаживалась на член. Внутри него узлами скручивались жилы, как и в тот миг, когда он осознал свой провал перед Избранным.       Его захлестнула нестерпимая злоба.       Том прижал Гермиону к себе и перевернулся на спину, и теперь, когда она оказалась сверху, он почувствовал, как гнев отступает. Ему становилось физически хорошо от мысли, где контроль достанется именно ей. Единственной грязнокровке, на которую он обратил внимание, которая, несмотря на проведённые над ним эксперименты, запечатлелась в его памяти ярким образом.       Гермиона неспешно раскачивалась вперёд-назад, медленно и до одури влажно. Она придерживала свою грудь одной рукой, второй упиралась в солнечное сплетение Тома, до боли нажимая ладьевидной костью. Он поглаживал округлые бёдра, растирал бархатную кожу и всматривался в расслабленное лицо, усыпанное веснушками. Непорядочные локоны свисали, и ему хотелось коснуться их, намотать на палец. Том готов был поспорить, что вторым главным комплексом после перфекционизма у неё были эти завитки. Точно пружинки, растягивающиеся при движениях головой или телом…       Телом, дьявол его побери, оседлавшим его.       Не будь он таким сдержанным, поставил бы Грейнджер на колени и вытрахал из неё всё, что заводит его в угол.       Она бессовестно медленно двигалась на нём, не давала войти глубже и с придыханием озвучивала его мысли. Снова!       — Тебе нравится быть подо мной, верно?       — Да, но… — Том сдавливает её руками и приподнимает над собой. — Так мне нравится ещё больше!       Он резко вошёл в неё, и комната наполнилась протяжным женским стоном. Том хрипло дышал, наращивая темп, едва ли прошла минута, и он уже яростно вколачивался внутрь жара. Его тело покрывалось мурашками от осознания важности, Андерсен был уверен, Грейнджер когда-то рисовала в воображении именно такой секс, где она может и подчиняться, и главенствовать. И он с триумфом воплощал её грёзы в жизнь. Процесс наполнил воздух запахом тел, слившихся в совокуплении. Влажные шлепки, короткие поцелуи из-за недостатка кислорода и единичные всхлипы, когда Том замедлялся. Податливое, зовущее тело, покрытое испариной — он хотел вылизать его. Вылизать кости и душу, которую он возжелал заполучить во чтобы то ни стало. Голос с дрожью заставлял естество пульсировать, а волны оргазма разливаться от кончиков пальцев ног до лобной доли. Держать в себе бурю он не мог и не хотел, потому приподнялся на локтях, прижался к Гермионе и в последний раз жадно насадил на себя. Только теперь он с сожалением вспомнил про забытую в номере пачку презервативов, когда скинул Грейнджер с себя и излился густым семенем на влажные простыни, противно липнувшие к коже.       — Ты эгоист, Томас!       Конечно, было эгоистично лишить её возможности первой кончить, потому-то они оказались в ванной спустя минуту, пока Том переводил дыхание и усмирял дрожь в теле.       Семь минут растянулись в бесконечно долгое ожидание, скрашенное сладкими губами. Том краем глаза заметил, как ванна наполнилась наполовину. Смыть пот и вернуть должок — вот о чём сейчас только и мог думать Андерсен. Слишком быстро они опустились в горячую воду, слишком быстро она вновь оказалась сверху и слишком страстными стали их движения, от которых пол залился брызгами. Вода, льющаяся из крана, приятно успокаивала плоть. Гермиона определилась с самым удачным ритмом, прогнулась так, чтобы касаться клитором паха Тома. Спрятав огонь за пушистыми ресницами, она запрокинула голову, шумно набрала в лёгкие побольше воздуха, задрожала всем телом, когда он заставил сильнее выгнуть поясницу, и накрыл комок заряженных нервов подушечкой большого пальца. Грейнджер жалобно заскулила, Том прижался лбом к её груди и усилил давление пальца, повторяющее движение стрелки часов. Спутанные мысли запестрели слиянием идеально подошедших друг другу тел. Подчиняя её трансу, он накрыл губами один сосок. Лизнул кончиком языка и, поймав волну оргазма, бьющую мелкой дрожью ноги Гермионы, прикусил, тем самым усилив эффект.       — Двигайся!       Том, до того остановившийся, выполнил приказ хищно всматривающейся в него ведьмы. И уловив негласное согласие, вынул член и оттянул крайнюю плоть до острой боли в уздечке. Рвано качнул кулаком вверх, и свободной рукой ухватился за край ванны.       Костяшки побелели от натиска.       Кончить второй раз никак не получалось, и Том было хотел бросить дело, но Гермиона обхватила его лицо ладонями и мягко поцеловала. Искра возродилась из почти потухшего пламени, и в несколько быстрых рывков. Том блаженно выдохнул в приоткрытый рот Гермионы и запрокинул голову, смакуя заполняющие гормонами гаммы впечатлений артерии.       Он не был ублюдком, который воспользовался легкомысленным порывом женщины. Грейнджер сама пошла на это, зная чем для неё закончится авантюра. И не в его силах было противостоять ей или докучать нравоучениями. Они взрослые люди, к чему играть, если вопросом времени оставались её выбор и терпение.       Она обернулась махровым полотенцем и двинулась навстречу Тому.       — Ты ведь хочешь стать министром? — он вспомнил их разговор в ресторане, оборвавшийся с приходом официанта.       — Хочу, — твёрдо ответила она, подойдя вплотную к Тому.       На широком подоконнике в беспорядке лежали бумаги, большинство из них были рукописями. Гермиона мокрыми руками взяла несколько листов, не боясь размазать чернила, а потом не разобрать написанного; Помахала ими перед лицом Андерсена, демонстративно открыла окно и швырнула их в лицо ветру. Том с азартом посмотрел на неё и последовал её примеру. Ребячий поступок заставил обоих рассмеяться.       — Зачем?       — Я могу показать, — Гермиона ушла в спальню и быстро вернулась с волшебной палочкой в руке.       Достаточно сильная в невербальной магии, она поднесла кончик к виску и вытянула сверкающую нить воспоминания. Переместила в колбу, которую прятала в другой руке и призвала к себе небольшую чашу, отдалённо напоминающую омут памяти. Том опешил, он не заимел такой в личное пользование за свою долгую жизнь, а Грейнджер, недобро сверкая взглядом, мысленно заставила его позавидовать.       — Это подарок Министерства, — с ноткой брезгливости уточнила она и опрокинула содержимое колбы в воду.       Том окунулся в воронку воспоминаний.       Гермиона под давлением эмоций ворвалась в свой кабинет, как вихрь. Её глаза излучали ярость, печаль и решимость одновременно, буря в её душе достигла своего пика. Рука протянулась к стопке пергаментов с невероятной скоростью и уверенностью. Сила удара была такова, что пергаменты взлетели в воздух и с внушительным треском ударились о твердую поверхность стола. Органайзер, стоявший рядом, поддался силе инерции и, разлетаясь мелкими предметами канцелярских принадлежностей, рассыпался по полу, создавая беспорядок.       Несмотря на созданный хаос, Гермиона не обратила на него внимания. Она взяла краткий момент для саморефлексии, прежде чем решительно направиться к окну, будто в поиске ответов в бескрайнем сером небе за прозрачным стеклом.       — Со всем уважением к вам, Министр, но разве решение совета справедливо?       — Мисс Грейнджер, я вынужден выразить своё негодование вашим поведением, — Кингсли повысил тон и прикрыл дверь за собой от подслушивающих их зевак и сплетников. — Ваши заслуги перед Министерством похвальны, но недостаток опыта одна из ключевых повесток заседания.       — Вот, значит, в чём дело, — Гермиона обречённо покачала головой, готовой лопнуть от напряжения, обернулась к Кингсли, но взгляда на него не подняла. — Мне не хватило всего семь лет чтобы стать достойным оппонентом Роберту Мартинсу?       — Нет, Гермиона, — смягчился министр. — Роб лично рекомендовал тебя на должность заместителя, выделил плюсы свежего взгляда на дела Отдела Магического Правопорядка, в конце концов он и сам был не рад своему назначению.       Бруствер прошёл вдоль кабинета, отодвигая носком сапога валяющиеся скрепки и кнопки, смотря на Гермиону, нервно сминающую спинку кресла за которым стояла, будто прячась за баррикадой.       — Я услышала вас. Спасибо за разговор, но я вынуждена попросить вас оставить меня одну.       — Хорошо, — Кингсли натянул маску непроницаемого лидера магического мира и, покидая кабинет, добавил: — Надеюсь, вы всё обдумаете и примите верное решение.       Гермиона тяжело выдохнула.       Этот день лишил её последних сил.       Знакомые Тому кирпичные стены Министерства размылись, и теперь он видел, как Гермиона захлопнула дверь своей квартиры с такой силой, что штукатурка мелкой пылью посыпалась с потолка прямо на её голову. Она вне себя от злобы сорвала с плеч мантию вместе с сумочкой и бросила на пол. Задетое ногтём плечо неприятно саднило, и Грейнджер потёрла его вспотевшей ладонью.       — Значит, этот ублюдок Мартинс достоин должности заместителя, а я ещё не доросла?       Не разуваясь, она вошла в кухню и открыла дверцу кухонного шкафа, достала с нижней полки бутылку вина и потянулась к верхней за бокалом, как вдруг на улице сработала автомобильная сигнализация. Едва не выронив вино из влажных рук, Гермиона выругалась. Стуча каблуками, она ушла из кухни в гостиную.       — Перевыполненного плана им недостаточно, а прихвостня предателя вполне! — она упала на жёсткий диван. Не обнаружив в руке штопор, она нервно вытянула пробку зубами. — Говорила же Джинни, Министерство не изменит даже Кингсли, а я что? Точно Распределяющая шляпа ошиблась, предлагая мне Рейвенкло. Только дура стала бы спорить и доказывать обратное… и… бежать в этот филиал Ада!       Гермиона фыркнула и сделала внушительный глоток прямо из горлышка.       — В пекло их всех! Глотик?       Старый кот, привычно бегущий к хозяйке по первому зову, проигнорировал её. Гермиона не расстроилась, уж слишком характерным был её пушистый любимец, да и сил в нём с каждым годом оставалось всё меньше.       Глоток за глотком она осушила бутылку полусладкого, с периодичностью выбирая острое словцо для Кингсли. Она озвучивала план, как обыграет всех и сместит Мартинса с должности. И когда гневные тирады порядком надоели ей, она потянулась к журнальному столику за телефоном и записной книжкой. Пролистав несколько страниц, она взглядом отыскала нужный номер и набрала абонента.       В трубке послышались длинные гудки, а потом мужской приветливый голос:       — Отель «Тауэр», слушаю вас.       — Меня зовут Гермиона Грейнджер. Не могли бы вы соединить меня с мистером Томасом Андерсеном? Он остановился у вас и просил меня связаться с ним.       — Да, мисс Грейнджер, одну минуту.       Пока Гермиона ожидала ответа, Живоглот решил смиловаться над ней. Он незаметно для хозяйки запрыгнул на подлокотник дивана и посмотрел на неё своими большими жёлтыми глазами.       — Алло, Том, прости что разбудила, — проблеяла Гермиона, глядя на настенные часы, где стрелки остановились на без четверти полночь.       — Всё в порядке! Что-то случилось?       Гермиона открыла рот собираясь ответить, но передумала и резко положила трубку.       