***
В ресторан «Голубая бухта» Льюис наведывался часто. Он находился по соседству с Ла Рокабелла — ему лишь нужно было спуститься из квартиры и пройтись к морю. Льюис был хорошо знакомым с их шеф-поваром, принесшим заведению две мишленовские звезды, тот готовил ему отборные веганские блюда высокой кухни, на столиках летней террасы горели лампадки, поздний ужин подсвечивали огни ставших на якорь яхт. А ещё тут было укромное местечко — столик на двоих с видом на кипящую в кухне работу, мягко подсвеченный низко свисающими лампами, спрятанный от большинства любопытных взглядов. Вечером четверга Льюис выбрал именно это место, не задумавшись над тем, что близость двух втиснутых к столику стульев могла казаться ошибочно романтичной. Он лишь хотел отдохнуть и поужинать, он просто успел привыкнуть к постоянному присутствию Бланки Монтойи, он имел привычку приглашать Анджелу куда-то за пределами их работы: на баскетбол, в ресторан, на вечеринку, на яхту. После тренировки Бланка ушла в отель и в «Голубую бухту» пришла даже позже, чем Льюис. Она была одета в мужского кроя широкие чёрные брюки и тонкую кашемировую вязь чёрной водолазки без рукавов, верная себе — без капли макияжа, с собранными в тугой хвост волосами, в которых после душа запуталась влага, без своих извечных умных часов, оставивших на её запястье отчетливую белесую полосу, без каких-либо украшений вообще, но на тонких каблуках. Когда она вошла в зал, несколько голов обернулись на её высокий уверенный силуэт. Когда она коротко улыбнулась Льюису и протиснулась мимо него к свободному стулу, его окатило пудрово-фруктовой сладостью её парфюма. Бланка села, положила на угол стола свой телефон, и обернулась к Льюису. — Если сейчас подадут какой-нибудь вспененный брокколи, я, клянусь, развернусь и уйду, — весело пригрозила она. Он засмеялся и в шутку, сдаваясь, вскинул руки. — Закажешь, что захочешь, — ответил он. Им налили вина, и они заговорили. Сначала о гонке, затем о собаках, тогда о своем детстве, о племянниках Льюиса, о детях Торресов, о каком-то смешном видео, которое видели в Интернете — обо всём подряд. Льюис всё цеплялся взглядом за изгибающегося по левой руке Бланки дракона и не мог вспомнить, когда им стало вот так легко общаться, когда Бланка стала его так смешить, когда он научился распознавать, что округлённые глаза, выразительно отведенный в сторону взгляд и изогнутые книзу уголки губ означали непроизнесённую вслух пошлую шутку, когда вдруг начал понимать, что это могла быть за шутка, и смеяться с неё. Им подали холодные закуски, и Льюис не к месту вспомнил об их сексе в Лос-Анджелесе. Подумал о том, что за прошедший с тех пор месяц с лишним уже успел бы написать какому-нибудь Алеку или Чарли пару-тройку раз. Он нуждался в сексе, это напряжение начинало отдаваться в нём дискомфортом, он не умел утолять этот голод — лишь притуплял — мастурбацией. Вот только он больше не хотел его пресным, которым привык годами его получать. Он хотел настоящей отдачи, он желал страсти, а не наигранности. В последнюю новогоднюю ночь Майлз, выдернув Льюиса из объятий двух молоденьких девиц, не подходяще для нью-йоркской зимы легко одетых, в шутку спросил: — Старый хрыч, у тебя член до основания не сотрётся? Они оба тогда загоготали, но в каждой шутке была значительная доля не шутки. Льюис уже не был голоден к сексу так же, как каких-то пять — а тем более, десять — лет назад, но всё ещё в нём регулярно нуждался. Он посмотрел на выразительный угол челюсти Бланки, на линию её шеи, на то, как над нижней губой, когда она поднесла ко рту вилку, показался влажный кончик языка, и задумался, мог ли получить всё и сразу. Она постоянно была рядом, она отлично умела трахаться, а после делать вид, что ничего не произошло. Это могло бы быть идеальным соединением, будь это возможным. Льюису потребовалось мгновенье, чтобы осознать, что Бланка смотрела на него, ожидая какого-то ответа. Он неловко потупил взгляд, будто пойманный на горячем, и попытался спрятать за смехом свой вмиг осипший голос: — Извини, меня куда-то унесло. — Ага, — весело согласилась Бланка. — И, похоже, был попутный ветер. Он сделал над собой усилие и вновь втянулся в разговор, но эта идея, как бы настойчиво он ни пытался её утопить, изворотливым буйком вновь всплывала к поверхности: он хотел её, он снова её хотел, он хотел только её. Утром Бланка с Тинто улетели в Испанию, в пятницу же обратно в Лос-Анджелес отправился Роско, а в воскресенье, 11 июня Бланка и Льюис вновь встретились — в лондонском аэропорту Хитроу и вместе сели на самолёт до Монреаля. Его мысли — желания — о Бланке так и не развеялись.Глава 15.
