***
Его старая детская комната ни капельки не изменилась с тех пор, как Феликс был в ней последний раз. Всё так и оставалось на своих местах: шкаф, больше не забитый книгами, всё так же стоял у стены, на окне висели всё те же занавески, на полу стелился всё тот же ковёр. Единственное, теперь пустовал стол. На самом деле, было непривычно видеть его таким. Раньше его всегда украшал горшочек с Венерой, однако его, как и Берту, пришлось оставить дома, со знакомым Шарлотты Фреем. Феликса немного расстраивало, что он не смог взять с собой хотя бы её. С тех пор, как родители погибли, только Венера и Берта поднимали ему настроение. Только ради них теперь он просыпался каждое утро, вставал с постели и занимался повседневными делами. Ради них и Беннетта, которого все эти десять лет мечтал вновь увидеть. Беннетт… При воспоминании о нём под рёбрами опять больно закололо, и Феликс, нахмурившись, резко мотнул головой. Нет, сейчас он меньше всего на свете хотел думать о нём. Вообще о чём либо негативном, особенно после этого выматывающего разговора с Шарлоттой. Он слишком устал. Ему необходимо отдохнуть от мыслей, просто очистить голову и хотя бы ненадолго расслабиться. Иначе он взорвётся. — Надо бы разложить вещи, — пробормотал себе под нос Феликс и направился к чемодану, который ещё заранее сюда доставили Боудвин и Гудвин. Вещей у него было немного: всё-таки они с Шарлоттой не планировали ехать сюда надолго, поэтому взяли всё только самое необходимое. Однако он всё равно надеялся, что этого хватит, чтобы хотя бы ненадолго отвлечься. Подойдя, наконец, к чемодану, он взял его за ручку и откатил поближе к столу. Опустился в мягкое кресло, выдохнул и наконец начал его открывать. С замком он справился довольно быстро, и потому уже совсем скоро перед ним предстало содержимое чемодана. Он принялся аккуратно выкладывать всё на стол. Одежду он отодвигал в одну сторону, а всякие мелочи вроде зубной щётки, ручек и тетрадей — в другую. Так постепенно стол заполнился разнообразными вещами. Когда же он выложил всё, что находилось в чемодане, то уже собрался его закрывать, однако в самый последний момент остановился. Просто заметил, что на самом дне есть что-то ещё. Приглядевшись получше, он понял: фенечка. Она одиноко лежала в углу, и Феликс уставился на неё в упор. Несколько секунд он смотрел на неё, размышляя, что же с ней делать, но потом всё-таки достал. Покрутил в руках, разглядывая, задумался. Раньше он никогда её не надевал, поскольку работал на предприятии, где необходимо было возиться с химикатами. Он попросту боялся, что испачкает или, что ещё хуже, зальёт её какой-нибудь разъедающей кислотой. Однако же сейчас ему никуда не нужно было, так что можно было носить её без всяких опасений. Собственно, именно поэтому он всё-таки надел её на запястье, после чего спрятал за рукавом водолазки. — Вот так, — сказал сам себе Феликс и любовно провёл пальцами по тому месту, где находилась фенечка. На душе сразу сделалось как-то по-особенному тепло и спокойно, будто бы он только что дотронулся до руки Беннетта. — Нужно будет вечером спросить у Флоренс про него, — чуть тише добавил он. После этого он наконец-то закрыл чемодан и отодвинул его в сторону. Теперь он ему больше не нужен. Сейчас куда важнее разложить вещи по местам, пока не вернулся дядя. Собственно, этим Феликс и занялся. Повернувшись к столу, он открыл один из ящиков и стал раскладывать там ручки с тетрадями. Пока он это делал, то обратил внимание, что в углу ящика лежала стопка бумаги. Её он достал, когда разобрался со всеми принадлежностями. Оказалось, это были его детские рисунки. Какие-то он нарисовал, будучи