«Да ёбаный ты сука шакал…»
И ведь не предупредишь никак человека. Придётся со скоростью прохождения одной восьмой ноты возвращаться на своих двоих. Антон так и сделал — заново открыл двери, на ощупь (лишь бы в лишний раз не включать свет), по памяти дошёл до нужного помещения. Залетел в класс, обнаружил гаджет на одной из музыкальных колонок и, не сбавляя темп, покинул пределы рабочего кабинета. Но его, как наивного мотылька, привлёк яркий свет, исходящий из панорамного, во всю стену окна. Ведомый детским интересом, он подошёл к источнику свечения и замер, стараясь никак себя не выдавать в бесцельном слежении. Вот почти у самых дверей школы стоит машина Захарьина. Пыхтит, греется, из выхлопной трубы валит сероватый дым. Вот одиноко в сторонке пристроился автомобиль самого Шастуна. В последние пару месяцев он почти на нём не ездит, что даже немного удручает. А вот стоит тёмный Мерседес Бенц Е-класса. Антон буквально каждый день видит на парковке школы какие-то новые тачки самых разных классов, моделей и фирм. К тому же, у него была хорошая память на числа. И этот Мерс с незнакомым набором цифр в номере не на шутку раззадорил любопытство парня. Эта машинка светит фарами, в ней точно кто-то сидит, но с такого расстояния не разглядишь водителя. Он хмыкнул. Увидел, что Антон Сергеевич, выдавая недовольство ожидания всей своей наружностью, вышел из Джипа и раздражённо уставился на выход из здания. Опомнился, охнул и понёсся вниз. — Копуша ты, Шастунец! Запрыгивай… — Антон усмехнулся, небрежно кидая рюкзак на заднее сидение. Сердце ёкнуло, когда средство передвижения в лице Мерседеса, ревя мотором, удалилось буквально перед его носом. — Опять фанаты? — равнодушно подтрунил Антон Сергеевич. — Хрен его знает… Добрую часть пути Антон-старший что-то усердно проповедовал Антону-младшему. Вспоминал, каким целеустремлённым мальчишкой он был и сравнивал Тошу пяти лет с Антоном Шастуном тридцати двух. Ностальгировал по подростку Тохе, с его невыносимо тяжёлым характером и слишком острым для возраста умом. Сам же объект сентиментальных грёз разглядывал ночные, полные людей улицы и скверики Москвы. Про загадочный Мерседес он перестал думать, как только Захарьин, увлечённый, приступил к своему лирическому монологу. –… Очень тебя люблю. И всегда любил! Как сына. Как ребёнка своего лучшего, близкого друга. Как продолжение рода Шастунов. Лучшего мальчишки и желать не надо! Кто может быть лучше тебя? — Только я сам, но если поработаю ещё больше. — Сергеевич чуть не прослезился от того факта, что Шаст по сей день помнил данное изречение. — Верно? — Конечно верно, мой хороший! И в связи со всем, что я сказал, есть тема, которую я собираюсь продвигать по отношению к тебе. — Антон весь развернулся к оратору, порядочно заскучав от «кино» из пассажирского сидения. — Вы только скажите сразу, в какие даты. А то у меня и так все месяцы до ноября забиты. — О-о-о, мой хороший, это не фестиваль, не конкурс, не соревнования и даже не городское выступление. И длиться этот процесс будет не день и не два, а, скорее всего, неделю. Может, даже больше. — Вы зачем загадками говорите? Видите же, что я плохо соображаю. — они встали на светофоре. Захарьин не представлял, какова будет реакция Шастуна на новость, которая, в конечном счёте, может оказаться душещипательной и приятной только для того, кто это известие принёс. Антон бывал непредсказуемым. — Облегчу работу твоим нейронным связям. Я хочу выдвинуть тебя с любым твоим самым талантливым классом на грант мэра Москвы в области современной хореографии. Но хочу, чтобы ты выступил как сольно, так и с группой. М? Так больше шансов взять гран-при и денежный фонд, который рассчитан на коллективы. — как Захарьин и думал, Антон отреагировал на это предложение совсем не так, как того ожидал первый. Еле поспевая утирать слёзы, проступившие от смеха, он, задыхаясь, ответил: — Простите! Я понимаю, как это выглядит со стороны… Я не над вами и не над вашим предложением… Просто… Фуф… Антон Сергеич, ну мне уже тридцать два. Я как десять с лишним лет не гожусь в такие