Треск

Неглубокий сон прервал брат. Кто бы сомневался. Разлепив уставшие глаза, Рейст пронзительно посмотрел на Карамона. Не возникало вопросов, что понадобилось ему в такой час. Рейстлин и так это знал. Великан мялся, словно ему было неловко: — Рейст может… — Нет. — Машинально прошелестел он, зная, что никакого эффекта это не возымеет. — Но все давно спят. Мы тихонечко, — Карамон тормошил брата за плечо. — А если кто-то проснется? — Мы можем отойти в лесок… — И ты бросишь караул? — Нет конечно! Мы же не далеко. Или на речку, там нас вряд ли кто-то услышит. — Ты издеваешься что ли надо мной? На берегу? — Ну, можно здесь… — Катись в Бездну. — Поставил точку Рейст и прикрыл глаза. Он знал, что никакие просьбы и мольбы его не остановит. Он знал, что как бы больно Карамон ни делал близнецу, ему всё равно. Брат потоптался на месте ещё пару секунд, а потом приблизился и легко поцеловал щеку брата. «Все нормально, всё обычно» — мысленно задыхаясь, успокаивал себя Рейстлин. Он проходил через это десятки? Сотни раз? Он уже не знал. Он чувствовал, как рука брата шарит по его тщедушному телу, как он задирает полы мантии, оголяя болезненно худые ноги, а Рейстлин дергается: на улице уже не лето, и ночами уже холодно. Карамон методично делал своё дело. Он целовал сухие обветренные губы Рейстлина, шарил одной рукой по давно уже изученному телу, а второй готовил себя к соитию. Нижняя часть одежды оказалась отделена от всей остальной и теперь безнадежно валялась на траве. Карамон поднес пальцы к губам брата. Рейстлин отвернулся. — Тебе надо, ты и облизывай, — зло прошелестел он. — Но, Рейст… тебе же будет больно… — от этих слов магу захотелось расхохотаться. Будто бы брата когда-либо волновала его боль, будто бы он никогда не втрахивал его в очередную горизонтальную поверхность, в то время, как он — Рейстлин — рыдал и бился в истерике, умоляя его остановиться. Но теперь он не заметит, если к постоянной боли во всём теле прибавится ещё и эта. Да и физически Рейстлин не смог бы их облизать, его слизистые были сухие, секрета вырабатывалось ничтожно мало, так что даже эта просьба близнеца звучала, как издевательство. Рейстлин ничем не мог помочь даже себе. Тем временем Карамон обмазал анус снаружи своей собственной слюной и приставил к нему член. Растягивать брата он всегда брезговал, тем более, что через пару минут фрикций задний проход растягивался сам по себе. «Здорово это я придумал! И время тратить не надо» — искренне радовался Карамон своему изобретению. Впрочем, зажмурившиеся от боли глаза брата, едва заметную малюсенькую слезу, что прокатилась от края глаза по виску к уху, он не заметил. Не заметил также, чем отличаются хрипы боли и удовольствия, не понял, что не все люди извиваются от удовольствия, некоторые — от нестерпимой боли. Не заметил тонкую, методично текущую струйку крови, что капала на пожухшую траву. Он лишь брал, потому что ему это было позволено, брал, потому что мог. Он не знал, что Танис Полуэльф, что должен был дежурить после, проснулся от странной возни рядом, сквозь сон слушал задушенные хрипы Рейста и сосредоточенные пыхтения Карамона. А потом до самого утра он сидел, размышляя, что это было — неадекватный сон? Или ужасная реальность?

***

Рейст знал, что ни к чему хорошему это не приведёт. Весь день его одолевало нехорошее предчувствие, которое долго не давало покоя. Он знал, что совершает ошибку, делая этот шаг. Знал, что это неправильно. Знал, что лучше было превратить брата в глиняную жабу, чем позволить ему сделать это с собой. Он знал. Он понял всё сразу, как только началась эта странная «игра», которую брат предложил. Все чувства вопили ему прекратить всё это, как только рука брата коснулась его. Как только в его голове промелькнуло: «хей, а разве есть такая игра?» Как только брат нарушил его планы по поводу домашнего задания. Но он ничего не сказал. Ни слова. Он не пошевелился. Не предпринял ничего из того, что следовало бы. Интерес, вперемешку со страхом сковал его и развязал тем самым руки его брату. Если бы он знал, что это войдёт в привычку. Что каждый раз брат будет заходить всё дальше. Если бы он знал, что это никогда не закончится. Если бы он предпочел в тот день магию и не оторвался бы от домашнего задания. Если бы он… это уже не важно. Ведь худшее было позже. Когда он встретился со старыми «друзьями» и те с насмешкой смотрели на него, будто бы всё знали. Когда они демонстративно отвернулись от него и, забрав под локти Карамона, весело шутили по поводу очередной проделки кендера. Когда он остался совершенно один. В то время, как брат — нет. Потому что зло порой поощряется, а добро порой обреченно на одиночество.