ещё совсем маленьким ребёнком, а какие-то, наоборот, уже в более сознательном возрасте. При взгляде на них его накрыло ностальгией, и он решил их разобрать. Это как раз могло бы помочь ему отвлечься от гнетущих мыслей, которые время от времени посещали голову. На первом рисунке был изображён дядя Хаксли. Он занимал практически весь лист, а слева и справа от него располагались маленькие скальпели, шприцы, таблетки и прочие медицинские приблуды. В целом, по рисунку хорошо чувствовалось, что его нарисовал маленький ребёнок. Руки и ноги у дяди были непропорционально длинными, а скальпели, таблетки и некоторые другие элементы выглядели кривоватыми. Впрочем, Феликсу он всё равно понравился. Невольно он вспоминал, как трудился над этим рисунком, и оттого на губах появлялась лёгкая улыбка. Однако же любовался этим «произведением искусства» он недолго, и потому уже вскоре переключился на другой листок. На нём он уже изобразил гигантскую венерину мухоловку, которая поедала человека. При взгляде на это творение Феликс не удержался от усмешки. Да уж, в детстве у него была бурная фантазия… Остальные же рисунки не представляли из себя ничего особенного. Где-то маленький Феликс запечатлял, по всей видимости, какие-то ситуации из жизни, где-то рисовал природу, свою собаку и цветы, иногда родителей. Но он так увлёкся, разглядывая их, что напрочь перестал обращать внимание на всё вокруг. Именно поэтому так испугался, когда у него за спиной раздался голос Шарлотты. — Что ты делаешь, Фели? В этот раз Феликс всё-таки подпрыгнул от страха. Рисунки, лежавшие перед ним на столе, чудом не разлетелись, и он был благодарен Богу, в которого никогда не верил, за это. Сердце бешено заколотилось в груди, дыхание опять сбилось. Теперь ему потребовалось немного времени, чтобы прийти в себя. Когда же он успокоился, то наконец повернулся к ней, чтобы ответить. Она стояла у него за спиной, перебирая в руках светлые локоны, и глядела прямо на него. Выглядела она по-прежнему обеспокоенной, и оттого ему стало неловко. Однако он быстро дал себе мысленную пощёчину и проговорил: — Б-блин, сколько раз просил тебя так не подкрадываться, глупая… — Прости… — Шарлотта виновато потупила взгляд. — Ладно, проехали, — Феликс выдохнул и махнул рукой. — Я тут свои старые рисунки в ящике нашёл. Решил посмотреть, — ответил он на её вопрос. — Правда? — она вздрогнула и заметно взбодрилась. Кажется, в её молочных глазах даже загорелся огонёк заинтересованности. — А можно с тобой? — Конечно, почему нет. Шарлотта радостно просияла и подошла ближе. Она устроилась возле стола на кровати, и они уже вместе принялись изучать его детские рисунки.***
— Боюсь, я тут ничем не смогу помочь, — заключил дядя Хаксли, когда наконец-то закончил осмотр. Когда он вернулся с работы, то очень долго осматривал Шарлотту, проводил диагностику с помощью некоторых инструментов, но в конечном итоге так ни к чему и не пришёл. Он не смог найти причину, по которой она начала кашлять чернилами, и потому лишь сокрушённо покачал головой. — Неужели? — расстроенно спросил Феликс. Он надеялся, что хотя бы дядя сможет разобраться во всём этом, однако надежды его не оправдались. Теперь он и не знал даже, что им делать. Ведь он сам никак не мог понять природу появления этих чернил, а значит, и назначить лечение тоже. — К сожалению, это так, — дядя вновь покачал головой. — Диагностика показала, что мисс Вайлтшайр полностью здорова. Я могу лишь предположить, что это психосоматика. Но тут я тем более не помощник. Я хирург, ты же знаешь, Феликс, и если я не могу это вырезать, то я бесполезен. Феликс понуро опустил голову. Прикусил