***
Спустя пять часов я обессиленно плюхнулся на диван. Пришлось добротно поднапрячь булки, дабы привести холостяцкую берлогу в надлежащий, первозданный вид. Устал неимоверно, но доволен проделанной кропотливой тандемной работой. Квартира сияла от лоска, а вместо дрянного запаха затхлости воздух наполняли нотки свежести чистящих средств. Да и сам хозяин немного повеселел, окидывая удовлетворённым взором родные обновлённые стены. — Бля, Тэ, охуеть… я без тебя бы точно не справился, — парень плюхнулся рядом и откинул голову о мягкую спинку. Визуально получал кайф от радикального превращения из свинарника в презентабельную, уютную жилплощадь. — Ты просто волшебник, чувак. Выгрести долгосрочный срач за короткое время — верх моего понимания. Пасибарики! — Да ладно, чё уж там, — я скромно улыбнулся и посмотрел на него уставшими, влюблёнными глазами. — Я был рад тебе помочь. Ничего особенного. Просто уборка. — Надо срочно сделать перекур, а то я чёт подзаебался, — он вскочил с дивана, пошебуршал по карманам куртки в прихожей и достал измятую пачку сигарет. — Так-с, а где моя пепельница? Она вот тут стояла. Не видел, Тэ? — Выбросил, — тихо, но уверенно ответил я. — Как выбросил? Нахуя? Я ж всегда курю в комнате, — Гуки посмотрел на меня с видом непонимающего первоклассника, которому сказали, что он будет сдавать ЕГЭ. — А не надо больше тут курить. Имей совесть, Чон. — Пиздец, ты деловая колбаса, очкастый! — ворчливо завозмущался старшенький, пытаясь найти хоть что-то подходящее в качестве мини-урны для окурков. — Вообще-то это моя хата и я буду курить там, где захочу. — Нет, не будешь, — я настойчиво огрызнулся, поправив сползающие очечи. — Слышь, ты мне кто: мать, отец? Сказал же: где хочу, там и курю, — с оттенком злости поёрничал макнэ, зажав в зубах белый длинный фильтр папироски. — Будет он мне еще указывать — курить или не курить. — Тогда вся наша суматоха тупо провалится в мусорное ведро! — мои ноздри обидчиво стали раздуваться. — Смысл, что мы столько времени корячились, если через пару дней всё вернётся на круги своя. Короче, делай, чё хочешь! — Я повалился на подушку и отвернулся лицом к спинке дивана. Так досадно стало. Старался, старался, а он… вообще не хочет что-либо менять в своей жизни. Как был гопником-разъебаем, так им и остался: — Отвези меня просто домой. А потом засирайся, сколько тебе влезет. — Ладно, ладно, не кипятись очкастый, — голос Чона резко обмяк. — Ты, наверное, прав. Пойду лучше на балкон. Жалко портить красоту. Парень исчез за шторой, закрыв за собой большую створку окна. Зажигалка глухо щёлкнула. Я чуть приподнял голову и посмотрел в его сторону: на его могучую спину. Чонгук стоял, облокотившись о край лоджии, медленно выпуская белые облачка дыма. Волосы чуть колыхались от лёгкого ветра, а его проникновенные глаза устремлялись куда-то вдаль, пытаясь переосмыслить сегодняшний благодатный день и допущенные ошибки, которые он пытался исправить: неказисто, неумеючи, но пытался. Интересно, а думал ли он что-нибудь про меня лично? Спустя минут десять балконная дверь снова отворилась, впустив в квартиру поток раскалённого от дневного зноя воздуха. Гуки стянул с себя футболку, обтёр ею шею, подмышки и швырнул её на кресло. Но встретившись с моим недовольным нахмуренным лицом, всё прекрасно понял: позакатывал глаза, снова поднял вещицу и потопал в ванную, откуда послышался звук закрывающейся корзины для грязного белья. Молодец… усвоил урок. Уголки моих губ самопроизвольно стали вытягиваться. — Пиздец какой-то… — Чон забухтел из ванной. — Меня моя не может заставить за собой убрать, а как у тебя, ска, это получилось? Нихуя ты меня прогнул, очкастый. Не поверишь, первый раз за всю мою жизнь, я стал жертвой насилия ботана. Уму не постижимо! — Для тебя же стараюсь, дурилка картонная, — мою подлую душонку разбирало чувство непомерной гордости. А он небезнадёжен, оказывается. Глядишь, и переломлю в нём несгибаемого негодяя. Не только ему