Падение и вознесение

Грех людской прощает Бог, но Смерть не отпускает. А ангелам придётся пасть, изгнание — страшнее ада.

Чёрные перья скользят по гладкому линолеуму, движимые сквозняком из распахнутой двери. Глаза слепит от света, что льётся из соседнего помещения, но ангел не замечает вторжения в комнату. Пальцы влажные и алые. Феликс облизывает сухие губы и снова проводит ладонью по правому крылу. Он находит темнеющее перо и сжимает его между указательным и большим пальцами. — Не позволю, — шепчет ангел, зажмуривается и с тихим стоном выдёргивает перо. Рядом с повреждением сразу же появляется кровь, окрашивая соседние перья в красный. — Так тебе это не остановить, — вещает голос у двери. Феликс вскидывает голову и не верит своим глазам. Прямо перед ним стоит юноша, облачённый в чёрное, а за его спиной видны крылья… Они точно такого цвета, как одежда. А ужас в том, что голос и лицо этого существа Феликсу знакомы. — Хён, — моргнув дважды, сдавленно произносит Феликс. — Узнал-таки. А я думал, что мой новый образ обманет тебя, — на лице появляется коварная ухмылка. — Прекращай себя калечить. Я тебе торшер принёс, радуйся. Парень и правда заносит торшер и ставит его около кровати. Феликс внимательно следит за тем, кого называл братом, но никак не может понять, что происходит. — Чан, меня ведь послали найти тебя. Ты исчез, и моя миссия — вернуть тебя домой. А ты здесь. Я не понимаю, — Феликс мотает головой, словно отрицает происходящее. На лицо старшего падает свет от зажжённой лампы. Улыбка пропадает, а взгляд темнеет. Феликс не узнаёт в нём прежнего Чана. Тот всегда смотрел тепло, улыбался ярко, а ещё заботился о Феликсе как никто другой. — Домой? — хмыкает тот. Он подходит к сидящему на полу ангелу и наклоняется к чужому лицу. — Мы уже дома, братик. И тебе стоит это запомнить. — Наш дом на небесах! — округлив глаза вскрикивает Феликс, а собственный голос кажется ему слишком громким. Он ещё никогда не кричал на кого-то и не злился, ведь ангелам нельзя проявлять столь негативные эмоции. Щёку опаляет огнём от звонкой пощёчины. Феликс не удерживает равновесие и падает набок, схватившись за место удара. Больно. Теперь становится очевидно, что это происходит в действительности, а не в воображении Феликса. Чан нависает над младшим такой же безграничной бездной, в коей можно утонуть, если взглянуть в его глаза. Тёмные омуты прожигают сверху вниз растерянное лицо младшего. Брезгливость — вот что видит Феликс в этом тяжёлом взгляде. В груди болезненно сдавливает, а к горлу подступает тошнота. — Даже жаль, что мне не позволено тебя перевоспитать, — с усмешкой произносит Чан, уходя из комнаты через ту же чёрную дверь, через которую вошёл ранее. Лампочка в новом торшере более мощная и яркая. Хотя, возможно, это и не так. Феликс уже не понимает, где правда, и точно сходит с ума. Свет раздражает, и от него кружится голова, поэтому хочется снова уничтожить его. Разбить. Сломать. Разрушить. В Феликсе рождается огненная ярость, которая не находит выхода. Кричать? А смысл? Тяжело дыша, он поднимается на ноги и оглядывается в поисках хоть чего-то, что может помочь ему выбраться. За чёрной дверью выход. И Феликс обязан покинуть это место как можно быстрее. Он хватает ящик от комода и с криком кидает его со всей силы в дверь. Та жалобно отзывается хрустом. Краска лопается, а на показавшемся из-под неё дереве появляется трещина. Феликс бросает второй ящик, а после и третий, заставляя верхнюю часть двери разлететься на острые щепки. Тело трясёт от адреналина. Феликс улыбается, довольный проделанной работой. Ангелы не должны разрушать. Это строго запрещено. Но и запертыми в какой-то Творцом забытой дыре они не должны быть. Феликс подходит к двери и обнаруживает по другую сторону точно такую же комнату, как и его. Так же две двери. Так же кровать и комод. Одно лишь отличие: в комнате заперт вовсе не ангел, а человек, который сидит в дальнем углу, поджав колени к груди, и смотрит на разгневанного незнакомца так испуганно, словно ему грозит смертельная опасность.