14 декабря 2023 г. в 18:00
К вечерней субботней тренировке Бланка успела прийти в себя. Они не заговаривали об утренней переписке, но уже во время заминки Льюис сказал:
— Завтра утром я лечу в Монако.
Бланка отозвалась удивлённым:
— Ты летишь? А я — уволена?
Едва она произнесла этот подразумевающийся шуточным вопрос, тот отдался внутри неё коротким испугом. А вдруг, и вправду, она позволила себе лишнее, вдруг Хэмилтон решил, что им не стоило вместе работать, что они всё слишком усложнили? И в это короткое мгновенье между тем, как стих её голос, и тем, как заговорил Льюис, она отчетливо ощутила, что не хотела уходить. Что она забыла отсчитывать месяц, который дала себе перед гонкой в Майями на принятие решения, что просто сдалась этой влюблённости, хоть та порой и очень болезненно в ней отзывалась.
Льюис хохотнул и покачал головой.
— Даже не надейся. Ты летишь в Мадрид.
Несколько выходных дней в её подвязанном под график Льюиса календаре значились уже после гонки в Монако, в середине июня, перед вылетом в Канаду. Бланка растеряно открыла рот, не нашла, что ответить, и закрыла. Льюис добавил:
— Отпразднуй день рождения с друзьями. В среду прилетай ко мне. И возьми с собой Тинто. В ближайшие две недели мы будем в Монако безвылазно. Кроме того, завтра привезут моего Роско. Познакомим их.
Так Бланка улетела в Испанию первым воскресным рейсом. Из аэропорта она подалась прямиком к Торресам, где вывалила на Тинто все скупленные ею в их расставании игрушки и угощения, занимавшие половину её чемодана. В понедельник они с Олальей отправились на их ставшее уже традиционным девичье свидание. После того, как Олли отвезла детей в школу, они встретились на поздний завтрак и отправились в салон красоты; а тогда Бланка увязалась за ней в школу и, спрятавшись на заднем сидении за автокреслом, напугала восторженно взвизгнувшую и бросившуюся её обнимать маленькую Эльсу. Во вторник, выбрав самый умилительный, кажущийся игрушечным в своей крохотности комплект одежды новорождённого и расхваленную продавцом яркую побрякушку, Бланка наведалась в гости к Фабиану, его девушке и их родившемуся две недели назад сыну. Вечером к ней приехали с ресторанной едой и бутылкой вина наперевес Маура — теперь огненность её волос сменилась глубоким фиолетовым оттенком — и Оскар.
После их ухода Бланка вывела Тинто на позднюю прогулку и как раз объясняла не проявлявшему ни капли интереса к её словам доберману, что им предстояло сделать завтра, когда пришло сообщение от Льюиса:
«Помнишь тот представительский терминал «Юнайтед Авиэйшн» в аэропорту Барахас, в котором ты меня встречала, когда я прилетал в Мадрид?»
Бланка ответила коротким и настороженным:
«Помню»
Льюис написал:
«Завтра к 9:20 приезжай туда. Тебя будет ждать чартер»
Бланка остановилась на углу у книжного. Им осталось только подняться по Куртидорес к площади, и, как и всякий раз в узнаваемой близости к дому, Тинто натянул поводок, порываясь в противоположную сторону. Бланка одёрнула его и нахмурилась в телефон.
«Это лишнее. Я уже всё организовала» — написала она.
Ниже всплыло окошко переливающегося троеточия — Льюис какое-то довольно долгое время набирал, и наверное, стирал текст, а тогда ответил:
«Я не ставлю под сомнение, что ты обо всём позаботилась. Вот только Тинто будет лучше в багажном отсеке обычного рейса или с тобой в комфортном приватном салоне?»
И прежде, чем Бланка успела сама для себя сформировать ответ, ведь её и в самом деле беспокоило то, как Тинто справится с перелётом — когда-то их дорога из Сан-Франциско далась ему предельно тяжело, Льюис добавил категоричное:
«Завтра будь не позже 9:20»
Её первым рефлекторным порывом было взбрыкнуть. Ей потребовался ещё один неспешный круг по кварталу, чтобы унять упрямство, чтобы позволить своей любви к Тинто победить, чтобы ответить Хэмилтону коротким:
«Спасибо»
Тем поздним вечером вторника он оставил это сообщение непрочитанным.
Утром среды Бланка приехала к представительскому терминалу, спрятавшемуся за спутанной развилкой эстакад, села в ожидавший её небольшой самолёт и через два часа оказалась в Ницце. Оттуда их с Тинто забрала машина и привезла в Монте-Карло к отелю «Ле Мэридиен».
