Прямо перед тобой

Джури не помнил, как добрался в тот вечер домой: он ехал в поезде словно после наркоза, не до конца осознавая произошедшее, но чувствуя, как жжет в горле. На автомате сбросив обувь и верхнюю одежду, он, не включая света, прошел прямо в комнату, запинаясь об оставленный на полу рюкзак, и лег на незаправленную кровать, крепко зажмурив глаза, надеясь, что это поможет забыть недавнюю картину закрывающейся двери квартиры Сойка. В голове не было мыслей, только тяжелая тишина, как белый шум, только отчего-то сильно бьющий по ушам. Джури не видел часов и не знал, сколько пролежал так, но в конце концов забылся странным, терпким сном без сновидений, а наутро его ждал новый неприятный сюрприз: он проснулся с высокой температурой и свинцовой головой. Идти в таком состоянии на работу он не решился, в полубреду позвонил менеджеру и отпросился, а встать и налить себе хотя бы чая не было сил. С трудом Джури быстро принял душ и переоделся в домашнюю одежду, но легче ему не стало: лоб горел, в ушах звенело, и даже во рту появился привкус железа. Джури довольно редко болел: он не жаловался на иммунитет, и вроде бы его даже не продуло, несмотря на долгое ожидание Сойка накануне. "Иногда в глубоком стрессе люди заболевают", – вспомнил он прочитанную когда-то статью про влияние психологического фона и стресса на физическое состояние: разговор с Сойком так его подкосил, что поднявшаяся температура была лишь малой частью расплаты за совершенные ошибки. По крайней мере, Джури хотелось верить, что это именно расплата, как если бы болезнью он еще мог искупить свою вину. Ожидаемо ничего подобного не произошло, но проболел Джури почти шесть дней, в первые трое суток чувствуя себя настолько скверно, что хотелось вызвать не то скорую, не то мать из Тоямы – уж она-то наверняка смогла бы поставить сына на ноги. Но ни того, ни другого Джури не сделал, большую часть времени лежал в постели и старался спать и ни о чем не думать, хотя неприятные мысли находили его даже в полубреду. Простуда медленно отступила только через неделю, но легче Джури все равно не стало. Он сам не заметил, как все его мысли занял Сойк: руки тянулись к телефону, набирали какие-то сообщения, которые Джури потом стирал, чувствуя, как горит в груди от отчаяния. Если бы он мог сказать что-то, что убедило бы Сойка его хотя бы выслушать – но момент, казалось, безнадежно упущен, Сойк четко дал понять, что ни слышать, ни видеть Джури не желает, и что делать с этим, он не знал. Оказалось, что найти своего кумира было гораздо легче, чем найти правильные слова, которых больше как будто бы и не существовало. Обида и злость на самого себя сменились гнетущей апатией, сообщения, оставшиеся в их чате без ответа, Джури помнил наизусть, а в голове все еще звучал равнодушный голос Сойка, который был ему так не к лицу. "Не к лицу человека держать за дурака", – мысленно возражал себе Джури: даже собственный внутренний голос был против него. Позвонить лучшему другу и обо всем рассказать Джури тоже не собрался с силами – вряд ли даже Агги смог бы сейчас его поддержать или пожалеть – что было еще более невероятным, но, казалось, таким нужным в ситуации, в которую Джури угодил. Впервые в жизни он чувствовал себя по-настоящему потерянным, и винить в этом следовало только самого себя. За невеселыми мыслями и днями, что казались одинаково серыми, февраль перевалил за половину, простуда прошла, и Джури, как и прежде, каждый день ходил на работу в курьерскую фирму, а после плелся домой, чтобы провести остаток вечера за просмотром какого-нибудь фильма с банкой пива. Ни то, ни другое, впрочем, особого удовольствия тоже не приносило, но Джури бы продолжил существовать на автомате, напоминая лишь унылую тень самого себя, пока однажды в почтовом ящике не нашел письмо. Он не успел даже предположить, от кого оно могло быть, но сразу же перевернул конверт и прочел название организации. "Технический колледж принимает абитуриентов до конца февраля, успейте пройти собеседование на более чем шестнадцать специальностей", – прочитал Джури и замер, не донеся палец до кнопки вызова лифта. Название колледжа ему ни о чем не говорило, ни на какие технические специальности идти он не планировал, однако в голове всплыло данное – уже в который раз – обещание отцу заняться поступлением в университет. За страданиями и жалостью к себе Джури совершенно забыл, что на дворе стоял февраль, а большая часть учебных заведений заканчивала набор как раз к концу зимы, и эта новость его даже немного растормошила, заставив отложить и привычную уже банку пива, и новый фильм, выбранный на вечер. Джури давно так ничего не увлекало: он перерыл кучу сайтов с различными списками учебных заведений, их рейтингами, советами для поступающих и даже выписал себе наиболее интересные названия, чтобы позже проверить их официальные сайты. В голове все еще не было четкого понимания того, чем он хочет заниматься – ровно как и два года, и год назад. Погруженный с головой в поиски Леды, в отношения с Сойком, а после в переживание их расставания, Джури ни на секунду не задумался о собственном будущем. Конечно, он бы не сказал, что вовсе не видел его – видел еще как, да только он все еще не знал, где именно. Может