ID работы: 14034678

I believe

Формула-1, Lewis Hamilton (кроссовер)
Гет
NC-17
Завершён
81
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
279 страниц, 26 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
81 Нравится 115 Отзывы 24 В сборник Скачать

Глава 14.

Настройки текста
      Поздним вечером пятницы, 12 мая, они сели на самолёт из Майями в Лондон. Бланка и Льюис занимали смежные места в центральном ряде бизнес-класса. Их разделяло торпедо, служившее столиком и умещавшее множество отсеков с предоставляемыми авиакомпанией мелочами вроде зубной пасты, щётки или маски для сна, с многофункциональным пультом и разъемами для зарядки электроники. Но кресла были вполоборота повернуты друг к другу, и без выдвинутой перегородки, дарящей в полёте призрачную приватность, Бланка видела подсвеченного телефоном Льюиса прямо напротив себя.       Вытянутый овал лица, высокий лоб, широкие тёмные брови, драгоценное мерцание пирсинга в крыльях носа, тень усов и небольшая бородка. Как её угораздило в это вляпаться? Они летели в Хитроу, и Бланке вдруг вспомнилось, как почти три месяца назад по дороге на собеседование она увидела Льюиса Хэмилтона в Хитроу на рекламе бренда часов. Кажется, тогда она в шутку утвердила, что работать в близости к такой привлекательности было опасно. И вот она исподтишка рассматривала его в каком-то метре от себя, теперь не плоскую офсетную печать, а настоящего, и точно знала, какими на вкус были его губы, как выглядело его лицо, когда он спал, как заострялись его черты, когда он злился. И не имела на него никакого права.       Она коротко вздохнула и подняла запечатанный в тонкий фирменный целлофан тугой свёрток подушки и пледа, который при посадке ждал её на кресле, но который она сбросила на пол. Вытянув мягкий флисовый прямоугольник, она накрылась ним, подтолкнула его края под подобранные на сидение ноги, и посмотрела во встроенный в пластик перегородки экран. Маленький самолёт следовал за изгибом маршрута, перешагивающим бескрайнюю синеву Атлантического океана. Продолговатый выступ Флориды, отрезающий Мексиканский залив от большой воды, постепенно уменьшался и смещался влево. Вектор движения всё отдалялся от косой линии восточного побережья. Белые цифры в верхнем левом углу указывали местное время в Майями. Бланка неотрывно всматривалась в них, пока 23:59 сменилось на 0:00, а тогда проговорила:       — Оп! И мне уже 39 лет.       Льюис вскинул голову и нахмурился на неё.       — У тебя сегодня день рождения?       — Только что начался.       — Почему ты никогда мне ничего не рассказываешь?!       Бланка хохотнула его недовольной и одновременно растерянной мине и парировала:       — А ты мне что-то рассказываешь? Я, например, тоже не знаю, когда у тебя день рождения.       — 7 января.       — Сколько тебе будет следующего 7 января?       — 39.       — Я тебя старше, — зачем-то констатировала Бланка.       Льюис вскинул брови и ответил:       — Немного. — Его тёмный взгляд скользнул с лица Бланки на экран с отдаляющимся от Америки самолётом, будто выискивал там подсказку, а найдя её, сказал: — Значит, тебе 39. Ты родилась 13 мая. В Мадриде?       — В Мадриде.       — У тебя есть братья или сёстры?       — Нет.       — Кроме Фернандо, конечно, — со смехом подсказал Хэмилтон, и она закивала.       — Точно. А у тебя большая семья?       — Отец, две матери, две сестры, брат и несколько племянников.       — Две матери? — Удивлённым эхом отозвалась Бланка. — Могу я спросить, как так вышло?       