Возвращение в Лутц

Беременность, так будоражившая Наннель в первое время, перевалила рубеж сначала в три, а затем и в пять месяцев, и к началу шестого Дмитрий, поначалу никак в вопросе ожидания ребенка не задействованный, готов был лезть на стену. Благополучно избежавшая тошноты в первом триместре, Наннель теперь, казалось, в двойном объеме маялась от гормональных приступов в середине срока. Ее кидало из смеха в слёзы с такой скоростью, что Дмитрий, искренне пытавшийся помочь и утешить слишком чувствительную ко всему жену, в какой-то момент отчаялся — однажды за завтраком Наннель из-за пересоленной по ее мнению овсянки сначала впала в истерику, затем умильно рассмеялась, как от доброй шутки, а когда Дмитрий ответил на эту шутку привычным сарказмом, запустила в него сахарницей. — Милый, не обижайся, пожалуйста, я не со зла! —причитала она через секунду, глотая слезы и прижимая к наливающемуся на скуле мужа синяку платочек со льдом. Дмитрий, мысленно помолившись всем богам, горестно усмехнулся, стараясь не ругаться вслух. — Давай просто понадеемся, что ты не покалечишь меня до смерти, и ребенок не останется сиротой. Наннель глупо улыбнулась и подула на синеющую скулу. — Ну, можем сказать спасибо хотя бы за то, что это была не солонка. Значит, не поссоримся! Дмитрий впервые всерьез задумался о том, чтобы пригласить домой какого-нибудь психиатра-фрейдиста. К счастью, ближе к пятому месяцу настроение Наннель выровнялось, и Дмитрий даже перестал давать указания слугам прятать подальше колющие предметы. Казалось, бы, опасность миновала, но на смену эмоциональному хаосу пришел другой — хаос гастрономический. Однажды ночью Дмитрия совершенно бесцеремонно разбудила Клотильда. — Я конечно извиняюсь, ваша светлость, — буркнула она, без смущения глядя на пытавшегося нашарить на тумбочке рычаг света хозяина в пижаме, — но повлияйте пожалуйста как-нибудь на ее светлость. У меня поварёнка боится в кухню с утра заходить, думает, там черти поселились. — Что за бред ты несешь, курица? — злобно прошипел Дмитрий, но Наннель рядом в постели не было, так что граф все-таки встал, надел спросонья халат и пошел за горничной вниз, на территорию слуг. — Вот, — бесстрастно сказала Клотильда, указывая ему куда-то в сторону кухни, и тут же удалилась вон. Из темноты действительно доносились странные звуки. — Наннель? — обеспокоенно позвал Дмитрий. Шум прекратился. Граф шагнул в кухню, обогнул, чертыхаясь, ледник и разделочный стол, и едва не споткнулся о сидевшую на корточках у духовки жену. В руках у нее почему-то был не очищенный от поджарок противень, а в ногах лежало блюдо с порезанным яблоком. — Ну и что ты тут делаешь? — от неожиданности строже, чем нужно, спросил Дмитрий. Наннель виновато потупила взгляд. — Извини, я не хотела тебя будить, — улыбнулась она, и Дмитрий увидел, что всё ее лицо было перемазано подгорелым жиром, — хочешь? Наннель протянула ему ломтик яблока. Дмитрий поёжился. — Может, стоит позвонить доктору? — на всякий случай спросил Дмитрий, присаживаясь рядом и старясь не смотреть на то, как Наннель соскребает яблоком куски жира с противеня. — Нет, зачем? — проговорила Наннель с набитым ртом, — я прекрасно себя чувствую! Только иногда ужасно хочется есть… — Милая, сейчас три часа утра, и ты, прости за выражение, жрёшь руками из немытой утвари объедки с ужина, да еще и заедаешь сладким. Ты уверена, что всё хорошо? Наннель посмотрела на него такими глазами, что Дмитрию стало совестно. — Давай ты хотя бы с пола встанешь, — взмолился Дмитрий, удерживая