быть, выучиться на логистику? Менеджер не раз намекал, что с усердной работой Джури смог бы продвинуться по службе, особенно если бы перестал опаздывать по утрам. С другой стороны, скучная работа в курьерской доставке была явно не тем делом, которому хочется посвятить всю свою жизнь, и Джури лишь устало потер пальцами переносицу, представляя себя лет на двадцать старше, в полтора раза толще и в сотню раз несчастнее, чем был сейчас. Другой идеей было выучиться на что-то экономическое: если ничего не умеешь, всегда можно стать экономистом, говорил отец Джури, и с этим было трудно поспорить. Но для экономиста Джури был слишком несобранным, а потому и эту идею он отмел почти сразу. Он перебрал в уме штук десять профессий, о которых что-то где-то слышал, чтобы понять – ничего из этого ему не интересно, а для более креативных сфер у него недоставало талантов. "Учись на частного сыщика. Ты вон уже преуспел", – подсказал ему Агги, добавив к своему сообщению подмигивающий смайлик, и Джури только шумно вздохнул: полагаться на друга в таких серьезных вопросах было бессмысленно. И все же после этого сообщения Джури внезапно пришла в голову первая задержавшаяся там надолго мысль: сам того не осознавая, Агги в очередной раз подкинул ему идею, пусть даже и воспринимал это просто как шутку. Что, если заняться всерьез чем-то, что Джури заочно нравилось? Где-то он слышал выражение "сделайте ваше хобби работой, и вам не придется работать ни дня в жизни", и оно показалось ему очень логичным. Музыкантом он не был, да и всерьез учиться на вокалиста не планировал, несмотря на заверения Леды, что талант у него явно имеется. Зато Джури любил ходить на концерты, а на них, ожидая выхода любимой группы, любил наблюдать за стаффом, работающим в клубах. Обычно это были молодые парни и девушки на подработке, но они занимались всем и сразу и ничем конкретным, и Джури сразу отмел такой вариант. Зато в клубах всегда имелся штатный звукорежиссер, а еще – осветитель, и тут Джури задумался. Он не слишком разбирался в особенностях их работы, потому пришлось снова обратиться к интернету, чтобы в течение нескольких часов выяснить, что кроме скучной технической части деятельность осветителей совмещает в себе еще и творческую сторону: зачастую они сами придумывали световые сценарии, подбирая их под каждое мероприятие и настраивая все заранее. Хороший свет добавлял выступлению некую изюминку, и Джури припомнил, что действительно на некоторых концертах сцена была освещена удачно, а иногда свет, наоборот, только отвлекал от главного представления. С этой мыслью и твердой уверенностью, что вряд ли такая профессия потребует каких-то запредельных качеств, Джури принялся искать все учебные заведения, в которых предлагались подобные специальности. Как часто с ним бывало, он целиком погрузился в процесс, откопав кучу сайтов с отзывами студентов, списком преподавателей и чего только еще, и при этом он даже ни разу не отвлекся и не вспомнил, как еще совсем недавно точно так же самозабвенно искал в интернете совсем другое. Первым открытием после долгих поисков стало то, что Джури выяснил: на осветителя лучше всего отучиться в колледже. – Не престижно, – сказал бы ему отец, но Джури, по-большому счету, особой разницы между колледжем и университетом не видел. Зато учеба в колледже занимала всего два года вместо четырех, а расценки казались вполне себе подъемными – даже с урезанной финансовой поддержкой родителей Джури вполне мог бы оплачивать свое обучение с подработки при некоторой экономии. К тому же многие колледжи предлагали стажировки и практики для своих студентов, и это показалось хорошим способом набить руку до выпуска. На радостях от оформившегося в голове плана Джури даже позволил себе допустить мысль, что он мог бы, например, попросить помощи у Леды или Кейты – всегда лучше прийти не по объявлению с улицы, а через знакомых. А в том, что у известных музыкантов явно есть свои связи среди технического персонала концертных площадок, сомнений не возникало. Джури сам не заметил, как воодушевился от этой столь внезапно пришедшей в голову мысли. Уже на следующий день, который был у него выходным, он вдумчиво сел и изучил сайты трех колледжей, показавшихся ему наиболее серьезными, и составил себе примерный план. По жизни Джури был не то чтобы очень предприимчивым и решительным, и, быть может, он бы тянул еще долго с поступлением, но после тщательного просмотра интересующих его колледжей оказалось, что к приему документов последней волны этого года Джури едва ли не опоздал. Точнее, он опоздал в два колледжа, которые прием заявок уже прекратили, и даже звонок по телефону Джури ничем не помог – вежливые сотрудники лишь посоветовали рассмотреть поступление на будущий год. Зато в третьем колледже прием заявлений заканчивался через три дня. "Через два", – мрачно подсчитал Джури, припоминая, что пятница была нерабочей, а, значит, и колледж был закрыт. Неприятное открытие подстегнуло, заставив почти в панике перерыть все папки с документами, чтобы найти нужные, а потом бежать к ближайшему комбини, чтобы распечатать анкеты и снять необходимые копии. Джури торопился, понимая, что такой шанс упускать было нельзя, и уже к вечеру того же дня у него было готово