***
Покинув границы городка, несколько минут мы пробирались сквозь заросли лесистой местности, пока не упёрлись в обрывистый, опутанный густыми ивами берег. Спрятанное от посторонних глаз местечко мне знакомо с самого детства. Мы сюда с пацанами всё время ездили на великах купаться, когда нам было лет по десять. Любили здесь покуражиться, бегая по берегу без трусов. Не знаю почему, но нас это страшно забавляло. Ну хули-пилюли… мелкие ж были совсем — дурковали по-своему. А потом, мои друганы выросли и начали приводить на берег своих девах для интимных встреч. Спустя много лет, я снова приехал в наш райский закуток — и ни с кем попало, а с Чонгуком. Надеюсь, что с моим. — Воу-воу, а тут рили охуенно! — Чон вышел из машины, громко хлопнув дверью. Его рука потянулась в карман за сигаретами. Рыхлый дымок подхватил лёгкий порыв ветра, ударив мне в лицо сладкой горечью. — Почему я раньше не знал про этот берег. Я бы сюда приезжал со своей тёлкой. — Кстати о тёлке, — немного прокашлявшись, мои пальцы поправили скатившиеся очки на носу. — Я правда в тот раз случайно забрёл в каморку, когда вы там, ну… это самое… — Да ладно, проехали. Было и было. Она чёт в последнее время стала муты какие-то корчить. То мама её типа не пускает гулять, то она пиздец, как занята; короче, походу мы скоро расстанемся. Мне кажется, у неё другой кент нарисовался. Узнаю, урою гандона. — А ты её так сильно любишь? — слова «скоро расстанемся» прокатились сладким мёдом по душе. — Ну, типа да. Немного, — макнэ докурил остаток папироски и резким щелчком пальца запульнул ее в сторону воды. — Если честно, то встречаюсь с ней чисто для перепихона. А у тебя почему до сих пор нет тёлки? — Я же говорил тебе, мне не до этого. К экзаменам готовлюсь. Ну, конечно же, я ему врал. Ни в этом была причина. Та самая причина моего одиночества стояла рядом со мной и своими красивыми глазищами смотрела на солнечные блики в мутной воде. — А ты вообще трахался хоть раз? — с хитрецой на лице поинтересовался Гуки. — Ну… как тебе сказать… — я наивно замялся. Не знал, что ответить, ибо для меня банальная дрочка, уже непревзойдённая роскошь. — Я понял, ты ещё нераспакованный, — за меня ответил Чон. — Хочешь, могу с одной познакомить. Открою тебе маленький секрет — она даёт всем подряд: махом тебя распакует и многому научит. — Ну уж нет, спасибо! Лучше одному, чем с такими. Занятия любовью — это искусство. Это как в рисовании: если у тебя нет вдохновения, то и картины будут получаться ужасными. Так и с девушками: она должна быть твоим вдохновением, только тогда в отношениях родятся истинные шедевры. — Бля, очкастый, какой ты зануда, а! — макнэ сотворил мне небольшого леща и громко закатился от смеха. — Да тебя не одна тёлка не выдержит. С таким раскладом придётся всю жизнь душить удава в одиночку. — Лучше, как ты говоришь, душить удава, чем потом давиться проблемами, — я уселся по-турецки на траву и в нервическом порыве засунул меж зубов длинную соломинку. — Между прочим, к твоему сведению, мастурбация снимает усталость и помогает вырабатывать гормон счастья. Научно доказано. Учёные выяснили, что при онанизме, как бы его не считали чем-то однобоким или позорным в нормальном современном обществе, происходит омоложение клеток и насыщение их кислородом. Это способствует избежать возникновения множества болезней, таких как: рак, энцелофапатия, алопеция и многих других. Техника работает как для мужчин, так и для женщин. Конкретно у мужчин мастурбация исключает воспаление предстательной железы, с дальнейшим развитием аденомы простаты. — Слышь, профессор, может, уже заткнешься? У меня от твоих научных лекций щас башка треснет, — заохал Чонгук, снимая с себя футболку. — И от многих болезней ты излечился? Свой гормон счастья поди каждый день получаешь, да? — К сожалению, нет, — я констатировал страшный факт своей безоргазменной повседневности. — Чё, не встаёт, ага? Но