***
Как только они добрались до дома, Феликс сразу же принялся обрабатывать его раны. Обеспокоенная Шарлотта всё время крутилась рядом, постоянно переспрашивала, нужна ли ему помощь, однако он только отмахивался от неё. Говорил, что справится сам, посылал её на кухню заваривать чай, но она всё равно каждый раз возвращалась обратно. Беннетт, наблюдавший за их взаимодействием со стороны, лишь поджимал губы, но ничего не говорил. У него внутри снова разливалось то самое неприятное чувство, когда он видел их вместе. Оно подобно смертельному яду заполняло собой каждую клеточку, каждую венку, каждую артерию, и ему приходилось сдерживаться, чтобы не выпустить его наружу. Благо, пока что получалось неплохо. А когда она наконец окончательно скрылась на кухне, он смог с облегчением выдохнуть и полностью переключиться на Феликса, который всё так же сосредоточенно обрабатывал его руку. Теперь, когда они остались наедине, Беннетт мог более подробно его рассмотреть. Собственно, он и рассматривал. И чем дольше он изучал его взглядом, тем отчётливее осознавал, что за эти десять лет Феликс Хониккер сильно изменился. При их первой встрече Беннетт совсем этого не заметил, однако сейчас увидел, насколько тонкими стали его запястья. Да и он сам как-то похудел. Слишком похудел. И взгляд его поменялся, стал каким-то тусклым, даже кукольным. Не было в нём прежнего блеска, как раньше, в детстве. И в целом Феликс сейчас больше напоминал восковую куклу, нежели живого человека. Беннетта все эти метаморфозы пугали. Невольно он проводил параллель между ним и самим собой, и оттого ему становилось жутко. Что же такое случилось в жизни Феликса, что сделало его таким? Очень хотелось спросить, узнать, однако он не решался. Он боялся, что своим вопросом разбередит рану, сделает только хуже, поэтому лишь молчал и разглядывал его. Феликс же, видимо, всё-таки почувствовав, как пристально на него смотрят, остановился и медленно поднял голову. Их взгляды встретились, и Беннетт невольно вздрогнул. Сердце его на мгновение замерло, а затем забилось быстрее в груди. К щекам прилил стыдливый румянец, руки слегка задрожали. — Что-то не так? — поинтересовался Феликс, и в его голосе проскользнули нотки волнения. Хотя бы это выдавало в нём человека. — Н-нет, ничего… Просто… Просто я уже давно не видел, как ты это делаешь… — пробормотал первое, что пришло ему в голову, Беннетт и отвёл взгляд. Об истинной причине, по которой он так пристально его разглядывал, он говорит не стал. — Ох, вот как. Ну хорошо, — Хониккер выдохнул, и Беннетт краем глаза заметил, как он улыбнулся самыми уголками губ. Оттого на душе потеплело. После этого Феликс вернулся обратно к своему занятию. Он продолжил обрабатывать руку, но теперь уже гораздо медленнее и осторожнее, чтобы не навредить. Беннетт же, дабы не отвлекать его более, отвернулся к лежавшей на столе фенечке, которую успел забрать с водоёмов самый последний момент, и стал без особого интереса разглядывать её. Иногда, если Феликс проходился ваткой по особенно болезненной ране, он морщился и шипел, и тогда его ласково поглаживали по здоровой руке. Это было приятно. После таких прикосновений он быстро успокаивался и расслаблялся, и тогда Феликс мог продолжить обработку ран. Когда же он наконец закончил с обработкой, то принялся накладывать бинты. Делал он это с особенной нежностью, даже каким-то трепетом, как показалось Беннетту. От этого сердцебиение учащалось, а внизу живота начинали порхать бабочки. Невольно он даже вспоминал детство, времена, когда Феликс точно так же заботился о нём и помогал обработать раны, полученные в драке с уличными мальчишками. Господи, как же он по всему этому соскучился! По осторожным прикосновениям, по разливающемуся по грудной клетке теплу, по простому ощущению, что рядом с ним есть кто-то, кто обязательно готов протянуть руку помощи. Сейчас Беннетт наслаждался каждой секундой, что Феликс вот так заботился о нём. И вместе с тем старался не думать о том, что то же самое он делал и для Шарлотты. — Ну вот и всё, — вдруг сказал Феликс, и его голос вернул Беннетта обратно в реальность. — Постарайся не напрягать эту руку, не то раны начнут опять кровоточить. И, пожалуйста, не делай так больше, — последнюю фразу он произнёс заметно тише. — Угу. Спасибо. И… прости, — Беннетт глубоко вдохнул и виновато опустил