жену за локоть, — и составишь мне список всей этой гадости, которой тебе хочется, а я попрошу Клотильду тебе ее приготовить, но только утром и в нормальной посуде? Наннель фыркнула. — Ты думаешь, я знаю, чего мне захочется через минуту?! — воскликнула она, отставляя наконец противень на стол. Дмитрий мысленно поблагодарил бога, — Это ужасно выматывает! Я, знаешь ли, совершенно не планировала просыпаться, но мне вдруг показалось, что я умру без поджарок из-под курицы! И яблочного сока захотелось очень…. Дмитрий зажмурился, подавляя рвотный позыв, и потянулся наощупь за хоть какой-нибудь салфеткой, чтобы вытереть с лица жены следы ее превращения в хищную фурию. — Я тебе завтра утром сам этот противень проклятый принесу, — простонал Дмитрий, — а сейчас давай ты умоешься, и мы пойдем в кровать?! Наннель что-то недовольно пробубнила, но покорно подставилась под оттирающую ее рот салфетку, а затем честно, взяв Дмитрия под руку, вышла из кухни и легла в постель. — Дорогой, — позвала она, едва Дмитрий прикрыл глаза, — укради мне трдельник… Дмитрий спросонья не сразу понял, о чем речь, но покорно откликнулся. — Наннель, я тебе завтра в городе куплю сколько хочешь трдельников. Спи, пожалуйста! — Не хочу, чтобы ты его покупал! — захныкала Наннель, — я хочу краденый! Дмитрий почувствовал, как изящно и в ритме вальса задергался его правый глаз. Спустя несколько недель на смену внезапно просыпающимся неадекватным вкусовым пристрастиям пришли новые напасти — излишняя активность. Наннель, собственными руками подписавшая в театре себе отпуск еще на полгода, слонялась по замку без дела, и в какой-то момент ее передвижения перестали быть такими безобидными. На подступах шестого месяца ее платье уже весьма заметно топорщилось на животе, и Дмитрий, тщетно пытавшийся сосредоточиться на счетах поместья, с нечитаемым выражением лица наблюдал за тем, как в его кабинет и из него входит и выходит сначала округлый живот, затем его обладательница, а за ними — Клотильда со злым взглядом и ящиком, полном инструментов. — Позвольте узнать, куда вы обе потащились со стамеской?! — не выдержал наконец Дмитрий, останавливая жену и горничную в коридоре. Наннель улыбнулась ему с воинственным взглядом. — Хочу немного поменять перегородки в оранжерее! — сказала она, уперев руки в бока, — ты все равно занят, а мне надоело сидеть бесполезным куском мяса целый день в кресле! Там совсем немного надо сделать, я сама справлюсь, не беспокойся!.. Дмитрию потребовалась пара секунд, чтобы представить масштаб возможного урона от этой операции, взвесить все за и против, пройти путь от отчаяния до принятия, прежде чем он, схватившись за виски, пошел на самую отчаянную жертву: — Милая, если тебе скучно, может быть, позовем гостей? Наннель посмотрела на него странным взглядом и потянулась к его лбу губами. — Ты заболел? — серьезно спросила она. — С чего ты взяла? — Ты в здравом уме бы такое никогда не предложил… — Ну почему же, — тут же отвел глаза Дмитрий, чтобы не выдать, насколько Наннель была права, — мы давно не выезжали в Вену, и тут становится скучновато. Позови кого-нибудь из общих знакомых. Наннель задумалась. — Как насчет Кристины? Дмитрий не сразу сообразил, о ком шла речь, но в памяти довольно скоро всплыли красивые девичьи глаза. — Почему нет? — натянуто улыбнулся граф, — она вроде безобидная девочка, к тому же, скучать с ней точно не придется. Наннель еще раз с сомнением посмотрела на мужа, дождалась второго утвердительного кивка, и все еще с недоверием, бочком, двинулась