мероприятия… Есть, конечно, у меня ученики, которые взаправду школьники, в принципе молодёжь всякая. Их могу попробовать пропихнуть. Но сольно… — Шаст, глубоко внутри себя жутко расстроившись, удачно надел маску безразличного к предложению эстета. — Так в том ведь и особинка! В этом году было принято решение расширить возрастную категорию. Потому ты и в этом, и ещё в следующем году можешь состязаться! — глаза Шастуна загорелись азартом. Губы растянулись в улыбке, выдавая всю правду о желании человека. — Какой дедлайн? — Надо прислать документы и пару видеозаписей до тридцатого октября включительно. Сама конкурсная часть начнётся четвёртого ноября. Успеешь? Весь перечень я тебе пришлю. — Антон дождался наступления момента его новой гиперфиксации. Наконец-то! Цель, испытания, стресс, больше времяпрепровождения в школе! — А вы будете помогать ставить мне танец? — Сольно — да! Шастун закрыл глаза и откинулся на спинку сидения. Попытался нервно-возбуждённо вспомнить, когда он участвовал в мероприятиях на конкурсной основе в последний раз. Смог припомнить только весну 2020 года, когда по миру шёл коронавирус, а он со своей любимой хип-хоп группой летел на мировой фестиваль в Италию. Самый живой год в исчислении двадцатых.В тот же промежуток времени в сознании Антона кое-что изменилось. Или, скажем по-другому, на поверхность выплыл факт, которому давно пора было придать определённости.
Середина апреля, 2020 год. Рим, Италия. Парко-делла-Музика. Антон, доведённый до пиковой точки волнения, второй день не мог ничего есть, ему тяжело давалось вести неформальные разговоры и в голове лишь работа, выступление, честь его команды и всей России. Телефонные беседы с Антоном Сергеевичем едва ли способствовали облегчению состояния. В одну из репетиций, так называемой «пробы сцены ногами» на симпатичного, красиво-серьёзного Шастуна обратил внимание его же коллега — ведущий хореограф, уроженец солнечной Италии, а именно — славного, богатого города Милана. Неуверенно подбирая слова на русском языке, жертва очарования не решалась подойти лишь из-за лингвистического барьера. А Антон в это время сокрушался на своих ребят по многим мелочам: один обувь оставил в гостинице, второй думал, что они выйдут на сцену только завтра, а третья вообще не явилась. Всё шло по женскому половому органу, и стоило только Шасту представить, как они могут опозориться на всю Южную Европу, так сразу же хотелось всё бросить и убежать в закат. Характер не позволял, — он сдохнет на этой сцене, но выступит великолепно, как в последний раз, не позволит себе упасть в грязь лицом. — Привет, молодой юноша! Вы так прелестны, вы настоящий… Профи! — на ломанном славянском незнакомец-итальянец выдал всё, что смогло встать в нормальное человеческое предложение. Антон собирался выходить с зала, не стремясь догнать свою группу. И комплимент этот, хоть и несуразный, но заставил расцвести всё его внешнее: выпорхнула улыбка, зелёные глазки заблестели, одна рука стала поправлять причёску, а вторая просто не знала, куда себя деть. — Божечки, вы мне льстите… — Какие кошечки? — парень искренне растерялся, а Шастун рассмеялся с него чуть-ли не на всю камерную атмосферу. — Упустим… Вы тоже хореограф? Итальянец выглядел крайне привлекательно: тёмненький, с Антона же ростом молодой человек, с врождённо загорелой кожей и кольцом-серёжкой в левом ухе. Карие глаза, идеально выбритые щёки, аккуратный кадык, шевелящийся, когда тот что-то говорит. И голос… Чарующий, укутывающий в пелену опьянения, как после свежевыжатого стерильными ногами винограда, употреблённого в забродившем виде. — Si! Perfecto! Танцор! Я видал, как вы двигаетесь. У вас что, совсем нет позвонокнов… Позвоничников… Костей, в общем? — Шаст больше не разражался заразительным хохотом, но смешки умиления с иностранца пускал. — Давно у врача не был. Может, уже вытряс всё… — наконец, и итальянский парень рассмеялся, удивительно быстро уловив суть юмора выходца из чужого менталитета. — Меня звать Жанлуиджи. А вы, быть должно, Уберто? — Это ещё почему? — С итальянского Уберто переводится