я ничего не смог ответить ему. А как я мог сказать, что возбуждаюсь только от него… от его прикосновений, граничащих с болевыми ощущениями. Я молча смотрел на самое прекрасное представление за всю мою жизнь. Да и вообще, в жизни можно смотреть только на три вещи: как течёт река, как горит огонь и как раздевается Чонгук. Боже… его мышцы в свете солнечного света — невообразимо прекрасны. Затеняющие контуры тела создавали в моих глазах образ совершенства и могучести: широкие плечи, узкий таз с прокаченными ягодицами, прятавшиеся под тонкой тканью серых боксеров. Колба удовольствия внутри меня дала трещину от этой красоты, обливая трепещущее сердечко эликсиром восхищения. Я сидел и нагло пялился. Не мог оторваться. Мои глаза от этого шикарного вида получили оргазм наивысшей степени. Ну хотя бы они плыли от наслаждения. Не замечая того, я даже тихо про себя простонал, скомкав свободной рукой ткань на своих штанах в области паха, так как почувствовал лёгкое приятное покалывание у самой головки. — Чон, а можно тебя кое-о-чём попросить? Только отнесись к моей просьбе с пониманием. — Всё, что угодно, кроме интима, — снова на весь берег заржал старший, разминая оголённый, подкаченный торс резкими поворотами из стороны в сторону. Специально дразнился, сучонок! — Купаться идём? Ты ж сам меня сюда за этим притащил. — Успеем ещё, — я кинулся к машине и достал из сумки альбом с карандашами. Мне показалось, что сейчас самый удачный случай сделать то, о чём я грезил на протяжении долгого времени. — Я бы хотел попросить тебя мне немного попозировать. Прямо сейчас. Пожалуйста. Это недолго. Минут двадцать. — Бля, очкастый, ничего лучше не мог придумать, а? — начал отнекиваться тот. Он сел около машины на зелёную траву и, облокотившись о дверь, снова закурил свою вонючку. — Рисуй, вон, птичек, деревья, речку. Я как-то к этим вашим художественным писулькам отношусь скептично. — Ничего ты не понимаешь в настоящем искусстве, — я обиженно сложил губы, задумчиво покрутив в руке карандаш. — Просто мы в художке проходим уроки по отрисовке контуров тела человека, а у тебя очень фактурный торс, который просится на бумагу. Я же тебе говорил об этом. Мне нужно набираться опыта, а натурщика не так-то просто найти. Сам понимаешь. Дело-то деликатное. Вот я и подумал: может ты согласишься побыть моей натурой. — Ну ты загнул, очкастый, — Чон затушил окурок, вдавив его пальцами в землю со всей силы. — Ради этого я точно не стану перед тобой рассиживаться. Даже не мечтай. А потом чё скажешь: Чонгук, сними трусы? — Я был бы только рад, — мечтательно скомкалось у меня под носом. — Чё, идём купаться? Сам же хотел, — макнэ хлопнул себя по ногам, размял руки, похрустел шеей и скрылся за берегом. До ушей долетели лишь звуки громкого всплеска воды. — Тэ, охуенно, давай, прыгай. — Да иду уже. Вода мне показалась немного холодноватой, ведь в этом месте существовало подводное течение. Ступишь чуть глубже и ноги коченеют. Прям сводить начинало. Но это не мешало нам с Чонгуком немного порезвиться: он старался как-то по-детски забавляться, пуляясь в меня холодными брызгами. Даже показал пару ловких приёмчиков по правильному нырянию. Никогда еще не видел Чона таким: игривым, дурашливым, улыбающимся только мне. Между нами будто стёрлись границы неприязни и авторитарности. Он постоянно шутил, рассказывал разные смешные истории, а потом щучкой уходил под воду, оказываясь чуть ли не на середине реки. Впервые я узнал макнэ с другой стороны: совершено мне не знакомой. Я немного начал дубеть, но выходить из воды не собирался. Хотел как можно больше побыть в компании своего любимчика, ведь такого случая, возможно, уже больше никогда не представиться. Даже спрятавшееся под налетевшими тучами солнце не смогло прервать моей идиллии, в которой я почувствовал себя чуточку счастливее. Я мог запросто переохладиться и заболеть… ну и что. Пусть. Мне не