нижнюю губу, сжал руки в кулаки так, что ногти неприятно впились в кожу. Внутри всё заныло, заболело от осознания того, что он ничем не может помочь Шарлотте. Шарлотте, которая всегда поддерживала его в трудную минуту. Шарлотте, которая за последние десять лет стала для него неотъемлемой частью жизни и семьи. Шарлотте, к которой он, в конце концов, за всё это время успел привязаться. Она столько раз спасала его, вытаскивала из всяких передряг, а в итоге сейчас, когда ей самой требовалась помощь, он ничего не мог сделать. От этого было отвратительно, паршиво на душе. Шарлотта, по всей видимости, почувствовала смену его настроения, потому как мягко накрыла ладонью его плечо. — Не переживай ты так, Фели. Мы обязательно найдём способ, — тихонько, чтобы услышал только он один, прошептала она ему на ухо. Даже сейчас она поддерживала его, когда сама нуждалась в опоре. — Ага, — Феликс лишь тяжело вздохнул и слегка сжал её ладонь в своей. Ему с трудом верилось, что у них хоть что-то получится. Раз уж такой хороший специалист, как Генри Хаксли, не смог ничем помочь. — Я могу посоветовать вам хорошего специалиста, — вновь подал голос дядя. — В его практике никогда не было подобных случаев, как у мисс Вайлтшайр, но, думаю, что-то сделать он сможет. — Давай, всё равно у нас особо нет выбора. — Сейчас напишу адрес клиники, — он кивнул и, отыскав ручку с листком бумаги, принялся быстро что-то на нём писать. — Кстати, а ты сам как себя чувствуешь, Феликс? Выглядишь бледным, — поинтересовался он, и тон его стал более обеспокоенным, даже каким-то серьёзным. Феликс, услышав его вопрос, вздрогнул и неловко отвёл взгляд. Когда дядя так с ним разговаривал, врать было невозможно. Он просто не мог его обманывать. Да и понимал, что это бесполезно: дядя Хаксли всё равно рано или поздно узнает правду, не от него, так от кого-то другого. От той же Шарлотты, например. Поэтому, собрав всю свою волю в кулак, Феликс всё же решился сказать правду. — Ну… Если честно, не очень, — набрав в лёгкие побольше воздуха, на выдохе прошептал он. — Всё ещё не могу поверить, что мамы и папы больше нет. Кусок в горло не лезет, совсем есть не могу. Венера и Берта немного спасают ситуацию, но в целом… — Ох, мой мальчик… — дядя сочувствующе посмотрел на него и отложил ручку. Подошёл ближе, мягко приобнял за плечи, когда Шарлотта учтиво отошла в сторону. — Может, тебе выписать какие-нибудь антидепрессанты? — Нет-нет, не стоит, — Феликс качнул головой и покрепче прижался к нему, чуть сжал его одежду. — Мне просто… нужно немного времени, чтобы привыкнуть. И всё. — Ты уверен? — дядя заглянул ему в глаза. — Уверен. — Ну хорошо. Но если вдруг что, ты знаешь, что всегда можешь обратиться ко мне, Феликс. — Угу. Спасибо, дядя, — Феликс поблагодарил его и крепко обнял, а затем быстро отстранился. — Ну, мы, наверное, пойдём. Не будем тебе мешать, — сказал он и покосился на дверь. После он забрал со стола листочек с адресом клиники и, взяв Шарлотту за руку, потянул её к выходу из дядиного кабинета.***
Как только Феликс оказался в своей комнате, сразу же рухнул на кровать. Из последних сил перевернулся на спину, откинулся на подушку, бездумно уставился в потолок. В голове роилось множество мыслей. Они давили на виски, истязали и без того измученный мозг, не давали свободно вдохнуть. Всё тепло, вызванное ностальгическим просмотром детских рисунков, после разговора с дядей моментально испарилось, и на место ему пришла боль. Боль осознания, что он по сути бесполезен, что он ничем не может помочь человеку, который делал для него буквально всё, что они проделали весь этот путь фактически зря. Она вместе с