в сторону телефона в холле. Клотильда с тяжелым ящиком, полном инструментов, наперевес выругалась на местном наречии. Когда Наннель за ужином сказала, что приглашенная ею Кристина попросилась приехать вместе с неким бароном фон Шёнборн, Дмитрий сурово изогнул бровь. — А они помолвлены? Наннель хитро улыбнулась ему со своей части стола. — Кристина сказала, что он уже знаком с ее родителями. — Мы не будем участниками скандала, если откроется, что они были здесь вместе? — Милый, не будь снобом, — улыбнулась Наннель шире, — на дворе не восемнадцатый век! Дмитрий хотел было ответить, что именно этого ему жаль, но посмотрел в глаза своей жены и подумал, что в восемнадцатом веке вряд ли смог даже сидеть с женщиной ее круга за одним столом. — Ладно, пусть приезжают, — хмыкнул Дмитрий, принимаясь за горячее, — посмотрим на этого барона. Молодые гости приехали через пару дней, и Дмитрию показалось, что в Лутце резко стало чрезмерно шумно. За Кристиной, тут же прилипшей объятием к животу Наннель, молча следовал изящный молодой человек с темными, как у хозяина поместья, волосами, чуть горбатым носом и выразительными темными глазами. Молодой человек попросил называть его Ганцом, галантно поцеловал руку Наннель и приветливо упомянул, что его отец когда-то охотился по приглашению графа Дегофф-Унд-Таксиса в окрестностях Лутца. Дмитрий учтиво кивнул, пожал мальчишке руку, отметив, что для своего возраста тот был слабоват, и пригласил всех пройти к чаю на террасу. Кристина не умолкала ни на минуту — всё расспрашивала о поездке в Италию (Наннель всем рассказала, что была на курорте для восстановления нервов), о жизни в Лутце, о новых планах на оперу, и затихла лишь тогда, когда у веранды вдруг провели только что подкованного Демона. — Какой красавец! — обретя снова дар речи, воскликнула она, — это же голландский фриз! Потрясающе! Герр Дмитрий, как вам удалось его выездить?! Дмитрий, приятно удивленный познаниями девочки в сфере верховой езды, чуть улыбнулся. — Упорным трудом и ежедневными тренировками. Хотя, бывало, по молодости он знатно повалял меня по камням на южном выезде из замка. Своенравный. От того и зовут Демоном. Кристина мечтательно зажмурилась. — Как это здорово — иметь возможность скакать по горам! Я редко бываю в доме родителей под Шенбрунном, да и там одни равнины, ничего интересного… — Может быть, вам устроить конную прогулку? — вдруг предложила Наннель, — Дмитрий покажет тебе местные красоты! Я, к сожалению, не составлю вам компанию, но, может быть, Ганц?.. — Нет, Ганц с нами не поедет! — довольно резко ответила девочка, — он лошадей на дух не переносит! — Ну, я бы не сказал… — хотел было возразить юноша, но Наннель приободрительно похлопала его по руке. — Не переживайте, вы в этом не одиноки! — и снова повернулась к Кристине, — у тебя есть с собой костюм для верховой езды? — Конечно! — просияла девочка, — я всегда вожу его с собой! И, едва не забыв поблагодарить за чай, умчалась вверх по резной лестнице на гостевой этаж, куда были отправлены чемоданы. Ганц, нервно улыбнувшись, отправился вслед за ней — с каким-то странным предлогом, который граф и графиня пропустили мимо ушей. Те, заверив гостя, что чай будет продолжен на том же месте через полчаса, остались на террасе одни. — Это было нечестно, — хмыкнул беззлобно Дмитрий, положив ладонь жене на талию, — это твоя гостья, а развлекать ее мне? — Да брось, покатай девчонку пару часов по окрестностям, — улыбнулась Наннель, — Она тобой так восхищается! Я все равно никогда не смогу