страшно. Намного страшнее завершить этот день, который уже никогда не вернётся. Над головами барабанной дробью разлетелись раскаты грома, превратив ясный солнечный день в полумрачное эпичное царство. Порывистый ветер своей невидимой расчёской причесал верхушки деревьев, всполошив сорванную листву и унёс ее куда-то в пыльную хмурую даль. Поверхность воды покрылась мелкими кругами волн от посыпавшегося крупного дождя, переходящего в колкие острые льдинки града. — Бля, вылазим и срочно в машину! — сквозь очередной грозовой удар прокричал Чон и словно лягушонок выскочил на берег. Я подтянул сползающие трусы, пытаясь поскорее вылезти из водоёма. Несколько раз получил по морде более крупными градинами. Сука-погода всё испоганила. Оказавшись внутри, мы захлопнули двери и плотно закрыли окна. Дождь начал усиливаться, превратившись в непроглядное белое полотно. Но в салоне было тихо, спокойно, уютно. — Ска, щас сидушки будут мокрыми, — Чонгук вытерся футболкой, а после небрежно кинул её через плечо на заднее сиденье. А потом чуточку приоткрыл окно и закурил. — Вода немного прохладная сегодня. Даже жопа чёт подмёрзла. — Да, здесь просто течение подводное, поэтому река не успевает прогреваться до нормальной комфортной температуры, — снова сумничал мой интеллект. Я заинтересованно посматривал на сидящего рядом полуголого парня, пускающего дым сквозь прощелину приоткрытого окна. Какой же он всё-таки охуенный в этом виде, глаз не оторвать. То, что когда-то казалось недосягаемым, сегодня стало ближе. Настолько ближе, что вчерашний гопник не стеснялся при мне засветить свой альфийский торс. Смотрел на него и не верил… он — рядом, да ещё такой открытый, настоящий, совершенно другой. Не тот хамоватый ублюдок, постоянно доёбывающийся до меня в коридорах школы и заставляющий делать за него домашку. Сегодня он был самим собой. И теперь, глядя на то, как качок неторопливо потягивал свою сигарету, я пытался запомнить каждую деталь его красивенного тела: каждую мышцу, каждую жилку. Нет, я больше не желаю, чтобы он на моём рисунке держал в зубах розу… хочу, чтобы сжимал сигарету. В этом образе он еще более сексуален. — Ты качаешься, да? — аккуратно спросил я, ткнув указательным пальцем в плотный бицепс. Просто хотел хоть о чём-то поговорить, не задрачивая своими бесполезными философскими цитатами, от которых макнэшочку начинало мутить. — Ну так, есть немного, — Чонгук посмотрел на свои грудные мышцы и чуть ими поиграл. — В последнее время я вообще запустил себя. Обленился, короч. Тёлками немного был занят. — Да нет, ты охуенно выглядишь, я хочу сказать, — хотелось осыпать его комплементами, но я боялся перегнуть палку с вежливостью. — Это хуйня. Ты раньше меня не видел, вот тогда были банки, а щас немного сдулись. Говорю же, пиздец запустил себя. — А мне нравится. Ты не против, если я потрогаю? — неуверенно и боязливо пролепетал мой рот. — Ну, если хочешь, потрогай, — Чонгук напряг бицепс, согнув руку в локте. Я сжал кончиками пальцев его надувшуюся мускулатуру и восторженно ахнул. Терминатор мой. — Охуенно, как металлом налитые. Ты и вправду очень сильный, Чон. Не зря же тебя все в школе боятся. — А ты, наверное, больше всех, да? — сквозь дымный прищур, выдвинул гипотезу макнэ. — Не то слово, — я стыдливо шмыгнул носом, покосившись на любимое место Чонгука — его проступающие кубики на животе. — А потом просто привык. — Ну да, даже обоссался при мне, помню, помню. — Не начинай, ладно? — в груди зашипела змея обидчивости. — Лан, проехали. За тот случай, тоже извини. Просто не люблю шизиков вроде тебя. Ты сам виноват. Не надо было за мной шпионить по коридорам. Только Чонгук много не знает обо мне. Я ведь тогда не описался, а эякулировал себе в штаны. Он даже не в курсе, что его физические воздействия вызывает во мне гормональную бурю, переходящую в неконтролируемый выброс серотонина. Он даже не догадывается, насколько я