Мерзавец

Слухи по морю расходятся слишком быстро для их скромного заполненного дураками мира… Может, потому что именно дураки распускают всю ту грязь, бороздящую необъятный синий край их свободы? Почему они должны быть свидетелями этих огромных черных островов из сплетен, слухов и человеческой алчности, перетекающей в настоящий порок наших хлипких сердец? Почему обычный люд, неповинные цветы их будущего должны захлебываться в этой тине взрослой грязи и похоти? Почему дети, будущее наших предков, должно задыхаться в слезах при виде взрослых? Разве так правильно? Разве дураки должны учить наши цветы? Но и цветы, бывало, обрастали шипами… Их листья гнили, увядали от испепеляющего солнца злобы и гнева на всё живое. Дураки обижены – гении убиты. Такова ли та свобода, к которой мы так стремимся? Разве не страшно вновь и вновь просыпаться от ужаса, вновь обливаться потом и браться за нож, лишь бы прирезать тварь внутри себя. Лишь бы избавиться от того недуга, что подарил им создатель. Они грешники – худшие создания этого мира. Люди жестоки, но дети ещё злее… Эти юные непорочное создания вырывали обещанную свободу с кровью и криком, слезами и гортанным воем во имя справедливости. Но разве она есть? Разве есть в этом мире справедливость? Ведь даже свобода может увязнуть в оковах собственной глупости… Мраморный порт теперь не казался ему чем-то настолько величественным, как в те забытые Богом времена. Когда он ещё совсем тонкими ели гнущимися пальцами вытирал со своих губ парное молоко. Молодость он встретил именно здесь… На Картуге. И молодость его была разгульной девкой, совавшей нос в любой дырявый пыльный от пепла кабак. Он помнил эти улицы как глупый мимолетный сон его туманного сознания. С годами он так вообще стал забывать сколько всего смог поведать на пике своей бурной жизни. Ах… Какие места видели его глаза! Каких людей он встретил на своём кривом пути! И не описать словами! И дамы с сочными грудями и войны бравые, сбежавшие из боя. Он видел юных дев с открытыми глазами, но продающих душу за бокал спиртного. Видал и хмурых герцогов, обвешанных бриллиантами в сто карат, на их упругих от свинины пузах и вовсе не сходился столь дорогой «налог». Он видел многих… Видал и праведника, ярого святошу, что чист настолько, что умирали все коснись души его однажды. Перед глазами Джека пролетели многие истории разбитых судеб и концов… Ведь даже гравий под ногами столь шикарной столицы не мог дать ему ту свободу, что он видел в бездонной глубине юношеских глаз. Но как он вновь ступал по этой земле своей кривой походкой? Мужчина явно был одарен удачей, хотя он и сам в этом ни первый раз сомневался. Уж больно часто его эта удача спасала. Казалось, что судьба очень даже любила над ним издеваться, что не разрешала даже отойти к братьям своим морякам на дно морское! И потому нырнув щучкой за борт, оставив своего деревянного сына в лапах мерзких имперских псин, он надеялся, что хотя бы не потонет вблизи кровавого рифа… Акулы там не самые любящие создания, вы уж точно это помните, мои милый друг! Возможно, после встречи с ними у принца до сих пор темнеет перед глазами… Хах… забавное же время было! Тогда дышалось легче и грудь не пробивала тоска по двум совсем глупым мальчишкам… Но не в этом ведь правда, господа? Сила в народе! В людях, что узрели всю низость человечества в его размеренные деньки и всю храбрость души во времена смуты. — «Наконец-то эта дрянная рухлядь добралась... Я уже думал берега не увижу. Боже. Как же я, блять, ненавижу эти дранные хлипкие парусники!.. Придумали же люди машины по крупнее! Чего на этом казане плавать?! А ведь мог спокойно добраться на Проклятье…Но нет! Надо же было этой рыжей суке мне всю малину затопотать!! Говори же мне, НЕ ДОВЕРЯЙ ЖЕНЩИНАМ! – ругался мужчина про себя повышая тембр своего бурчания с каждой новой мыслью о потерянном корабле. Ему не было никакого дела