Забросив вещи в номер, Бланка вывела Тинто на небольшой клочок песка, зажатый между отельным бассейном и каменистым склоном выступающего далеко в море пирса. Она обещала ему эту прогулку, успокоительно нашептывая ему всякий раз, когда он в перелёте начинал беспокойно метаться. Пляж был крохотным, наполовину заставленным лежаками и довольно людным. Бланка не решилась спустить Тинто с поводка на песке, но в воду почти никто не заходил, а потому она метнула мяч в едва взятую рябью бирюзовую гладь, и доберман с довольным лаем, вздымая из-под лап брызги, помчал в море. Они провели так какое-то время и джинсы Бланки успели взмокнуть от постоянно стряхиваемых Тинто капель, а на её кеды налип влажный песок, когда часы на запястье завибрировали, сообщая о входящем звонке.
На экране высветилось «Льюис Хэмилтон», Бланка вытянула из кармана телефон и смахнула пальцем, принимая вызов.
— Алло?
— Вы уже на месте? — Без приветствия поинтересовался он.
— Мы уже на месте.
— Это не вы случайно там на пляже куролесите?
— Что?! — Только и смогла выдать Бланка и растерянно оглянулась. Льюис в трубке рассмеялся.
— Ты не туда смотришь.
— Так, ты уже начинаешь меня пугать, — проговорила Бланка, пытаясь примешать к голосу притворной грозности. Ей казалось, он мог слышать, — мог рассмотреть, откуда бы сейчас за ней не наблюдал — как ей взволнованно спёрло дыхание, как сердце стало истерично расталкивать лёгкие.
Он снова гоготнул и сказал:
— Не туда повернулась. Высотка слева от твоего отеля. — Она на мгновенье замешкалась, пытаясь понять, слева от пляжа или уличного фасада, и дёрнула головой. Льюис в трубке с нажимом и даже осуждением повторил: — Слева, Бланка! Просто рядом с отелем жёлтая высотка.
Тинто подбежал с мячом и ткнулся холодной мокрой мордой ей в опущенную ладонь, тяжелая грязная лапа надавила на её стопу под тонкой тканью кеда. Бланка оглянулась в другую сторону и тогда рассмотрела здание, о котором говорил Льюис. Оно нависало над берегом — над каменистым пирсом — бесконечными ярусами балконов. С того места, где стояла Бланка, большей части нижних этажей не было видно, они прятались за густыми кронами разлогих деревьев. Она растеряно сомкнула пальцы вокруг мяча, Тинто нетерпеливо переминался на месте — вес его лапы исчез, а затем вновь возник на её ноге.
— Правильно, — близкий голос Льюиса перетёк из динамика телефона просто ей в голову — в живот и закопошился там волнительно щекочущим порханием. Она рассмотрела на одном из последних этажей далёкий нечёткий силуэт. Едва различимый Льюис на балконе своей квартиры вскинул руку и помахал ей. — Привет! Когда наиграетесь, поднимайтесь ко мне. Пообедаем.
Так на две недели Бланка превратилась в соседку Льюиса, постоянно зависающую у него в квартире. Они даже стали в шутку называть друг друга Чендлером и Моникой из «Друзей», и Моникой, конечно, был порой до зубной боли надоедливый Льюис.
В четверг начались практические заезды. Бланка просыпалась ранним утром, выходила на долгую пробежку с Тинто, тогда поднималась в квартиру Хэмилтона, убеждалась, что тот встал с кровати, и забирала на прогулку тяжело переваливающегося со стороны в сторону Роско. Тогда вновь поднималась на 27-й, предпоследний этаж резиденции Ла Рокабелла, и все вчетвером они завтракали. Тинто жадно уплетал предлагаемый ему веганский завтрак, даже пытался втиснуть пасть между широкой мордой бульдога и его мелодично звякающей по полу металлической миской, а по возвращению в отельный номер выпрашивал ещё порцию своего обычного корма.
В их первый совместный завтрак, заглянув в предложенную доберману порцию, Бланка сухо приказала ему, всполошившемуся при виде еды:
— Сидеть! Тебе кто-то разрешал? — Тинто грузно уронил задницу с нетерпеливо виляющим обрубком хвоста обратно на пол. Бланка вскинула взгляд на Льюиса: — За что ты мстишь своей собаке? Почему овсянка, морковь и кукуруза вместо мяса?
— Это полезно для его суставов. — И, перехватив её взгляд, Льюис нахмурился и почти сердито добавил: — По рекомендации ветеринара!
Бланка хохотнула и обернулась к, впрочем, довольно наминающему овсянку бульдогу.
— Роско, если тебе нужна помощь, дай нам с Тинто знать. Мы тебя высвободим из этого храма растительной пищи. — А тогда подмигнула своему доберману: — Иди ешь, если ты такое захочешь.
Но Тинто накинулся на овощную кашу с таким голодом, будто не ел уже неделю. Да и сама Бланка постепенно стала свыкаться со вкусом веганской «яичницы».
Закончилась гонка, и с понедельника возобновились тренировки. На утреннюю пробежку они стали выходить втроём: Бланка, Тинто и Льюис. Затем перед завтраком проводили ещё небольшую силовую тренировку в обустроенном на балконе мини-спортзале. Несколько раз Льюис приглашал Бланку к себе и на обед. А в вечер накануне её отлёта в Мадрид позвал на ужин.