Мерзавец

Мечтали ли вы когда-то о том, чтобы с ваших рук сыпалось немереное количество золота? Да… Все бриллианты, рубины и сотня черноземных кристаллов были у ваших ног. Они блистали бы, сверкали в лучах солнца, как маленькие огоньки, как самые милые детки нашего светила. Кристаллы оставляли бы после себя цветные узоры из света и переливов… Перебегали в зеленый из красного, в фиолетовый из розового, они были бы прозрачнее церковных витражей! Ярче всех тех стекляшек, что делали сами люди! Хотели бы вы такую роскошь у своих ног? Конечно же хотели… Хотели бы стоять в хрустальных туфлях, готовится к балу всей вашей жизни и мечтать лишь о том, как вас закружит в звонком, таком нежном танце само райское чувство. Любовь, что не запомнит даже вашего лица, когда вы сбежите с этого маскарада. Все люди вокруг в масках. В самых разных прикидах, скрывающих натуру! Кто-то был увенчан золотыми пуговицами, кто-то скрывал свои пустые, как стекло глаза под слоем черного кружева, не пропускающего свет к этим пропившим жизнь очам. Другие скрывают свои лица за белоснежным мрамором, за масками, что не разобьются под гнетом каменного дождя. Крепкие, прочные маски к которым так привыкло наше общество. Это идеально сглаженные углы их совести, их поступков и излизанные до верху чины, висящие медалями с твердых щёк. Это лишь прикрытие, защита для корыстной, жадной до денег натуры. Все они скрывают свои морды за красотой. Все скрывают своё я за перьями и шелком, что так изящно струились по хрупким девичьим плечам. Ведь не было здесь женщин – лишь молодая кровь была по вкусу вампиру их гнилого до мозга общества. По открытой, нетронутой земле разрезая широкие изумрудные поля из несозревшей пшеницы мчалась карета. Ох… Бежала, рвалась сдирая с земли кожу копытами славных лошадей, под их шумный гвардейский гул и цоканье металлических ржавых подков. Карета, такая очаровательная карета! Её белый корпус был увешан деталями прибитыми золотыми гвоздями из ветвей и завитушек, напоминающих бледный северный плющ, лампами с маслянистым свечами, скрытыми под помутневшими от пыли стекляшками с выжженными узорами и дверцами с бархатными зелеными занавесками, что лишь изредка пропускали свет в царство тьмы. Своей зеленью, своей стеной из непроходимой лазы, скрывала особу, чья кожа была белее самой Луны на темных небесных скулах поднебесья. Перед её красой ковром стелились цветы и бриллианты, герцоги желали её руки и губ, а граф, лишь её непокорного взгляда в свою худую сторону. Но её фисташковые очи желали лишь огня. Желали испить тот кровавый сосуд, выскользнувший прямо из её цепких рук. Её ресницы содрогались лишь пред одной мыслью о суженом, что зверски бросил её, отдавая своё предпочтение немытой свободе. Разве найдет он на этой свободе счастье? В хлеву и с немытой рожей крестьянкой? Ах, разве это не глупость? Разве это не бред?! Где он найдет краше неё? Где он сможет найти кого-то богачей и властнее? Да она само слово красота! И разве этому глупому мальчишке не пора ли смириться со своей судьбой и приползти к ней в ноги? Она позволит ему расцеловать свои изящные аккуратные туфельки… А затем раздавит его, как жалкую букашку. Но разве глупые ли мальчишки из-за простого бунтарства? Совершенно нет. Они умны и опасны… они главные хищники всего их прелестного райского сада. Главные санитары этого заболевшего чумой общества. Ведь корона всегда достается молодым… А молодость, главная разменная монета нашего патриархата. Лошади кричали подгоняемые свистом кнута. Они пыхтели, визжали проявляя свой скотский характер, но всё равно бежали, поднимая пыльные людские надежды. Но женщине внутри плевать. Девушке, в чьих руках была власть, была сила и безумие, прожигающее её кожу словно кислота — она была равнодушна ко всему кроме зеркала в алмазной огранке. Прямые волосы цвета гуталина обмазывали хрупкие покатистые плечики, облаченные в узкое зелёное платьице. Её не смущала прохлада, жар и сонливость. Она как зверь впилась зубами в свою добычу желая вырвать хребет этой бегущей от неё падали. Желание вырвать то, что по праву принадлежало