меня мордовать в школьном туалете; теперь наступила эра очкариков… попробую апгрейдить сознание моего терминатора. — Лан, короч, мне надо срочно помыться, а то весь потный, как бичара. Подождёшь? — Чон покопался в личных вещах шкафа, достав оттуда большое чёрное полотенце. — А куда мне деваться. Конечно подожду. Дверь в ванную захлопнулась. Вода зашумела. А я по-прежнему лежал на диване, пялился в потолок, размышляя о сегодняшнем дне. И всё-таки он был отличным. Чонгук стал ко мне более снисходителен, если даже не стал сопротивляться моим капризам. Оттого желание стать частью его одинокой жизни превосходствовало сильнее с каждой минутой. Была бы моя воля, никуда бы отсюда не уходил — жить остался. С ним. С моим Гуком. Я прекрасно понимаю, что чрезмерная наивность затягивала крепкий узел на шее, но я был бессилен супротив тех чувств, что беспрестанно трепыхались под рубашкой: тонул в трясине последних надежд. Как бы я хотел сейчас ворваться к нему, захлестнуть в своих объятиях и отдаться, утопая в его хищной жестокой любви. Прикрыв глаза, я начал представлять голое, мускулистое тело Чона, его красивый жилистый член, который, наверное, я теперь сам лично хотел обсмаковать губами. Да, очень хотел… желал, чтобы этот чёртов Аполлон стонал ненасытной шлюшкой от моих ласк и испачкал мне лицо белым горячим фонтанчиком, как обычно показывают в откровенном кино для взрослых. Рука невольно сжала привзбухшую головку сквозь штаны и я лишь издал тихий вздох вожделения, погрузившись в нереальные грязные помыслы. Опять ловлю себя на мысли собственного полнейшего идиотизма, поскольку макнэ непробиваемый брутал с закоренелым статусом «гетеротика». Но я всё же поборюсь за свою мечту, чего бы мне это не стоило. Вода камень точит. Чувствуя, что мой член начал набирать силу, я опомнился и резко убрал руку. Не хочу, чтобы Чонгук зашёл в комнату и увидел, как я занимаюсь тут чёрти чем: лежу и откровенно вырабатываю свой гормон счастья. Только лишний раз травлю себе душу от желания постичь сладкие ощущения: о них я думаю постоянно: хочу испытать точно такой же оргазм, который испытал однажды от прессинга макнэ на той самой заброшке. Хочу его мощные спортивные пальцы на своих плечах, впитывать на ключицах боль и наконец-то познать истинный дзен в уединении с моим самым обаятельным стилягой. Я снова просунул руку под резинку и уложил малыша поудобнее, чтобы не было заметно для посторонних глаз… но понял, что головка уже успела покрыться липкостью. Я раздвинул пальцы перед своим носом, наблюдая тянущиеся тонкие провисшие нити смазки. Ну вот… доигрался. И кончить не получится, и проблем себе нафантазировал. Если б я только смог по-быстрому разрядиться, то закрылся бы в туалете и дело с концом. Но увы, дрочка — не мой метод удовлетворения — всё равно ничего не получится. Уже много раз пробовал. Тщетно. Стараясь отвлечься от навязчивых гиперсексуальных мыслей, мне пришлось себя подгрузить полезным занятием. Ноги побрели на кухню, где пришла гениальная идея приготовить чего-нибудь перекусить. После изнурительного клининга, есть и в заправду очень хотелось — почти с утра не было маковой росинки во рту. Покопошившись в продуктовых запасниках Чона, я отыскал в холодильнике небольшой кусок колбасы, несколько яиц и полпакета молока. Мда уж… негусто. Будем делать омлет из того, что имеется. Хозяину явно не мешало бы посетить супермаркет для пополнения стратегических запасов. А не то, с такой диетой можно и ноги протянуть. Колбаса зашипела на сковороде, наполнив кухню домашним уютом. Жизнью наполнила. Вряд ли макнэ сам себе готовит. Скорее всего сидит на сухпайке: лапше быстрого приготовления и бутербродах с пивом. Некому за ним ухаживать. А я бы, наверное, смог. Каждое утро готовил ему горячие тосты и рамён. Приносил кофе в постель и получал за это приятный бонус в виде маленьких, но чувственных поцелуев. Яйца взбиты, залиты с молоком, превратившись в однородную массу и отправлены на