до чужого внимания в этом оживленном от людей городе. Ведь зачем же ему бросать взгляд на эту не интересную ему падаль? Разве он их морды недовольные не видел? Видел, да ещё как! И будет видеть ни в последний раз. Хотя и его лицо не блистало каким-то озорством… — Нефида! Ради всего святого, почему ты так жестока со мной? Ну что я тебе сделал то плохого?! Мучаешь меня ты своими кознями заморскими… Блять, нога то ещё так болит… Ну вот за какие такие грехи мне такое? Ну убивал я людей, что такого? В наше время только младенец кровь чужую не проливал! Зверство какое-то…» - цыкал шатен, оглядываясь по сторонам, как заблудший мальчишка, потерявший свою матушку в толпе. Белый, как гранит рынок, вырос перед ним словно чернозёмный лес в разгар весенней теплоты. В то время даже море обретает совершенно другой оттенок… Оно становится чище детской слезы – чище слезы русалки. Ох… Какое же красивое море в такую чудесную пору! Ах, как он любил весну. Как любил! Но хмурый облик его и грубые нравы совсем не позволяли ему окунуться в эту атмосферу с головой. Когда он последний раз вообще расслаблялся, спуская всё на самотек? Нет. Ничто не должно идти против его воли. Но даже эта воля меркла перед опьяняющим разум чувством… таким сладким… таким приторно тягучим настолько, что склеивал зубы, не давая внятно говорить. Возможно, ему и трудно было понять всю ту нежность, которую желали мальчишки… Каково быть тем, кто ласков и мягок даже тогда, когда вся жизнь буквально сворачивается в длинную ломаную трубочку перед собственными глазами? Разве можно быть мягким, когда совершено глупые, но смелые юнцы творят безобразие? Да… Он многое им прощает, но… — «Они должны были уже добраться до сюда… Может уже давно заселились? Мелиса помогла им? Если он за ними не следил, то лишу к херам пальцев и сожрать заставлю… Черт, почему я о них так пекусь?.. Не дети же! Сами справятся… А если убегут? То пусть бегут! Пуля их быстрее будет… А может… Может и в правду сбегут?» И каждая такая мысль невольно била по черствому сердцу капитана морщегося от боли в теле. Неужели душа заболит так же, как и кости? Ох, он не переживёт это… Слишком много он видел на свете, чтобы пережить такое вновь. Его душа измотана, истощена событиями и катастрофами, что преследуют его по пятам, как гребанная чума всю Европу. Он стал не понимать себя. Да… В его закостеневшем от одиночества мозгу наконец-то стали двигаться странные и совсем незнакомые ему шестеренки эмоций. Они заводили давно покрывшийся пылью и ржавчиной механизм, жалобно скрипевший от ужаса. Что с ним не так? Почему именно сейчас его душа, его грудь и ребра, болели так сильно, что хотелось согнуть колени ударяясь лбом об землю. Ударяясь с такой силой, чтобы расшибится насмерть. Но нет… Его от реализации своего плана отделяли лишь две грустные слезливые мордашки тех, кто будет оплакивать его столь глупую кончину. А ведь да… Одно только представление этих заплаканных бледных лиц, зареванных глаз и текущих носов сразу заставили его сердце ударить по легким вызывая спазм. Ладно… с этим шутки плохи. Неужели он так сильно размяк, становясь таким чувствительным? — «С каких это пор моё сердце щемится из-за чего-то, кроме разбитой бутылки рома? Чертовщина какая-то… Разбаловали! Размягчили мою душу, чертовы спиногрызы! И вот так всегда ведь… дрянные аристократы!» – одна лишь мысль об этом слое общества выбешивала мужчину до пара из носа и биения ногой об землю. Ведь даже сейчас шагая сквозь толпу он видел, как его сторонилась та самая «интеллигенция», что так и кричала на каждом углу о равности сословий и прав! Ага, прям сейчас их гнилое правительство побежало и сделало всех равными! И эта несправедливость всегда раздражала холодный ум шатена… Он, будучи ребенком, выросшим в том месте, где не ступала нога высшего света, понимал, что никакого равноправия не существует и даже не будет