Мерзавец

Задумывались ли вы, мой милый друг, насчет смерти? Да, быть может это слишком глупая затея думать о чем-то столь трагичном… О чем-то, чего боится человек с самого начала своего существования. Но смерть неотрывно следует за нами всю нашу короткую жизнь. Да, представляете, мой милый! Каждая минута может стать для вас последней, каждый ваш вздох может прерваться за считанные секунды толкая в пустоту небытия. Смерть — это не начало. Смерть станет нам концом… Но что делать тем, кому смерть сулила зарождением? Что делать тем, кто встретил мир через крышку гроба, прибитую ржавыми гвоздями? Демоны они или ангелы, разбившиеся о землю порока? Ответ им могла дать лишь дама в черных кружевах, которую так боялись смертные… Лишь она, укутанная черной вуалью, смогла бы ответить на все вопросы испуганных белых как мел детей. Они её дети. Дети, что подарены ей тремя метрами земли. Они красивы. Они холодны, но смерть увы стала их проклятьем… Черной пулей, застрявшей в безгрешном теле. Мальчишки не понимали, что творилось перед их глазами. Нет, они совершенно не хотели им верить! Очам, что всегда были ясны подобно солнцу, но так жестоко опорочены пеленой жгучего дыма… Чувства, что своей массой распирал грудь, давил на горло и скручивал кости лопая капилляры. Они не были ведомы такому греху, нет, когда бы они могли его ощутить?! Ни любви, ни ласки они прежде не знали! Прежде они не ощущали давление на сердце, жара на губы и мягкости на плоти, что своим дурманом затягивали их в омут порока – любви, доставшейся людям от божественной пары. Так почему же их брови сведены к переносице, почему гнев захлестывал их души отдаваясь ревностью в глотку? Рунэ сжал кулаки, совсем не осознавая того, как резал ладонь собственными ногтями. Он не чувствовал боль, она даже была ему некой отрадой перед диким желанием стереть названного гостя с лица земли. Генералу не было свойственно такое поведение… Такой гнев, направленный лишь на одну фигуру в белых одеяниях. На того человека, что посмел коснуться его счастья. Заветного счастья спрятанного под лоскутами холода и неприступности. Нахал схватил его за талию, прижал к себе, как тряпичную куклу, а может и того хуже! Как куртизанку на светском вечере среди покера и виски. Хмурость возлюбленного, его гнев, стреляющий из глаз и револьвер, прижатый к чужому горлу, не сулили чего-то хорошего от этого вечера. Ведь все взгляды были направлены лишь на них. Лишь им одним было дано такое внимание… Принц замолчал, уставившись на незнакомца. Вперившись в эти медовый глаза цвета золота… Отвратного ему золота. Ребенка, выросшего в норковых пеленках, впервые тошнило от одного взгляда на этот желтый оттенок. Принц негодовал уже собираясь рявкнуть, взлететь и ударить мерзавца, чтоб даже зубы не смогли усидеть в костях. Но ему не дали. Им двоим не давали это сделать руки, что держали за их плечи, глаза, что смотрели на них с осуждением. Единственной их преградой был тот, кто стал капитану семьей. — Не рыпайтесь… Только хуже сделаете – шипел Бинт взволновано, озираясь по сторонам. Он видел их. Видел, что они не одни… Но милости гневу мальчишек это не давало. Даже наоборот, это лишь сильнее вгоняло их в безумие. Молодые люди, юные сердца и души, что совсем не готовы были к подобным потрясениям спускали всё на тормоза вдавливая педаль газа. Прямо перед ними! На их же глазах какой-то сумасброд прижимает их любовь к себе! Какой-то заморский индюк тянет руки к их жемчужине. Ну разве это не провокация?! Не настал ли тот момент, когда кавалерам следовало защищать честь их дамы сердца, как учили их предки? Почему их останавливают?! Но чем сильнее они хотели драться, тем больше Бинт нервничал хватая суетливых щенков за шиворот рубашек. Будто позорных детей, сбежавших из грязных приютов. Аристократам не было ясно лишь одно - чего так боялся мистер Бинт? Но этот мужчина никогда не блефовал, замирая в страхе... Он не боялся акул, что разгрызли матроса защищая рубины, что хрустели костями перемалывая труп между челюстями. Этот мужчина не боялся смерти, что дышала ему в затылок каждое их приключение - он не боялся капитана, что оголял зубы становясь монстром. И именно сейчас бесстрашный Бинт хмурился, вглядываясь в темноту комнаты. Его зрение уже давно не такое, как в былой молодости, но кожей чуял холод гостей, собравшихся в глуши Лагуны. И мальчишки замолчали, перестали показывать свой характер и всмотрелись в безжизненную темноту. Они не могли разглядеть тех, кто прятался во тьме, что была за спинами давних друзей. Лишь Джек и незнакомец были открыты им лунным светом. Но что тогда щелкало из темноты?.. Что смотрело на них