негативными мыслями, наводнившими голову, отравляла его, словно яд, душила тугой удавкой. Хотелось опять отвлечься. Забыться хотя бы на полчаса, просто ни о чём не думать. Но он не мог. Он никогда не умел полностью абстрагироваться от окружающего его мира, когда это было ему жизненно необходимо, поэтому сейчас приходилось мучиться. В конце концов устав бесцельно пялиться в потолок, Феликс тяжело вздохнул и перевернулся на левый бок. В этот момент рукав водолазки слегка задрался, и ему открылся вид на фенечку. Он медленно опустил взгляд на неё. Снова провёл любовно пальцами, улыбнулся самыми уголками губ, ощущая тепло и мягкость ткани. А потом его вновь прошибло осознание. Точно. Тот парень на улице, что, если он и есть Беннетт? Если это так, то всё очень плохо. Весь день Феликс об этом не вспоминал, занятый другими делами, однако сейчас начал прокручивать в памяти подробности той встречи. И чем больше он вспоминал, тем бледнее становилось его лицо. Беннетт ведь выглядел таким счастливым, когда бежал к нему. Очевидно, он надеялся на тёплую встречу, объятия, ещё что-нибудь. А Феликс вместо всего этого сказал, что не помнит его. Вот же дурак… — Чёрт… — просипел Феликс. — Чёрт-чёрт-чёрт, надо срочно найти его и извиниться… В этот момент за окном неожиданно прогремел гром, и это лишь окончательно подтолкнуло его к действию. Резко поднявшись с кровати, он пулей вылетел из комнаты и помчался на улицу. Усталость, до этого сковавшая тело железными цепями, больше не ощущалась совсем. Напротив, вместо неё он чувствовал необыкновенный прилив сил. Их ему придавала мысль о том, что Беннетт, возможно, сейчас где-то на улице один, мокнет под дождём и плачет. Воображение предательски рисовало образы того, как он, обхватив дрожащие от холода колени, тихонько рыдал, и это лишь сильнее подстёгивало Феликса как можно скорее его отыскать. Нужно найти. Нужно найти его, извиниться и отвести в дом, где тепло и нет дождя. Коридор Феликс преодолел на удивление быстро. Вдогонку ему кричали Шарлотта и остальные, спрашивали, что случилось и куда он собрался идти в дождь, из-за голода голова немного кружилась, однако он не обращал на всё это внимание. В голове пульсировала лишь одна единственная мысль: найти-найти-найти Беннетта, извиниться и привести в тепло. Подталкиваемые ею, он наспех оделся и вылетел на улицу, даже не застегнул куртку. Уже там он побежал в только одному ему известном направлении. Он не думал. Не думал, куда идти, не думал, где его искать, просто бежал, ведомый интуицией. Дождь больно хлестал по лицу, холодные капли закатывались за воротник, лёгкие разрывались из-за быстрого бега, однако ему было наплевать. Беннетт, он не сомневался, страдал сейчас куда больше. Осознал, что не знает, где Беннетт сейчас может быть, Феликс лишь тогда, когда уже прилично отбежал от дома. Тогда он остановился прямо посреди улицы и согнулся, уперевшись ладонями в колени. Зажмурился, сделал пару прерывистых и коротких вдохов. Когда же дыхание более-менее нормализировалось, он снова выпрямился, открыл глаза и осмотрелся по сторонам. На улице он был один, однако его это волновало в последнюю очередь. Сейчас он думал, где же мог находиться Беннетт. Перебирал в голове множество различных вариантов, мысленно даже сетовал на себя за то, что так и не узнал его адрес у Флоренс. А потом его посетила одна мысль. Водоём. В детстве они часто встречались у водоёма, который находился недалеко отсюда. Возможно, для Беннетта это место до сих пор значит очень много, и он сейчас именно там. Других вариантов у Феликса не было, поэтому он побежал именно туда. Про себя он надеялся, что не ошибся.