Позвонить Тому изначально было плохой идеей, а нагружать его своими проблемами ей и вовсе не хотелось, или врать, будто всего лишь хотела узнать, как прошёл его день. Смелости на работе ей было не занимать, как когда-то в школе. Она могла яростно отстаивать свою правоту подкреплённую аргументами и внушительным размером изученного материала. Передавшаяся от отца твёрдость характера неизменно помогала ей достигать целей, даже во время их с Гарри и Роном скитаний в поисках крестражей. Именно она была их главной опорой, она подбадривала парней и не давала сойти с пути. Но несмотря на жёсткий стержень, Гермиона никак не могла научиться уживаться в роли обычной девушки, которой одновременно хотелось быть независимой от мужчины, но и получать должное внимание. Ей было страшно признаться самой себе в необходимости ласки. Том так невовремя ворвался в её жизнь, в самую гущу событий, и закрепился на подсознании желанием впустить туда, где Гермиона поставила табличку с угрожающим предупреждением «Опасная зона». Расставшись с Роном, она запретила себе отвлекаться на чувства, сосредоточилась исключительно на карьере. И к чему это её привело? К тому, что она… запала на таинственного незнакомца?       «Не-е-ет!» — кричала она своим мыслям, в жалких попытках отогнать наваждение.       И потому-то позвонила ему, чтобы услышать его голос на другом конце провода.       — Мерлиновы панталоны! Что я творю?       Убежать от проблемы без последствий ей не удалось. Раздался телефонный звонок, нарушающий быстро сменяющие обоснования поведения Гермионы. Она на подсознательном уровне знала: это Том решил перезвонить ей. Самым сложным было предугадать его реакцию, потому она подняла трубку, но заговорить не решилась.       — Что у тебя с голосом, ты плачешь?       Гермиона усмехнулась.       — Я немного выпила.       — Наслышан, чем обычно заканчиваются такие разговоры. Давай мы поговорим завтра, Гермиона?       Описать её благодарность было невозможно, потому под диктовку Тома она записала адрес, где они должны были встретиться и, попрощавшись, положила трубку.       Андерсен с тупой болью в груди от недостатка воздуха вынырнул из воспоминаний Гермионы и с непониманием посмотрел на неё, свернувшуюся в комок на диване в компании рыжего кота.       — После битвы что-то во мне изменилось. Я изменилась. Мне стало сложно контролировать себя и периодически я делаю то, о чём сильно жалею.       — Контроль — это иллюзия.       Гермиона подняла на него скучающий взгляд.       — Считай меня больной или кем угодно, но только не доставай меня нравоучениями, Том. Я разучилась подчинять себе эмоции, когда это действительно необходимо, возможно, временно, но факт остаётся фактом.       — Только не говори, что бросаешься на первого встречного, поддавшись эмоциям.       — Нет, сегодня мой дебют, — горько усмехнулась она, поглаживая кота. — Его зовут Живоглот.       — Меняешь тему?       — Закрываю… на время.

***

      Том выпустил дым в лицо Скитер, внимательно следя за её реакцией. Она помахала рукой перед собой, развеивая завесу. Перо выполняло своё предназначение, радуя рассказчика и хозяйку.       — На время — это на долгих три месяца, когда я был вынужден вернуться в Данию из-за письма Ганса.       — Кто такой Ганс?       Том задумался.       Он мечтал забыть об этом человеке, едва не решился применить Обливиэйт, грозивший ему навечным заточением в больнице Святого Мунго.       — Учёный, вернувший меня к жизни. Хирург, перекроивший моё сознание и лишивший меня всего, что я всю сознательную жизнь желал и оберегал.       — Мне нужны подробности.       Ни один мускул не дрогнул на её лице, когда Андерсен сорвался с места и нанёс удар в боковую стенку шкафа. Книги с грохотом посыпались на грязный пол.       — Вы их получите!