Льюис ответил ровно и с мягкой улыбкой:       — У мамы и отца не сложилось. Я был ещё очень маленьким, когда он ушёл. Вскоре он встретил Линду, женщину, которую по-настоящему полюбил. А я… жил с ними большую часть своего детства и юности. Привык к ней, сблизился с ней. Как-то так…       Бланка не умела разговаривать о родителях. Когда кто-то другой упоминал своих, когда называл их ласково мамой и папой, когда говорил, что «сблизился», когда пересказывал тёплые воспоминания из детства, в которых родители были главными действующими лицами, ей ставало не по себе. Её горло сдавливал слезоточивый спазм. В её голове броуновским хаосом ударялись и разлетались мысли: я недостаточная, я неправильная, за что, за что?! Бланка всегда сводила эти разговоры на нет, всегда смещала их в безопасном направлении.       Но сейчас ухватилась за откровенность Льюиса, будто за внезапное дуновение воздуха в удушье. Немного глухо от затягивающейся вокруг шеи удавки давней боли, немного сбивчиво от того, как непривычно ей было произносить это слово, Бланка спросила:       — Почему ты жил с ними, а не с мамой?       — Я занимался спортом. С самого детства. Всерьёз. Отец верил в меня, всегда видел во мне что-то… Талант, обещание? Он возил меня на соревнования, он чинил мой старый карт-развалюху, он работал на 4-х работах одновременно, чтобы мы могли себе позволить этот баснословно дорогой спорт. Это было единственно удобным — чтобы я жил с ним. А мама растила двух моих старших сестёр.       — Ты скучал по ней?       — Очень.       Его взгляд вдруг затянулся непрозрачной пеленой, погряз в трясине его воспоминаний, сполз в сторону. Его руки пришли в неспокойное движение, пальцами одной он с силой массировал мышцу между большим и указательным пальцами второй. Вдавливал, будто пытался проткнуть ладонь насквозь. Льюис судорожно вдохнул и с усилием протяжно выдохнул, а тогда тихо добавил:       — Мне сильно перепадало за это в детстве. В школе и, особенно, на гонках. Другие дети, а иногда и их жестокие родители, не прощали мне неправильную геометрию семьи. Меня гнобили за чёрного отца и белую маму. Ей редко удавалось прийти на мои соревнования, и они говорили, что она бросила меня, потому что я черномазый.       — Люди такие идиоты, — выговорила Бланка, чтобы не позволить запасть паузе. Льюис кивнул и горько улыбнулся. Он тряхнул головой, и глаза его прояснились.       — Ну, это всё того стоило.       — Точно.       Он скользнул по ней взглядом: по её поднятых к подбородку коленях под пледом, по её обвившим ноги рукам, по её собранным в высокий неряшливый узел волосам. А тогда заглянул в лицо и спросил:       — Почему ты бросила баскетбол?       Теперь была очередь Бланки протяжно горестно вздохнуть.       — Подростком я была… вспыльчивой и недальновидной. Меня выперли из команды, а так, и из сборной, за драку.       — И ты вот так просто сдалась? Тебя наказали в одной команде, и ты ушла из всего спорта?       Надменная поучительность в его тоне взбесила Бланку. Она ощетинилась:       — Да. У меня между ног вагина, Льюис. А не член. Мне не светило светлое будущее в НБА. Или хотя бы оплачиваемая работа игроком в каком-то посредственном клубе в Испании. Меня ждали только полулюбительские команды и, в лучшем случае, будущее тренером в ещё одной такой же полулюбительской женской команде. Я и так стала тренером. И так работала в баскетболе. Я не сдалась. Я выбрала единственный разумный путь.       Хэмилтон посмотрел на неё так, будто видел насквозь, будто эти его пронзительные карие глаза могли просветить её душу, и тихо, почти сочувственно сказал:       — Тебя заставили в это поверить, правда? Кто-то повторял тебе, что ты ничего не добьешься, достаточно часто, чтобы ты приняла это за истину. Ведь так?       