так же страстно говорить с тобой о лошадях, как она! А я пока пообщаюсь с этим милым юношей, что-то меня настораживает его молчание. — Может, мальчишка просто стесняется, — фыркнул Дмитрий. — Не похоже, — Наннель заговорщически улыбнулась, — я это выясню. Дмитрий поцеловал ее в щеку. — Иди надевай свои жуткие конские сапоги, — Наннель повернула голову, ловя его губы своими, — не заставляй девушку ждать! Кристина спустилась вниз в очаровательном бархатном комплекте синего цвета со старомодной шляпкой-цилиндре, с полей которых тянулась атласная лента. Молодой барон притихшей тенью плёлся позади. — Я готова! — весело ответила Кристина, — где же герр Дмитрий? — Я здесь, — раздался голос по ту сторону веранды, и все трое обернулись. Дмитрий, как всадник ночи, облаченный в черный редингот с высокими ботфортами и шейным платком, восседал на Демоне, по-хулигански согнув ногу выше стремени. Рядом с ним, ведомый конюхом, шел жеребец тракененской породы цвета паломино. — Подобрал вам друга на свой вкус, уж простите, — сдержанно усмехнулся Дмитрий, с большим удовольствием наблюдая, как загораются от вида маститого коня глаза впечатлительной девочки, — это Гефест, он один из самых резвых среди моих питомцев. Подойдите же, познакомьтесь. И, надеюсь, вы ездите в мужском седле? Кристина, будто зачарованная, кивнула и, почти спрыгнув с лестницы, подошла к коню. — Бог ремёсел и черный Демон, — загадочно улыбнулась она, — занимательная выходит компания. Наннель, несказанно довольная от того, что лошади находятся от нее на почтительном расстоянии и не пытаются быть ей представленными, с мягкой улыбкой смотрела на то, как потрясающе эстетично смотрится ее муж в паре с юным существом в синем костюмчике. Тёмная фигура Дмитрия, чьи руки теперь были скрыты перчатками, а шея — платком, гордо возвышалась над изящной тенью хрупкой Кристины, лента чьей шляпки то и дело норовила налететь от ветра Дмитрию на плечи. Конюх подсадил девушку в седло, и теперь они с Дмитрием были головами почти вровень с оградой террасы. — Постарайтесь не сломать шеи, — едко ухмыльнулась Наннель, перегнувшись через перила, и Дмитрий поймал ее ладонь, притягивая к себе для короткого поцелуя. Кристина запищала, сдерживая умилительный визг. — Будем к ужину, — сказал Дмитрий и, пришпорив Демона, вывел его в медленную рысь. Наннель откинулась в кресле, возвращая себе в руки чашку с чаем. — Кристине потрясающе идет брючный костюм, — заметила она, покосившись на продолжавшего молчать юного барона. Тот вздрогнул, принял из рук молчаливого слуги молочник и задышал в свою чашку. — Наверное, — неловко проговорил он, будто выплевывая каждый слог, — но она в нем, пожалуй, даже слишком хороша. Наннель изогнула бровь. — Странно слышать такое от влюблённого. — Как раз напротив, — Ганц смотрел поверх чашки куда-то вдаль. Наннель проследила за него взглядом: там, в конце аллеи, под сводами готических ворот, вороной и соловый кони шли вровень, едва не соприкасаясь стременами. — И как часто вы так ее ревнуете? — задумчиво спросила Наннель, и молодой барон, вздрогнув, промахнулся чашкой мимо рта. — Простите, — замычал он, потянувшись за салфеткой, — я не привык, что в светских беседах может быть столько проницательности… — А вы считайте, что у нас клуб сплетников, и никаких светских бесед, — ободрительно улыбнулась Наннель, — нас никто не слышит сейчас, а вам, кажется, нужно с кем-то поделиться. Молодой борон посмотрел на собеседницу с недоверием. — Я не привык говорить о таком с дамами… — Мой милый