Коварная царская милость

Над Александровой слободой две недели гулял десятки лет невиданной силы снегопад. Острые верхушки многочисленных храмов серебристым инеем игриво сверкали под лучами выглядывающего сквозь тяжелые облака полуденного солнца. Подхваченные ветром пухлые хлопья снега метровым одеялом щедро покрывали дороги слободской площади. Во дворах под строгим надзором раскрасневшиеся холопы с утра до вечера раскидывали снег лопатами, дабы благородные господа могли пробраться к слободским палатам. Из стойла печально ржали породистые скакуны и доносилось недовольный цокот копыт. Умаялись, поди, без возможности выпустить пар. Государь Светлейший первого из его войска, кто посмей без его дозволения за ворота в снежный ад кинуться, обещал на воротах повесить. Им не позволял, а бояр в лютую стужу к себе по пустяковым делам призывал. Глядишь, кто не доедет. Ни тебе картельных выездов или, на худой конец, дозора, ни охоты, ни пиров. Царский двор замер в чуждом ему спокойствии. Ненадолго. По белокаменным лестницам заскользила пятерка угольных теней. От их вида у несчастных слуг открылось второе дыхание, и они начали резвее работать лопатами. Миновала беда. Холодные к их жалким потугам, старшие кромешники безразлично присоединились к нёсшим дозор у главных палат собратьям. В засыпаемой снегом слободе уважаемых также одолела скука. Развлекались, как могли, слушая всевозможные байки. - Видали сегодня на заутреней ту зеленоглазку рыжую? Ух, какая лапа и в грудях, и в бедрах, - с волчьим блеском в глазах выписывает покрасневшими ладонями в воздухе очертания соблазнительной фигуры несущий дозор чернявый опричник. - Я б ей звёзды показал. Маявшиеся вынужденным бездельем и запретом на выезды в даже собственные усадьбы кромешники заинтересовано приподнимают головы. Как не досадно было признавать, никто не знал внезапно прибывшую в слободу незнакомку. Но у многих появилось жгучее желание познакомиться поближе. Что ж там за лапа? - А пойдёт за твоей-то образиной, - не впечатлённый прелестями гостьи, скучающе тянет прислонившийся к резным перилам, с головы до ног укутанный в темные одежды, самый низкий из присутствующих кромешник. Явно польщеный вниманием, ничуть не задетый парень преисполняется ещё большей важностью. Всё не изуродованное умом лицо его было как на ладони. - Куда денется? - раздувает широкую грудь колесом. - А нет, так за косу схвачу и через седло перекину. - Губа не дура, - одобрительно хмыкает собрату явно младший голос. - Машка Скуратова девка с характером. - Малютина? - на потеху остальной братии мигом спадает надменность с бледнеющего лица. У пары здесь же присутствующих подручных палача по лицам расплываются зловещие улыбки. Донесут. Как пить дать донесут. Под посыпавшийся на голову сына рыбака поток скабрезных подначиваний из царских палат, стуча каблуками дорогих сапог, внезапно вылетел облаченный в изумрудные шубы высокий дворянин. Глаза его пылают жгучим гневом, а словно ударенная молнией грязно-русая борода вздыблена. Вдоволь государь наглумился над ним. Небось, в добром духе будет. - Коня!!! - твёрдым басом кричит на весь двор. Не проходит и мгновения, как белобрысый веснушчатый мальчишка-слуга выводит богато озбруеного белого жеребца. Мужчина яростно выхватывает у служки плеть и до крови бьёт ею по тонкой спине: - Неповоротливый лентяй! После чего, опираясь на стремена, рвано вскакивает к седлу. Но не тут то было. Пышно разодетый боярин пытается ещё, но нога предательски выскальзывает из замерших стремян. И в третий, и в пятый раз. - Вы только поглядите! - гортанно смеется из вороньей стаи рыже-русый юноша. - Ишак силится взобраться на коня. Слободская площадь взрывается хохотом. Даже проходившие мимо не скупившихся на красноречивые жесты царских людей холопы еле сдерживали срывающиеся смешки. - В край осмелели! - добела сжимает твёрдые пальцы вокруг кожаной плети боярин. - Над кем осмелился ржать пёсья падаль? Смех в одночасье прерывается. Псы угрожающе разворачиваются к боярину. В воздухе между ними повисает не зимний, но почти осязаемый могильный холод. - Падаль, - не замечая опустившихся на эфесы рук, ослеплённый яростью князь угрожающе надвигается на коренастого юношу. Наслышан был мужчина о зверствах сих призраков. Да только он не какой-то мелкий бояришка. Ничего ему за одного их своих выскочек царь не сделает. Ничего! - Барин, прошу, не надо! - кидается в ноги своему господину холоп. - Не горячись, опусти обиду. - Пшёл прочь! - толкает князь острым сапогом мальчишку. - Кровью умоется за насмешку над князем. С напускной вальяжностью дворянин вступает в полукольцо кромешников. Со всех сторон стальными клинками его пронзают потемневшие омуты. - Князем? - лихо вскрикивает голубоглазый молодчик и под одобрительное улюлюканье с прищуром осматривается по сторонам. - Где не вижу? Хоть и был дерзкий юноша со всеми своими собратьями, важна ему была реакция лишь одной стоявшей ранее напротив него фигуры. Не было видно лица за широким капюшоном, но молодчик чувствовал - рад главный зритель раскинувшейся пред ним потехе. Рад. - Сейчас прозреешь, - выхватывает саблю князь. Остальные кромешники также оголяют сабли, но, остановленные еле заметным жестом унизанной перстнями миниатюрной ручки, как были, застывают на местах. Всё происходит за считанные