практически все необходимое. Стоимость полугода обучения была чуть больше, чем имелось сбережений у Джури, и, поколебавшись несколько минут, звонить родителям он не решился. Вряд ли бы они отказали, но Джури и без того слишком долго пользовался их финансовой поддержкой, и после такой просьбы ему пришлось бы выслушать длинную лекцию о том, что взрослым людям подобает иметь какие-то запасы средств. К накопительству Джури относился не слишком серьезно, потому позвонил Агги, который пусть тоже не был сыном богатых родителей, но другу не отказал. – С тебя проценты и приставка к моему дню рождения. Я на нее копил, – зевнул в трубку он, и Джури покосился на часы. Время пролетело незаметно, и за окном уже совсем стемнело. – Хорошо-хорошо, тебе приставка, геккону твоему проценты… – Джури был согласен на все, рассыпаясь в благодарностях и мысленно беря назад свои же слова о том, какой хреновый из Агги был друг. На следующий день с самого утра он направился через весь город по адресу, указанному на сайте колледжа, чтобы передать документы, чек на оплату обучения и получить взамен скучный, составленный конторским языком договор и белый пластиковый пропуск-карточку. Все заняло у него каких-то четыре часа, и уже после обеда Джури медленно возвращался к станции, глядя по сторонам, заинтересованно цепляясь взглядом за встречающихся ему на пути студентов и чувствуя, как внутри становится легче от мысли, что одна задача так легко и быстро решилась. На подъеме хотелось думать, что и правда не бывает таких вопросов, решить которые невозможно, но, освободившись от забот, Джури снова вернулся в точку начала: туда, где перед ним открывались какие угодно двери, кроме одной, по-настоящему желанной. ~~~ Впрочем, эмоциональный подъем, который Джури почувствовал после удачной подачи документов, не продлился долго – радость быстро вытеснило ставшее привычным уныние, и Джури, которому уже от самого себя было тошно, рассудил, что пора решать главную свою проблему. Идти на полноценное свидание не хотелось – для того чтобы пригласить кого-то, надо было всерьез заинтересоваться человеком, а единственное, что хотел получить Джури от предстоящей встречи – это физическую разрядку. Одинокое самоудовлетворение в душе перед сном не приносило радости, в мысли Джури настойчиво лез только один образ, и в конце концов он решил: чтобы не чувствовать пустоту, надо ее кем-то заполнить. Он долго колебался, прежде чем подойти к Рёхэю. Они по-прежнему работали вместе, непринужденно общались, когда их смены пересекались, но после того, как Джури проигнорировал несколько приглашений встретиться, ничего не объяснив, Рёхэй оставил свои попытки позвать его куда-то. Джури казалось, что тема их эпизодических и очень кратких встреч закрыта, потому и сомневался, но в итоге задал себе вопрос: а что он теряет? В худшем случае Рёхэй его пошлет. – Свободен сегодня вечером? – прямо спросил Джури коллегу, когда утром они перекинулись приветствиями. Рёхэй как раз разбирал стопку накладных, выданных на сегодня – Джури смотрел, как привычно ловко длинные пальцы его коллеги листают пока еще не подшитые страницы документов. Но когда он задал свой вопрос, руки Рёхэя замерли, и на Джури он поднял удивленный взгляд. – Это мне сейчас послышалось? – спросил он после короткой паузы. – Нет, – Джури невозмутимо пожал плечами. – Я спросил, не хочешь прогуляться вечером? В голове Рёхэя будто шестеренки защелкали, Джури даже мог представить, что слышит этот звук. Он невольно улыбнулся, и Рёхэй вернул ему неуверенную улыбку. – Та-ак, – протянул он. – Что случилось? Разошелся с парнем? Или с девушкой? Ничего грубого Рёхэй не сказал, но вопрос прозвучал так прямо, что у Джури болезненно дернуло в груди. – С парнем, – нехотя ответил он и посмотрел в сторону. Злорадствовать или подшучивать по этому поводу Рёхэй не стал. Он помолчал еще пару секунд, потом снова медленно склонился над документами. – А с чего ты решил, что я буду сидеть и ждать тебя? – невозмутимо спросил он. – Думаешь, у меня никого нет? – Не думаю. Подумал только, что, может, ты не занят вечером. Был ли у его коллеги постоянный партнер или он оказался задет давним отказом сильнее, чем можно было представить, и потому сейчас набивал себе цену, Джури понятия не имел, его это не слишком интересовало. Равнодушно он наблюдал, как Рёхэй решается, что ему ответить, когда тот наконец произнес: – Я сегодня в шесть заканчиваю. – Ничего, – ответил Джури. – Я подожду. Сперва они договорились пойти в бар, но по пути изменили план и сразу отправились в отель – Джури сам предложил, потому что ему не хотелось напиваться в компании человека, которого он даже другом не считал. Рёхэй только усмехнулся и посмотрел на Джури удовлетворенным взглядом, решив, что тому просто не терпится перейти к главному. В номере лав-отеля они даже до кровати не добрались: как бы Рёхэй ни посмеивался, но ему не терпелось явно больше. Он прижал Джури к стенке, едва захлопнулась дверь, поцеловал жадно и умудрился сдернуть с него джинсы, даже не расстегнув их. Джури кончил почти сразу, через каких-то пару минут, и потому они занялись сексом еще раз, уже в душе. – Похоже, ты по мне соскучился, – весело подмигнул ему Рёхэй, когда они лениво курили