существовать! Детский лепет, который навязывают глупым дворянским детям с самых первых шагов… Они лишь строят воздушные замки перед их позолоченным взором! Но даже так, шагая сквозь расступающуюся перед ним толпу он ловко, словно маневренная змея, подцеплял безделушки, висящие на стройных телах богатеев. Его руки загребали всё, что плохо висело! Он таранил мужские плеча слыша в след лишь оскорбления, пока между пальцами растекалось серебро. Ему не было стыдно. Да, он делал что-то плохое, он обворовывал невинных людей! Но разве рухнут их фамильные дома от одной потерянной побрякушки? В его цепкие лапы полетел багряный платок, хлипко торчащий из чужого бархатного клатча. Алый шифон струился по руке, как лавина, спускающаяся с заснеженных гор – резко, но огибая все рельефы. И ведь никто бы даже не посмел ему что-то сказать так, как угрожающий вид пирата отпугивал даже самых смелых бандюганов этого вшивого города. Кто рискнет пойти на того, на чьем лице два шрама на перекос друг другу? Ха! Лишь безумцы и дураки попытаются связать с ним жизнь! Шифон волнами скользил по рукам, капитан завязывал платок на своей голове прикрывая волосы и часть изуродованного лица. Скрывал себя от мира прорываясь к свободе. Ткань была длиной, мягкой и очень нежной. Она обволакивала кожу своими легкими детскими поцелуями. Этот огненный блеск лишь сильнее закутывал его в свои бархатные объятья, что даже косые взгляды не могли заставить его стянуть кровавую вуаль. Но кажется этот платок был очень не по карману бродячему мужчине… Но даже он не способен набить этой ткани цену за один только взгляд, ведь он не купец, чтобы сразу делить серебро не метры! Он лишь иногда продавал редкий товар прибрежным странникам, когда становилось совсем туго на борту Проклятья… Ах, сколько же он тогда товара продал! Половину своей коллекции спустил во имя пропитания команды! Но сейчас…. Скрыв лицо, придав своей внешности интригу он не ожидал появления тех, кто сможет усложнить ему жизнь ещё сильнее. Ещё сильнее нагадить в его исхудалые года. За что ему это? На единственной улице, где он мог затеряться, прямо на него, никуда не сворачивая и даже не собираясь, шли несколько странно косящихся молодых людей. Форма их отличалась от гвардейской… Не было эмблем и орденов, даже камзолы отсутствовали! Но среди толпы выделялся их взгляд. Уверенный, слишком пристальный для простого обывателя… и слишком яркий при виде хмурого пирата. — Это же он… - хотел уже было заговорить гвардеец, но не смог. Второй поднял крик, когда увидел, что темная фигура без оглядки рванула в скользкий переулок, — СТОЙТЕ! ОСТАНОВИТЕСЬ, СЭР! Но он уже не слышал их крик. Он лишь бежал вперед по серому замызганному коридору из кирпичей и людского отчаяния. Белый мрамор покрывался противным зеленым мхом, пока черепица уже давно треснула от прожорливых крыс. Эти маленькие твари жрали кафель сгрызая прочный материал бордюров и стен. Но они разбегались лишь от малейшего шума, стремящегося разорвать их мирное существование. Пират несся. Несся так, словно за ним бежала смерть! Хотя, кого он обманывает? А вдруг это она и есть! Отскакивающий эхом гамон ног барабанил по ушам переходя на бег целого батальона с подкованными сапогами. Оглушающий шум заставлял перепроверять оружие трясущиеся от страха на его поясе… Даже свинец рыдал, скрипя обоймой… — «Сдох! Вот, как всегда, вот вовремя, черт тебя дери! – рыкнул мужчина, щелкая своим револьвером, порох в нем опух от влаги из-за чего не мог сделать и выстрела в открытое небо. Проклятье! — И что делать? Ножом обороняться?! Зубочисткой этой против мечей?! Ебитесь семеро вы все!!!» - но именно это и не хотели делать странные незнакомцы без орденов и мундира. Они стучали тяжелыми сапогами пытаясь угнаться за хромающим человеком, но тот бежал так быстро, словно никогда и не питался пулями! Скакал, как сайгак на открытом полигоне! Но даже его организм