сковороду, где доходили аппетитные шкворчащие кусочки пряной колбаски. Пара минут и всё будет готово. — Бля, а чем тут так вкусно пахнет? Его намытое, и завёрнутое в полотенце Высочество выползло из ванной, образовавшись в дверном проёме кухни. Мокрый торс заставил меня резко отвести глаза, ибо без последствий я не мог открыто смотреть на Чонгука: не дай бог произойдёт непоправимое — боюсь возбудиться в его присутствии. Не хочу стоять посреди кухни с оттопыренными штанами, а потом выслушивать в свой адрес нотации, типа: «Ты чё, очкастый, охуел чё ли?! У тебя опять при мне встал? По ебалу хочешь получить, пидрила?». Поэтому я молчаливо уставился на парящую сковороду. — Омлет? — Чон подошёл к плите и приоткрыл крышку. Ароматный пар ударил в лицо, заставив его чуть отклониться назад. — Ну да, с колбасой, будешь? — Я тебе поражаюсь, очкастый, — Гуки потряс головой, пытаясь просушить мокрые, волнистые волосы. — Мне даже моя тёлка никогда не готовила, а ты меня приятно удивил. — Да тут ничего такого, просто омлет. Садись, я тебе положу, — я потянулся за тарелкой в шкаф. — И сходи пожалуйста за продуктами, а то у тебя в холодильнике мышь сидит на коленях перед верёвкой, плачет и молится. Вот-вот повесится. — Может, мне тебя нанять в прислуги, а? — макнэ уселся за стол и заскрипел вилкой по посуде, нахомяривая приготовленное блюдо. Ел с большим удовольствием. Видно, что давно не вкушал горячего. Изголодался. Такой милый, когда дует свои щёчки, пережёвывая изыски моей кулинарии… потискал бы за них. — И порядки умеешь наводить, и готовишь неплохо. Вижу, прям освоился тут. — А ты против? — я приподнял на него глаза, даже на мгновение перестав жевать. — Если хочешь, то могу уйти. — Да ладно, чё ты сразу губы пучишь. Я просто хочу сказать, что ты необычный очкарик, а продвинутый, — парень доел последний кусочек, поставив пустую тарелку в раковину. — Помыть не забудь за собой… — Вот ты заебал, зануда-чистоплюй! — ворчливо запричитал Гук, но всё-таки вымыл тарелку, засунув ее обратно в верхний шкаф. — Ну, если тебе нравится жить в свинарнике, то валяй, больше слова не скажу, — не отрывая глаза от перекуса, я тихо пробубнил в его адрес. — Да понял-понял, не бухти. Постараюсь содержать марафет, революционер. — Никакой я не революционер, а просто хочу, чтобы тебе не было стыдно перед друзьями за свою халупу. Разве тебе самому не нравится порядок? — Да нравится, нравится, — Чон похлопал меня по плечу и по привычке пожамкал прокаченными пальцами ключицу. Кусок колбасы тут же встал поперек горла. Нажми он сейчас чуть сильнее и всё — аллес-гуд — кровь устремиться к причинному месту и разбудит спящего, и не менее, изголодавшегося цербера. Об этом я думать точно не хотел. Явно не за столом. И Гуки, похоже, заметил, как моё тело стало съёживаться от его прикосновения. — Да не ссы, я тебя не обижу, очкастый. Чё такой хлюпенький-то, а? — он помял мои типа-бицепсы своей увесистой, местами шрамированной рукой. — Не хочу заниматься антимонией, но, к твоему сведению, пятьдесят процентов населения планеты испытывают депривацию в физическом плане, потому как, всё должно быть сбалансировано. — А можно теперь человеческим языком, умник? Мой мозг щас начнёт искрить от твоих «дипиваций». — Проще говоря, не все могут быть сильными, понимаешь? — начал научную конференцию мой начитанный мозг. — Все мы разные. Кому-то дано поднимать стокилограммовые гири и драться на ринге, а кому-то решать математические задачи, помогая развивать экономику страны во многих направлениях: медицина, образование, исследовательское поле науки. — А ну-ка, пошли… — Чонгук забрал у меня тарелку из-под носа и поставил ее на кухонный гарнитур, — хватит жрать. Пошли, пошли. — Фафем? Фуда? — я пытался проговорить сквозь набитый рот, успев по пути запихнуть в него остаток омлета. — Щас увидишь… Он притащил меня в гостинную, словно собирался учить уму разуму при помощи физического воздействия. Открыл шкаф, недолго в нём