ей щипало не зажившие раны. То, что сбежало от неё унизив, запачкав её подол своей трусостью и бестактностью. Её путь лежит к трону, и она не позволит какому-то мальчишке всё ей разрушить… Ведь теперь он не сможет убежать. Не сможет скрыться от ответственности. Она заглотит его целиком. Заставит сожрать яд, что она ему приготовила с самой чистой нетронутой любовью. — «Да… Ты станешь моим ключом к победе… Верно малыш? Твоя мама славно постаралась… Старший принц куда глупее младшенького… - губы цвета клюквы растянулись в мягкой улыбке на этом светлом лунном лице. Она была спокойна… Сейчас ей осталось лишь разыграть последний акт. Стать прима-балериной этого большого театра лжи и обмана. Разве она делает что-то плохое? Нет… Она лишь ровняет почву для будущей себя любимой, — Но не волнуйся, мой малыш… Станешь сильным и большим…Будешь королём… А я буду императрицей» - и девушке не стыдно было о таком думать. Нет, совсем наоборот. Поглаживая ели видный животик под тонким платьем она представляла лучший мир без царствующих у власти мужчин. Почему именно эта династия испокон веков вырезала женщин у трона? Почему она, графская дочка ребенок одной из самых влиятельных семей Кларенса, должна быть рабыней для какого-то сосунка из алого пушка? Почему она, женщина, должна прогибаться под ним отдавая власть этой жадной до крови ветви золотого рода? Нет... Она станет лицом новой династии. Династии, которую не видел свет! Но для начала ей нужно было избавиться от препятствий… От всех грехов их императора… несчастья, что заполнил их кровь черной копотью. За её плечами морские всадники. Войско во главе с фрегатом, дарованным миру самой преисподней. Дьявол придет за своей игрушкой. Дьявол будет обезглавлен во имя света империи. Ах… Кто бы мог подумать, что наблюдать за пиратом барахтающемся в неизведанном тому море будет так забавно? Да, аристократы даже и не подозревали, что этот мужчина совершенно не способен жить там, где жизнь наполнена лишь уютом и покоем, вместо плескающимся в бокале риском. Можно сказать, что такая жизнь ему не пришла по вкусу… Все те дни, что мужчина восстанавливался в роскошном особняке, проходили до ужаса шумно и суетливо из-за одного взбаламученного человека. Его величество никогда бы и не подумал, что перемести возлюбленного в другую обстановку то тот сразу станет совсем беспомощным… Но всё ведь по порядку! Да, дорогие гости? Ведь вы на пороге того мира, что не разглядеть простым смертным даже за прозрачными тюлями полированных танцевальных комнат! Поместье «Венеция» славилась своим необыкновенным происхождением… Говорят, что раньше оно принадлежало известному парфюмеру известному на все империи своими ароматами духов! Они всегда были такими живыми и дурманящими, а количество флаконов настолько ограниченным, что его жидкое произведение искусства улетало с молотка за бешеное количество золота. Но никто и не догадывался, что свою любовь, своё дитятко, он создавал из крови и плоти молодых красавиц, чья кожа, кости и слёзы дробились в дурманящий настой называющийся – парфюмом. Но это лишь легенды, права ведь? Сейчас этот прекрасный лазурный особняк, целый дворец на берегу Надежды, достался молодому принцу, что выкупил его на своё совершеннолетие окончательно узаконив права третьего сына. Правда не своим именем он подписывал документы, но это лишь мелочи по сравнению с тем, что было на самом деле… Венеция была огромным двухэтажным поместьем, сделанным из белого кирпича и такой же пыльной штукатурки. Окна огромные расписные! На некоторых этажах даже читались поразительные витражи из голубых ласточек и омелы. Деревянные двери, вырезанные из берёзы, резные перила и ступеньки, крыльцо, увешанное зеленым извилистым плющом. Ах, а внутри! Внутри глаза просто разбегались! Всё в блеске, всё просто сверкало от бесполезности этого декора! Каждый шаг ощущался, словно вы скользите по огромному музею из картин и скульптур мастеров тех ушедших бородатых лет, из фарфоровых ваз и горшков слепленных руками древних никому не нужных людей. Бродя по длинным коридорам, невольно всматриваешься в