начинал давать сбои отхаркивая кровь… Ведь ни один человек не может бегать целую вечность. Все мы имеем приделы своих возможностей! И потому даже ему, сильному и ко всему приспосабливающегося мужчину схватила в свои крепкие тески проклятая жизнь. Солдаты заметили, что фигура перед ними начала странно замедляться, хотя какие-то пару секунд назад неслась, словно на Олимпиаду до самого Олимпа! Но нет… — Простите, мистер…? – скомкано и даже боязливо спрашивали молодые люди. Они не желали зла, но как об этом мог знать шатен? Его скрутило, перед очами поплыло, словно он попал в чертову завесу из тяжело мутного тумана. Тело оперлось о стену, в глазах зарябило, черные мушки зашумели перед алыми зрачками мозоля и так свистящий от напряжения мозг. Жар покатился по сапогам вниз стекая бордовыми каплями на серую землю. Зубы заскрежетали. Уши пробил свист. Его лоб окропили капельки ледяного пота, предательски стекающие по болезненно бледному холсту. Хотелось закрыть глаза, хотелось просто не бегать от всего этого блядского мира, как дранная собака, — Сэр, вам плохо?! Сэр!!.. — Ч-чёрт… – шипел мужчина, растягивая слова, но лишь один резкий поворот головы, лишь один взмах кинжала отправил его в безмятежное беспамятство. Глаза потеряли всякую связь с жизнью, пока тело пробил озноб. Усталость взяла верх. Боль вновь накатила с необузданной удушающей силой, с которой ни раз приходила к нему по ночам. С новым рывком и желанием добить его до конца. Сам он под глухой совсем неразборчивый крик скатилось по стене вниз. Нельзя… нельзя быть слабым. Слабость грех. Слабость… Только для трусов. Но разве он трус? Да… самый настоящий трус… И ведь никогда не знаешь куда приведёт тебя эта нелегкая блудная жизнь. Куда заведет тебя судьба, в каких танцах ты сможешь станцевать и сколько ножей вылетит тебе в спину… Мы, люди, никогда не узнаем секретов судьбы, секретов жизни и нашего бытия, ведь невозможно познать непознаваемое… Да. Каждый из нас обладает чем-то особенным, совсем отличным и уникальным от всех тех, кто нас окружает. Ведь вы особенный, да, мой милый друг? Вы ведь совсем не похожи на своих товарищей, любви и старших, что упрекают вас жизнью. Да, наша сказка совсем не об этом… Хотя в прочем, чего нам стесняться? Ведь мы с вами уже почти близкие люди, друзья! И вам по секрету скажу я одну простую мораль, что таится в наших сердцах… всем движет страсть сердечная. Любые глупости, любые подвиги и открытия были во имя любви. Любви к искусству и науки, любви к звездам и людям! Все мы дети сердечной больной страсти, что вновь и вновь оплетала наши ледяные руки своим теплым одеялом. Так, милый мой товарищ, готовы ли вы открыть свою душу для столь вредного, но вкусного чувства? Готовы отдать себя на растерзание любви? — Хах!... – вздох сорвался с одиноких не целованных губ. С омертвевших от ветра и совсем обнищавших без ласки. Джек не понимал, где он был прямо сейчас. Он, само проклятье, впервые видел настолько белый потолок перед замыленными ветром глазами. Да… Этот белый потолок, яркий заштукатуренный и расписной яркими цветочными фресками - искренне поразил только проснувшегося мужчину. Перед ним расцветали необыкновенные сады из роз и георгин, что своими острыми листьями закрывали ластящуюся лозу и ромашки, так мило пристроенные с боку своими белыми мягкими лепестками. Золоченная нить пробиралась сквозь густые заросли розовых астр, скромных желтых тюльпанов, что извилистыми мазками напоминали ему маленьких цветных балерин…. Так ведь назвали тех дев в розовых пачках? Его глаза ласкали своим небрежным взглядом лиловые пионы с пышными лепестками так схожие с салютом огней. И ведь повернув голову в сторону пред ним вырос новый сад… Белоснежный, красивый сад из самых чистых букетов их жизней. Лилии, плачущие над его глупым героем, колокольчики, звенящие своими мелкими, совсем незаметными бутонами над его судьбой и