взгляд на руку, покрытую белоснежным бинтом. В сердце больно кольнул укол стыда за то, что он заставил Феликса Хониккера волноваться. Но в то же время он решил, что больше никогда не будет делать ничего подобного. Нет, раз уж Феликс теперь здесь, лезвие ему ни к чему. — Не нужно извиняться, Беннетт, это ни к чему. Но… Зачем ты это сделал? Беннетт помолчал немного, а после совсем тихо произнёс: — …У меня… есть причины. — Не хочешь говорить, да? — Феликс ободряюще положил руку ему на плечо и чуть сжал, как всегда делал в детстве. Получив в ответ отрицательный кивок, он тяжело вздохнул и только погладил его. — Хорошо, я понял. Тогда я не буду давить. Но если что, ты всегда можешь мне рассказать. А сейчас пойдём, тебе нужно поесть и отдохнуть. У тебя был трудный день. — Угу…***
Во время ужина Беннетт вёл себя непривычно тихо. Обычно, когда он оставался на ночь у мистера Хаксли, то всегда болтал за едой с Флоренс, однако сегодня не произносил ни единого звука. Только молча смотрел в свою тарелку и лишь иногда отправлял в рот кусочки мяса. Феликс на удивление тоже ничего не говорил. Лишь изредка переглядывался с Шарлоттой и качал головой, когда она тихонько шептала ему что-то на ухо. Порой они соприкасались пальцами, и каждый раз, когда Беннетт это замечал, внутри у него всё сжималось. Ему это не нравилось. Не нравилось, что кто-то мог так же свободно прикасаться к Феликсу Хониккеру, как и он сам. Однако, несмотря на все негативные эмоции, которые вызывала у него Шарлотта, Беннетт всё же какой-то частью разума осознавал, что по сути-то она ни в чём не виновата. В конце концов, Феликс сам её выбрал, и он должен его выбор уважать. Даже если он сам хотел увидеть на месте этой девушки себя. Собственно, он и уважал, именно поэтому и не высказывал ей ничего, даже если очень хотелось. После ужина же его расположили в той самой комнате, где он всегда и ночевал. Туда его отвёл Феликс. Всю дорогу до нужной спальни они держались за руки, и Беннетт мысленно этому радовался. Как и во время трапезы, они ничего друг другу не говорили, но этого, впрочем, им и не требовалось. Было достаточно просто и того, что они сейчас вместе. По крайней мере, Беннетту уж точно. Он слишком соскучился по Феликсу Хониккеру за эти десять лет, и потому сейчас наслаждался каждым мгновением, которое мог провести с ним наедине. Они все казались ему невероятно упоительными, и он старался запечатлеть в памяти каждую секунду, каждую мельчайшую деталь. Оттого было особенно грустно прощаться, когда они всё-таки дошли до нужной двери. Беннетту хотелось бы попросить его остаться, поспать вместе, как раньше, однако он не решился. В конце концов, наверняка сегодня Феликс будет спать с Шарлоттой. Мысль об этом больно колола сердце, однако внешне он ничего не показывал. Лишь натянуто улыбнулся, когда Феликс пожелал ему спокойной ночи, и скрылся за дверью в комнату. Сейчас же он лежал в постели, неукрытый одеялом, и бездумно пялился в потолок. За окном была уже глубокая ночь, однако он не спал. Просто не мог уснуть. В голове роилось слишком много мыслей, и они мешали ему погрузиться в столь желанную дрёму. Он думал о многом: и об их завтрашнем разговоре с Феликсом, и о том, как объяснить ему, почему он режется, и даже о том, как скрыть от него, чем он сейчас зарабатывает на жизнь. Но больше всего Беннетта волновало именно его состояние. Феликс выглядел даже слишком плохо, и это не могло не пугать. В конце концов, Беннетт запомнил его совершенно другим. Более активным, ворчливым, живым, в конце-то концов. А этот Феликс Хониккер, которого он видел перед собой сегодня, был совершенно другим. Он был… таким же сломанным, как и Беннетт. И это, пожалуй, пугало его больше всего. — Что же с тобой стало, мистер Хониккер?.. — прошептал в пустоту Беннетт. — Ты совсем за чах. Впрочем, наверное, в твоих глазах я выгляжу точно так же… — он горько усмехнулся и прикрыл глаза. Ещё какое-то время он лежал так. Думала о завтрашнем дне, ворочался, пытаясь найти удобное положение и поймать сон, гонял в голове беспокойные мысли. Однако вскоре ему всё-таки надоело лежать тут, в пустой маленькой комнатушке, и потому в конце концов он решил выбраться проветриться. Может, хоть ночная прогулка поможет ему успокоиться и наконец-то заснуть. Именно с такими мыслями Беннетт тихонько сполз с кровати и направился