Она не ответила, лишь смотрела на него. И Льюис проникновенно продолжил:       — И рядом с тобой не было никого, кто бы искренне за тебя болел.       — Ой, иди нахуй, — пробурчала она, отвернулась и опустилась щекой на свои поднятые колени.       — Тебе 39, а ты и сейчас вспыльчивая и недальновидная, Бланка.       Не глядя, она протянула к нему руку и выстрелила из кулака средним пальцем. Льюис коротко посмеялся и проговорил:       — Я восхищаюсь тобой.       Она обернулась к нему так резко, что картинка в уставшем в этот поздний час и после недели беспрерывных перелётов мозгу смазалась и пошатнулась. Он улыбнулся, кивнул и добавил:       — Да, восхищаюсь. Тем, какая ты, что ты делаешь. Подумать только, ты покорила Эверест!       Под веками предательски защипало, Бланка сморгнула рябь непослушных слёз, улыбнулась и шепнула:       — Спасибо.       В Лондоне они приземлились незадолго после полудня. Разбитые после девятичасового ночного перелёта, они устало волочились в очереди на паспортный контроль и болезненно морщинились против отблесков высокого майского солнца в окнах. Телефон Бланки, снятый с режима полёта, начал беспрерывно вибрировать уведомлениями о входящих сообщениях. На все поздравления она отвечала коротким, скопированным и вставляемым в каждую переписку «Спасибо!». Она отправила это слово и «Висенте», когда среди прочих возникло оповещение о двух пропущенных от него звонках.       Они попрощались у линии получения багажа. Спрятавшийся в низко натянутый капюшон Льюис и раздобывший тележку Ллойд остались ждать чемоданы, а Бланка, вызвав «Убер», двинулась на выход. В отель она добралась уже к двум. В номере её ждали составленная из золотистых шариков-букв надпись «С Днём Рождения!» и небольшой аскетичный торт: белая гладь крема и выведенные красным слова «Вспыльчивой и недальновидной».

***

      Было время, когда Льюис не нуждался в спортивном агенте. Он обходился без посторонней помощи, потому что был способен сам выторговать себе контракт, потому что ни у кого не возникало сомнений на его счёт, потому что его готовы были удерживать любой ценой. В 2021-м это изменилось.       То просыпавшееся сквозь его пальцы чемпионство стало поворотным. То вероломно в последние минуты принятое решение пошатнуло Льюиса. В нём забродили мысли об окончании карьеры, в нём закипела ярость, требующая разрушительного выхода, требующая перерубить все концы. Требующая отомстить всему спорту. Льюис никому об этом не говорил, не грозился об этом вслух, но многие в «Мерседесе» — и Тото, в первую очередь — это в нём рассмотрели. И вдруг его будущее в Формуле-1 перестало быть гарантированным, и вдруг его законное сидение в болиде — пусть поначалу лишь призрачно, в его собственных опасениях, ещё не в чужих озвучиваемых суждениях — стало мерещиться вакантным для других.       Тогда Льюису и понадобилась Пенни Тоу. Он помнил их знакомство в Нью-Йорке полтора года назад, помнил, как отвлечённо говорил обо всех остальных своих проектах, к работе над которыми он хотел привлечь Пенни и её агентство. Он огибал Формулу-1 почти весь ужин, суеверно опасаясь, что, как только произнесёт вслух, что он висит, едва ухватившись за обрыв пальцами, те откажут, он сорвётся, а пропасть под ним станет ещё смертоноснее.       Сегодня контракт с «Мерседесом» был единственной причиной их встречи на послеобеденный чай в «Фортнум и Мейсон». Машина свернула с Пиккадилли сразу за универмагом, водитель остановил её напротив бокового входа, сзади подкатился чёрный кэб, ткнувшийся в узком переулке правее, но не способный протиснуться мимо. Ллойд вышел первым. Водитель коротко бросил взгляд на такси в боковое зеркало, тогда обернулся на задний ряд.       