секунды. Дюжий молодчик играючи перехватывает занесённую для удара руку. До хруста заставляя разжать пальцы, выкручивает ее за спину и подножкой роняет неповоротливое тело в снег. Краем глаза крепкий опричник бросает взгляд на миниатюрную на фоне других фигурку. Ожидая продолжения, та заинтересованной птичкой наклоняет голову на бок и складывает обтянутые богатым бархатом руки на груди. Как бы усилить эффект? - Нет. Воинской доблестью здесь и не пахнет, - ехидничает кромешник. - Как звать? - выплюнув снег, злобно рычит униженный дворянин. - Тебе зачем? - осматривая инкрустированную рубинами саблю, бросает юноша. - Боишься? - в полу-усмешке зыркает князь на еще не ведающего, с кем он связался, мальчишку. - Лишь в безымянности смел? - Петр!!! – поманенным красной тряпкой быком выкрикивает голубоглазый. - Петр Басманов!!! - Басманов. То-то я гляжу, больно знакомая рожа, - дворянин медленно поднимается на ноги. - Младший Алексеев щенок. - Для тебя, Петр Алексеевич, - едва не сымая голову, приставляет лезвие к беззащитному княжескому горлу молодчик. - Безродная шавка! - отшатывается от собственной шпаги князь. - Намотай себе на ус! Я Дмитрий Овчинин-оболенский. Служил мой род московским государям испокон веков на воинском поприще. А вы все свиньи! - обводит глазами собравшихся псов. - Из гноища вас царь поднял. Туда, как брат твой женовидный, государю пресытиться и вернётесь. - Эт ты зря, князёк, - один из стоящих по центру опричной братии кромешник, небрежно откидывает мрачную ткань. К немалому удивлению Оболенского, под ним оказывается разоритель всея винных погребов Васька Грязной. На лице его сверкает злорадная ухмылка, а залитые брагой глаза сужены в предвкушении. Овчинин переводит хмурый взгляд на стоящего подле Василия второго, более хрупкого на вид кромешника. Как он раньше не понял? - Почём замолк? Как же царь им пресытиться, благороднейший князь? - манерно доноситься из-под широкого капюшона мелодичный, словно перезвон серебряных колокольчиков, голос. Обветренные губы Овчинина изгибаются в улыбке. Змей всея опричнины собственной персоной. Вот он шанс раз и навсегда показать царским псам их место. - Знамо как! - встряхнув пышной бородой, горделиво поднимает голову князь. - Тем же, чем себе на пост кравчего задрав ноги, наслужил. Холеные пальцы изящно сбрасывают с головы полы тканей. Вороные Федькины кудри, тяжёлыми волнами, оттеняя мраморную кожу, растекаются по точёным плечам. На миловидном личике алые губки красавца сложены в мягкую улыбку. Карие глаза князя вспыхивают при виде давно желанного юноши. Как у Алешки, с его-то рожей мог уродиться сей ангел? А кожа нежная ли она, как заморский шёлк или невесомая, как пух? Долго ли держит на себе следы страстей? Поглощенный томными мечтаниями на краткое мгновение князь засматривается на маковыми лепестками алые уста пригожего юноши. Пока не встречается с глазами. Острыми, почти прозрачными в блеске снега. Совсем не ангельскими - истинно бесовскими глазами. - Завидно? - бесстыдной змеей хмыкает Федя. - Сокрушаешься, что дума боярская без тебя, именитого, простаивает? - и с глумливой жалостью добавляет. - Небось, на всё за горлатную шапку заветную готов? Сбросив одолевший его морок, лицо князя багровеет гневом. Мало кто знал, как жаждал он, подобно предкам в совете восседать. Да царь недостойным, сколько лет считает. Его недостойным!? Того, чьи прадеды в поддержку Рюриковича стояли!!! Вот она, причина. Стоит острые зубки скалит. - Начистил бы тебе рожу!!! - обливаясь желчью, сотрясает воздух Оболенский. - Да руки боюсь о содомскую подстилку обмарать. Не Федька ты давно!!! Федора Басманова!!! Ну, а вы?! - обращается уже к окружающим красавца псам. - Почто под девкой блудливой ходите? Или, небось, всю солдатню себе в задние ворота впустить успел?! А, Федюш, вёдрышко еще не захлюпало? Нежные черты лица заостряются, а в потемневших словно небо в бурю омутах загорается недобрый огонь. Поняв, что и кому только что сказал возвышающийся, на пол головы мужчина сглатывает перекрывший дыхание ком в горле и едва давит желание отшатнутся от голубоглазого беса. Нет. Отступать уже нельзя. - Смотри, княже, - барсом неспешно ступая вокруг похолодевшего Обеленского, проводит по шубам короткими ноготками и, остановившись лишь за его спиной, почти ласково шепчет Федя. - Кабы не аукались тебе слова эти на том свете. Тихий звенящий голос набатом стучит в ушах князя, а места, по которым проводил тонкими пальчиками красавец, даже сквозь шубы горят почище клейма. Старший мужчина очумело оборачивается к Басманову. На секунду показалось ... Нет!!! Отрок, почти мальчик. Лишь запугивает. - Не устрашусь тебя, дьявольское отродье!!! - сжав единственное оставленное оружие (кожаную плеть) возвращает себе самообладание князь. - Без царской воли ты грязь под моими ногами. - Не зарекайся, Оболенский - мазнув на прощание благоухающими волосами по лицу князя, Федор лёгкой поступью направляется в слободские палаты. - Куда? - неотрывно наблюдая за удаляющейся фигуркой, опешил Обеленский. - Я не позволял тебе уходить. Дрянной мальчишка!!! - Так останови меня, - бросает через плечо Федя. Как бы невзначай задевая плечами князя, со злобными гримасами опричники ступают за одним из своих глав. - Молись, Гуля. Глядишь, поможет, - проходя мимо, пьяно булькает Грязной.