лотосы… ах… Символ моря… Может и в правду лотосы ему так нравились именно из-за этого морского бриза их лепестков? — «Где я… И кому пришло в голову рисовать это на потолке?.. Боже, голова просто раскалывается…» - глухо застонав схватился тот лишь от мыслей об этом месте. А ведь оно и в правду было чем-то очень необычным для вечно бедного капитана… Напряженное лежание в пуховой широкой постели пусть по началу и не вызвало в нём паники, но с каждой минутой осознания всё становилось слишком подозрительно и ужасно… Куда не глянь, а везде сплошная роскошь! Сплошная благодать и блеск! Джеку было это не по вкусу… Его пальцы вцепились в пышное одеяло в случае чего готовясь рвануть вперед на поражение… Было слишком мягко… было слишком ярко для мест, в которых он частенько ночевал… В которых он пропускал стаканы хмельного выискивая в отражении друзей, где сливался в мокрых поцелуях с людьми, чьи лица на утро испарялись из его памяти… Чутье ему орало, что он попал в настоящую засаду, из которой не выбраться живым, но сердце… Сердце лишь нашептывало ему колыбель над самым ухом. Оно убаюкивало, позволяя скачущему пульсу вновь стать стройной кобылкой без резкого цоканья рубиновых копыт. Он привстал, свесив ноги с такой нужной для него кровати. Ни разу в жизни ему не доводилось спать на чем-то настолько мягком и воздушном… Да он явно попал на небеса, раз ему удалось разлечься на таком облачке! Но босые ноги оперлись о глянцевый каменный пол. Холод блестящих паркетов поприветствовал его пробежавшими по щиколоткам мурашками, разбегающимися как блошки по разные стороны. Первый его шаг и ногу вновь противно укололо по самую кость… — Аргх… Сука… А я уже было позабыл о ней… - кусая губы он вновь и вновь проклинал себя за то, что не свернул этой девице тогда голову с самого начала. Зачем тянул?! Ради пули в бедре?! Глупо было надеется, что она не оставить ему сюрпризы напоследок… Но даже так его медленные качающиеся шаги тихим эхом отражались от лакированных стен светлой комнаты. Да, она была настолько светлой, что пират невольно щурился желая не ослепнуть. Всё было странным… Странным были фарфоровые вазы и статуи под цвет крошащегося мела. Было странно видеть такие огромные окна… Это целые витражи из стекла! Целые зеркала, открывающие ему вид в удивительный сад… Зеленый… Такой насыщенный сад. Возможно, он и в правду умер, раз видит такую красоту… — Вау… Неужели это чистилище?.. Как-то рано я отъехал… - сказав подобное на его лице не блеснула и капелька горечи. Нет… Зачем ему грустить о таких мелочах? Прямо сейчас он находится в удивительном месте… Месте, в котором пусть и было до боли ярко, но так тихо. Безумно тихо… Как же приятна тишина. Как же он любил её. Тишина всегда была ему той гаванью, в которую он хотел возвращаться из раза в раз. Чтобы каждый день был подобен тишины! Разве он много просит? Да. Много… Глаза невольно опустились на серые замызганные бинты. Изредка дрожащая рука, что никогда не видела света сейчас казалась ему каким-то… Странным откликом из прошлого. Грубого, разбитого об церковную плитку прошлого, которое он нес мертвым грузом на плечах. Пальцы коснулись прозрачного, как слеза стекла. Этого прозрачного хрусталя, что отделял его от чудесного рая. Холодное стекло… — Капитан?.. – прозвенел в этих стенах удивленный голос. Мужчина рывком убрал руку от окна поворачиваясь на резко отчеканившийся звук за спиной. Сердце пробил удар, как только он увидел стоящих в дверях людей… Птенцов гнезда монархии. Его птенцов. Глаза округлились, казалось, он прямо сейчас и второй откроет от удивления! На него смотрели двое мальчишек… ох… Каких красивых мальчишек… Разве можно быть такими красивыми на смертном одре? Разве можно так играть с его душой, чертова сука?!.. Они живы… живые… Оба! — Ха… значит это не чистилище… А я уже обрадоваться успел – хмыкнул пират после недолго молчания. Сейчас прямо на