облизывая губы? — Какого хера ты себе позволяешь, падаль продажная?.. - сквозь зубы цедил капитан вдавливая в загорелую кожу револьвер. У него не было настроения вспоминать года выжженные порохом, не было настроения и сюсюкаться с этой шавкой работающий на жирных от лени буржуев, — Клешни свои убрал пока черепушку тебе не продырявил. Совсем страх потерял? Но даже угрозы не вразумили улыбчивого торговца с лисьими праведными глазами. Он стоял совсем не корчась от страха быть застреленным прямо у порога заведения спустя каких-то жалких шесть лет! Что ему с этой пули? Ну размажет серое вещество по потолку, а толку то? Всё равно он придет к нему во снах вытворяя и что похуже ласковых объятий. Мужчина был ростом с капитана, кажется даже ниже на фоне каблука чужих сапог, но это ему не мешало строить глазки взъерошенному старому другу, что так любезно навестил их спустя столько лет. В глазах незнакомца читалась радость, даже восторг с примесью чего-то теплого и томящегося, словно вкусное сочное мясо на дыму. Мужчина не боялся ствола, он лишь уверенно схватился за него приставляя ко своему лбу. — Ну так давай, чего робеешь? Стреляй же! От твоей руки я с радостью и умру, мой злобный друг – слова лились приторной рекой давя на самолюбие шатена. Этот мужчина… Блядун, укутанный с головы до ног в белые шелка, давил ему на нервы не хуже, чем та сука, сгинувшая на дно морское. Почему ему везёт на таких людей? Это гребанное издевательство! И он… не смог сделать выстрел. Нет, не могу убить того, кого он знал лучше самого себя. Пусть нехотя, пусть сжав зубы до их треска, но опустил револьвер врываясь из лап сутенера. Джеку было слишком тяжело брать на себя такой грех… Слишком тяжело увидеть труп того, кто был ему небезразличен. Хотя, странная у него, наверное, привязанность, ведь так? — Это твой последний шанс на выживание. Бесить будешь – станешь гребанным сито, рукоблуд поганый – плюнул шатен в сторону убирая оружие. Теперь его сверлили взглядом совершенно иные глаза… Две пары драгоценных камней лупали на него по оленьему. Злые, не понимающие жизни птенцы, что постепенно начали в неё вникать, покоряя небо… От незнакомца не ушел этот взгляд незаметно. Нет. Он видел, как рубин в глазах мужчины задрожал, мелькнуло в этом взгляде что-то, что он не видел в этих очах. Быть может, прошло слишком много времени с их последнего перекрестка? — «Интересно… Очень интересно… Неужели это о них слухи ходят?» - дурость пролетела в замотанной тряпкой голове и даже искренний интерес не давал ему ответов на дрянь, сошедшую с подкорки сознания… Любопытно… Очень любопытно! — Вы чего надулись, как куропатки над гнездами? На вас взглянешь аж убежать охота – вернулся к сорванцам капитан. Да, этот напыщенный и надутый вид молодежи не сулил ничего хорошего, как и то, что в этой шарашкиной конторе не было и единого источника света! Неужто весь воск продали во имя смазки, ведь дать объяснения отсутствию банальных фонарей было трудно! — Свет давать будут или как крысы будем по темным углами шкерится? — Мне бы знать, Джеки… Сам явился, а тут ни света, ни плясок. Сплошное разочарование… - вздыхал лис поворачиваясь к гостям. И ведь он ели сдержал лицо, чтобы не рявкнуть что-то отвратное при виде их морд! Двое выделяющихся среди толпы юнцов с горящей, сжигающей зрачки ненавистью, что уже вытекала из их очей водопадами, стояли около выхода за спинами двух моряков. Две пары глаз сверкали во мраке не хуже, чем зажжённая шатеном сигарета. Папироска хоть стрелы в него не метала, как эти два голубка! Ведь они совершенно не умели скрывать чувства отдаваясь им, будто сегодня это последний вечер их несуразной жизни наедине с любовницей. Где этот трус вообще отрыл их? Но мужчине не составило труда собрать пазл из маленьких разломанных временем кусочков в единую картину, чтобы найти ответ на щекочущий его вопрос. Это были не просто мальчуганы в дорогих одеждах… Это были кто-то намного большие, чем жалкие прохожие с кривых улочек Тразиста. Но даже так, заметив отблеск огонька и знакомый горький запах у носа, он было уже хотел попросить дымчатый поцелуй, как свет наконец-то зажегся, явив гостям неожиданную картину их предстоящего вечера… жизнь ударила им в лицо принеся за собой и веселье. Фонари, висящие на деревянных столбах, будто по чьему-то дивному велению зажглись коралловым полотном ослепляя пришедших на пир гостей. Мужчины сощурились, яркий свет керосиновых ламп, замурованных под алым стеклом, окончательно выбил из них способность ясно видеть в этом пестрящем цветами мире. Мальчишки закрылись рукавами рубашек в желании привыкнуть к поганой рябящей в глазах яркости, Джек прикрыл