мальчик, — снисходительно фыркнула Наннель, — с мужчинами вы о таком вообще никогда не поговорите! Ганц с несколько секунд колебался, попеременно глядя то на чашку из саксонского фарфора, то на свою необычную собеседницу и, наконец, сдался. — Не то, что бы я ее ревновал, она не дает мне повода, — пробормотал он, краснея, — но мы условились быть помолвленными совсем недавно, и с тех пор я места себе не нахожу. — Отчего же? — с искренним сочувствием проговорила Наннель, — Кристина замечательная девушка, не легкомысленная и очень нежная. Да, в ней есть доля кокетства, но это свойственно всем актрисам!.. — Я понимаю, — выдохнул мальчик, нервно теребя запонку на своей манжете, — я стараюсь быть снисходительным к тому, что она восторгается всем совершенно искренне, но сегодня я еле сдержался, честное слово! Герр Дмитрий… — мальчик с легким испугом посмотрел на улыбку женщины напротив, — он так красив и властен. И она выглядела такой счастливой рядом с ним в седле… — Девочка просто любит лошадей, — улыбнулась Наннель, — мой муж, как видите, тоже был безумно счастлив встретить здесь кого-то, кто разделит его страсть к этим пышногривым тварям. — И вы его совсем не ревнуете? — воскликнул в нервном удивлении Ганц, — Кристина ведь очень красива, вы правы, и они сейчас там, в лесу, наедине… Да и она мне по дороге все уши прожужжала о том, какой герр Дмитрий бесстрашный, и рассказывала о вас с ним… Наннель отставила чашку на стол и, сложив перед собой руки замочком, серьезно посмотрела на юношу. — Ганц, дорогой, — сказала она, выговаривая каждое слово медленно, — отчего вы так неуверенны в себе? Молодой человек замялся. — В себе, фрау? Я думал, мы говорим о… Наннель прервала его жестом. — Ревность очень деструктивное чувство, — проговорила она, чуть понизив голос, — мы ревнуем, когда считаем, будто тот, кого мы любим, может найти кого-то лучше нас. Почему вы считаете, что Кристина вдруг, выбрав вас, ни с того ни с сего увлечется кем-то другим? Ганц виновато потупил взгляд. — Обычно я так не нервничаю и не думаю о таком, — пробубнил он себе под нос, — но герр Дмитрий… — Да что с ним не так? — не выдержала, едва не рассмеявшись, Наннель. Ганц посмотрел на нее, как наказанный щенок. — Когда я увидел его, то невольно стал нас сравнивать. Я всегда считал своей длинный нос и излишнюю молчаливость весьма легкими недостатками, которые не делают меня хуже… Но я сегодня увидел герра Дмитрия и понял, что его эти мелочи делают не просто не хуже, а… лучше, интереснее. Как я могу быть уверен в себе, если мои же собственные недостатки в других людях выглядят преимуществами?! Наннель задумалась, пристально вглядываясь в раскрасневшееся молодое лицо. — Скажите, а как вы познакомились с Кристиной? Мальчик посмотрел на нее с недоумением. — Она стояла под навесом оперы в проливной дождь с тяжелой реквизитной сумкой и никак не могла раскрыть зонт, и я подбежал помочь ей. — Боже, мой дорогой, — Наннель не сдержалась и потерпела юношу по щеке, — и после этого вы считаете, что Кристину беспокоит ваш слишком длинный нос?! Поверьте, она любит вас совершенно за другие качества. И то, что она восхищается другими людьми, совершенно не означает, что она любит вас от этого меньше! Дернувшийся было от прикосновения, Ганц заметно расслабился и неловко, криво улыбнулся, пряча глаза. — Хотел бы я верить вам, фрау Наннель. Жеребец под седлом Кристины рычал и нетерпеливо стучал копытами по выпирающим слоями горной кладки камням. Они с Дмитрием только что обогнули лес, где копыта лошадей