этот пёстрый интерьер… Глаза цеплялись за детали наконец-то понимая хозяина этого Богом забытого места. Хозяина, что решил наконец-то впустить каплю света в запутанные в паутине коридоры. Принц не любил ходить на званные ужины… Да, он прекрасно понимает, что это его долг. Это его прямая обязанность как члена королевской семьи. Но его никогда не тянуло на эти… Припудренные свинцом посиделки за вином и сплетнями. Для него это было сродни пытки. Все поголовно желали вылезать ему руки, обольстить словами и соблазнить глазами, чтобы урвать свою долю за этим дьявольским пиршеством. Его мутило от дворянских сумасбродных морд, рвало желчью на всё это общество не воспитанных дегенератов в фраках и корсетах. И ведь ковыряя свою тарелку нанизывая разваренную морковь на серебро он частенько ловил себя на одной единственной мысли… Он хочет исчезнуть. Да. Его заветным желанием было стереть себя с лица земли, стереть из истории рода, содрать с себя титул проклятого принца! Да от него даже семья родная избавиться не может из-за этих блядских верований! Из-за этого кровавого дождя в день его рождения! Они трусы! Мрази и сукины дети, что не способны поднять на него нож, не способны отравить просто боясь последствий! Не семья они ему! НЕЛЮДИ! Но оказалось, что и он умеет ошибаться. Что и его вера ломается, промахиваясь в своих убеждениях. В круговороте из дат, чисел и криков он вновь пришел к огромному столу под мерцанием хрустальной люстры. Но кто теперь вокруг него? Кто теперь трапезничает с ним? Светлые, почти алмазные стекляшки скрываем багровым веером распахнулись, раскрывая истину их века. Правду его собственной души… По бокам от него за этим полотном из скатерти сидели двое мужчин. Да… Двое совершенно разных мужчин. Как день и ночь. Как север и юг. Справа от него прямой как струнка, как гибкий твердый тополь сидел генерал Мандельштам… Главнокомандующий личной гвардии самой императрицы на восточном берегу. Его спокойный и даже на первый взгляд равнодушный вид может отпугивать людей… Да, Рунэ никогда не был разговорчивым человеком. В его народе не принято беседовать за едой в отличие от Кларенса, где часто пускали сплетни прямо по тарелкам гостей. Он же наоборот сидел в тишине подобной тернистым песчаным болотам на окраине долины Ветров… Лишь стук тарелок отвлекал их от яств подобным печени Прометея… Генерал, господин Рунэ, близкий друг и товарищ его высочества, всегда в по-детски голубых очах являлся обликом самой чести и долга. Рыцарем, сошедшим с полотен древних манускриптов. Он был ему единственной отдушиной в тюрьме с прутьями, вылитыми из цельного золота предков. — «Я никогда не задумывался о том, насколько он тихий…» - прошибла алую голову мысль. Шальная, быстрая и совсем не о чем не сведущая мысль. Тишина была подругой игрового светлого льва. Была любовью, была семьей и рудником в несправедливом мире сказок. Но тогда чья фигура была слева? Чей темный силуэт избегали его глаза? По левую сторону, по совсем другую баррикаду, сидел тот, чей род давно затерялся в тумане опиума и проституток, танцующих жаркое кабаре обнажая кожу. Чье имя гремит по всему простору Надежды, чей портрет висит на каждом кривом углу! Тот, кто даже столовую ложку от десертной отличить не мог… Там сидел пират. Капитан Проклятья – Джек. Ох, ему даже не верилось, что этот грозный грубый и невоспитанный мужчина сидел вместе с ними за одним столом. Да, если бы он узнал о таком чуть раньше, то, наверное, скривился от омерзения лишь представив такое. Флоренс до сих пор помнил какое впечатление оставил на него этот мерзавец… Прохвост и бандит, что с радостью скинул бы его за борт… Но даже так он его не топил. Джек спасал его. Спасал, переступая натуру, спасал плюя на закон и морали, на правила их светского общества! А когда они подобрали блондина? Какой монолог он им зачитал! Одурманил их завязывай на их шеях карамельную петлю. И этот гениальный разбойник сидел прямо перед ними… Дербанил ножом запеченную утку и хлебал суп десертной ложкой… Иноземец, что выстрелил в их сердце срывая куш. Может ещё тогда на Сан-Мор он проиграл