свой единственный глаз выдыхая облако белого дыма, а таинственный незнакомец отвернулся, встречаясь глазами со старым матросом, которому кажется было глубоко плевать на сие представление. Но как только глаза их привыкли, перестали болеть от вспышки, то перед ним открылось неведомое раньше зрелище… Они были здесь совсем не одни. Даже близко не одни! Перед гостями предстал в своём лучшем обличии огромный деревянный зал со спиральной слегка поломанной лестницей ведущей на второй этаж, что скрывался за узорчатыми перилами и тряпками, испачканными в клюкве и рябине. Скрипучий дубовый пол, забитый до верху гвоздями, не вызывал какое-то доверие у странных особ. Кто-то смотрел на этот пол с опаской, а другой уже проверял его на прочность стуча каблуком. Но всем было ясно одно – место это до боли необычное. Ведь всего в паре метров от них развалился длинный стол, уставленный медной посудой и грязными серыми стаканами на тонких ножках. Стекло в них мутное, практически черное от сажи и морского дёгтя, карябающего граненные творения. Шесть человек – шесть тарелок. Быть может, они не ждали лишних гостей? Ведь их совершено не шесть и даже не десять! На столе, застеленном белой дырявый скатертью, стояли мыльные свечи, высеченные ножом по воску и графины слепленные, казалось бы, из жемчуга. Ах, графины эти были необычными! В них ничего не было, но всё равно изящные женские руки разливали по бокалам напитки… Не повторяющиеся друг с другом напитки. Кому-то лили в бокал вино прозрачнее слезы, кому-то абсент, разведенный с болью, ром, коньяк и даже воду! Ах, быть может это шутка просто? Быть может, умерли они, пока до сюда шли? Но нет… Всё было слишком натурально для лихорадочного бреда. Аристократы застыли от шока разинув рты. В их головах путались мысли, идеи и звуки, что пытались излиться в хоть какую-то внятную речь! Но с губ срывались лишь жалкие вздохи, не нужные и никем слышимые шумы разума. Быть может, так они молча и простояли до рассвета, если бы не хохот озорницы был над ухом. — Какая кожа… Упругая…Твердая… А аромат какой… Милый, ты свободен этой ночью? – пробежала женская лесть по ушам буржуя. Опалила красавица страхом юнца. Длинные пальцы коснулись плеча, легонько поглаживая напрягшегося мальчишку. Её ногти лишь царапали нежную шкурку богача… Лишь с трепетом намечала она места будущих разрезов. Флоренс съёжился, стряхнув со своего плеча чужую руку. Он отскочил в сторону следом утягивая за собой и Рунэ, выпучившего глаза от удивления. Поразительно насколько резко могут меняться эмоции на одном и том же лице! Вечно холодный генерал вдруг стал так похож на чудливого подростка впервые увидевшего жестокость реального мира, что девицам даже захотелось потискать его прежде, чем сожрать, разламывая сухожилия. Но сейчас блондин впервые увидел нимф своими глазами, так славящихся среди живодеров восточного порта. Перед ними, вдоль обшарпанных стен борделя, сидели девицы. Сучки, лишь отдаленно напоминающие людей! Ох, было трудно сосчитать сколько их там притаилось… Быть может пять, а вдруг все десять? И каждая смотрела на них в упор. Рассматривала, всматривалась, словно художник на натурщицу и облизывалась, как псина над обглоданными костями. Их лица были одно краше другого и это пугало – они все одинаковые. Да! Как купюры, напечатанные на станке времени. У каждой были огромные глаза и бледная кожа, почти прозрачная для этого грязного места. Они могли поклясться, что видели на их щеках голубые иссохшие вены… Девушка перед ними была совсем не живая, ни румянца, ни блеска – обыкновенный ходячий труп! Губки её пухлые, но сухие, как галька, бровки тонкие, но выщипанные как ниточка. Все они были кудрявыми… Все до одной! Лишь цвет волос их был различием, лишь длинна концов меткой. Но даже не странные наряды из сорочек и кожаных фартуков смутили юнцов. Глаза… Глаза этих дам были черные. Черные, как сама тьма, как закрытый сундук, переполненный сажей! И не было в этих глазах привычного белка. Не было… Лишь черная пустота была под ресницами. И казалось, что их яблоки, залитые чернилами, сожгли и обваляли в углях окончательно выкалывая весь первородный цвет. Было страшно смотреть в эти очи, в эту засасывающую глаза пропасть… Но и оторваться они не могли. Эта тьма дурманила их… Она словно звала их. Кричала им! Вопила! Истерила бъясь в конвульсиях эмоций! Их пустые глазницы сжирали неокрепшие умы аристократов… И страшно было бы представить какие последствия ожидали голову мальчишек, если бы не резкий свист, переросший в удар по перепонкам. Раздался выстрел поднявший женский хор, встревоживший существ когда-то бывшими людьми! Да что за чертовщина