тонули в густом мху, и вышли, наконец, к тропе на склоне, свисавшем над бурной рекой. С этой тропы можно было дальше взобраться на гору, проскакать сквозь пологие овраги, и затем, спустившись к городу, вернуться в особняк Лутц через главные ворота. — Ваш Гефест рвётся в бой, — сказал Дмитрий, с лёгкой усмешкой оборачиваясь на девушку, — вы не против прокатиться чуть быстрее? Кристина изящным движением поправила шляпку и посмотрела на Дмитрия с вызовом. — Что вы! А я-то думала, это вы предпочитаете плестись, как две черепахи! И, озорно подмигнув, пришпорила коня со всей мочи. Вороной и соловый кони, как два призрака из сказок Гофмана, белый и черный, летели по склону, сшибая по пути копытами начинавшие распускаться горные цветы. Кристина, к удивлению Дмитрия, принявшая позу не строевого, а полевого галопа — откинувшись назад в седле почти до самого корпуса лошади, — вылетела вперед, что-то озорно крикнув. Быстрая езда растрепала ее волосы, и вскоре изящная шляпка, слетевшая на крутом повороте, перестала их скрывать, отдавая на растерзание ветру. Атласная лента в последний раз взметнулась в воздух, отвлекая внимание Дмитрия от дороги, и исчезла где-то в чаще. — Черт с ней! — крикнула Кристина, и Дмитрия пронзил секундный озноб: эта девочка никогда не оскверняла свою речь руганью. Но была ли она теперь — эта амазонка с растрепавшимся потоком волос, с алыми щеками и белой пеной, налипшей на костюм от рассвирепевшего в скачке коня, — той самой девочкой? Дмитрий уже не был так уверен. Азарт спутницы заразил его — давно он не мог разделить радость стремительной погони за ветром с кем-то, кто испытывал бы от него такой же немыслимый восторг. Что-то было в этом почти по-детски сказочное — лететь так, стремя к стремени, по склону над землей, ощущая себя мифическими созданиями из местных легенд, которых горный дух катает на своих плечах перед рассветом. Поддав Демону шенкелем, Дмитрий, снова вырвавшийся вперед, не выдержал, и свистнул — лихо, как делал только в молодости. Тяжелый груз лет и ответственности, лежавший на его плечах, будто на секунду ослаб, и граф снова почувствовал себя молодым — таким, каким был до Великой войны. Таким, каким мог позволить себе беззаботную стремительную скачку. Но всему должен был быть свой предел. На повороте, где стоило бы перевести коней в рысь, Кристина снова вырвалась вперед, повернув коня не в том направлении. Гефест, грубо рыкнув, дернулся, пытаясь встать на дыбы, но девушка ловко перехватила поводья и увела его вниз по склону. — Кристина, вы скачете не туда! — крикнул Дмитрий, но юная баронесса его не слышала. Чертыхнувшись, Дмитрий пришпорил Демона и ринулся за ней, надеясь, что раздухорившийся Гефест не оступится на склоне. Он нагнал ее у самого низа, на краю бурной реки. — Давайте со мной! — с безумным смехом позвала Кристина, стараясь перекричать горный поток, — я сейчас пригну! Дмитрий похолодел. Река была шире, чем казалось — над противоположным берегом висел туман — и такая бурная, что выбраться из нее при падении почти не представлялось возможным. — Кристина, нет! — крикнул он, но бойкая девочка уже занесла над бедром Гефеста свой изящный хлыстик. Секунда, грозное ржание — и фигурка в синем костюме скрылась за пеленой тумана. Грязно выругавшись, Дмитрий пришпорил своего коня — мысленно он уже прикидывал, как будет вытаскивать их обоих, искалеченных и замерзших, из бурного потока. Демон, взрыл землю копытом, недовольно заревел, но все-таки послушался хозяина. Через пару секунд Дмитрий наконец снова