этому мерзавцу душу?.. — Капитан… Вам удобно есть суп десертной ложкой? – поинтересовался мальчишка хмыкнув. Он никогда прежде не видел, чтобы кто-то так зверски топтал столовый этикет… Пират мешал розовое утиное филе с нежно-оранжевым сладким тыквенным крем-супом, посыпанным душистыми травами из их виноградника, всё это он запивал вином цвета морских рубинов. Стол ломился от угощений, ведь там красовались не только блюда западной кухни, но и восточные яства, мелькавшие за их обедом. Ярко красные омары со сломанными твердыми панцирями и нежным сливочным мясом покаялись в фарфоровой тарелке с зелёными как лужайка овощами. Там были перепелки с хрустящей острой шкуркой, маринованные яйца рыбы, подаваемые с яблочным уксусом, было фаршированные гусиные печенки, наточенные крабовым мясом. Была сырая треска и баранина, были живые мальки, что живьем заглатывались восточным генералом из бокала. Флоренс до сих пор не понимает эту Вольфендомскую традицию… — М? Десертная? Да они у вас все на лицо одно и тоже. Я только нож да вилку отличить могу, - жевал мужчина, дотягиваясь серебром до сырой говядинки нанизывая её на длинную шпажку, — Мне близнецов отличить легче, чем ваши эти тыкалки для глаз. Зачем вообще иметь дюжину разных приборов если природа дала нам руки и нож? — Фло, о чем ты говоришь? Да он из-за такой шпажки глаза и лишился небось. – вдруг вскользь подал голос блондин, сдерживая смешок, пока мальчишка уже желал отругать его за такую дерзость! — Ру, нельзя так говорить!.. — А ты смекаешь. Неужели наш господин невозмутимость наконец-то стал шутки понимать? – раззадорившись дразнил светловласку мужчина. Без стыда и хоть какой-то капли совести, что могла бы присутствовать в его прозрачном как совесть принца бокале. Джеку нравилось дразнить этого всегда спокойного генерала. Ах, а как он хмурил ему бровки без единого ответа! Как стрелял своими глазками, ну прямо обвивал вокруг смуглой шее зеленую лозу из папоротника и крапивы, лишь бы придушить своим этим взглядом ворчливого старикашку. — Штуки то я понимаю, а вот вы не понимаете, на что нарываетесь. — Ох лейтенант, своим языком мне ротик заткнешь или я уже на столе могу раскладываться? – мурлыкал шатен, показывая зубки. Хитрый похотливый оскал вновь и вновь мелькал на этих смуглых губах искря в откровенной провокации. Да, мужчина провоцировал да так, что светлая голова Рунэ отказывала работать, переходя в режим поймай и залюби до смерти этого не воспитанного человека. На востоке у них всё слишком откровенно, что подобные слова генералом воспринимались как призыв к действию! — А что, так ездить на мне понравилось? Неужто сам капитан неуловимого Проклятья по достоинству оценил мои услуги? — Признаюсь честно, в твоём отростке явно есть что-то заманчивое, но… - задумавшись тянул он паузу… Долгую, такую нервную паузу, натягивал струну доливая себе вина в бокал, — Даже двенадцатилетка будет опытнее тебя в плотских утехах. Размер — это не главное, пупсик. Заруби себе на носу. Улыбка стала ещё шире, казалось, что уголки губ дотянутся до ушей. Багровое пойло омывало пересохшее горло мерзавца, что растягивал на своем языке виноградное послевкусие. Глаза прищурены, они смотрели в эти зеленые омуты с нескрываемой гордостью. Возлюбленный лишь сильнее тарабанил по столу пальцами принимая поражение, но уже разрабатывая план мести. Да… Значит так он играть хочет? — Говорите, что даже карапуз будет опытнее меня? — Отлично, теперь мы знаем, что ты не глухой. — А эта самая малолетка сможет взять вас прямо на столе? Он ведь даже вас не поднимет… — Ну-ну? – заинтересованно уперся шатен о стол. — А то, что я куда сильнее и могу без труда вас нагнуть у всех на глазах. Вам ведь это нравится, капитан? – сдержанность сменилась на звенящую в комнате пошлость! Да как они до такого докатились то?! Флоренс краснел, Джек улыбался, а Рунэ выходил в ва-банк! — Очень нравится… А знаешь, что мне ещё нравится? – под столом заиграла совершенно другая жизнь. Нога моряка, освобожденная от оков кожаных сапог, скользнула по колену взъерошенного золотого льва. Плавно... Ласково… Горячо