как «яркое сердце». — Антон растаял. Натурально поплыл. Это было таким очевидным не двусмысленным признанием, что глупо было даже намёком думать, что тут про другое. Про то самое. — Свет имеет свойство преломляться, поэтому я просто кого-то отражаю, не более. — Скромничать нельзя. Вас можно ещё побеспокоить? Какое там, этот Жанлуиджи сначала побеспокоил все чувства Антона, а потом, боясь холода России, который, видят то или нет, но всё же переносят в себе родившиеся в этой стране люди, он, для виду расстроившись, заявил, что не хочет продолжать «служебный роман». Жан, по иронии судьбы, стал первым мужчиной в жизни Шастуна, которому удалось окончательно пошатнуть путеводную звезду на ориентацию. Команда Российской Федерации заняла второе место на том фестивале, уступив право первенства коренным жителям. Антон, только второй год находящийся на роли преподавателя и главного лица группы, матерился на себя с такой ненавистью, что страшно и представить. Жан знал, как его можно поддержать, отвлечь, дать чувство доминанта в ситуации. Но он не мировая победа. Он просто залезший в боксёры Шастуна эгоист и манипулятор. И, как ни крути, один из немногих людей, к которым Тоша испытывал тёплые чувства спустя месяцы после заключительной встречи. Ночами напролёт, когда положено спать и набираться сил перед очередными сутками фестиваля, они, предоставленные друг другу, то разговаривали, то делились снимками из гражданской жизни, то занимались любовью: чувственной, страстной, истомной, сбивающей дыхание, переплетающей все конечности. Особенной. Первой мужской для Шаста. В те сладкие полуночные часы Антон и представить себе не мог, что может хотеть кого-то так же сильно. Увлечение было настолько сильным, что ненароком ослепило стремление к победе.На то ведь и был расчёт, дорогой Луиджи?
— Тоха, блин! Мне тебя на руках до квартиры нести? Ты вообще спишь когда-нибудь? Как ленивец! Это не дело! — Антон весь дёрнулся от настойчивых подёргиваний и пощипываний Захарьина. — Да просто вспомнил кое-что! Ауч! Антон Сергеич! — Давай, иди отдыхать. С меня требования на грант. — Антон-старший даже соблаговолил открыть дверь для Антона младшего и всучить рюкзак, лишь бы тот скорее предался объятиям Морфея. — Чтоб в телефоне не сидел до утра! Пúсать и спать! — Пúсать обязательно? — захохотал Шастун, полностью отпустивший внезапно нахлынувшую жаркую волну грёз. — Конечно! Не хватало ещё в матрас с эффектом запоминания… В общем, ты меня понял. — синхронно улыбнулись, и Антон уже было дошёл до подъездной двери, как вдруг обернулся. — Антон Сергеевич? — Да, мой хороший? — Давно мы с вами не сидели. Ну, по-семейному… С мамой… Может, как-нибудь… — Давай всех разнесём на гранте и ка-ак сядем отмечать! Круче любой свадьбы! Согласен? — Захарьин умел правильно распределять приоритеты, чего иногда не хватало Шастуну. А чего можно ожидать от мальчишки, который толком жизни не видел, а видел лишь сцену, выступления и переживания с пяти лет от роду. — Договорились…/\/\/\/\
— Здравствуйте, Арсений… — интервьюер, треволнуясь, выискивал в анкете графу с инициалами потенциального работника. –… Сергеевич? — Здрасьте. — безразлично отрубил Арс. Он сидел очень неформально: щиколотка правой ноги спокойно лежала на коленке левой, руки скрещены, а голова наклонена назад таким образом, что можно было эту позу расценить как акт высокомерия. Что в какой-то степени являлось правдой. — Арсений Сергеевич! Очень приятно. Что же, сразу вопрос вам: расскажите, пожалуйста, о своём прошлом месте работы. — этот мужчина в очках и галстуке буквально светился доброжелательностью и открытостью к собеседнику. А вот Арсений нет. Даже видимости не создавал. Он изменил положение ног, поставив их в разные стороны, опирев локти на колени, позволяя предплечьям находиться в свободном плавании. Вздохнул, пытаясь хоть что-то придумать. — Я долгое время работал… С этими, как их… С людьми… — А-а-а, сфера обслуживания! На чём конкретно вы специализировались? Доставка? Работа в ресторанном бизнесе? Предоставление косметических… услуг? — дознователь