одну на двоих сигарету, лежа полуодетыми на кровати. – Похоже, ты тоже, – парировал Джури. На самом деле последний секс был у Джури два месяца назад, и он не сомневался, что бурно отреагировал бы на кого угодно, но говорить об этом вслух не стоило. – У нас в пятницу смены совпадают, можем повторить, – предложил Рёхэй. Отказываться Джури не стал, и в пятницу они снова ушли с работы вместе, но к тому моменту он уже понимал, что это не поможет. Секс ради секса приносил разрядку, но толку от него было не больше, чем от мастурбации. Вялую мысль, не пойти ли в какой-нибудь бар или в клуб, не попытаться ли познакомиться с кем-то и попробовать снова, Джури сразу задавил. И с огромным непростительным опозданием к нему пришло понимание: пока он был с Сойком, он искренне верил, что самое лучшее в их связи – отличный секс, и больше ничего ценного в этих отношениях для него было. А когда Сойк выгнал его из своей жизни, оказалось, что меньше всего Джури скучает как раз по физической близости. ~~~ Хотя по вечерам Джури теперь нередко бывал свободен, с Агги он встречался не так чтоб часто. У друга закрутился очередной роман – по опыту это обещало продлиться пару месяцев, да к тому же Джури сам понимал, что пребывает не в лучшем расположении духа, а грузить Агги лишний раз не хотелось. Однако в дождливый мартовский вечер пятницы, когда у них обоих не нашлось других дел, Джури пришел в гости к Агги и через пару часов решил остаться уже до утра – последние поезда отправлялись в течение ближайшего часа, а на такси добираться из глуши, куда забрался его друг, стоило чуть ли не четверть месячной зарплаты. Ничем особо не занимаясь, они вдвоем растянулись на футоне, потягивали пиво и слушали музыку. Репертуар в подборке Агги Джури не вдохновлял, но дискутировать на эту тему и просить включить что-то другое было лениво – кроме того, порой Агги тоже терпеливо целыми часами слушал ту музыку, что ставил ему Джури. За пару месяцев жизни в новой квартире Агги умудрился превратить ее в филиал предыдущей – здесь было чуть теснее, чем в прежней, но даже на столь малой площади творился настоящий бардак. Глядя, как со спинки стула свисает одинокий серый носок, Джури вздохнул и поболтал пустой банкой в воздухе. – Твоя очередь за пивом идти, – объявил он, и Агги несколько секунд не отвечал, а потом кряхтя поднялся. – Кажется, перед этим тоже моя была, – заметил он ворчливо. – Ну ты ведь хозяин. Не будет же гость ходить за пивом. Пробубнив что-то недовольное в ответ, Агги поплелся к холодильнику, а Джури уселся на футоне, зевнул и, оглянувшись по сторонам, вдруг зацепился взглядом за террариум с гекконом. На ее стекле оставались капли воды от конденсата из-за влажности, и не к месту Джури подумал, что несчастный геккон даже не имеет возможности посмотреть на мир за пределами своего темного убежища. При этом Джури понятия не имел, интересно ли происходящее вокруг гекконам, и, словно ища ответа, вытянул шею, высматривая ящерицу, будто та могла ему ответить. Но геккон лежал у дальней стенки клетки, не проявляя никакого интереса ни к чему, и даже не смотрел осуждающе на Джури, отчего тот нахмурился, замер и присмотрелся к маленькой рептилии, покрытой молочно-белой чешуей. – Эй, Агги! – негромко окликнул он хозяина террариума, наклонившись к нему ближе и постучав ногтем по стеклу. Агги ничего не ответил, загремев посудой, а Джури, еще раз приглядевшись к неподвижному геккону, решился и приоткрыл крышку его террариума. Он никогда не любил ящериц, потому раздумывал пару секунд, стоит ли геккона трогать и не укусит ли он – они вообще могли кусаться? И все же любопытство одержало верх, и осторожно одним пальцем Джури несмело ткнул в спинку ящерицы. – По-моему, твой геккон того… Сдох, – резюмировал он, для верности потыкав геккона еще пару раз, на что тот никак не отреагировал. – Ну-ка не тычь, – возмущено одернул его Агги, как раз вернувшийся в комнату с банками пива в обеих руках. – Ты как герой древней легенды: к чему не прикоснешься – все рушишь. Вот и отношения у тебя не вяжутся… – Не было такой легенды, – уверенно возразил Джури, хотя, по правде, понятия не имел, о чем говорит Агги. Но крышку террариума все же закрыл. – Очень лестно слышать вообще-то. О том, что Джури расстался с Сойком, но и с Ледой не сошелся, оставшись друзьями, Агги знал, но эту тему они даже толком не обсудили. Выяснив в общих чертах, что случилось, Агги долго смотрел на Джури, и во взгляде его читались одновременно сочувствие и недоумение – Джури показалось, что именно так здоровые люди смотрят на душевнобольных. Теперь советоваться смысла не имело, с Сойком было все кончено, а ныть в пустоту казалось слишком утомительным – Джури пытался отвлечься от воспоминаний недалекого прошлого и не стремился лишний раз перетирать все, что произошло, ведь легче от этого не становилось. И вот теперь чуть ли не впервые за все последнее время Агги заговорил о его отношениях. – Тебе не говорили, что ты так себе друг? – спросил Джури, подумав пару минут и вновь вытягиваясь на футоне и доставая телефон. – И хозяин ты тоже средний. Хорошо, что собаку не завел. – Я лучший друг на свете, – возразил Агги, шурша в холодильнике. – Я ведь сразу сказал тебе во всем признаваться, а ты