***
На своё девятнадцатилетие Саэ получает от Рина неожиданный подарок. Вернее, не подарок, а сраную попытку научить его стрелять. Естественно, Саэ едва не плюётся горечью в невозмутимое лицо своего брата, и предпринимает очередную попытку бегства. Естественно, Рин оказывается настолько юрким и ловким, что ловит его за шиворот, вжимает в свою грудь и долго-долго гладит, осыпая шею сухими, колючими поцелуями. Естественно, с Саэ это работает, естественно, Саэ безумно нравится вскидывать бёдра по направлению к его, естественно, Рин ловит его волосы в кулак, запускает пальцы под ширинку, и он снова остаётся в этом грёбаном лесу. Как будто бы могло быть иначе. Хэллоуин они снова не празднуют, но Рин напяливает на себя футболку с надписью «гнев» и показывает Саэ забитую под завязку разгрузку. Очевидно, он рассчитывает на то, что его похвалят или как минимум поддержат, и очень сильно удивляется, когда Саэ швыряет в него коробку с какой-то учебной хернёй, посылает на хуй и уходит к родителям в гостиную. Неужели Рин держит своего старшего братца за идиота, который не знает, кто носил такую же шмотку?***
Выбираются из дома уже затемно. Между рядами идентичных друг другу коттеджей окончательно затихают голоса соседей, бормотания телевизоров и рев случайных автомобилей, едущих из центра. В их квартале нет круглосуточных камер, не считая дома Сандовала — ассимилировавшиеся евреи всегда обороняются относительно мирной слежкой, — поэтому Саэ в процессе поиска ключей взывает к божествам всех конфессий скорее ради профилактики, нежели из реальной тревоги — помешать им способна разве что чужая бессонница. Под ногами скрипят доски, за шиворот лезет стынущий воздух. За спиной звякает цевье — Рин поправляет чехол, наброшенный на плечо, — ладонь Саэ царапает бородка ключа. Два малолетних кретина без водительских прав и разрешения на оружие, думает последний, теснясь вплотную к двери. По тёмному дереву скользят их угловатые, обезображенные тени. К той, что пониже, тянет щупальце вторая. Внизу живота призывно дёргается, ригель звонко щёлкает, Саэ уворачивается от ладони Рина и на секунду стопорится, прислушиваясь к шорохам за порогом. Вдоль позвоночника нарочито-медленно ползёт капля холодного пота. Чёрт побери, Саэ всегда напрягали картонные стены в их домах — ни потрахаться без слюнявой подушки между зубами, ни отсосать нормально, ни сбежать на свободу, не оказавшись под угрозой палева. — Всё нормально, — просовывается Рин через плечо, и ласково прикусывает мочку. По загривку тут же разбегаются обезоруживающие мурашки — губы у Рина прохладные снаружи, с изнанки приятно-тёплые. — Прекрати уже, — из врождённой вредности шикает Саэ, и в два беззвучных прыжка спускается по ступенькам. В спину прилетает короткий смешок. — Я всё предусмотрел на этот случай. Саэ сердито вздыхает, изо рта вырывается густой пар. — И давно мой братец стал медиумом? Рин не отвечает — бороздит пряди на затылке нежным взглядом, и Саэ вновь швыряет из крайности в крайность. То ли наброситься и пристрелить на месте, то ли развернуться на пятках — взял же привычку — и повиснуть на чужой шее. Впрочем, из двух зол Саэ всегда выбирает третье, решая идти вперёд. Его осенняя куртка оглушительно-громко шуршит, спрятанное под ней сердце бьётся с небольшой задержкой, точно часы с садящейся батарейкой. Рин беззаботно мурлычет под нос какую-то мелодию, синхронный хруст щебня под ними обоими беспощадно топчется по нервам, заставляя Саэ воровато озираться по сторонам и укоризненно поглядывать на чужой профиль, подсвеченный огнями фонарей. — Прошу, блять, будь потише, я не могу тебя прикрывать всю жизнь, — шелестящей скороговоркой бросает Саэ. Притворно вытянувшись в лице, Рин наклоняется ближе и несдержанно хватает остывающие пальцы своими. Шершавыми. Тёплыми. Такими, от которых перехватывает дыхание и горит лицо. — Меня не нужно прикрывать, — щекочет он щёку, наглаживая кожу между костяшками, и Саэ не остаётся ничего другого, кроме как цокнуть языком и погладить в ответ. Надо же, этот придурок всё чаще пытается в романтику. Либо искренне скучает, что самое дерьмовое. Как бы то ни было, Саэ уже устал перебирать подвиды тараканов, поселившихся в его дурной головушке. Какой толк, если все эти любвеобильные порывы длятся не более тридцати секунд? Вот Рин уже кивает на гараж, и они синхронно поднимают рольставни, пачкая руки в дорожной пыли, а затем переглядываются в полумраке гаража перед последним совещанием. — Я всё равно считаю это максимально дерьмовой идеей, — немного раздражённо шепчет Саэ, ловко перешагивая банки с краской, покрышки и прочий хлам. Пахнет сыростью, бензином и ацетоном. А ещё фантомным запахом Рина, въевшимся Саэ прямо под уязвимую кожу. Порох, кожа, шампунь, пот. — …Абсолютно точно нет, я предусмотрел всё, — механически раздаётся с другого бока Форда.