сильно зависим от него в плане сексуального воздействия на эрогенные зоны, которые, видимо, у меня находятся на плечах. — Нах ты это делал? Зачем шпионил, очкарик? — продолжал допрос Чонгук, стряхивая столбик пепла в приоткрытое окно. — Боялся, что ты всем расскажешь про мою особенность, — я виновато опустил голову. — Мне было страшно, если все узнают, что… — Что у тебя на парней встаёт, да? — перебил парень, делая акцент на себя. — Говорю же, просто у меня такая особенность тела… — Бля, очкастый, тормози. Меня вообще не интересует твоя особенность, — Чонгук зажмурился и смущённо отвернул голову. — Хорош уже про это пиздеть. А то, наш разговор начал переходить в какую-то неправильную фигню, попахивающую голубятиной. И мы снова замолчали. Вроде столько всего хотелось ему сказать, а вроде, и говорить было совсем не о чем. А вдруг я опять ляпну что-нибудь этакое, чего не должно коснуться ушей Чона. Странная ситуация: мои тело и разум желали быть с ним, но что я мог нормального предложить ему? Свои тупорылые рассказы о науке, которые его несомненно раздражают? Или дискуссии об искусстве? Не думаю, что «железному кулаку» интересно слушать, в каком веке впервые появились первые натуралисты. Мои мечты о познании глубин души Чонгука с каждым днём становились всё утопичнее. Дождь усиливался. Белая пелена разыгралась вокруг нас в беспросветном хороводе, срывая листву с прогнувшихся от ветренного порыва тонкоствольных деревьев. Крупные капли хлестали по лобовому стеклу, отстукивая последние надежды моей ботанской любви к самому красивому мальчику школы. На сердце воцарилась та же поганая непогодь: со штормом, ледяным холодом и гнилостной болью. — Чон? — я снова тихо спросил его. — М? — А ты в детстве чем любил увлекаться? Гуки выкинул окурок в окно, надавил на кнопку стеклоподъёмника и отодвинул кресло назад, вытянув ноги на педалях. — Хулиганил. Чё я еще мог делать. — Ну ты же не всё время хулиганил. Наверное, у тебя было какое-то хобби? — Да какое там хобби, — Чонгук чуть опустил спинку и по-хозяйски развалился в водительском седле. — Я с пятого класса начал курить и шарахаться с друзьями по заброшкам. Пиздились постоянно с кем-нибудь. Всё время домой приходил с разбитым носом. Мать старалась вставать на мою защиту, но батька у меня строгий: мог еще добавить. И на мамку периодически срывался, мол: если получил пиздячек, значит, за дело: пусть учится выживать и защищать себя, чтобы не вырос размазнёй. А в тринадцать я впервые попробовал алкоголь. С пацанами тогда нахерачились пива, пиздец. Рыгал пол вечера, а потом боялся идти домой. Знал, что батька навтыкает пиздюлей и посадит на долгосрочный карантин. Поэтому, под предлогом подготовки к матеше, остался ночевать у друга на хате. У него как раз родаки свалили в другой город по делам на несколько дней. Вот тогда-то произошла самая интересная история — я лишился девственности… — Чево?! — от последних слов я даже как-то встрепенулся. — С другом что ли потерял? — Ты идиот совсем? — грубо осёк Чон. — Я чё, по-твоему, похож на педика? С его сестрой переспал. — И в чём подвох? — Подвох в том, что ей на тот момент исполнилось шестнадцать. Помню, что она пришла поздно домой с вечеринки… скорее всего, как и я, была подшофе. А я встал поссать среди ночи, а на обратном пути заблукал в темноте и перепутал комнаты. А когда понял, что оказался с девушкой в одном месте, тут-то мне и пришёл в дурманную голову дебильный план по соблазнению. Так у нас всё и произошло. Ну ты понимаешь… Я завистливо на него покосился. И снова мне было неприятно слушать о его постельных достижениях с девицами… чувствовал, как у меня внутри всё заходило ходуном от ревности, но старался себя держать в рамках адекватного собеседника: — Веселое у тебя времечко было, однако. — Да нихуя весёлого, Тэ, — цокнул Гуки, почесав себе оголённую грудь. — Потом о моих победах узнали родители с обеих сторон; позже