Он спросил:       — Когда мне забрать вас, сэр?       — Через час, не раньше, — ответил Льюис, распахнул дверцу и вышел на тротуар. Роскошный седан С-класса с утробным урчанием двигателя мягко покатился вниз, чёрный высокий кэб двинулся следом. Из-за него на противоположном тротуаре у элегантной витрины магазина одежды показалась большая семья туристов: мужчина и женщина хмурились в один телефон, вокруг них было пятеро или шестеро разновозрастных детей и двое старших женщин. Взгляд одного из подростков сфокусировался на Льюисе. Его глаза округлились, его локоть взмыл и уткнулся в стоявшего рядом старшего брата, и прежде чем тот отозвался и тоже посмотрел, Льюис поспешил повернуться и шагнуть в открытые Ллойдом двери.       Когда он поднялся на четвертый этаж «Фортнум и Мейсон» в чайный салон, Пенни уже ждала его за столиком. Тот был накрыт фирменным голубым сервизом, на двух серебряных многоярусных подставках были поданы пышные сконы, ровные прямоугольники сэндвичей и пирожные, несколько стеклянных баночек джема и треугольники веганского масла в фольговых обёртках. В толстобокой вазе стоял густой букет мелких роз. На подкаченной к белоснежной скатерти стола тележке стояло ведёрце с бутылкой розе. Между сахарницей и кувшином отличительно тёмного растительного молока стояли два бокала.       Приобняв Пенни в знак приветствия, Льюис указал на те и на бутылку и спросил:       — Нам есть что праздновать?       — Пока нет, — ответила она с мягкой улыбкой. — Но скоро будет.       Льюис в неверии вздёрнул брови и пошевелил губами. Когда они сели, Пенни накрыла его руку и с напором повторила:       — Нам уже очень скоро будет что отпраздновать. — И тоном, которым сёстры порой обращались к своим раскапризничавшимся детям, добавила: — Это всего лишь вопрос денег, вот и всё. Ничего более. А я умею называть суммы очень убедительно.       Льюис судорожно кивнул, высвободил руку из-под её ладони и потянулся к кувшину молока. Отлив немного в чашку и будто обращаясь к нему, нежели к Пенни, он проговорил:       — Они дают мне трактор вместо болида и ещё хотят урезать мне зарплату.       Тото играл обиженного тем, что теперь всё сводилось к цене, и это бесило Льюиса наибольше. В декабре 2021-го Тото рвал и метал, он выдвигал федерации ультиматум за ультиматумом, он грозился, что, если поломавшего восьмое чемпионство Хэмилтона Майкла Маси не уволят, уйдёт сам Льюис. И эта угроза подействовала, ведь для Формулы-1 такой обиженный уход был бы весомым ударом по популярности, он обернулся бы значительным уменьшением спроса, а так, сокращением продаж трансляций, уменьшением количества просмотров, и, закономерно, отливом рекламодателей. Льюис Хэмилтон был важной продающей составляющей для всего спорта. Тото отлично это знал в декабре 2021-го. А сейчас, казалось, вдруг забыл. Отчего-то решил, что на сам «Мерседес» это не распространялось.       Пенни поёрзала на разлогом голубом стуле с высокой мягкой спинкой, наклонилась вперёд и, упёршись взглядом в густую янтарную струю чая, выливающуюся из изогнутого чайного носика в чашку, осторожно проговорила:       — Есть те, кто могут пообещать тебе и конкурентный болид, и соответствующий гонорар.       Льюис резко пошевелил кистью, едва не пролив чай на белоснежную гладь скатерти, отставил заварочный чайник и посмотрел на Пенни. Она замолчала, коротко поджала губы и отклонилась назад.       Директор «Ред Булла» писал ему какое-то время назад, и аморфность формулировки его сообщения не показалась тогда Льюису прощупыванием почвы. Скорее ленивым толчком из праздного интереса, перевернётся ли лодка «Мерседеса», если в шторм немного её раскачать. Льюис ответил осторожно, лишь поздравил с удачным стартом сезона, а Кристиан Хорнер поблагодарил и замолчал. Сейчас Хэмилтон насторожился.       — Кто? — Глухо спросил он.       Насколько дико было бы перейти в «Ред Булл»? В конце 2021-го Льюис ненавидел их каждой клеткой своего тела, весь минувший сезон 2022-го он следил за Максом Ферстаппеном бдительным недобрым глазом, в нетерпении, когда тот оступиться, совершит ошибку, проявит что не был и близко так хорош, как все считали. Вот только место их второго пилота было занято как-то не очень основательно, а их болид был совершенством.       Пенни сверкнула глазами и вновь подалась вперёд.       — Как ты насчёт того, чтобы пообедать с Фредериком Вассёром в Монако? Скажем, на следующей неделе. Во вторник.       Значит, «Феррари».       Льюис вновь поднял чайник, заполнил чашку почти до краёв, тогда подобрал серебряными фигурными щипцами квадратик сахарного рафинада и вкинул в чашку. Он спрятался за размешиванием ложкой мутной желтовато-серой жидкости и первым пряным глотком, ему была нужна минута, чтобы собраться с мыслями.       Он предпочитал считать себя верным и надёжным. Когда-то, чтобы переманить его из «Макларена» потребовалось участие легендарного Ники Лауда. Льюис поверил ему и всему «Мерседесу», что вместе они были способны сотворить чудо. И у них очень быстро это получилось. Он гордился тем, что не пришёл на готовое чемпионство, а боролся за него сам. Тогда ему было 28, у него было всё время в мире, в нём пылал неугасаемый огонь. Теперь ему было 38, у него была амбициозная цель, но оставались лишь считанные годы. В него теперь не верили.       В него теперь не верил отец. Это было ударом. Льюис помнил, как в Абу-Даби тем проклятым вечером декабрьского воскресенья отец обнял его, как позволил спрятать предательски брызнувшие слёзы в его плечо, как проговорил ему в ухо, что гордился им, что это была чертовски хорошая гонка, что это был отличный сезон. Льюис помнил, как отец сказал ему, что он настоящий спортсмен и чемпион. В звучании его голоса, в подобранных словах слишком отчётливо сквозило подтекстом: Льюису больше нечего доказывать, он достиг своего потолка. Всю свою жизнь отчаянно хотевший от отца похвалы, но получавший лишь пинки двигаться дальше, стараться сильнее, превозмогать себя и отодвигать лимиты, в тот вечер Льюис хотел услышать: поднимайся, отряхнись, тебе пора снова в бой.       Это раззадорило его, разозлило, в нём полыхнуло упрямое, мстительное пламя. Льюис был твёрдо намерен забрать свой восьмой титул. Вот только он оброс в «Мерседесе», он знал их потенциал и не хотел разменивать их на аналогичный «Феррари» и терять драгоценный сезон на то, чтобы обжиться в новой команде.       Он сделал ещё один глоток и отставил чашку обратно на блюдце.       — Ладно, — сказал он. — Договорись с ним. Пообедаем.       Пенни хитро ухмыльнулась. Они оба знали, что слухи в Формуле-1 расходятся молниеносно быстро. Они оба знали, что Тото слишком уверен в лояльности Льюиса, чтобы ожидать от него подобного.       Когда он вышел из «Фортнум и Мейсон», закат спрятался за низкими грозовыми тучами, улица обратилась в неспокойную реку распахнутых зонтов, воздух был густым. Льюис упал в мягкое кресло своего лимузина «Мерседес» и сказал водителю:       — В тот же спортзал в Сити, что и утром.       Ливень колотился в крышу, стекал по окнам волнующейся непрозрачной пеленой. Льюис устало откинул затылок на подголовник. Да, сейчас ему была нужна вода. Он улыбнулся тому, что ехал на тренировку к Бланке, что она обещала ему сауну и долгий заплыв в бассейне. Он улыбнулся тому, что неспокойное волнение мыслей стихало.