к выходу из комнаты. Коридор встретил его непроглядной тьмой и гробовой тишиной. Очевидно, все уже давным-давно спали в своих кроватях, однако Беннетт всё же опасливо осмотрелся по сторонам, прежде чем выходить. Так, на всякий случай. Убедившись, что в коридоре действительно никого нет, он с облегчением выдохнул и наконец выбрался из комнаты, после чего тихонько притворил за собой дверь. Поправил рубашку, выданную ему Флоренс, когда они с Феликсом только вернулись домой, и потопал в сторону балкона. На улицу выходить не хотелось, так как было холодно, поэтому он решил подышать свежим воздухом именно там. Когда он проходил мимо комнаты Феликса, то к своему удивлению обнаружил, что дверь туда чуть приоткрыта. Он даже остановился на месте и обескураженно уставился на неё. Насколько он помнил, Феликс никогда не оставлял дверь открытой, всегда её закрывал. Эта привычка, как он объяснял, выработалась у него ещё с раннего детства. Что же случилось сейчас? Неужели он забыл? Вместе с вопросами возникло и неистовое желание заглянуть к нему. Просто чтобы убедиться, что с ним всё в порядке. Мало ли, вдруг он забыл закрыть дверь, потому что потерял сознание и теперь лежит на полу. Желание это было очень сильным, и Беннетт в конце концов не стал ему сопротивляться. Глубоко вдохнув, он робко подошёл к двери и шире приоткрыл её. Задержал дыхание на пару секунд, затем наконец заглянул внутрь. И замер на месте, непонимающе уставившись вперёд. А всё потому, что Феликс лежал в кровати совершенно один. Без Шарлотты. Он бездумно смотрел в потолок, однако, услышав скрип двери, повернулся на звук. Их взгляды встретились, и тогда Беннетт отмер. — Ты чего не спишь? — шёпотом спросил Феликс, приподнявшись на локтях. — Я? — Беннетт на мгновение растерялся, всё ещё обескураженный тем фактом, что Феликс почему-то спит тут один, однако быстро взял себя в руки. — Я уснуть не могу. Решил выйти на балкон воздухом подышать, увидел, что у тебя дверь открыта, и заглянул. А ты? — Какое совпадение: я тоже, — Хониккер беззлобно усмехнулся, прикрыв глаза, и отодвинулся ближе к стене. — Ну проходи уж, раз пришёл. Вдвоём всяко лучше бессонницей мучиться, чем поодиночке. Беннетт в нерешительности застыл в дверном проёме, держась за ручку. Он сомневался, стоит ли соглашаться. С одной стороны, ему казалось это каким-то неправильным. У Феликса ведь есть девушка, и он должен спать с ней, а не с ним, Беннеттом. Но с другой… С другой, он так соскучился по этому. По совместному сну, по тёплым объятиям, по бессмысленным разговорам до рассвета. Эти два чувства недолго боролись внутри него, и в конце концов победило второе. Решив, что от одной проведённой вместе ночи никому хуже не будет, Беннетт прошёл дальше, закрыл за собой дверь и направился к кровати. Подойдя к ней, осторожно лёг рядышком и накрылся одеялом, любезно предоставленным Феликсом. Как только он устроился поудобнее рядом с ним в постели, тот сразу же прижался к нему. Это произошло настолько неожиданно, что Беннетт даже непроизвольно вздрогнул. Сердце забилось быстрее, дыхание перехватило, ладони моментально вспотели. Он даже прикусил нижнюю губу и недоумённо взглянул на Феликса, дабы понять, зачем он так сделал. Однако тот ничего не сказал, лишь закрыл глаза и уложил голову у него на плече, как на подушке. Обнял крепко за руку, сильнее прильнул. Кожа его была холодной, нет, даже ледяной, и тогда-то Беннетт понял, зачем он так прижался к нему. Он просто хотел согреться, вот и всё. Мысль об этом вызвала улыбку, и Беннетт мягко обнял его в ответ за талию. Тоже закрыл глаза, зарылся носом в рыжие волосы. Лежать так было комфортно. Все мысли мгновенно испарились куда-то далеко-далеко, и на их место пришла блаженная пустота. А вместе с ней начала потихоньку подкрадываться и сладкая дрёма. Она медленно, но верно обволакивала разум полупрозрачной пеленой, и Беннетт совсем ей не сопротивлялся. Напротив, он лишь с удовольствием поддавался. Наконец сейчас, обнимаясь с любимым Феликсом Хониккером, он мог расслабиться, почувствовать себя защищённым. А ещё он ощущал тепло. Приятное, родное, согревающее, оно растекалось по телу вместе с тягучей дремотой. А вскоре сон окончательно завладел разумом, и Беннетт тихонько засопел. Это была первая ночь за десять лет, когда он спал спокойно и без сновидений. И, пожалуй, не он один.