узнали в школе и вызвали к директору. Скандал из-за этого раздули до вселенских масштабов. Помню, батя меня так отпиздил, что я неделю не мог пошевелиться. По итогу, ту девчонку, с которой у нас было, затравили и ей пришлось вместе с родаками переехать в другой город. Поставили условие — если она не заберёт документы и не свалит, на неё заведут уголовку за совращение малолетки. Только она тут вообще не причём. Это я первый к ней полез… хотел казаться взрослым, плюс ебучий алкоголь. А она-то походу вообще ничего не соображала. Даже не поняла в темноте, с кем и что. После всего случившегося мы с другом перестали общаться, хотя, если бы он не распускал свой длинный язык, никто ничего не узнал. Гандон болтливый. Он тогда не спал и всё прекрасно слышал в соседней комнате. Его предки еще долгое время швыряли угрозы в мою сторону: обещали раскромсать на мелкие кусочки и скормить собакам. В итоге сердце моей матери не выдержало — она скончалась через пару месяцев из-за постоянных стрессов. А отец совсем слетел с катушек и начал бухать по чёрному. Потом и он отправился вслед за ней через полгода. Его нашли на улице неподалеку от нашего дома. — Погоди, а с кем ты тогда рос? — Да ни с кем, — отяжелевший в миг голос парня прозвучал словно покаяние перед распятием в монастыре. — В детдоме дорастал. Вот там-то и пришлось научиться драться по-настоящему, чтобы не дать себя зачмырить. Поначалу получал пиздюлей, как за здрасти. Но спустя недолгое время, пиздюлей начали получать все, кто косо на меня смотрел. Отсюда и агрессия. Ты не думай, очкастый, что я какой-то отбитый на всю голову хуила, просто прошлое оставило свой отпечаток. Лан, короч, забыли. — Ужас какой. А с кем ты сейчас живёшь? — от рассказа Чонгука у меня начали шевелиться волосы во всех местах. — С кем ещё… Один в родительской квартире. Когда наступило совершеннолетие, она мне досталась по наследству. — Тяжело, наверное, одному, да? — Да не парься, очкастый, — Чонгук приоткрыл один глаз и зыркнул в мою сторону, — я уже привык. Скучно иногда бывает, но ничё… Правда, у меня там такой срачник. Мать была бы живая, убила нафиг. В падляк тратить время на всю эту галиматью. Никак не могу себя заставить намарафетить хату. — А хочешь, я могу тебе помочь? — внезапно я предложил ему. — В чём? — Ну… элементарно навести порядок. Я могу. Мне несложно. Честно. — Да брось, очкастый, я сам, — Чонгук прыснул в сторону, издав что-то вроде издевательской насмешки. — Тебе-то это зачем? — Ну, как хочешь, — я пожал плечами и, даже, как-то обиделся на отказ от моего предложения. — Просто хотел помочь по-человечески. Сам ведь с бабушкой живу. И знаю, каково это — жить без родных. Вот и хотел в знак мужской солидарности… ладно… забудь. — Ты чё, эй? — он ткнул меня в плечо и заулыбался. Будто опять начинал со мной играться, как котёнок с клубком: никак не принимал всерьёз: ни меня, ни мои попытки что-либо изменить в лучшую сторону. — Ничего… Проехали. — Вижу, что обиделся. Ладно, очкастый, короче… — Чон оторвался от спинки кресла, похрустел закоченевшими костями и потянулся за футболкой на заднее сиденье. — У меня через пару дней денюха намечается. Хотел пацанов своих пригласить на пати, а там полный пиздос. Сам походу не справлюсь. Если у тебя есть такое желание, то не откажусь от твоей помощи. — Серьёзно?! — мои глаза поймали маленькую надежду, засветившись морскими маяками в ночи. — Странный ты, Тэхён. Я с тебя не могу. — Не странный, а без памяти влюблённый, — повествовалось в моей голове.***