стереотипно напрягся из-за виднеющихся под рукавами чёрной рубашки татуировок, да ещё в таком обилии. — Я улучшал качество жизни. Без способностей. — Ага, я вас понял… Образование? — Неоконченное высшее. — Значит, без образования? — Десять классов советской школы нынче не образование? — интервьюер усмехнулся, делая какие-то кривые заметки в своём блокноте. — Я вас понял. Ещё важное уточнение. Скажем так: вопрос на засыпку! Ха-ха… Кхм, скажите, Арсений, какие качества — и личные, и профессиональные — по-вашему, сгодятся на той должности, на которую вы претендуете? Вот раньше было легко попасть на работу! Либо по распределению со школы или института, либо по знакомству. Но лапу тебе точно никто сосать не даст. А теперь времена иные, — Попова бесило, что сейчас ему, как минимум, надо умудриться пройти кастинг на полёт в космос. Или как расценивать такое количество трёпа не по делу? — Я более двадцати лет баранку кручу. — взгляд Арса был требовательно-прямой, испепеляющий. Он успел заебаться от коммуникации за считанные минуты собеседования. Интервьюер тяжко вздохнул, снял очки, протёр переносицу. Он тоже, к слову, утомился от безжизненного мужика напротив. Это первый соискатель на его памяти, которому будто всё равно, — возьмут его или нет. — Какие категории автомобилей можете водить?.. — Все. От А до Ц. — Установите приложение и авторизируйтесь. Завтра приходите, будет пробный день. За него мы не платим… — да, пора заканчивать эту весёлую беседу. — Херово… До завтра. Это было тяжёлым решением, но Попов пересилил себя, чтобы сделать второй шаг на пути к жизни. И пусть будет она воплощением всех ярлыков, пускай Арсений действует как-то слишком среднестатистически. Должно быть, настало время жить нормальной, как у всех адекватных людей, судьбой? И разнообразия ради стоит попробовать и эту сторону медали? Ему лично не казалось, что он совершает обыденные поступки. Для Арса было в новинку подбирать подобающую обществу одежду, наводить какой-то марафет, чтобы устроиться на работу. На абсолютно нормотипичную, взаимодействуя с людьми, ожидая собеседования. Проходя, так сказать, все процессы./\/\/\/\
Антону предстояло поистине испытание. И начальной выверкой стал выбор команды, которую он будет продвигать на грант. В первую половину рабочего дня вместо запланированных звонков и встреч с двумя новенькими администраторами Тоха ходил из класса в класс, придирчиво наблюдая за занятиями групп. Потусил у бальников, — Шастуна впечатлили «Ча-ча-ча» и «Чешская полька», но не до такой степени, чтобы внутри всё загоралось. Незримый фитилёк в сердце был основным критерием и требованием к будущим победителям. Посидел с девчонками на стрипе, — учитывая, что в гранте будут участвовать дети, не самый приемлемый выбор. Ученики же Антона (свежая кровь) только набирались в преддверии начала учебного года. Родители пытаются выудить из своих детей все таланты. Эта педагогическая установка была очень на руку владельцу школы. — Тош, возьми ты хип-хоперов то своих. Зачем тебе ждать, когда сформируется новая группа? — А, может, в том и суть? Довериться новичкам. И чтобы они, только начав заниматься, уже одержали победу и получили денежный приз? Только представь, как мы поднимем наш статус! — А если не одержат?.. — Я не рассматриваю такие установки. Я либо иду за победой, либо не участвую. — Окси в беспокойстве покачала головой, медленно поднося вилку с греческим салатом к губам. — Шаст… — Суркова вдруг, не шевеля ни одной мышцей, лишь глазами стрельнула куда-то за спину сидящему у окна другу. Антон весь развернулся, не видя причин для такой тревоги на лице. — Чего? — Машина. — Прикинь, их тут целая парковка! — Дурак! Вон тот Мерс тут целый день стоит, заведённый. Вдруг маньяк какой? Чёрный Мерседес Е-класса. Тот самый, вчерашний, с номером 066. Антона током шибануло. Он свёл брови к переносице, напрягаясь перед неизвестностью. Теперь, при дневном свете, можно было увидеть, что все окна у авто затонированы. Кроме, разумеется, лобового стекла. Кто? С какой целью? Что вынюхивает? Журналист? Конкурент?Кто?