почувствовал под ногами твердую землю. Тумана не было. Несносной девчонки — тоже. — Кристина! — позвал он, но тут же заметил пропажу. Крошечная синяя фигурка сидела у реки на корточках, спрятав лицо в ладони. Одним рывком спешиваясь, Дмитрий подбежал к баронессе и потянул ее вверх за плечи. — Кристина, что с вами?! — нервно спросил он, — вы ушиблись? Девочка медленно отняла руки от лица и взглянула на него совершенно обезумевшим от счастья взглядом. — Мы это сделали! — зашептала она, широко улыбаясь, — мы перепрыгнули! И вдруг с жаждой, со странным трепетом прижалась поцелуем к губам опешившего Дмитрия. На секунду он потерял бдительность — красивая девочка, льнущая к нему, пахнущая изнурительной скачкой, заставила его забыться, но лишь на мгновение. Так и не разжав собственных губ, Дмитрий резко отстранился, удерживая все еще пытающуюся прижаться к нему Кристину за плечи. Та тяжело дышала. — Я буду считать, что ничего не было, — строго сказал он, глядя в стремительно краснеющее лицо девочки, — и все-таки, что на вас нашло?! Кристина закусила губу. — Простите, — пискнула она, — но это выше моих сил! Вы будите во мне такое… Такое!.. — Кристина, я люблю свою жену, — напомнил Дмитрий, — и вы, кажется, тоже ее любите! — Очень люблю! — закивала девочка, — и ее, и вас!.. Я… Она задохнулась, не в силах сдержать истерически льющиеся из глаз слёзы. Дмитрий закатил глаза. Он ненавидел, когда женщины плакали. Чтобы прекратить это, он был готов на всё — даже на задушевные беседы. — Чем вас так обидел ваш юный воздыхатель, что вы решили так себя повести? — Ничем! — Кристина замотала головой, — он замечательный! Просто вы… — Что я?! — раздраженно прошипел Дмитрий. Кристина снова всхлипнула. — Вы такой сильный! И такой взрослый! И мне показалось, там, на горе, что мы с вами родственные души… Вы так смотрели на меня!.. Я не хочу чтобы вы изменяли фрау Наннель, я знаю, что вы любите ее! Но я вас прошу, я вас умоляю, поцелуйте меня! Один только поцелуй — мне больше ничего не надо! Меня никто никогда в жизни больше не поцелует так, как вы! Вы же целуете фрау Наннель! Я хочу почувствовать себя с вами также! Я хочу почувствовать себя хоть немного ей!.. Она снова потянулась к нему, но Дмитрий удержал ее за плечи. — Я не буду вас целовать, Кристина, — строго, но мягко сказал он, ощущая, как хрупкая девочка дрожит под его руками, — это будет нечестно по отношению к вам, к Наннель, к вашему барону и к вашей будущей жизни. Вы смелая девушка, раз говорите мне такое, и вы замечательный товарищ, мне было искренне приятно провести с вами этот день. Но давайте договоримся: этого разговора не было. Он убрал с поникшего лица несчастной девочки непослушную прядь волос. — Вы теперь не захотите знать меня… — пропищала она, отворачиваясь. — Нет, кончено нет, — заверил ее Дмитрий, чувствуя, как снова раздражается, — если вам когда-либо понадобится моя помощь, вы можете смело расчитывать и на меня, и на фрау Наннель. Но, пожалуйста, Кристина, разберитесь со своими чувствами и со своей головой. И научитесь управлять своими эмоциями — в следующий раз вам может попасться не такой лояльный слушатель. Юная баронесса гордо посмотрела на него и, высоко задрав голову, чуть повела плечами, призывая ее отпустить. — Не беспокойтесь, — сказала она почти спокойно, — следующего раза не будет. Никогда. Но Дмитрий, подсадивший ее в седло, совершенно не был уверен в правдивости ее слов. Наннель, увидевшая возвращавшихся путников еще с веранды, удивлённо присвистнула. — Это вы скакали на