творилась в этом месте?! Девицы, будто ошпаренные, будто увидевшие крест святоши, разбежались по углам заведения шипя и проклиная всё, что на этом свете стоит! И может они и поняли бы их страх если бы не этот засевший в душе омерзительный клещ… Клещ из страха, тревоги и безумия, что высасывал из него последние силы. Он пил молодую горячую кровь скача по ребрам, как по клавишам пианино… Гребанный музыкант. — Что это было?.. – насторожено произнес принц, касаясь пальмами рукоять меча. Он сжал клинок готовясь нападать… Замер. — Капитан, вы в порядке?! Вас не задело? Нотка волнения была в этом бархатном голосе. Ах… Пират мог поклясться, что будь он на месте сирен, то отдал бы всё, чтобы забрать на дно этого милашку. Чтобы его душа принадлежала ему одному… Но самое главное уже было в его грубых руках. Самое важное для принца…. Сердце – плод человеческой души. Ах… как же это всё романтично и приторно! Но сердце было слишком сладким, чтобы его не съесть. Чтобы не разорвать в клочья роковой любви. — Что это был за выстрел?.. Est-ce normal de tourner dans une telle pièce?! – выругивался блондин, озираясь по сторонам. Генерал Мандельштам был зол. Ох, он был буквально в гневе от случившегося! Мало того, что они встретили какую-то занозу, пристающую к их заветному бедствию, так ещё и этих невоспитанных куриц разогнал непонятно откуда взявшийся выстрел! Сплошное безобразие! Как вообще можно быть спокойным в подобной ситуации?! Но на зло юнцам пираты были спокойнее некуда… Казалось, что даже удав свернется в клубок от тревоги, чем эти морские черти от страха. Алые глаза на пару с медовыми уставились в одну точку неотрывно следя за движениями теней в алом тумане… С лестницы, той самой, что закручивалась подобно спирали, сходили несколько фигур… Каждая краше другой - каждая хуже своего истинного обличия. Шаги этих персон отдавались глухим боем в ушах, треском хлипкого дерева под ногами и скрежетом костяшек изуродованных пальцев, сжимающихся в кулаки. Темные силуэты, проглядывающие на свете фонарей, сразу отсекали любые попытки думать. Любые попытки сбежать. Это были они – Бароны. Четыре человека, что в ту самую минуту так ярко врезались в память мальчишек. Они прекрасно запомнили их лица… Их манеры и повадки, скрежет их голосов и укол взглядов. Перед ними были чертовы пираты. Разбойники четырех морей и главный страх любой имперской бухты. Впереди всех шёл парнишка, кажется их ровесник! Юнец с хитрой надменной улыбкой, растянутой от одного пробитого уха к другому. Загорелая плоть, скрытая под слоями тряпок и кожи, но открытая душа так манящая проституток столь вычурного заведения. Они думали, что у капитана было слишком вульгарное декольте, но они ошиблись… На этом прохвосте рубашка держалась лишь на молитве и кожаной коричневой жилетка в цвет глаз. Пояс его обвязан ремнями - пестрая тряпка болталась на поясе. Но ни золотистая рука револьвера, ни многочисленные морские узоры на его руках не смогли оторвать аристократов от лица балагуда. Надменный взгляд не считался с этими ещё юными чертами лица… Перед ними был точно такой же птенец, что и сами буржуи – только-только выпорхнувшие из отчего гнезда. Глаза узкие, казалось, они всегда прикрыты черными ресницами, что делало зрачки ещё темнее. Прямые угольные брови и короткие черные волосы, спрятанные под кожаной шляпой. Полюса этой шляпы были настолько огромными, что на первый взгляд показалось, будто он украл её у знатной дамы! Но бордовые перья какаду на ремешке убора явно говорили о не хорошем значении… Но аристократы были сражены даже не выщипанными откуда-то перьями… На чужом лице был шрам. — «Он такой же как…» - пронеслось в голове у обоих в унисон. Их головы повернулись к тому, чьи шрамы давно стали им привычны. Чьи шрамы стали ими любимы… Джек стоял хмуро. Он надменно поднял голову грубея на глазах. Давно он не видел этих постных лиц. Этих ублюдков, затянувших его в саму преисподнюю этого выблядского пиратского кодекса. Молодой каблук, так любивший женское внимание, смотрел на мужчину дерзко – высокомерно подобно высокоранговой царской шлюшки, что считала себя пупом земли в дворцовых интригах. От одной только рожи этого сосунка капитан хотел рвать и метать – у него не было и капли желания заявляться сюда под обстрел этих надменных петухов и куриц. — Ха-ха! Какие люди! Ты живой что ли?! Вот тебе на! А я на твою кончину ставил, досада то какая – разлился по помещению громкий назойливый смех, будто у циркового артиста. Этот смех был не настоящим… Быть может это голос душевнобольного вырвался из груди мальца? Быть может, перед ними был дурак, сбежавший из недр госпиталей? Черт бы