погремел содержимым и достал оттуда длинную металлическую палку, которую приспособил в дверном проёме на небольшие серебристые крепления. — И зачем это? — в моих глазах пульсировало экспоненциальное недопонимание. — Сколько раз подтянешься? — Понятия не имею, я же не спортсмен, — я сделал шаг назад, поправив на носу очки. — Мне это и не нужно. — Нужно, Тэхёша, нужно, — Чонгук поплевал на свои ладони, обхватил пальцами перекладину и принялся выполнять силовые упражнения по подтягиванию. Мышцы заметно напрягались, вызывая во мне чувство неистового восхищения: хотелось прильнуть к ним губами, оставляя маленькие влажные следы от поцелуев. Десять, пятнадцать, двадцать… Гуги пыхтел, продолжая физзарядку, будто пытался передо мной открыто демонстрировать богатырскую силушку: мол, смотри очкастый, как я умею, а ты нет, дрищуга. — Давай, теперь твоя очередь, — он спрыгнул на пол, поправил сползающий полотенец на бёдрах и немного поразмял затёкшие ладошки. — Посмотрим, насколько ты силён. Не смотри на меня такими испуганными глазами, просто попробуй и всё. — Ладно, как скажешь. Я принялся натужно понимать свою разжиревшую тушу ввысь. Руки до предела напряглись, щёки надулись двумя большими шариками. Чувствовал, как в голову бахнул резкий прилив крови, забулькав где-то у самой макушки: в глазах залетали мелкие мушки, пальцы начали слабеть после третьего раза. В какой-то момент губы обожгло чем-то горячим, а во рту появился металлический привкус. — Так, стоп, хорош! — Гуки вытаращил на меня глаза и заметался по комнате в поиске аптечки. — Ложись на диван, сейчас же. Проведя рукой под носом, я заметил красную полосу на запястье. Ни с того, ни с сего открылось назальное кровотечение. И голова начала как-то несвойственно кружиться. Странно, ведь я никогда не замечал за собой ничего подобного. Моё тело приняло горизонтальное положение. Чонгук подскочил ко мне, аккуратно впихнув ватные тампоны в ноздри, словно заботливый доктор. Приятно видеть, как он переживал за моё состояние: значит, я ему не совсем безразличен, ведь правда же? Или в этом жесте нет ничего экстраординарного… — У тебя всегда так? — усевшись со мною рядом на краешек дивана, спросил Чони. — Давление что ли ебашит? — Понятия не имею, что это, — я хрипло прогнусавил, поправляя ватку в носу. — Никогда такого не было. Возможно, давление, а возможно, что-то ещё… У меня редко идёт с носа кровь, только, если погода меняется или кто-нибудь мне его разбивает, — этот камень был брошен в огород к Чонгуку. — Ну ладно, извини, я не хотел, чтобы так вышло, правда, — он положил свою тяжёлую ладонь мне на грудь, пытаясь оправдаться за свои поступки. И мне был приятен сей жест с его стороны, ибо вымолить у него хоть каплю прощения — дело очень непростое. — Хотел, чтобы ты наконец-то начал качаться, чтобы научился давать отпор другим. — Да всё нормально. Ты ни в чём не виноват. Говорю же — спорт — это не моё. — Короче, давай полежи немного и я отвезу тебя домой. Домой? Как домой? Уже? Я не хотел домой. От слов Чонгука внутри стало холодеть. Не хочу, чтобы сегодняшний день заканчивался. Совсем не хочу. Где гарантия, что когда-нибудь я снова окажусь здесь и буду наблюдать за тем, как он расхаживает после душа в одном полотенце на бёдрах. Не смогу снова восхищаться его мускулами и слышать до боли полюбившийся голос. Настроение постепенно затухало от понимания финального минорного аккорда нашего с ним уединения. Пусть не интимного, но уже значительно сократившего между нами расстояние. — Чон? — Чего? — А можно тебя попросить? — я смущённо посмотрел на него сквозь запотевшие стёкла очков. — Хотел узнать… — Бля, очкастый, как ты задрал меня со своими рисовалками, а! — безнадёжно выдохнул он, повторив манёвр аля-силача: сделал еще несколько подтягиваний на перекладине. — Хер с тобой, я уже на всё согласен, лишь бы ты меня больше не доёбывал. Что?! Он согласился мне позировать? Вообще-то я хотел спросить про нашу с ним дальнейшую дружбу. Но этот вопрос уже потерялся во взорвавшихся эйфорийных эмоциях. Руки невольно затряслись от переживания за будущий шедевр, а внутри разливалась пьянящая волна морального удовлетворения.***