— Успокойся. У нас вся школа в охранниках. Никакая опасность нам не угрожает. А если и будет угрожать… То я сам разберусь. — Антон неуверенно, стараясь при том скрывать напряжённость, пошёл уносить посуду. Это был первый случай, когда обеденный перерыв закончился в таком настроении — настороженном и неприятном от надумываний. Шаст начинал ловить себя на том, что во время диалога с потенциальным администратором ежесекундно смотрит в окно. Сейчас он жалеет о таком интерьером решении, как панораме в стене. Ведь Антон то и дело искал взглядом ту покрытую загадкой машину. Ну осмелится он, постучит в водительское окно, ну докопается, мол, что тут делаете? А если тем самым выставит себя дураком? А если в машине террорист сидит, парень даже так не решится убедиться, опасен тот инкогнито или нет? Антон головой отвечал за свою школу, за своих учеников. –… Антон Андреевич, ещё трое согласились. — девушка с химической завивкой смущённо вернула рабочий телефончик застывшему в выслеживании Шастуну. — А? Простите, Вы умница! Пойдёмте, я покажу ваше рабочее место. — Тоха встал из-за стола и направился к выходу из импровизированного кабинета отдела кадров, на автомате оборачиваясь к стеклянной панораме. Тревога не покидала ни на секунду. — Это стойка ресепшена, как вы и сами видите, Олеся. Два журнала — один по ключам, второй для записи учеников. Через пару недель у вас появится третий — обновлённый список поступивших на обучение… — Шаста всего как шокером коротнуло, когда в дверях мелькнули огоньки фар. Он, как бешенный, обернулся.«Да кто ты, чёрт тебя дери?!»
Тоха нервно проводил взглядом внимательных глаз мутный Мерседес. Уехал — и хорошо! Где-то в районе солнечного сплетения зародилась надежда на то, что это был последний визит незваного пришельца. — Значит, я могу прям приступать к работе? — Да-да, прям приступайте. Если что — зовите./\/\/\/\
У Арсения шкала мотивации к работе целый день держалась на уверенном нуле. Какой смысл рвать пятую точку, если за эту смену не заплатят? В приложении Попов давно разобрался и по итогу за двенадцать часов работы протаксовал всего для четверых клиентов. Всё остальное время (читать как: добрые две трети суток) он провёл на парковке «самой лучшей танцевальной школы» в городе Москва. Наблюдал за нормальной жизнью нормальных людей: за теми, кто мог без лишнего напряга вести диалог, смеяться во всё горло, пускать шуточки, слушать музыку на двоих в одних наушниках, куда-то торопиться, ждать с кем-то встречи. Для Арса такая жизнь была если не дикостью, то роскошью уж точно. Вот дети хвастаются друг перед другом, кто лучше усвоил танцевальный элемент, вот девушка нервно пытается до кого-то дозвониться, а потом, чуть не плача от счастья, разносит абонента на той линии за то, что он так долго не брал трубку. Жизнь! Полная разных эмоций, друзей, людей, за которых переживаешь и которых любишь. Очень-очень. А иначе бы не переживал. Арсений завидовал, как тварь. Жалкая, без капли понимания, каково это — быть нужным и счастливым. И старательно отгонял от себя правду, надевая маску надсмехания над тупыми человечишками, увлечёнными такими же тупыми помыслами и чувствами. Летом уличная темнота настаёт в достаточно поздние часы. Следовательно, сейчас время близится к десяти. У входа в школу трётся столько народу: преподаватели и прочая челядь собираются домой. Как-то поздновато. В рабочем приложении выскакивает окошко с предложением подвезти клиента, что находится в паре метров от водителя. Арс не глядя смахивает его, так как ехать сейчас куда-то он точно не собирается. Он жадно наблюдает за людьми: за красивыми, улыбающимися девушками и парнями, за их простецким взаимодействием, лишённым двусмысленности… Вдруг дверь по правую сторону от Попова плавно распахивается, и на пассажирское сидение устало плюхается сам Антон Шастун.«Не понял»