лошадях, или лошади на вас? — спросила она, оглядев истекающих потом мужа и подругу, чья одежда была так перемазана лошадиной пеной, что даже черный костюм Дмитрия казался пегим, — сколькими мочалками вас теперь оттирать?! Кристина грустно улыбнулась и, спросив, куда делся ее спутник — тот пошел исследовать картинную галерею в главном зале, — сказала, что они уедут в Вену утренним поездом. Наннель всплеснула руками, громко выражая свое расстройство, и только Дмитрий, пытавшийся пригладить прилипшие ко лбу мокрые волосы, заметил, каким облегчением засверкали ее глаза. — Эта молодежь меня утомила, — простонала Наннель вечером, с наслаждением укладываясь головой на плечо Дмитрия. Запах скачки, въевшийся в его кожу на долгие дни, мешался с лавандовым мылом и одеколоном, и Наннель зажмурилась, утыкаясь носом в бронзовеющую из-под ворота пижамы ключицу. — Теряем хватку, — фыркнул Дмитрий, наощупь притягивая жену к себе, — никакой светской стойкости. Наннель переплела их пальцы. — Кристина приставала к тебе? Дмитрий вздрогнул. Желание слукавить на секунду промелькнуло в его сознании, но то, с каким юмором смотрела на него Наннель, развеяло всякие сомнения. — Да, — честно ответил он. — А я знала, что она в тебя тайно влюблена, — Наннель мерзко захихикала, — видел ее мальчишку? Плохая копия тебя, нос мелковат и волосы с рыжинкой. Но ты сильно не обольщайся: она хочет тебя, потому что ты мой! — Я догадался, — вздохнул Дмитрий, — у нее такая каша в голове… — Она молода, к тому же, еще не была с мужчиной, — едко хмыкнула Наннель, — если всё сложится, она выйдет замуж за этого смешного мальчика, и всё тут же встанет на свои места. У всех невинных девиц каша в голове. Эмоции контролировать невозможно. — Хочу напомнить, что ты, даже не будучи невинной, в прошлом месяце чуть не убила меня на радостях сахарницей, — рассмеялся Дмитрий, — как видишь, каша в голове бывает не только у девиц! Наннель уже открыла было рот, чтобы сказать в ответ какую-нибудь гадость, но вдруг осеклась, побледнела и потянулась руками к своему животу. — Что такое?! — испугался Дмитрий, нависая над ней, — больно? Врача?! — Нет, — загробно-тихим голосом проговорила Наннель и вдруг взяла Дмитрия за руку, поднося к своему животу его раскрытую ладонь, — чувствуешь? Дмитрий мягко погладил скрытый шелковой ночной сорочкой живот и вдруг едва не вскрикнул — в его пальцы что-то мягко толкнулось. — Шевелится, — глупо улыбнулась Наннель, задирая сорочку и смотря во все глаза на то, как в ее округлившемся теле что-то — вернее, кто-то — пытается выйти с ними на связь. — А он нас слышит? — спросил тоже шёпотом Дмитрий, не убирая руки. — Понятия не имею, — честно призналась Наннель, а Дмитрий вдруг с очень серьезным видом наклонился над разбушевавшимся существом в утробе его жены и почти по слогам произнёс. — Значит так, — он слегка ткнул пальцем в живот, — не мешай матери отдыхать! Я понятно объясняю? Существо еще раз с явно наследственным своеволием боднуло его руку и тут же затихло, давая Наннель возможность снова лечь поудобнее. — Поздравляю, — фыркнула она со смехом, устало прикрывая глаза, — он еще родиться не успел, а уже получил от отца нагоняй! Наннель вскоре уснула, а Дмитрий лежал, так и не погасив свет, невидящим взглядом рассматривая потолок спальни. «Отец» — крутилось в его голове непривычное слово, и прежде, чем под утро провалиться в блаженный сон, он снова коснулся рукой живота своей жены, в котором впервые проявило себя странное создание, связавшее его с этим словом навсегда.