знал этот гребанный кодекс! Ведь сейчас чужое лицо, половиной своей, словно мальчишку так рано сразил инсульт, выражало безумия таящееся в черном искаженном ожогом глазе. Пол лица его не было – там была лишь сожжённая петардой кожа… Корка, когда-то бывшая щекой и веком. — Заткни пасть, Аластор. Решил отца своего обнести? Мелкий сосунок, мало тебя лупил значит – прозвучал уже грубый, совсем не юный голос мужчины, давно перешагнувшего за сорок лет. Мурашки пробежались от этого низкого тембра и шипящего звучания прокуренного пирата так отличающегося он младшего юноши… Мужчина собрал в себе все пыльные оттенки, что только мог. Мальчишкам и вовсе в какой-то момент казалось, что мужчина только-только вылез из грязевой ванны не успев стряхнуть с себя застывший пласт пыли и грязи… Но, к счастью, это оказалась не грязь. Они были похожи… Да, похожи к отец и сын связанные одним детищем всей жизни. Отец был невысоким, да, казалось, что даже женщина, виляющая бедрами позади этой широкой спины, была слегка выше зрелого коренастого моряка. На его крупном мускулистом теле весело черные и первые балахоны, что перетекали в угольные и хромированные оттенки. Шарф вокруг горла, веревки на запястьях и увешанный в тканях пояс, что перетекал в замызганные порохом штаны. И было бы он таким же простым пиратом, что и сам капитан Проклятья, да вот только вид его был иным… Отталкивающим… Лысая бритая голова с черными смольными татуировками по вискам. На этой бритой черепушке, будто штампом, были разложены головы легендарной гидры, что рассыпались по вискам уходя к затылку. Глаза его черные и прищуренные, этот взгляд явно переходит по наследству. Чистое лицо, голое до ужаса. Ни бровей, ни бороды или какого-то пушка не было – чистый, как лист. И этого его пустой взгляд… золотые зубы, сверкающие в челюсти… Аристократов перетряхнуло от такой картины. — Quel bizzare… - шептал Рунэ тяжело вздыхая. Ему показалось, что он прямо сейчас и не смог бы выдохнуть из-за спертого в груди страха. Он видел войну и видел трупы, но он не был готов увидеть чистое зло во плоти прямо перед своим носом. Нет. Его не готовили к подобным встречам. Его не готовили ко встречи с теми, кто шинковал людей грабя их за милую душу. Мысли в светлой голове сгущались и возможно ещё немного и провалился бы мальчишка в пучину собственных терзаний и смятения, если бы не рука. Чужая ладонь, аккуратно схватившая его пальцы переплетая их с грубоватой кожей. Иностранец замер. Его зеленые очи с трепетом опустились к руке так крепко держащей его в узде. Это был капитан. Этот грубый, не вежливый и совсем светский мужчина сейчас… Проявлял нежность? Да… Его теплая рука обволакивала, она предавала уверенность. Вселяла в душу огонь. Рунэ безумно хотел поцеловать эту даря свою ласку в ответ... Безумно хотел прижаться к этому мужчине, обнять его, вдохнуть терпкий аромат его шеи – его кожи. Но они лишь стояли, втроем держась за руки в алом мраке, пока к ним спускались уже иные лица. — А это… Не та, о которой вы рассказывали? Она же… - вдруг начал принц, завидев стройную женскую фигуру среди сброда разбойников. И да, возможно он бы услышал ответ от капитана, если бы его не перебил их ненавистный гость, — Это Джоан, баронесса Зелёного леса. — Не вас спрашивали, чего рот открываете? – резко отсек красновласка незатейливого мужчину. Тот оторопел, хлопая золотистыми глазами в сторону принца. Казалось, что даже тряпка, а на его голове покосилась от такой наглости в сторону барона! И ведь юноша смотрел на мужчину, не боясь – он жег его голубыми очки. Впервые небесная гладь была острее ножа – опаснее огня, что растекался по плечам алой гривой. Флоренс уже не был маленьким мальчишкой, теперь не его надо защищать. Да, он станет щитом для совсем другого человека, что ухмылялся, показывая клыки. Довольный даже гордый оскал промелькнул на тонких губах вновь прячась за маской холодности. Сейчас по лестнице спускалась тигрица. Каждому пирату свойственно иметь загар… Увы, они рабы моря, а быть бледными, словно какие-то царские пташки – не в приоритете. Вот и морская красавица спускалась к ним помахивая бедрами в плотных темных штанах с парой заплаток и швов. В отличие от других собравшихся она была одета так, словно вот-вот и готова была выпрыгнуть на показ мод в Вольфендомском дворце! Бордовая жилетка застегнута по горло, а белая рубашка с огромными рукавами скрывала тонкие девичьи запястья, увешанные в золоте. В милых ушах её серьги из старой позолоты, увенчанные голубым топазом с Нулевого моря. Ох, а лицо её! Лицо то её, хоть картины пиши! Россыпь темных веснушек покоились на этих щеках, а глаза… Глаза то