— Ну, и… как мне сесть? — Чонгук пытался умоститься на диване, заправляя полотенце между ног, дабы не демонстрировать свои очаровательные роскошества. — Эм, а можешь, одну ногу поджать к груди и приобнять ее, опустив подбородок на колено, — я уселся на стуле напротив и настроил чистый лист альбома, предвкушая самый приятный момент сегодняшней встречи. Я буду рисовать своего любимого прекрасного малыша с богатырской внешностью. — Да не, так всё видно будет. Давай по-другому. — А кого ты стесняешься? Меня? — я от волнения начал грызть обратную сторону карандаша. — Просто в такой позе ты смотришься более грациозно. — Бля, Тэ, ну правда, мне как-то не по себе, если ты будешь постоянно на меня пялиться, — завозмущался Гуки, покрываясь лёгким румянцем на милых щеках. — Всё что можно было увидеть, я уже увидел. Так что, не парься, — моя поганенькая упрямая натура не собиралась сдавать позиции. — Ладно хер с тобой. Только это в первый и последний раз, понял?! Главное, не проболтайся никому, иначе я тебе шею, как гусенку сверну. — Да не волнуйся ты так, — довольная лыба на моём лице безудержно засветилась. — Я могила. Полотенце покинуло бёдра парня, открыв вид на полностью обнажённое тело. Я вот-вот упаду в обморок… голова снова начала кружиться, карандаш в зубах хрустнул от сжавшейся челюсти. Макнэ прекрасен везде. Мамочки… Спина моментально вспотела от прилива необъяснимого потока энергии, которая пробежалась по всему телу, скомкавшись у самого основания члена. — Так? Гуки принял нужную позу, посмотрев на свой пах. Он явно испытывал неловкость передо мной, находясь в полной открытости. Его мягкий «красавчик» вальяжно лежал на кучке чёрных густых волос, что не могло не радовать мои огненно-горящие похотливые, задрочерские глаза. Полжизни бы отдал за момент истины, в которой я уже скидываю с себя одежду и сажусь верхом на этого сексуального парня. Прям мороз по коже пробежался от разыгравшегося воображения, заставив острыми иглами впиться в солнечное сплетение и передавить дыхание на несколько секунд. На лбу проступили крупные испарины пота, а щёки в миг порозовели — у меня снова начало просыпаться внизу, вливая кровь в напрягающуюся плоть. — Давай только побыстрей, а то, блядь, я итак пиздец комплексую, — Гуки сильно нервничал. — Если ты так сильно комплексуешь, тогда… — я повертелся по сторонам и поймал взглядом небольшую красочную салфетку, украшавшую столик в углу комнаты, -… вот этим немного тебя прикроем. Долго не думая, я взял тряпицу и, подойдя к Чону, накинул ему на откровенности. Время пошло. Карандаш резво суетился по бумаге, вычерчивая тонкие линии контуров его фигуры. Штрих за штрихом, линия за линией и на бумаге начал появляться оттиск будущего эскиза, который я потом перенесу на мольберт: выведу свето-тени, придам объём и красок. Оживлю. Спустя минут десять, набросок был готов. Но мне хотелось отработать некоторые детали по полутонам. Я понимал, что долго Чонгук не высидит. Он итак с трудом согласился на мою авантюру полностью передо мной раздеться. Сидел, строил мне прикольные, дебиловатые глазки, потом поправлял сползающий с члена кусочек ткани и опять застывал каменным изваянием. — Ну ты скоро там? У меня нога стала затекать. — Потерпи чуток, пожалуйста… — я пульнул в него серьезным видом. То и дело перемещал взгляд с рисунка на Чона, а потом возвращал его обратно на бумагу, дабы запечатлеть мельчайшие нюансы. Несмотря на сорокаминутную паузу, он старался терпеть и не двигаться, но всем видом давал понять, что форма статуи ему стала изрядно поднадоедать. Но решающим приятным бонусом в моём прекрасном натурщике стал один нюанс… я заметил, как салфетка на его паху стала постепенно приподыматься. Вау! Видимо, нагота вызывала в нём возбуждение — видимо, присутствовал некий скрытый фетиш в его несокрушимом характере. Ну уж ни на меня же у него образовалась эрекция. Салфетка сползла, когда стояк принял полную боевую готовность и Чон, прочистив горло, прикрылся рукой. — Да всё в порядке, не стесняйся меня, — я пытался успокоить занервничавшего макнэ. Чувствовал, как в нём боролись противоречивые чувства, не дающие раскрыть свою красоту в полной мере. Но всё равно, он ошеломителен и прекрасен, как ни крути. — Ты сейчас очень сексуален, Чон. — Ещё раз так скажешь и я тебе сам нос расквашу, понял? — парень нахмурил брови и тут же прикрылся полотенцем, стараясь поскорее спрятать позорное «неудобство» от моих пытливых глаз. — Короче, хватит. Я устал. Дай хоть посмотреть, чё ты там накалякал. — Я еще не полностью закончил, тут дорабатывать надо многое… — я протянул ему рисунок и разочарованно выдохнул, ведь был прерван на самом интересном этапе наброска. — Бля, а ты рили классно рисуешь, — Чонгук несколько минут всматривался в мои художества, то и дело играя губами: старался подобрать адекватную оценку, только выходило у него это довольно причудливо. — Мне нравится, только ты не вздумай никому показывать. А то мало ли… — Хорошо, не буду, если ты настаиваешь, — я присел к нему рядышком и даже не заметил, как моя голова упала на его вытянутую на спинке дивана руку. Само собой получилось. От него опахнуло сладким запахом шампуни, вперемешку с пеной для бритья. Так вкусно, нежно, притягивающе. Хотелось прижаться к Чону всем телом, обнять крепко и уснуть на его плече до самого утра. — А у тебя очень классный пресс, — мои влюблённые глазёнки прошвырнулись по накаченному животу, лаская каждую линию кубиков. Настоящий шедевр всей моей жизни. — Я хотел бы такой же, но мне не дано. — Просто делай зарядку каждое утро и через полгодика у тебя тоже появятся кубики, — он похлопал себя по пузу, пытаясь напрячь каждый сантиметр. Снова выпендривался передо мной. — Полгода — это слишком долго. Но мне всё равно нравится, — я уж было хотел прикоснуться к его прессу, но тут же одёрнул руку. Даже немного испугался своей наглости. — Чё, тоже хочешь потрогать? — Чон, кажется, понял, что я пытался сделать. Поэтому, лишь немного улыбнулся. Перед кем ему еще поважничать и похвалиться своими спортивными достижениями, если не перед хиляком-ботаном. — Ну… если можно. — Валяй, мне не жалко, - он раскинул руки по спинке дивана и напрягся, до раздутия вен на шее. Ладонь коснулась живота и обожглась. Боже… У меня сейчас давление подскочит и вены лопнут от тактильного ощущения: какие же крепкие у него мышцы: брутальные, возбуждающие, безумно приятные на ощупь. Какая у него мягкая бархатистая кожа: настолько чистая, что запросто может оставить без работы любого дерматолога. Не хочу убирать руку. Желаю весь вечер трогать Чона… нежно ласкать и упиваться бомбической энергией истинного альфа-самца. И я снова не понял, как так могло получиться — видимо, от нахлынувшего удовольствия, мой разум померк в прикосновениях, расколов и без того хрупкий кокон вожделенности. Только в следующую секунду очнулся и осознал, что мои пальцы ласкают твёрдый член парня под полотенцем. — Ты чё творишь, очкастый?! — Чон смотрел на меня ошеломлёнными глазами, не вкуривая, как наше простое ничего не значащее общение могло прийти именно к этому моменту. Но он не кричал, не пытался отстраниться или убрать мою руку. Почему Чонгук не сопротивлялся? — Я вроде не тёлка, чтобы ты меня лапал, эй, алё… Обратного пути уже нет. Всё, что могло произойти, уже произошло. Поздно сдавать взадпятки и оправдываться за своё нелепое поведение, ведь я давно хочу это мега-сексуального плейбоя, оттого мысли летали где-то в облаках беспечности. — Ты меня ударишь за это, да? — я тихо прошептал ему в плечо, сжав сильнее руку и, начав водить по железному стволу. — Я просто хочу тебе сделать приятное. — Тэ, хорош, не наглей! — продолжал сокрушаться макнэ. По первости озлобился и вроде даже попытался