меня не послушал. И хозяин я тоже отличный, геккон дрыхнет. Дискутировать на эту тему не хотелось, потому слова друга Джури проигнорировал. Он смотрел в телефон и листал ленту, мало задумываясь о том, что видел: фото бывшего одноклассника с вечеринки, фото младенца троюродной сестры, реклама спортивной обуви, реклама какого-то концерта… По инерции Джури успел пролистать дальше, но вдруг замер и тут же осторожно мотнул ленту назад, чтобы не проскочить то, что ему привиделось. Однако Джури не померещилось: впервые за долгое время Сойк опубликовал новость, а если точнее – сделал репост из сообщества инди-группы, даже названия которой Джури никогда не слышал. Сообщение, как водится, было кратким: двадцать четвертого марта в субботу в шесть вечера состоится концерт нескольких малоизвестных команд, в одной из которых на саппорте выступал Сойк. – Двадцать четвертого… – Джури сам не заметил, как сел, сжимая в руке телефон и лихорадочно вспоминая, какое сегодня число. Двадцать четвертое – это ровно через две недели. Через две недели Сойк будет выступать. Вроде бы Джури было знакомо название клуба, но бывать там еще не приходилось. А судя по фотографиям в интернете, клуб был маленьким и темным, с тесным залом и крохотной сценой – точно не то место, где в расцвете своей славы могли выступать Far East Dizain. Пальцы, словно не повинуясь разуму, уже забили название клуба в поисковик, и Джури понял, что не ошибся – в этом месте он действительно не бывал, но, судя по фото, клуб был одним из худших, что ему доводилось видеть. – …по ходу таки сдох. – Что? – Джури вскинул голову, как будто его толкнули. – Я говорю, геккон все же сдох. Ты не знаешь, куда в таких случаях надо обращаться? Джури хотел было неуместно пошутить, что его отец, когда умирали аквариумные рыбки, просто смывал их в унитаз, но вовремя одернул себя. – Как жаль, – поднявшись, он потрепал Агги по плечу и, встав рядом, посмотрел на жалкую тушку на дне клетки. – Но у него была долгая жизнь. Сколько он у тебя прожил? Лет пять? – Два года, – Агги растерянно почесал затылок. – Как два года? Я помню, ты завел его, когда мы еще учились в средней школе. – То был другой геккон, он уже давно помер. – А, так это уже второй, – удивился Джури. – Третий. Второй тоже помер. Не зная, что ему делать, смеяться или ругаться, какой Агги все же хреновый хозяин, Джури решил благоразумно промолчать, пока его друг накрыл геккона салфеткой и аккуратно закрыл террариум, словно тот мог сбежать. – Ладно, давай помянем моего друга, – Агги протянул Джури банку с пивом, и по его лицу не было понятно, насколько сильно он расстроен, потому и от дальнейших комментариев Джури решил воздержаться. Отложив телефон, он еще раз напоследок взглянул на экран, где как раз была развернута афиша концерта. И от внимания друга это не укрылось. – На что это ты там так таращишься? – Агги тоже пригляделся к афише, но как раз в этот момент погас дисплей. – У Сойка концерт через две недели. Только что увидел. – И что? – хмыкнул Агги, но тут же закатил глаза: – Черт, Джури, не начинай снова. Он же сказал, чтобы ты к нему больше не приближался. Джури, который даже и не думал идти на концерт, чисто из противоречия возразил: – Нет, не так, он сказал, что не хочет, чтобы я заявлялся к нему домой. – Думаю, концерты свои он тоже подразумевал. – Нельзя запретить ходить на концерты. Клуб – это общественное место, туда может прийти кто угодно. А если я куплю билет, никто не имеет права меня оттуда выгнать. На несколько секунд между ними повисло молчание, и Джури почудилось, что Агги с трудом сдерживает стон. – Скажи мне только одно, – вкрадчивым голосом начал он, но Джури перебил: – Отвали, а? Я не собираюсь туда идти, просто рассуждаю. – Вот просто – на хрена? На хрена тебе его концерты, если он популярно объяснил, что больше видеть тебя не хочет? – Да не пойду я туда, у меня мысли такой не было! Что ты пристал? Страдальческое выражение на лице Агги сменилось откровенно ехидным. Он ничего не ответил, но Джури показалось, что он слышит его мысли, в которых друг насмешливо тянет: "Ну-ну…" "Да не пойду я!" – так же мысленно и сердито Джури ответил то ли Агги, то ли самому себе и решил больше об этом не думать. Концерты Сойка его больше никак не касались, бездарная музыка неведомых групп не интересовала, да и Агги был прав – пускай Сойк и не произнес этого вслух, видеть Джури в толпе слушателей он точно не желал. Вот только чем больше Джури старался отвлечься от этой мысли, тем навязчивее она его преследовала. ~~~ Несмотря на все попытки Джури убедить самого себя, что за Сойком он больше бегать не будет и никакие концерты ему не интересны, новость прочно засела в голове. Целую неделю он с собой торговался, находил разумные доводы, почему не стоит туда идти, как прав Агги и как, в общем-то, прав он сам, твердо решив, что никуда не пойдет. Для верности Джури еще раз уточнил, что клуб был ему действительно незнаком и находился далеко – аж на Симокитазаве, куда ни одна его дорога не вела. На рекламном баннере ожидаемо Сойка не было, ведь участником группы тот не являлся, а на вокале, судя по всему, была девушка – что тоже убедило Джури в правильности решения: женский вокал он не любил. Все последующие дни он