и соблазнительно поглаживая дорогие брюки пальцами… Рунэ ловил мурашки табуном, бегающие по светлому загривку. Вот же чёрт… Сам дьявол в смертном облике. Да он же ему потом вздохнуть не даст из-за таких игр… Но всю их брачную раскрепощённую обстановку разрушил лишь один писклявый крик с боку… — Х-ХВАТИТ! БОЖЕ, МЫ ЖЕ ЗА СТОЛОМ! – резанул уши крик, подобный детскому писку. Это принц, смущенный всем этим безобразием, переходил на новые октавы своего возмещения. Его лицо окропил багрянец, жгучий поцелуй смущения! Боже, как такое вообще можно за обеденным столом нести!? Неучи! — Что вы творите?! Ладно капитан, он безграмотный и невоспитанный! — Я и безграмотный?! – возмущенно насупился пират, как вдруг его усадили обратно, лишь одной фразой, — Да! Вы первую же книгу в моей библиотеке окрестили буквенной садомазой! — Ну кто же знал, что это тряпье о женской моде… - недовольно буркнул шатен, отхлебывая ещё вина. — А ты, Ру! Как!.. Да как это вообще?!.. РУКОБЛУД! – слов не находилось для описания всего того возмущения, что кипело в нём целым вулканом. Но красновласка на отрез не хотел признаться в том, что его и самого этот диалог невольно возбуждал, заставляя рисовать перед глазами грязные картинки с их участием. Господи, да за что ему такое?! Ведь вновь перед его глазами портрет обнаженных мужчин укрытых лишь белой простыню его забвенной фантазии! Глухой стук о стол и новая порция румян теперь ещё сильнее окрасила и так алое лицо его высочества… — У него даже уши красные… И шея… - удивлено вздыхал Рунэ почесывая макушку, пока Джек лишь хихикал, указывая на омара в чужой тарелке, — Наш милый принц теперь похож на омара… Вы случаем не родственники, куколка? — Капитан!.. Тема вообще не об этом! Господи, неужели я такой красный?.. – застонал Флоренс пальцами ощупывая свои горячие как булочки щеки. Да, он был красный. Его бледная кожа была цветом с его волосы! Даже под лупой не отличишь оттенки! Из-за этого пират лишь сильнее ухмылялся, осушая новый бокал сладкого, а Рунэ протягивал другу стакан с холодной водой, чтобы тот успокоил свою горящую от смущения душу. Его высочество до сих пор не привык к тому, что эти двое иногда вытворяли у него на глазах… Без смущения заигрывали друг с другом, соблазняли посылая туда на чем свет стоит и втягивали его в своё страстное родео! Нет, он, конечно, не против был, но отголоски светского воспитания всё же пробивались через пелену желания заставляя краснеть становясь спелым томатом… Ох, но хотел бы он ещё поразмышлять об этом беззаконии, да только была у него совершенно другая тема для разговора. Жадно поглощая воду и жмурясь от любопытного взгляда рубиновых глаз, он со звоном поставил стакан тяжело вздохнув. Может там был спирт, а не прохладная вода? Генерал невольно усомнился… — Так, о чем ты там хотел поговорить? – убирая столовые приборы в сторону наконец-то заинтересовался иностранец, переводя взгляд на юного товарища. Он знал, что Флоренс был достаточно чувствительным и то, что его легко смутить даже самыми банальными словами. Но он даже и представить не мог, что настолько просто… Да никогда в жизни! Но даже так от этого тема их разговора не становилась яснее, ведь истина так и не показала себя на свету. Угрюмый молчаливый аристократ никому из них не был бы по душе… — Да… Да, тема. Я хотел поговорить с вами об одном событии, что будет сегодня в особняке… - выровняв дыхание продолжил тот, — Вы же знаете, что Венеция лишь формально моя, пока по документам она принадлежит графу Латону. Граф очень уважаемый человек и поэтому на кануне вечером устраивает бал в честь Морского луностояния. Частое явление на Картуге… Которое… — Давай дальше, знаем мы, что такое это ваше луностояние. Суть то в чем? – хмуро перебил принца шатен. Ему уже не нравилась эта идея… Совершенно не приходила она ему по духу. — Да… Кхм-кхм… Бал будет проходить в стиле маскарада, поэтому граф приглашает нас поучаствовать в самом празднике. Составите мне компанию? Нам всем надо расслабиться. Красновласка говорил искренне, словно пророк разговаривал с церковью. На его лице