какие! Огромные, будто блюдца Луны! Небесного отлива глаза, что скрыты под густыми ресницами. Лицо её обрамляли длинные кудри в цвет её тёмных надменных бровей. Прятала она свои глазки за шляпой, заштопанной бронзовыми нитями и перьями. Она была их сапфиром среди груды бесполезных камней и железа. — Можно было ещё лет десять не вызывать нас в эту дыру? С каждым разом она всё хуже и хуже выглядит – вздыхала девица, откидывая свои кудри назад обходя широкий дубовый стол. Едкий комментарий прилетел ей в спину без особого прицела в ту же секунду, — К сучкам своим хочешь? Не убегут от тебя твои девки дранные или боишься, что свистнут? – язвил малец гадко улыбаясь. — Тебе не на что там претендовать в любом случае. Пиструн ещё не отрос для таких утех. — Вот же шавка!.. – взбесился юный барон, глядя в глаза этой суки, что ухмылялась ему садясь за стол. Каждый садился на своё место – каждому из них был отведён свой стул, своя тарелка и бокал. Никто не был обделен, но и никто не возвышен. В этом красном, как чрево матери, свете нельзя было разобрать кто враг, а кто друг – но все прекрасно знали в кого стрелять. Капитан прекрасно знал все мишени, но всё равно коротко посмотрел на молодых любовников убеждаясь в этом. Их глаза совсем не могли скрыть волнения… Глупцы! Совсем юные дурачки, не понимающие всей дивной обстановки и ужасающего контекста их встречи… Его милые глупцы. И ведь он вытянулся, подзывая к себе голубков нашептывая им тихим хрипловатым голоском… — Следуйте за Бинтом. Не отходите от него, не берите из рук девиц дрянь и дурь – увижу убью, поняли? – шипел мужчина, косясь на возлюбленных. Буржуи прекрасно понимали, что если они совершат ошибку, то их кишки подвесят под фонарным столбом прежде, чем они покинут пределы лагуны. Именно поэтому они, не сопротивляясь пошли следом за мистером отпуская старика к столу. Напряженная атмосфера витала за этим «чаепитием»… Стол был пустой, лишь напитки наполняли их железные бокалы, пока тарелки были наполнены пылью. Бароны расселись, уставились друг на друга, как бродячие псы на кошака – молчали, соблюдая траур. Никто не желал друг друга видеть, но всё равно они сидели за столом, укрытым белой скатертью. Во главе тишины сидел мужчина… Старик, что приручил своим молчанием волны! Бородатый, длинноволосый и седой, как земля барон, что потухшими серыми глазами лицезрел этот скучный багровый мир дожидаясь приятного, и не очень, вечера. Он стукнул по бокалу вилкой как самый настоящий царь, прося принести им блюда для их не самого приятного вечера. — Может наконец-то просветите в то, зачем нас здесь собрали? Никто из нас не пришел сюда, если бы не червонец – откинулся на стуле торгаш, выкидывая на стол золотую монету. Она поблескивала от света ламп, звенела от удара по тарелкам и крутилась подобно юле по грязной скатерти. Все имели при себе подобный жетон для автомата азарта, что приведет их к концу, но никто и не понимал до чего доведет их подобная щедрость. Все сидели хмуро, даже презрительно молчаливо дожидаясь ответа от первого барона их гнилого общества. От капитана Магеллана – барона Нулевого моря. Этот старик сидел во главе стола нехотя, и даже скучающе, наблюдал за морскими псами готовыми перегрызть друг другу глотки дай только малейший повод. Он слишком стар, чтобы усмирить чужие нравы, но слишком молод, чтобы дать штурвал этим молокососам. Беде быть может, если эти морские сосунки резко овладеют правами на самые злосчастные места Надежды. Возможно, тогда и придет конец всему миру… Но об этом он явно задумается в иной раз их громкой встречи, ведь даже сейчас двое молодых людей грызли друг другу кости и сухожилия испивая кровь. — Че вылупился, как треска на сети? Поразительно, что ты слепым не пришел, а ведь были все шансы лишить твою харю дара видеть – шипел мальчуган, щуря черные глаза. — Да брось ты чушь пороть. Без глаз я прожить и смогу, а ты увы без мозгов нет. А хотя… ты же без них всю свою скотскую жизнь катишь… - задумчиво тянул шатен, цыкая языков выдыхая едкий дым. Капитан Проклятья и самый юный барон их команды не желали друг другу проигрывать в колких комплиментах. Нет, проигрыш для них означал бы конец! Конец всей их репутации и жизни! Поэтому искры, летавшие в воздухе, заставляли скукоживаться даже самых крепких матросов, прижатых атмосферой к стене. Мальчишки тоже наблюдали за этой картиной. Как между пальцами их любви тлела черная папироса, набитая дурью, как шлейф дыма обматывал смуглую шею на чьей коже, остались легкие оттенки их страсти… Белый дым заполнял комнату, как и аромат пойла, разлитого по бокалам. Каждый из пиратов был занят чем-то своим, совершенно не