заставлял себя не думать о таком неинтересном концерте, но если в первое время еще получалось, то когда закончились все дела по подготовке к учебе и Джури остался один на один со свободным временем, чувства его предательски подвели. Накануне злополучного концерта Джури приснился Сойк – впервые за все это время. Сон толком не имел никакого сюжета, зато Джури точно запомнил, каким красивым и счастливым был Сойк, махавший кому-то со сцены палочками и улыбавшийся своей теплой улыбкой. Кто-то в толпе отвечал ему и до боли громко аплодировал, и, хоть лица Джури не видел, у него были некоторые догадки, кем был тот незнакомец из зала. Сон забылся почти сразу после пробуждения, но оставил после себя неприятное ноющее чувство, и Джури понял: он хочет увидеть Сойка. Может быть, если посмотреть на него издалека, в последний раз, ему станет легче? В конце концов, некрасивый разговор, когда Сойк Джури слова сказать не дал, не поставил точку, которой ему не хватало, чтобы пойти дальше. К тому же хотелось быть честным с самим собой хотя бы в этот раз: Джури соскучился до такой степени, что Сойк ему даже снился, и вряд ли вскоре ему представится другой шанс на него посмотреть. С этой мыслью Джури открыл сайт клуба, пробежался глазами по расписанию концертов и нашел информацию о билетах. Разумеется, он опоздал: онлайн-продажи закрылись накануне вечером, когда он был стопроцентно уверен в том, что никакой концерт ему не сдался, а теперь единственным вариантом было только прийти к самому открытию и купить билет на входе. "Так даже лучше, – рассудил Джури, откладывая телефон в сторону. – Встану в самом конце, меня никто и не увидит…" Попадаться на глаза Сойку он не собирался, решив, что ему хватит просто издалека послушать его игру, и в клуб он шел с ясной головой, вспоминая, как раньше ходил на концерты FED: не к Сойку и не ради него, с куда большим предвкушением и воодушевлением. Сейчас же Джури был на удивление спокоен – как будто мысль о том, что сегодня он с Сойком попрощается, делала его взрослее, мудрее. Внешне его волнение ни в чем не выражалось: сегодня Джури не нашел повода принарядиться, да и погода выдалась непонятная – ярко светило уже пригревающее мартовское солнце, но дул не свойственный этому времени года прохладный ветер. Поэтому Джури надел обыкновенную серую водолазку и джинсы и недлинный черный плащ, купленный к церемонии поступления в колледж. В таком виде он не выделялся среди студентов, которые как раз начинали искать работу и ходили по городу в деловых костюмах и таких же скучных плащах, прячась от ветра. В остальном настроение у него было даже относительно хорошим: Джури любил весну, любил розовые деревья, их нависающие над аллеями ветви, любил наблюдать за шумными компаниями, сидящими прямо на траве и наслаждавшимися красотой природы. В воздухе витал едва уловимый сладковатый аромат цветов и запахи еды, отчего желудок жалобно урчал: почему-то до самого момента выхода из дома Джури не был голоден, а теперь времени перекусить не оставалось – он и без того почти опаздывал. Клуб плохо гуглился на картах, и выстроенный маршрут сначала привел не туда. Потыкав в бесполезное приложение и еще раз открыв сайт клуба, Джури увидел подробную инструкцию и схему прохода, очевидно, оставленную на сайте для таких, как он. Петляя по тесным улочкам Симокитазавы, как всегда полным гуляющей беззаботной молодежи, к клубу он подошел за пять минут до начала концерта, и на входе его встретила только неулыбчивая девушка и отдаленный шум, доносящийся откуда-то снизу. – На минус втором этаже туалеты и помещения стаффа, на минус третьем – бар и зал. Приятного вечера, – автоматически напутствовала его девушка, протягивая бумажный билет на концерт и монетку для получения напитка в баре. Джури еще никогда не бывал в таких странных клубах: чаще всего они располагались либо на первых этажах, либо в полуподвальных помещениях. Лестница оказалась длинной, по четыре пролета на этаж, и Джури даже поймал себя на веселой мысли, что устал спускаться. Зал на минус третьем этаже сразу за дверью у лестницы оказался больше его ожиданий, но все равно тесным: типичное квадратное пространство, заполненное людьми едва ли наполовину, и сцена – вряд ли шире. Джури не стал даже проходить вперед, рассудив, что лучше останется стоять где-то в самом конце, у бара, чтобы его точно никто не заметил. Почти сразу погасили свет, и двигаться куда-то стало попросту неудобно, а о напитке Джури и вовсе забыл, внимательно глядя на сцену, чувствуя, как внутри все замирает от напряжения. Он сразу выхватил взглядом Сойка, стоило отдернуться занавесу. Тот стоял на шаг позади остальных музыкантов, словно не желая перетягивать на себя лишнее внимание, но Джури все равно смотрел только на него. Он отмечал все детали, которые мог разглядеть со своего места: черную футболку на Сойке, собранные в хвост волосы, несмелую улыбку на губах и падающие на лицо тени, делающие его старше и серьезнее. Сойк окинул зал быстрым взглядом, прежде чем развернуться к своей установке, а Джури, сам не замечая, теперь почти не моргая смотрел ему в спину, едва дыша. Что-то внутри болезненно сжалось, и хотелось театрально приложить руку к груди, но Джури этого не сделал. Он жадно