него смотрели двое совсем глупых птенца… А птенца ли? Пережили смерть, пережили монстров и сейчас… Гордыми орлами стояли в дубовых дверях, не веря собственным глазам. Флоренса пробило на слёзы. Он пусть и держался как мог все эти дни неведения, но когда увидел прямо стоящего возлюбленного… Целого, хмыкающего им мужчины всё с тем же горделивым блеском в глазах… Слезы радости побежали по его щекам пока голубые очи утопали в этой влаге. Слава богу, он очнулся! Рунэ ошарашенный бродящим пиратом наконец-то смог вздохнуть спокойно. Облегченно, словно сама смерть обошла их стороной. Впервые он поверил в то, что мольба и ожидания когда-то могут приносить плоды… За эти пару дней их прежней жизни он сжёг не мало палочек ставя те на тумбе около шатена. Даже сейчас там стояла небольшая пепельница и ваза, заполненная холодным пеплом ароматных восточных сластей… Лицо иностранца пробила улыбка. Радостная, искренне яркая улыбка. Они так соскучились… Так… Так долго ждали его обратно. — КАПИТААААААН!!!... – рванули они, крича в унисон. Сорвались с места, словно лошади рассекающие великие огненные луга! И плевать им было на свой статус и плевать на костюмы, в которые они были облачены. Плевать на всё и даже на слуг, что подглядывали за ними хлопая глазками и перешёптываясь. А мужчина… А что мужчина? Он лишь раскинул руки становясь в стойку, чтобы не упасть от такого любовного налета. Ведь аристократы врезались в него, влетели практически сбивая его с ног! Ни один шторм не смог снести его также, как эти два бешенных, но уже родных урагана. Четыре руки сомкнулись на нём в крепких объятиях и полной потери равновесия. Но это был пустяк, его удержали! Даже приподняли, отрывая от земли! Смесь всхлипов, поцелуем и родного тепла смешались в необузданный коктейль из нежностей и грусти. Принц рыдал, утыкаясь в изгиб чужой шеи своим носом, целуя её захлебываясь слезами радости. Воин же целовал израненное лицо ощущая колкость черной щетины на этих острых щеках. Джек и сам растрогался… Его руки неловким и даже робким движением зарылись в эти светлые умные макушки. Такие… Такие любимые… Да… Он давно утонул в этом любовном болоте вдыхая аромат чужой кожи, принимая эти радостные жадные поцелуи. Какие же они у него глупые… Ведь даже прикрыв глаза он мог видеть их взволнованные красивые личики, не тронутые этим страшным никому не покорным миром. — Зачем?!... Зачем вы это сделали! Вы изверг! Настоящий изверг!.. Простите, мы такие глупые!.. – рыдал ему на ухо красновласка пытаясь захлебнуться собственными соплям. И ведь сам принц… Сам его Высочество принц! Рыдал на его плече вытирая о грязную рубашку слёзы и сопли. И мужчина готов был его простить, накрывая губами его соленые щёки, — Ну что же ты так? Будущим монархам не нужно плакать… Ты же не ребёнок уже, да куколка? Ну боже, Фло… Ты и вправду идиот… - подшучивал шатен над возлюбленным, но принц слишком близко всё принимал к сердцу… Разрыдался ещё сильнее! Джек даже слегка заволновался, целуя алые ресницы, скрывающие под своими веерами так ему полюбившиеся алмазы. — Да… Простите нас, капитан… Мы… Простите меня за те слова, что я вам тогда сказал. Я не хотел, чтобы вы от меня такое слышали… - вдруг прорезался и голос второго пернатого глупца. Блондина, что своими большими зелеными щенячьими глазами смотрел так печально в его душу, что у пирата просто не было выбора как простить это подлое создание! Красивый зараза… Но это его красивая зараза, — И ты туда же? Да я уже почти забыл об этом! Всё равно твой этот татарский ни черта не понимаю… Знаешь, как он звучит для меня, красавица? – добрая ухмылка сразу проскользнула на лице с чужим кивком. Разбойник подтянул к своему лицу этого несносного, холодного как гранит парня, но настолько сладкого, что у пирата скоро точно будет диабет. — Как бредни хмельного окуня… Слышал о таком, сладкий? — Да вы грубиян! — Зато я твой