обращая внимания на другие фигуры шахматной доски. Кто-то ругался, кому-то было искренне скучно, а другие ловили поцелуи приятных заморских дам, так ласково шепчущие все гадости бухты. И аристократы бы совсем потеряли бдительность, если бы на колкость, грубость и наглость молодой персоны, сидящей напротив капитана. Нахал плевался ядом без разбору провоцируя мужчину. И ведь чем больше тот выплевывал поганых слов, тем сильнее сгущались тучи за окнами заведения… Не было это хорошим знаком. Совсем не было. — Че ляпнул, крыса палубная? — А ты не расслышал? Вроде папаша твой не глухой, а сам так вообще вон какой кривой… — Совсем зажрался, подстилка царская?! – озверел мальчуган, вскакивая из-за стола и уже готовый было удалить шатена, как тут все замерли от прогремевшего с боку звук. Глава привстал наблюдая, как широкие двери под лестницей отварились, впуская в помещение девиц с золотыми подносами… Стройные девы с кукольными лицами и пустыми глазами. Да начнется адский пир на берегах отчаяния. Впервые в лагуне встречали гостей, что так ярко не понимали сего представления. Да, пиратам не было известно, что за блюда будут подавать, что за программа их ждет и разговор. Ведь поставь перед вами золотые блюдца то, что бы вы хотели там увидеть? Фуагру покрытую трюфелями или стейк с зубчиками ароматного чеснока? Ах, возможно вы на собственной тарелке увидели бы десерт или же сладкое мороженное с медовым поцелуем. Но увы… вы не угадали. Ведь этим людям не свойственно есть высшую кухню. Они давно уже растеряли свои человеческие морали. Слетели золотые крышки с блюдца и предстали пиратам яства человеческие. Кожа, кости, мясо… Кому-то достались потроха набитые фаршем. На кого-то с тарелки смотрели глаза в малиновом соусе. Кто-то был встречен печенью, быть может самого Прометея, в пряной устричной заправке. Легкие и мозг… Но ему досталось – сердце. Тишина, итак, висевшая над столом резко разбавилась откликами радости. Первобытного восторга! Гости зашевелились ахая, облизали глазами изысканные блюда из плоти и органов украшенных лепестками роз, петрушки и укропа… Сырое мясо было на позолоченных тарелках с голубой каймой, приборы из серебра были в руках мародёров. Даже напитки в их чашах были изысканными! — Маггелан… Милый, что за красоту ты нам подал? Неужели сегодня будет молодой повеса? – тонкий голосок послышался над ухом. Первым, кто очнулся от этого внутреннего восторга, стала баронесса, вонзившая нож в белое лёгкое покрытое плёнкой. Орган издал странный хрустящий звук, но это не волновало девицу. Она лишь облизнула губы сладко вздыхая. Аромат крови возбуждал, а хруст трахеи и вовсе заводил её зверский аппетит. — Да, сегодня Лагуна позаботилась о том, чтобы найти лучшего для гостей. Говорят, что это был великолепный танцор… – с каменным спокойствием отвечал ей уставший старик, слегка поднимая уголки губ. Это будоражило девицу, её острый ум и фантазия во всех красках рисовали облик юнца, что резвился с тёмными и шелком в жарком танце сцены. — Какая роскошь… Но в честь чего такая щедрость? Собрал нас здесь, хрен знает зачем, угощаешь такими дорогими блюдами. Магеллан, не грохнуть ты ли нас хочешь в этот час? Речь красавицы разлилась по помещению эхом, что взбудоражило умы незваных гостей. А что они здесь делают? Зачем?.. Горе любовники не знали зачем пошли за мужчинами следом, ведь стоя у стены давно были бледнее мела от пьесы перед глазами. Они видели кровоточащие органы на тарелках сумасбродов… Они чувствовали аромат крови в воздухе. Этот железный едкий запах въедался в легкие делая мальчишек ещё бледнее. Но они стояли. Они ждали лишь его одного, что смотрел в свою тарелку не отрывая глаз. Сердце. Перед ним была чья-то душа, чья-то единственная отдушина и надежда… То, что когда-то поддерживало жизнь в бренном бездушном теле из крови и плоти. Центр человеческий пульсировал в тарелке. Трубки сжимались, аорты поблескивали под тонкой жилистой пленкой. В нос ударял аромат… Ох, боже… Такой аромат он чувствовал лишь под окнами дорогих заведений в далекой юности… Когда улица была его домом. Когда он потерял всё в пожаре икон и золота. Всё во рту пересохло, ему хотелось коснуться языком сочного мяса, но руки лишь от одной мысли дрожали. Их било в конвульсиях раньше виданых ему лишь под светом Луны. Пальцы покалывало, они чернили от самых ногтей по кость так глубоко спрятанную под кожей… Серебро блеснуло в его руках. Он не слышал чужих слов, не видел мерзких глаз, косящихся на него из углов этого сраного никому не нужного места. Им овладел голод. Страшный голод, который он познал так давно, но так крепко держал его внутри своего чрева. Голод