следил за Сойком, за его отточенными годами практики движениями, за палочками, которые то и дело взвивались над его головой, когда он бил по тарелкам. Все это казалось Джури бесконечно знакомым, таким родным и одновременно теперь уже далеким. Джури ни о чем не думал, но где-то на периферии сознания все равно крутилась мысль, которую ему еще предстояло осознать в полной мере: как только он умудрялся все эти годы, что любил и следовал за FED, не замечать Сойка? Не обращать на него особого внимания, не смотреть на него специально – не больше, чем на других музыкантов? Теперь это казалось такой глупостью, и даже мысль о том, что Джури просто не знал о том, какой Сойк, и что он был увлечен совсем другим человеком, не отвечала на этот вопрос. И, конечно, музыка этой неизвестной группы сильно отличалась от того, что любил Джури, а Сойк не делал ничего сверхъестественного, просто подыгрывал и ничем не выделялся, но Джури хватило и этого. Он был бы куда больше рад услышать сложные и техничные драм-соло, которые у Сойка отлично получались, но уровень группы был совсем не тот, и потому казалось немного странным, каким напряженным выглядел Сойк. Он играл на автомате, и наверное, со стороны это смотрелось легко, но Джури отмечал его напряженные плечи и плотно сжатые губы – хотя, быть может, ему просто показалось, все же он стоял далеко не в первом ряду. Группа отыграла семь песен, к удивлению Джури, но время все равно пролетело незаметно, и очнулся он только когда Сойк в последний раз ударил по тарелкам. Этот звон отозвался в ушах, а в следующее мгновение группа вышла на поклон, и Джури приготовился еще раз взглянуть на Сойка, но тот почему-то не вышел. Он коротко махнул рукой из-за своей установки, вытащил из ушей наушники и, не глядя в зал, быстрым шагом скрылся за кулисой, исчезая из поля зрения. Это было обидно – почти так же, как закрытая перед носом Джури дверь, как если бы Сойк специально лишил его еще одного шанса поставить последнюю точку. Занавес опустился, в зале зажегся свет и заиграла какая-то другая музыка, но Джури уже было не интересно. Он не стал ждать, пока зрители поменяются местами, пропустив вперед фанатов следующей группы, и даже за напитком в момент заполнившийся людьми бар не пошел, позабыв о нем и о монетке, оставшейся лежать в кармане так и не снятого плаща. На ватных ногах он дошел до лестницы и медленно побрел наверх, к выходу. В ушах еще звенело от последних гитарных аккордов, а в груди неприятно жгло от горечи украденного прощания, и на душе было паршиво. Джури не жалел, что пришел на концерт – он все же увидел Сойка, но и ожидаемого облегчения не чувствовал, как если бы только начавшую заживать рану снова сковырнули. Он поднялся на один этаж выше, глядя на серые бетонные ступени под ногами, и потому не сразу заметил возвышающуюся перед ним тень. Только подняв взгляд, Джури замер, так и не ступив на последнюю ступень перед площадкой. Прямо перед ним стоял Сойк – с серьезным, если не сказать, угрюмым лицом и сложенными на груди руками. Он не переоделся после выступления, и на лбу блестели капли пота, а вся его поза и то, как он оказался выше Джури, глядя на него сверху вниз, делало его похожим на секьюрити. Если бы Джури мог, он бы обязательно рассмеялся от комичного образа, всплывшего в голове. Но ему было не до смеха. – Какого хрена, Джури? – сразу без предисловий выплюнул Сойк, и его голос звучал незнакомо хрипло и отчетливо зло. – Ты с первого раза не понимаешь? Джури замялся на секунду, не успевая подумать о том, что встреча с таким недружелюбно настроенным Сойком в его планы не входила. Резкий тон и не сулящий ничего хорошего взгляд подействовали быстрее, чем смысл сказанных слов, и Джури смелее шагнул на ступеньку выше, становясь ближе к Сойку и с вызовом глядя ему в глаза. – А ты повтори, – произнес он, моментально ощетинившись. Джури всегда был готов держать удар, и обычно ему не приходилось долго подбирать слова в спорах. Сейчас он отреагировал скорее интуитивно, защищая себя от выпада Сойка. – Я, кажется, тебе сказал не приходить больше, – ответ прозвучал заготовлено, не менее автоматически, чем его собственный. – Я просил тебя дважды, и что я вижу. – А что ты видишь? Я пришел на концерт интересной мне группы, слушал выступление и никому не мешал. – Я же ясно дал тебе понять, чтобы ты больше не появлялся. И к концерту тоже… – начал было Сойк, теряя терпение, но Джури перебил его: – Ну так сделай мне запрет на вход. Давай, скажи стаффу, чтобы больше меня не пускали на концерты, раз уж тебе так жалко, – Джури не повышал голоса, скорее, наоборот, самого себя он слышал будто на тон ниже и холоднее, и если бы сердце не билось так сильно, он был почувствовал укол за свои слова. Действительно, Сойк мог запретить впредь впускать Джури – такие истории он не раз встречал на просторах интернета. Правда, обычно такой жесткий запрет получали самые проблемные фанаты, каким Джури себя уж точно не считал. Впрочем, и терять ему было уже нечего. – Ну, что? Не можешь мне запретить, так тогда и не наезжай, – добавил он, когда Сойк ничего не ответил. Он смотрел на Джури внимательно, не отводя взгляда, и от этого стало не по себе – как будто взгляд Сойка был тяжелой плитой. За свои