мягкая ели заметная улыбка, голос его нежен и тягуч, что не согласится было нельзя. Как можно было расстроить эти огромные голубые сапфиры, обведенные темными ресницами? Разве можно было огорчить этого очаровательного мальчишку, что так искренне приглашал их на танец? Рунэ не смог устоять перед шармом его высочества… Первым сломался под лавиной красоты. — Звучит неплохо. Я слышал, что здесь этот праздник особенно почитают. Любопытно было бы глянуть, что устроит граф в своих имениях. — Моей ноги на этом чертовом поприще не будет. – ласковый генеральский тон с треском смело грубым плевком моряка, что совершенно не желал слышать хоть что-то связанное с этим блядским показушным мероприятием. Ему в жизни клоунов что ли не хватает, чтобы он еще и намеренно шёл на них смотреть? Ну уж нет. Всё что угодно, но не на какой-то запудренный и расфуфыренный бал. Резкий как пуля. Он с дерзостью встал, скидывая со своих ног махровую тряпку, летящую ковром на пол. Под молящий визг деревянного стула и тяжелый протяжный вздох принца он в привычной своей эгоцентричной манере покинул обеденный зал хлопнув огромной дубовой дверью да так, что железные петли затряслись от ужаса издавая скрипящие визги. Двум буржуям оставалось лишь смириться с пылким характером возлюбленного, ведь они прекрасно знали, что этот своевольный покоритель морей только под страхом смерти согласится пойти с ними на такую вызывающую авантюру…, знали они уже нелюбовь мужчины отсвечивать своим лицом на публике… Нет. Он не был настолько антисоциален, чтобы наглухо не переварить огромные толпы. Но в его крошечном мире из опасностей и рисков никогда не было места для какого-то нормального отдыха, что позволяли себе буржуи прямо сейчас. Он не мог выбрать себе наряд по вкусу, ведь просто не имел того самого вкуса к этим обноскам! Ему не была дана честь распробовать игристых вина, ведь язык давно прожег ром, что он ведрами хлебал на корабле. Мужчине не позволено узнать всю страсть танца, ведь он не улавливал такт! Путался в ногах, хотя при штормах, сносящих всё живое, никогда в жизни не путал ноги! Разве ему, такому далекому человеку от всей этой слащавой и натянутой дружелюбием атмосферы, не следует сторонится таких сюрпризов? Нет… Он бы с удовольствием пошёл! Но… — Да они же стыдится меня будут!.. Какой из меня кавалер для танцев? Бал они захотели, ишь какие… Пусть идут на него. Потанцуют там с этими фифами! Полабызаются! – и с каждым новым, брошенным вслух словом, Джек становился всё злее и злее. Он не хотел представлять как эти молокососы утопают в женском парфюме, как их сжирают глазами молодые цветы этого сада… Хищные петуньи их небольшой оранжереи. Нет. Он давно пустил корни на этих юнцов. Пусть только посмеют пусть на них свои чертовы споры! — Да пошло оно всё к чертовой матери! Раздался грохот. Громогласный рёв треснувшего дерева. Мужчина без жалости пнул кофейный столик переворачивая его вместе с антикварной вазой. Хрупкое творение умелых мастеров со звоном разлетелось по полу в сотни осколков. Они хрустели под тяжелой подошвой кожаных сапог, под железным каблуком. Нет… ноги его не будет в этой блестящей тюрьме. Никогда в жизни он больше не вмешается в законы высшего света, никогда в жизни не посмеет переступить порог этой абсурдной анархии. Ему суждено жить как помойная крыса, прячущаяся от шторма в дырявые трюмы огромных плавающих коробок… Не создан он для мира света и звёзд. Всё достигает своего пика прежде, чем мы успеваем обдумать череду настоящего. Высокий стан падает в мягкое никем не тронутое кресло одинокой комнаты. Настолько нежное, что он невольно терялся в бушующих волнах мыслей погружаясь всё глубже в пучину собственного сознания… веки наливаются тяжелым свинцом, гнев отходит от глазниц, и пелена фантазий вновь накрывает гудевшую от боли голову прохладным туманом сновидений… Но разве дано ему обрести покой даже во снах? Пустота. Именно так он мог описать то место, в котором чаще всего коротал тревожные ночи звездного небытия. Это место не видевшие начала, не знавшие конца и кульминации… Это то, где никогда не