Поганый, промозглый дождь наконец-то закончился и мы уже держали путь в сторону дома Чона. Из-под колёс, то и дело разлетались серебристые брызги луж, переливаясь в ярком солнечном мареве. После рассказанной истории из жизни Чонгука я многое осознал. До сегодняшнего дня думал, что, находясь под строгим покровительством бабушки у меня худшая житуха, в которой не было свободного пространства для личного уединения. Оказалось, что парню было намного хуже. Он вообще остался один: без любви, без ласки, без поддержки окружающих. И ведёт себя так лишь потому, что скрывает личную боль под маской распиздяя — ему так легче вынести отчаяние; не думать о завтрашнем дне, а жить здесь и сейчас. Всю дорогу до места назначения мы снова молчали. Тихая музыка из автомобильных колонок являлась единственным собеседником в одиноком затишье, разбавленная гулким звуком работающего двигателя. Как и прежде, мне нечего было рассказать Чонгуку, поэтому я просто смотрел в боковое стекло. Самая окраина города. Серые безликие высотки беспорядочно понатыканные по округе, непрофессиональными гроссмейстерами играли между собой в шахматы. Не самый благополучный райончик, отдающий некой ассоциальностью. Обычно подобные места в фильмах про всяких бандитов показывают: разборки, наркотики, ночные междоусобицы криминальных элементов, гоняющихся за территориальным превосходством. Здесь бы я точно не смог жить. Но пока что мне не было страшно, ибо рядом со мной Чонгук. Он-то поди не даст меня в обиду своим дружкам, если вдруг таковые встретятся на пути. — Чё сидишь, пошли, — Чон заглушил движок и покинул салон автомобиля. — Ток не падай сразу в обморок от срача. — Ой, можно подумать, я срача не видел. Ты думаешь, у меня идеальный порядок? — Ну хз, такой, как у меня, ты, наверное, точно больше нигде не увидишь. Мы поднялись на второй этаж старого облупленного местами дома и Гук зазвенел связкой ключей на весь подъезд. Коричневая дверь благосклонно распахнулась перед своим хозяином, открыв обзор на большую, пустынную квартиру: совершенно безжизненную. Веяло тоской и одиночеством. Даже как-то сердечко неприятно закололо от осознания чонгуковской реальности. Нос почувствовал неприятный запах чего-то испорченного, либо давно залежавшегося в глубинах местного хаоса. — Чё стоишь, проходи, очкастый, — макнэ небрежно скинул с ног ботинки и поплёлся на кухню, щёлкнув по кнопке засаленного чайника. — Ток не пугайся. Как видишь, до порядков руки не доходят. Меня почти не бывает дома. То бухаю… — То ебусь, — мой разум завершил его предложение. Я тихонько прошёл в гостинную, запнувшись о валяющиеся на полу скомканные штаны. Да уж… парень красивый, но свинья ещё та. Повсюду разбросаны какие-то коробки, упаковки от чипсов и пустые пивные банки; поверхности мебели покрыты толстым слоем пыли, а постельное на диване перевёрнуто вверх дном. Тут даже и не сразу сообразишь, с чего начинать: работы непочатый край. Придётся взять Чона на перевоспитание в плане домохозяйничества. — Чай будешь? — из кухни послышался громкий голос Чона. Он спешно звенел стаканами, то и дело открывал воду в кране, видимо, пытался отмыть грязную посуду, издавна поселившуюся в раковине. — У меня тут даже лимон полузасохший имеется. — Нет, спасибо, я больше люблю кофе, — я скромно уселся в кресло, пытаясь понять, откуда брать начало клининга сей медвежьей берлоги. Да тут недели не хватит, чтобы всё привести в надлежащий вид. — Ну сорян, кофе у меня нет. Так что, не выёбывайся и иди пить чаище, Тэхёнище. Мы сидели за кухонным столом и снова молчали. Чонгук-и громко швыркал кипятком, а я всё время косился, то на него, то на местный интерьер, то снова вцеплялся глазами в задумчивое личико хозяина. Странное ощущение складывалось, если честно: вроде бы совсем недавно он с особым цинизмом травил меня своим физическим перевесом на протяжении нескольких лет, а теперь я просто пребываю рядом с ним, у него дома и пью чай из большой фарфоровой кружки. Разве такое бывает? Наверное, если б не случай с жёстким насилием в тачке, мне ни за какие коврижки не удалось настолько близко подступиться к Чону. Познать его. Соприкоснуться с его историей. И никакой он не бандит… Всё совсем не так, как я себе это представлял последние годы. Он просто одинокий и побитый жизнью.