слова стало почти что стыдно, и Джури сделал над собой усилие, пытаясь убрать с лица выражение железной уверенности в своей правоте. И тогда Сойк едва заметно покачал головой, наконец отводя взгляд: – Я тебя по-человечески попросил больше за мной не ходить, – голос Сойка теперь звучал глуше и спокойнее, будто ему выключили все эмоции. Он посмотрел за плечо Джури, словно там было что-то написано, но где ничего, кроме уходящей вниз лестницы, быть не могло. – Я ведь исполнил свою роль в твоем спланированном спектакле, что еще тебе от меня нужно? – Ты за последние встречи мне и слова сказать не дал, – с горечью возразил Джури, не отводя взгляда. – Даже объясниться. Откуда тебе вообще знать что-то о моих планах? Сойк отвернулся первым, поджав губы и опустив подбородок. Воинственность в его образе поблекла, даже плечи поникли, когда он закрыл глаза, чтобы помолчать какое-то время. Джури разглядывал его, чувствуя, как печет внутри от желания протянуть руку, прикоснуться, а еще лучше – прижаться к Сойку всем телом, чтобы почувствовать знакомый запах шампуня и кожи. Но Джури не сделал ничего из этого, и Сойк заговорил: – Что здесь объяснять? – спросил он негромко, вздохнув и посмотрев тяжелым взглядом: в нем не было ничего, кроме боли, которую можно было ощутить почти как свою. – Мне и так все ясно. Что, Леда оказался не таким замечательным, каким ты хотел его видеть? И теперь ты снова ходишь за мной? "Какой идиот", – возмущенно подумал про себя Джури, переступая с ноги на ногу, и решительно покачал головой. – Леда оказался куда лучше, чем его хотел бы видеть ты, – твердо возразил он, пока Сойк молча смотрел на него, явно ожидая продолжения. – Он правда отличный парень. И музыкант. И я очень рад, что мне удалось с ним познакомиться. Ты прав, это действительно было моим планом изначально, но… Джури умолк, подбирая слова. Он не планировал говорить ничего из того, что уже произнес, но Сойк внимательно слушал, не перебивая, и Джури продолжил: – Но я всегда интересовался всеми вами, всей группой. Я бы тебе с радостью в этом признался, но ты же ненавидишь все, связанное с признанием твоих успехов, твоими фанатами, с интересом к тебе. Я понятия не имел, как тебе рассказать, что я думаю, а ты сам все додумывал за меня. Вот и с Ледой… Сойк поморщился как от зубной боли – будто бы один только звук имени Леды был для него невыносим. И Джури понимал, что, возможно, своими руками дал ему еще одну причину так относиться к бывшему другу и коллеге. Джури неопределенно махнул рукой, сбившись с мысли, и шумно вздохнул. – Я никогда не хотел тебя обманывать, – признался он, и это были точно не те слова, которые могли что-то исправить. Но Джури был честен – а еще он очень устал от этого короткого, но такого тяжелого разговора и всех этих месяцев, пока он терзался и хотел быть услышанным. – Я перед тобой очень виноват… Голос дрогнул, и Джури не договорил, а Сойк снова перевел взгляд в сторону, избегая смотреть на него. В электрическом свете его лицо казалось серым и осунувшимся, будто и у него разговор вытянул все силы. Джури не мог сказать, сколько времени они стояли на тесной площадке, но было ощущение, что время вокруг замедлилось. И что вряд ли он еще сможет вот так близко стоять к Сойку – вряд ли они вообще встретятся снова, разве что случайно. От этой мысли становилось горько, но Джури не знал, как выразить ее словами так, чтобы Сойк ему поверил. – Что же ты теперь от меня хочешь? – тише спросил Сойк, выжидающе глядя на Джури, и тот замер. Действительно, что? Прощения? Сойк наверняка усмехнется на это – он ведь не умел быстро прощать. Такую обиду нечем было искупить, и неважно, что говорил Джури – он это сам прекрасно понимал и не посмел бы сейчас чего-то требовать. – Хотел, чтоб ты знал, – немного подумав, наконец произнес он, – что сначала я был ослеплен целью приблизиться к Леде и не видел, что мне повезло гораздо сильнее. Я сам не ожидал, что случайно встречу самого замечательного человека, которого не буду достоин, и бесконечно сильно обижу его. И что мне тебя очень не хватает. Хотелось, чтобы Сойк поверил в это короткое признание, в котором так не хватало всех тех слов, что говорил самому себе Джури, думая о Сойке, о времени, проведенном вместе, обо всех несостоявшихся разговорах, в которых Джури перед ним открывал душу. Получилось совсем не так, как он думал, и все же он надеялся, что слова дойдут до своего адресата. Фоновая музыка вдруг стихла, и следом раздался шум со стороны зала, сдерживаемый только закрытой дверью, толщины которой явно не хватало для хорошей звукоизоляции. Джури ждал, что Сойк ответит ему, и старался прислушиваться изо всех сил, ведь теперь им точно пришлось бы говорить громче, но даже так голос бы тонул в отдаленном шуме музыки вышедшей на сцену группы. Но Сойк ничего не сказал. Он даже не посмотрел на Джури – опустил взгляд, а после и вовсе развернулся и так же молча направился к двери, ведущей в служебные помещения и гримерки. Джури хотел было окликнуть его, но слова застряли в горле, и он так и остался стоять посреди площадки, окруженный пустотой и шумом, который почти не слышал из-за ухающего в грудной клетке сердца. Последняя точка была поставлена, но облегчения Джури не чувствовал.