***

      Льюис выпрямился и, вместо поймать набивной мяч в руки и вновь присесть, позволил тому удариться о стену и тяжело упасть на пол, отступил от стены, подхватил подол футболки и, уронив лицо в обтянутую тканью ладонь, глухо простонал:       — Всё, я не могу. Я сейчас печень выплюну.       — Не выплюнешь, — строго ответила Бланка. — Давай ещё пять раз.       Взбугрившийся пресс под взмокшей кожей, оголённый под задранной футболкой, вздымался и опадал в такт тяжелому дыханию. Льюис утёр высокий лоб и опустил руку ко рту, заслоняя его, будто и впрямь боялся выблевать внутренности. Он посмотрел на Бланку и поморщился.       — Ты чего такая безжалостная? — Послышалось приглушённое.       В ответ она вскинула брови и оглянулась сначала через одно плечо, потом через второе. Для большей комичности развела руки и проговорила:       — Ой, простите, мистер. Я обозналась. Я приняла вас за Сэра Льюиса Хэмилтона, восьмикратного чемпиона мира. Но раз это не вы, то отдохните, конечно. Можем закончить тренировку уже сейчас.       Он всё так же закрывал половину лица, но по изменившейся линии бровей, по собравшимися возле глаз морщинкам она поняла, что Льюис улыбнулся.       — Ещё пять раз! — Скомандовала она, хлопнув в ладони, и звонкое эхо покатилось под высоким бетонным потолком зала.       Льюис с силой выдохнул, отпустил футболку и вновь шагнул к стене. Он поднял набивной мяч и, широко расставив ноги, с ним в руках присел, а, выпрямившись, бросил о стену на метр выше своей головы. Поймал и вновь присел. Вновь выпрямился и бросил.       — Как печень? — Осведомилась в притворном беспокойстве Бланка. — Уже подступает к горлу?       — Отъебись! — Кряхтя, но со смехом, выдавил из себя Льюис.       Бланка свято верила, что отдых был столь же важным в формировании здорового сильного тела, как и тренировки. Она никогда не толкала подопечных спортсменов за предел их возможностей, не подвергала их неоправданному риску травм. Она была первой, кто настаивал на передышке или сокращенной тренировке, когда видела в том необходимость. Хэмилтона она уже выучила — это и вправду было намного легче, чем привыкать к двум десяткам разнотемпераментных игроков. Она точно видела: он не был на пределе.       Она подошла к стене и наклонилась так, чтобы он видел ядовитую мстительность на её лице, когда она сказала:       — И ещё один подход на 20 повторений за нытьё.       Льюис справился с этим упражнением и с ещё 20-ю минутами тренировки, и не был даже близок к тому уровню измождённости, который пытался изобразить. А потому вместо растяжки Бланка решила завершить пробежкой.       Вместо привычно занять соседнюю беговую дорожку, Бланка сверилась со своими наручными часами — 20:17, пятница, 19 мая 2023-го — и спросила:       — Отпустишь меня?       — Куда?       — Встречаюсь с несколькими бывшими коллегами из «Челси».       — Будет большая вечеринка? — Весело спросил Льюис.       — Они все уже семейные люди. Мы посидим за бокалом пива в пабе и разойдёмся, — ответила Бланка и, сама того не зная, соврала.       Их собралось шестеро: четверо мужчин и двое женщин; глава медицинского штаба, двое физиотерапевтов-массажистов и трое фитнесс-тренеров, включая Бланку. Лишь один из них всё ещё работал в «Челси», остальные разбрелись по футбольным клубам и олимпийским сборным. Они встретились в единственно подходящем для этого пабе — «Крюке мясника» на Фулхэм-Роуд, прямо через дорогу от стадиона «Стэмфорд-Бридж», у дверей которого висела гордая синяя табличка, сообщавшая, что именно тут в 1905-м и был основан футбольный клуб «Челси». Тут во всякое время по телевизору крутили футбол и несколько нетрезвых мужчин горланили друг на друга в споре о ком-то из футболистов. В «Крюке мясника» они сытно поужинали исконно английской едой, залили это несколькими бокалами лагера и сделали ещё трезвые фото на память. Тут же они долго гуглили снимки с матчей в 2012-м и 2013-м годах, в напрасной попытке отыскать в перечеркнутых водными марками новостных агентств фотографиях сомнительного разделительного качества сразу всех собравшихся.       