подобный монстрам с Птичьих Угодий… Голод того, кто целовал дьявола отдав ему свою человечность. Жаркий лепет, так сильно разгоравшийся за столом, продолжался несмотря на звон приборов и блеск бокалов, перестукивающимися между пиратами. Возможно, кто-то не придал бы этому большого внимания, кто-то бы не заметил капель крови на темном лице… Но мальчишки заметили в отражении серебра облик мужчины, что так горько любим ими на веки вперед. Облик мужчины с сердцем между клыками. — Кажется ты изрядно оголодал, старикан. Рожа страшная, так еще и бедный, как скотина – ухмылялся мальчишка сидящий напротив. Аластор с надменной улыбкой разрезал печень на кусочки смачивая горло грубым абсентом. Нет, пиратам не было важно, что за гости были вокруг. Что за лица сейчас прижигали их взглядом. Они тащили в свои рты куски мяса стирая их между зубами. Кто-то дробил между ножом жилы, а другие облизывали кости сдирая с них волокна плоти. Им было неимоверно вкусно чувствовать кипящую ещё не свернувшуюся кровь на своих губах, мягкость тканей на деснах и хруст костей на клыках. И даже капитана проклятья не смущала столь дикая трапеза. Пир на грани жизни и смерти. Он слизывал кровь прожевывая твердый кусок юношеского сердца. Глотал его, чувствуя противный горьковатый привкус… С его ножа по рукам текла кровавая роса, пока клыки окропило вино… Сердце, что билось на тарелке больше не издавало и звука. Они могли видеть все жилы и трубки, все сердечники и вены. Перед ними было сердце, которое жрал монстр. Монстр, что давно нашёл себе дом среди волн и штормов. — Так можем ли мы удосужиться узнать цели сбора? Но прежде, хочу подметить одну вещь – подал голос торговец в белоснежных шелках и золоте. На его тарелке лежали глаза, что пристально смотрели на своего убийцу не сжимая веки. Зеленые глаза, измазанные кровью, но они всё-таки же открытые, что и раньше. Они видят мир в полном своём обличие, — Великолепный ужин, но глаза явно надо подавать с клюквенным соусом. Пресновато получается. — Нашелся здесь гурман… Жри и помалкивай. Зажрался, блядун торгашный, аж тошно – ворчал лысый мужчина, сидевший у края стола. Его сын с удовольствием ломал языком печень быть может самого Прометея! Хотя, зачем же пиратам покушаться на столь удивительное создание? Орлан и без них справлялся великолепно… Но серьезного давно потерявшего всякие эмоции моряка это не волновало. Он ломал чьи-то пальцы подобно лапкам бордовых крабов, высасывал из них мясо, как истинный светский гурман на аудиенции у императора. Швырял обглоданные кости на скатерть пропитывая её кровью. Эта трапеза продолжилась бы также бурно, если бы не противный стук по бокалам. Старик во главе стола стучал ножом по серебру наполненного до краёв кровью – кровью молодого тельца, отданного в жертву монстрам. Все затихли, споры и огонь разговоров утих так же быстро, как он и начался. Магеллан встал, чуть кашлянув в жилистый кулак, возраст всё же давал о себе знать. Половицы скрипнули, стул затрещал, а мужчина возвысился над столом держа кубок их дружбы… — Сестры и братья… Бароны святой Надежды! Как бы вам ни хотелось здесь быть, но дело серьезное. Мне пришлось собрать вас из самых отшибав, что было достаточно трудно, зная, насколько сильно вы не перевариваете друг друга – вздохнул мужчина, чуть отходя от темы. Его серые глаза были опущены в стакан с жизнью, возможно мысли давно уже утопились в этом сосуде, — Но не суть дела – часу потеха. Сейчас к нашему всеобщему разочарованию одна омерзительная персона нарушила давно подписанный договор четырёх морей… — Да кто вообще решил спустя целый век пробить наши паруса?! Кто эта мразь?! – взревел мальчишка, ударяя по столу. Юный барон, подобный огню, вскипал, бурлил и искрил, проявляя свой мятежный характер. Быть может, он готов был рвать и метать, да вот только не успел. Собственный отец усадил его, обратно шипя на пробитое ухо. Наглец фыркнул, но замолчал, продолжая слушать главу. — Благодарю, Дьял – слегка кивнул старик, продолжая свой говор, — Так вот возвращаясь к нашей проблеме… Контракт между Кодексом Дейви Джонса был нарушен с империей… - растягивал мужчина слова медленно поворачивая голову в сторону одного из сидящих. Все замерли, уставившись на одного единственного пирата… Капитана, потерявшего всё в обмен на свободу. Алый глаз встретился с серым штормом в искрящем негодование. Вот оно что… Вот зачем их собрали! Вот почему он разрешил привести ему гостей… Сердце на подносе не простое… Это его сердце. — Джек… Не хочешь ли ответить – почему империя Кларенс обвиняет ТЕБЯ в разрыве контракта?.. Что ты сделал, ублюдок? Кривая ухмылка расцвела на губах. Блядство.