грубиян, смекаешь? – и здесь даже нельзя было поспорить, ведь под возмущенные пыхи этого золотистого быка нельзя было не почувствовать всю любовь, кипящую в этих объятиях. Пара рук на его спине и талии, пока он сам гладил шелковистые волосы буржуев думаю о том, что они стали ещё мягче за время его отсутствия… Он целовал их, словно впервые видел. Смаковал нежные губы иностранца ощущая всё то сожаление и заботу, что пытался передать солдат. Покусывал солоноватые припухлые губки и милого монарха, что шмыгал носом впивался с привычной царской жадностью к всему тому, что так любимо… Как же было приятно ощутить то тепло, которое он потерял в тот день… Как же он скучал, утыкаясь меж широких плеч, полностью облокачиваясь о твердый торс бездельников… — Вы меня напугали… Я бы убил этого старого мудака, если бы с вами что-то случилось… - откровеннее тяжелым вздохом вырвалось с влажных от поцелуев губ. Впервые мужчина о ком-то волновался настолько, что готов был убить любого, кто не смог бы спасти этих глупых малышей. Да. Он совсем отупел с этой любовью… Но сейчас так просто вдыхать странный сладковатый аромат их кожи, целовать её, проводить по ней пальцами… Счастье, которое не купит ни один купец… — И… И вы наверное… Это… ну… эм… хмх… - издавал странные звуки пират, пытаясь что-то сказать заинтересованным до боли детям. Они вылупились на него продолжая поглаживать тело матроса, ощупывать пыльную рубашку и брюки, думать, как бы затащить этого мерзавца в купальню… — Что такое? Вам не хорошо?!.. Мы сейчас же позовем врача! Лекаря сюда!! – бледные музыкальные пальцы схватили смуглое лицо за щеки, красновласка заводился не хуже девчонки из каких-то романов! Как что, так лекаря! Шатен лишь поцеловал его пальцы беря в свою руку чужую ладонь. Принц невольно покраснел от такого жеста… редко можно было получить такой поцелуй на борту Проклятья… А здесь… А кто им здесь хоть слово против скажет? — Нет, со мной всё хорошо, не надо лекаря. Я почти полностью здоров и… - но его прервали на полуслове вставляя палки в колёса его уверенным словам. — Нет, вы не в порядке. Лекарь вытащил из вас пули, а если бы была инфекция? Вы могли умереть! А сейчас пытаетесь убедить нас в обратном… Вы самый настоящий menteur, капитан. Vous n'écoutez pas du tout les gens que vous aimez… - возмущенно буркнул Рунэ крепче сжимая чужую стройную талию. Мало того, что у Джека что хрустнуло под ребрами, так ещё этот генерал ему в шею уткнулся, предательски горячо дыша! Вот видят же они всё. Знают обо всём! Глаза выколет, чтобы не видели! Потому мужчина лишь зарычал, вбирая полную грудь воздуха. — И не пыхтите, вам вредно. — Я тебе сейчас в лицо пыхну, будешь свои останки по Северному берегу собирать – раздраженно цыкнул пират, но всё равно даже и не думал так сделать с устроившимся у его шеи иностранцем. Не мог… Влюбился и теперь даже пинка им дать хорошего не может. — Я полностью согласен с Ру. Вам не надо так вздыхать… вдруг что! Мы не хотим вновь вас терять… - поскуливал с другого бока принц, точно также заняв своё место на другом плече. Они так сильно его облепили, что у мародёра даже и шанса сдвинуться не было… — Совсем уже меня похоронили… Вы реальные идиоты, знали об этом? Глупые птенцы… очень глупые буржуи… - молчание вновь разделило их звонкие голоса, но это было лишь на мгновение. Лишь на мгновение его раздумий… — Я не сразу подумал о том, что могли чувствовать вы, дрейфуя в неизвестную вам глушь… Возможно, я поступил слишком эгоистично не сказав вам, но… Простите старика на этот раз? Обещаю, что возможно в другой раз я с вами и посоветуюсь насчет способов красиво потерять корабль… - вздыхал старикашка, крепко сжимая мальчишек в своих руках. Как же он боялся увидеть их тела без жизни… без души и той полюбившейся ему искры! Как же он хотел, чтобы они не видели его настолько слабым и беспомощным.... С потерянным кораблем, с раненой ногой