сжать кулак, чтобы нанести сокрушающий удар, но быстро обмяк, когда я решил применить некоторые фишки из порно: стал водить подушечкой большого пальца по уретре, а потом легонько играться с крайней плотью, натягивая на головку и снова её оголяя. Сработало. Чон сделал первый резкий вздох и залип на несколько секунд, будто провалившись в небытие: потерялся в своём маленьком мире приятных ощущений. Ведь ему же нравилось гадёнышу, чего он тогда ерепениться. — Бля, очкастый, это уже перебор. — А разве тебе не нравится? — я довольно улыбнулся, почувствовав, как пальцы скользнули по первой густой, тёплой смазке. Теперь-то он никуда не денется от меня. Теперь я точно доставлю ему удовольствие. — Да не в этом дело, просто за такое в пацанских кругах могут прирезать, сечёшь? — он дважды толкнулся в мою руку, сделал короткий выдох и зажмурился от прокатившейся вереницы экстазного набата по телу. Заметно, как его кожа покрылась мелкой россыпью мурашек. Ему нравилось, а это уже о многом говорило. — А кто об этом узнает-то? — я прибавил скорость движения и избавился от полотенца, открыв прекрасный вид на шикарное естество моего любимого мальчика. — Просто расслабься и ни о чём не думай. Я хочу тебе снять напряжение и только. Ничего особенного. И прекрати меня стесняться, наконец. Когда ты заставлял тебе делать минет, так не закрывался, а тут прям весь извёлся. — Бля… хорошо уже, а. Лан, давай только быстро, — понимая, что сопротивляться бесполезно, Чон уселся поудобнее, раздвинув колени и облокотил голову о спинку дивана, закусив себе нижнюю губу. Неизвестно, о чём он сейчас думал, но ему явно понравился мой нестандартный сервис. — Вот сука же ты, очкастый! Сам знаю, что я сука. Мог бы мне об этом не напоминать. Постепенно прилипало осознание нашего сексуального сближения, которое размывало границы неподступности к могучей сущности моего страстного качка. Если б он того не хотел, никогда и ни за что бы к себе не подпустил… И, уж тем более, не позволил ему мастурбировать. Значит, не всё так однозначно, как кажется: в скрытых слоях сознания парня явно прослеживалась тонкая нить его бисексуальности, ибо в противном случае, моя рожа давно умылась кровью от его свирепого кулака. И двух минут не прошло, как Гуки тихо зашипел и миловидно поморщился, вкушая наслаждение от моей заботливой руки. Смазка под пальцами громко захлюпала, член напрягся до предела, дернувшись несколько раз подряд. — Бля, очкастый, бля… пиздец, ай! Кажется, я всё, ай! — сдавленно застонал Чон и уж было хотел убрать мою культю от пениса, но я не позволил этого сделать, сжав ладонь сильнее. — Испачкаю же, Тэ. — А я и не против, — меня начало немного потрясывать от внутреннего возбуждения. Было хорошо Чону, но по всем ощущениям, казалось, что получаю сам получаю удовольствие. Ска-а-а! — чуть прикрикнул макнэ и с тихим сапом излился себе на живот и мне на руку большими белыми сгустками, которые стали растекаться по впадинкам его напрягшегося пресса. Блядь, как же это красиво смотрелось в его отточенном до идеальности образе. На то, как кончает Чонгук, можно пялиться вечно без передышки на сон и еду. — Бляяя… Охуеть! — Нифига ты напулял, — удовлетворённый своей работой, я с наслаждением в пылающих глазах посмотрел на его залитый пресс. — Значит, был очень напряжён. — Ну ты даёшь, блять, герой-любовник, нахуй, — взволнованно выдохнув сквозь сомкнутые губы, макнэ спешно стал вытираться душевым полотенцем, стараясь скорее избавиться от греховных улик. — Пипец, я так быстро даже с бабами не кончал. Ты прям какой-то сверхъестественный чудик. — Надеюсь, что тебе понравилась моя мастур-терапия, — я направился в ванную, чтобы помыть руки, а сам чувствую, как у самого текло под бельём. Вот если бы Чон зажал меня на этом диване, я тут же б обкончался. И мастурбировать бы не пришлось. Я пару минут стоял и смотрел на свои пальцы, на которых блестели белые капли чонгуковской спермы. И теперь она не казалась для