заканчивается кошмар спускающий и взмокшего затылка курок. Стрелял он в себя, в чужого, во врага или в друга? В этой черноте не было высших и низших. Все тени были слишком похожи… Он брел по болотам из злобы, страха и отчаяния. По трущобам собственных мыслей, что вязкими объятия сковывали его ноги, связывали его руки. Черная масса была ему по колено. Он шёл не оглядываясь. Боялся оглянуться. Что он может увидеть там? Ад? Рай? Себя? Нет. Этот кошмар никогда не закончится, если он повернет назад. Если он взглянет в глаза прошлого, что завывало, опаляя загривок. Прошлое, скулящее у самых ушей… Прошлое, разрывающее его душу… Оставляющее ожоги, ссадины и шрамы. Прошлое, лишившее его всего. Но впереди тоже ничего не было. Разве он может надеяться на будущее? Разве может быть уверен в том, что следующий его шаг не будет последним? Болото заглатывало ноги покрывая тазовые кости. Словно ноги его давно растворились в трясине пустоты… Он шел дальше. Срывался на бег расплескивая страх. Гул разрывал перепонки. Рыдание разрывало губы, острые зубы поблескивали во тьме. Алая кровь стекала по коже струей падая в бесконечный поток из страданий и боли. Богрове слезы окропили щеки. Крик. Вопль. Всё смешалось в один звук, который он не мог расслышать. Впереди… Впереди лишь белые паруса, скрывающиеся за ребрами горизонта… Немое отчаяние разрезало пустоту. Он захлёбывался. Тонул в этом море из предрассудков и молитв. Из крови и слез. Из крика и боли. Оно обвивало его тело своими противными щупальцами, пачкало его душу, залезало в горло душа его. Он смотрел на судно, уходящее вдаль. На его последнюю надежду, что сможет спасти его… спасти от самого себя… спасти от когтей дьявола. Глаза распахнулись в нос ударил отвратительный металлический запах. Мужчина замер, застыл тяжело дыша. Он словно был не в себе. Вжался пальцами в мягкую обивку до побеления костяшек. Скрипнул зубами и задышал, словно никогда в жизни не умел дышать. Хрипло набирая воздух, туго выдыхая обратно. Зрачки сузились, напоминая лишь жалкое подобие гранул черного перца, что использовали хозяйки в быту. Ресницы размокли от слез. Ему чудилась смерть. Чудилось, что его душат, переламывая трахею. Ломали его, выпытывая жизнь… Но он дышит. Напуганный, но не убитый. Губы были неестественно липкими, неестественно соленными и жгучими. Прикоснувшись дрожащими пальцами к носу, лишь кротко ощупав он видит её… Кровь. Ту жизнь, что растекалась по его губам окрашивая зубы, пачкая рубашку своими брусничными плевками. — «Блять…» - звезды уже сменили закат. Давно зажглись многочисленные фонари обжигая ночь своими рыжими лучами… За огромными окнами не скрывающих млечный путь слышался отклик гостей, шорох лакеев и стук множества карет паркующихся у огромных узорчатых ворот. Помнится он мельком видел их, выходя из мглы без сознания. Красивые серебристые гравюры, что закрывали путь к извилистому огромному саду цветов и красок. Гости уже были на подходе. Шлейф парфюма ходил следом за этими тонкими талиями, прямыми спинами и пестрыми масками их дивного бала… Мужчина задумался. Пальцами стирая кровь, размазывая её по рукаву он окинул взглядом комнату цепляясь за странные тени на белой простыне. На тени из дорогой ткани, лучшего фасона и складок… Перед его взором была маска. Под его пальцами была твердая, такая цепляющая взгляд вещица. Цвет как у самого острого перца, аккуратные прорези для глаз, золотая окантовка подобная вздернутым усам какого-нибудь восточного ящера… Черные вставки из бархата перетекали в бусы из алых самоцветов, инкрустированных в саму маску… Сколько же это стоило?.. — «Это они принесли… мило… Есть в этих мальчиках что-то очаровательное» - хмыкнул мужчина, примеряя маску. Он и маска были подобны единому целому… Неужели бывают такие совпадения? Джек смутно понимал, что он делает, подбирая лежащую на кровати записку. Читая её, вдыхая знакомый парфюм… Он и сам не понял, как поддался этим эмоциям. Как и сам пустился во все тяжкие откидывая предрассудки прошлого. Лишь на один вечер… Лишь на одну ночь. «…J'espère que vous avez aimé notre cadeau, M. Love…»