— Добрый вечер… Можно я свою музыку включу? — особенно красивый под светом фонарей, преломляющимся в лобовом стекле, Антон привычно, без какого-либо официального разрешения, по-хозяйски начал подключать проводочки. Неожиданно даже для реакции Попова он схватил его за руку и поставил блок на шее, враждебно глядя в безразличные глаза. — Зачем ты тут целый день торчишь, а? Что вынюхиваешь? Учти, хотя бы одно движение, — и я тут же вызову охрану. А перед этим залью твои бесстыжие глаза перцовкой! Что лыбишься? — Арсения так впечатлил боевой настрой Антона, что он еле смог незаметно закинуть ногу на ногу, чтобы скрыть стояк. Левая свободная рука Шаста находилась на шее Арсения, как бы заранее ликвидируя нежелательные выплески защиты или же нападения. Чёрт, он такой горячий, когда ругается. — Я друг Оксаны. А стою здесь потому, что я таксист. — Арсений?! — Антон не торопился отступать. — Арсений. — Попов заулыбался ещё шире, довольный всем происходящим. — Блин… А я-то думал! Маньяк! Террорист! Журналюга! Таксист… — Шаст закрыл глаза, отпрянул от Попова и шумно выдохнул. Потом сопоставил все факты и звонко рассмеялся, щуря зелёные глазки. — Во я конченный… — Куда едем? — промурлыкал Арс. Он провёл пальцами по шее, по тому месту, где только что требовательно лежала рука Шастуна. — Домой. Но самыми долгими путями. Арсений быстро глянул, что же за адрес имел ввиду Антон, и заметил, что тот последний высветившийся заказ он не смахнул, а принял. Разобрался в приложении? Да, но везде есть место несовершенству. Однако, как иронично получилось, что Арс принял клиента под конец дня именно в лице подозревающего в неладном его же Шаста. Антон крутил кольцо на правой руке, рассматривая пустыми глазами пролетающие мимо привычные пейзажи родного города. Он знал Москву настолько хорошо, что мог передвигаться по ней с закрытыми глазами. Мог, не смотря на водительский стаж, по памяти пояснить, как с одной станции метро добраться до другой, в целом прекрасно помнил маршруты общественного транспорта. Арсений непозволительно часто кидал взгляды на ушедшего в своеобразный дзен пассажира. В эту поездку он был даже благодарен такому количеству светофоров, на которых можно было стоять и, ожидая зелёный цвет, утопать в идентичном оттенке выразительных глаз рядышком. — Со мной что-то не так? — прервал молчание, никак не меняясь в лице и теле, Антон. — С чего бы? — Ну ты меня пепелишь, не прерываясь, всю дорогу. — Арс смутился. Натурально — с румянцем и глупой улыбкой. — Ты очень красивый. Вот так просто это делается? Один человек делает другому человеку комплимент. Даже, скорее, справедливое замечание — честности Попову не занимать. Если он что-то и говорил, то делал это как истинный чукча — что вижу, то и говорю. — Понятно… Всё-таки маньяк? — обернулся к брюнету, левый уголок губ поднялся вверх. Арс синхронно с Шастом повернул голову, подбирая слова, соединяя их в адекватное предложение. — По такой логике все писатели, поэты, драматурги и трагики — маньяки. Ведь из века в век какой-то гений воспевает красоту во всех её проявлениях: в глазах смотрящего, в чистых, честных поступках, в религии, в наружности. В любви, в конце-концов… Не имею никакого морального права приписывать себя к числу умнейших, однако, классика на то и классика, — чтобы приводить её в пример, тянуться к прекрасному, самому становиться прекрасным. Красота спасёт мир? Человек — это звучит гордо? Чехов был абсолютно прав. Но ведь то в совокупности всего красивого, что есть в нас. Я считаю, эти две цитаты взаимодополняют друг друга. Антон прихирел. Сделал свои и без того большие глаза округлёнными, рот застыл в открытом положении. — Как бы сказал великий Николай Заболоцкий, поставив вопрос ребром:И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье, –
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
— Ты меня прям… Поразил… Ты учишь стихотворения? — Сам сочинять пытался, но, повторюсь, — я не велик и никогда им не стану. Искусство жестоко. — Антон согласно покачал головой, анализируя всё, что разложил Попов. Сам же последовал желанию, следствию которого сделал замечание, — он принялся рассматривать мужчину. Рукава чёрной рубашки закатаны по локти, что на левой, что на правой руке — сплошные татуировки. Разносортные, одна другую дополняющие. Редкие, видимые без особого усилия вены. Тёмная шевелюра, аккуратная борода, абсолютно холодные голубые глаза, следящие за движением на проезжей части. Шаст уличил себя в процессе любования. — А тебя загодя заказывать можно? Отвёз бы меня утром обратно до школы? — Хоть каждое утро. — Лишь бы платил? — усмехнулся Антон. — Лишь бы платил. — ответно усмехнулся Арс.