и до ужаса уставшим от беготни по необъятному океану. Ну вот кто он теперь без Проклятья? Кто? Чудак со странными шрамами на лице? Мужик с сединой в жалкие тридцать лет или же мудак неспособный рассказать правду самым близким людям? Кто он? Разве может он считать себя человеком после таких поступков? Разве смогут его простить за такое?.. Но они простили. Молча, совсем не думая об этом, но простили. Простили пылкие нравы, простили эгоизм и ложь, которую он плел им создавая целые ковры из прочных нитей. Они теперь понимают, что всё не так просто.... Нельзя просто так раскрыть человека. Нельзя сломать его непробитую скорлупу без ведома человека. Нельзя влезть в душу, не спросив разрешения..., и они это понимали. Смотрели на него, целовали его лаская кожу в кипящей нежности. Они любили этого лжеца. Любили настолько сильно, что готовы были ждать столько, сколько белый свет будет стоять перед их глазами! Столько, сколько нужно будет этому загнанному, забитому в душе человеку, что впервые проявил перед кем-то слабость. Впервые открыл себя куда ярче, чем чертова звезда на их мутном прожжённом копотью небе. — Капитан.... Нет, не так. Джек... Мы все виноваты... Возложили на вас такую ответственность, хотя должны были сами за себя отвечать... Понимаете? Мы просто были слишком наивны, чтобы это понять. Слишком легкомысленны, чтобы принять такую реальность - мягкий мурлычущий голос его высочества распалял замерзшее от морской влаги ухо. Оно обжигало смуглую кожу, разгорячало ее и изнеживало в своих бархатных словах и речах. Слишком приятно, чтобы останавливать эти сладкие как нуга речи, а эти поцелуи? Ах, кажется, он просто растает в их руках забывая о всяких моралях... — Но всё будет совсем по-другому... Вы сказали, что потеряли корабль? Мы найдем его! Найдем и прибьем к стенке тех, кто забрал его у вас... Но сначала просто доверьтесь нам... Мы покажем вам ту жизнь, в которой жили мы, также, как вы показали нам вашу... - пряные поцелуи накрывали его плечи с другой стороны. Эти слова... Слова, сказанные этим светлым генералом, шавкой другой империи! Да он ведь должен был быть их врагом! Главной мишенью на этом огромном полигоне! Но тогда почему они ластятся к нему, как дранные коты к кормящей руке? Почему они прямо сейчас?.. Об этом даже думать ему трудно. Плевать! Пусть судьба сама решает, что им там можно, а что нельзя. Сейчас он решает то, что хочет сам... Он хочет... Утопиться в этой любви. Испить эту чашу до дна слизывая капли. Он не готов их отпустить, это выше его сил! — Вот за что мне такое наказание? Привязался, расчувствовался... А тебя уже в охапку берут и запирают в какой-то роскошной комнатушке! Да ни одна блядь о таком и не мечтала, птенчики! Ну так покажите мне ту жизнь о которой, и я мечтать не мог, по рукам? - ухмыльнулся Джек, получая в ответ лишь искрящиеся в радости глаза. Хах... Да они же и в правду похожи на милых щенят! Так бы и съел их на зло окружающих! — Ну раз уж вы согласны, то préparez-vous à mourir de nos soins et de notre amour! - вдруг засмеялся блондин, пока от пирата уже с хитрым прищуром отлипал красновласый принц. Он лишь улыбался им, пока бедного ни о чем не подозревавшего мужчину схватили за бедра и подняли на руки под его собственный удивленный ох! Шатен, ошарашенный действительностью и невольно оказавшийся на молодых сильных руках уже было хотел закудахтать от возмущения, как его заткнули ласково целуя. Кажется, смелый и горделивый пират впервые в жизни хотел сгореть со стыда... — Ну что же вы? Теперь наша очередь заботится о вас. Да, Фло? - хлопал глазками сияющий от роскоши Рунэ. — Я полностью с тобой согласен, Ру! - такой же довольный ответ слетел и с розовых губ королевского отпрыска.... Кажется, теперь великому капитану Проклятья придется привыкать к совершенно незнакомому ему миру вновь и вновь, пока он от безумства любви и вовсе не потеряет голову...