меня отвратительной, а наоборот, будоражила во мне непреодолимое желание к жёсткому, развратному сексу. Я чуть облизнул палец, посмаковав результатами своих стараний. Самое странное — мне понравился вкус его семени. — Зато я помог тебе выработать необходимый гормон счастья. Считай, что процедура проделана в качестве насыщения клеток организма кислородом и полезными веществами, — я нехотя вымыл руки, с болью наблюдая за тем, как вода смывала тягучую жидкость. — Слышь, очкастый профессор… — немного притупившийся голос Чонгука говорил о его переживаниях, ведь до него впервые самовольно прикасались мужские, наглые лапы в необычайном ракурсе. — Больше ни слова, окей? Я вообще не понимаю, как я блять на это согласился. Стыдно теперь, пиздец! Совратил-таки дядюшку Чона, да? — Ой, чья бы корова щас мычала, — я расхохотался на всю квартиру, аж немного прихрюкнув. — Ты первый начал ко мне приставать, заставляя делать тебе отсос, причём силой. А я всего-навсего предложил дружескую помощь в снятии телесного напряжения. — Ты не вздумай, где-нить ляпнуть про всю эту хуйню, — продолжал стыдливую дискуссию Чон, одеваясь в футболку и джинсы. — Не хватало, чтобы наши с тобой пидорские встречи однажды всплыли. — Не волнуйся, про такое открыто не говорят. Счёт один-один.***
Чонгук довёз меня до места, откуда забрал — до нашей детской площадки около дома. Классный сегодня случился денёк. Насыщенный, малость интимный даже. И мы снова молчали до самого завершения пути. Теперь Я стыдился посмотреть ему в глаза, поскольку перестал в какой-то момент себя контролировать. Но был безумно счастлив, что смог добиться хоть какого-то положительного коннекта в нашем с ним невозможном ранее общении. — Ладно, всё, вали, очкастый! — Чон пытался грубить, но теперь это звучало совсем беззлобно. Пытался быть той же стервой, только хреново у него это получалось. — И это… завязывай со всей хуйнёй своей. Ну ты понял, про чё я базарю. Ты ж вроде норм пацан. Просто я тебя немного шуганул, вот ты и сломался. Короче, забыли всё. — Да ты тут не причём, — тихо ответил я. — Чонгук, скажи, а тебе правда понравилось? — Бля, не смущай, Тэ. Итак стыдно, пиздец, — парень вновь занервничал и закурил. — Пойми, мы не можем быть с тобой близкими друзьями. Мои пацаны не поймут. Я не отказываюсь от своих слов: если будут проблемы, звони, но, бля… ток не думай, что я стану… — Общаться с таким, как я — ботаном и уродом? Ты это хотел сказать, да? Чонгук замолчал. Он просто делал глубокие затяжки дыма, всматриваясь куда-то в пустоту. Видимо, не совсем понимал, как правильно сформулировать мысль. В основном привык подобных мне унижать, притеснять, избивать… а сейчас сам оказался заложником странного поворота судьбы. Сам не допёр, как его собственная ловушка принципов и страхов захлопнулась у него за спиной. — Можешь не говорить, я всё понял! Извини, не буду тебе больше докучать, — я проскрежетал сквозь зубы, хлопнул дверью и быстрым шагом поплёлся в сторону своего дома. — Очкарик, погоди, ну чё, как маленький, — в след окликнул Чонгук, но я больше не хотел его слушать. На сердце водрузилась холодная обида.***
Так досадно стало после последних слов Чона. Получается, он просто меня терпел изо всех сил. Я уж было поверил в искренний порыв стать ближе. Думал, что добился хоть какого-то внимания с его стороны к себе. Всё оказалось ненастоящим. Если бы не случай с насилием, этот гадкий парень давно бы раскатал меня по асфальту и глазом не моргнул. Лицемерный ублюдок. Вот кто он! Настроение снова свалилось на дно марианской впадины и начало там рыть себе яму. Аппетит основательно пропал. Конечно, кто я для него — просто очкарик с гомосячьими заёбами; наивный пацанчик-ботан, которого даже нельзя считать за человека… можно лишь вытирать об него ноги. Вот возьму и напишу заявление за изнасилование, избиение и прочие издевательства. Пусть потом задумается. Не позволю больше считать себя бесправным лошарой, я этого не заслужил.