Уже после десяти они выдвинулись из «Крюка» к стадиону, прогулялись вокруг него, вспоминая их совместные деньки там, а когда вернулись на Фулхэм-Роуд, установили, что ещё нуждались в пиве. Они дошли до «Белого коня» и просидели на его летней террасе до полуночи. Тогда спустились к мосту Патни и долго проговорили на замусоренных ступенях, ведущих к узкому берегу Темзы, усыпанному преимущественно сколотыми обломками старых кирпичей. Кто-то вспомнил, как часто они вот так перетекали из пабов в квартирку Бланки на Мертон-Роуд, до которой отсюда уже было рукой подать, и по пьяни решили туда наведаться.       Нужный рядный дом они нашли по оставшейся такой же кукольно-розовой двери, давшей тогда Бланке шутливую кличку «Барби», и плетущемуся вверх вдоль коричневой кирпичной кладки розовому кусту. Он заметно разросся и как раз распускался большими, кажущимися в желтоватом свечении фонарей багровыми цветами. Тут они попытались сделать фотографию, но всё никак не умещались в кадр, толкались, хохотали и шикали друг на друга, не менее громкими голосами приказывая быть тише в такой поздний час. А потом оказалось, что вместо сфотографироваться, они случайно записали два видео, и Бланка выложила оба в свои сторис в «Инстаграм». С подписью «10 лет прошло, а мы всё те же идиоты, в той же локации» и меткой времени — 2:03 ночи.       Когда утром она проснулась с будильником, надоедливым и кажущимся оглушительным в 5 утра звуком, единственным, выдаваемым её всегда переведенным на вибрацию телефоном, последним уведомлением, всплывшим на экране, оказалось сообщение от «Льюис Хэмилтон».       Сердце заволновалось и заколотилось о рёбра, Бланка вмиг проснулась. Перевернувшись на живот и привстав на локтях, она уложила телефон на подушку и, отчего-то затаив дыхание, опасливо касаясь экрана пальцем и вмиг одёргивая руку, зашла в мессенджер.       Новых входящих сообщений было четыре. Они все пришли всего несколько минут назад.       «Ага, семейные люди»       «Посидели за бокалом пива и разошлись по домам, ага»       «Даже не в полночь!»       Последнее сообщение было лишь её именем и фиолетовой ухмыляющейся рожицей с дьявольскими рожками. Пока она читала, внизу возникло ещё одно облачко входящего:       «Ты жива?»       «Жива» — Сбивчиво набрала Бланка. Под её ответом вмиг отобразились две птички прочитанного сообщения. Вдогонку она отправила такого же ехидно заламывающего губы чертёнка, а за ним:       «Даже если бы я умерла, тебе всё равно не удалось бы отлынивать от тренировки. Я явлюсь тебе приведением»       Вновь прочитано. Льюис ответил смеющимся до слёз смайлом и увиливающим:       «Тебе бы отоспаться»       Бланка начала набирать, что ему не светит пропуск тренировки, как бы он ни старался, а тогда остановилась и стёрла весь текст. Стоп. Что?!       «Откуда ты вообще всё знаешь?»       «Из твоего «Инстаграм», Бланка. Ложись досыпать»       «Нет!»       Она решительно столкнула с себя одеяло и села. В тяжелой голове, будто в трюме при сильной качке, что-то гулко перекатилось из угла в угол. Ей пришлось с минуту фокусировать взгляд, чтобы прочитать:       «Поспи! Я обещаю тебе, я прямо сейчас поеду на тренировку»       «Мне будет нужен подробный фотоотчёт»       «Типа, фотографии моей жопы?»       Бланка хохотнула, набрала и отправила прежде, чем успела сработать её установка избегать этого заигрывающего юмора с Хэмилтоном:       «Голой»       А как только под этим словом возникли две галочки, вдогонку написала:       «Извини»       Льюис, впрочем, подыграл. За всё той же фиолетовой рогатой физиономией последовало:       «Только жопы или ещё каких-то частей тела?»       Бланка с удивлением обнаружила, что широко улыбнулась телефону, а тогда, устыдившись этой своей реакции, с размаху откинулась назад на кровать. Мобильный в её руке вновь завибрировал.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.