ID работы: 14034678

I believe

Формула-1, Lewis Hamilton (кроссовер)
Гет
NC-17
Завершён
81
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
279 страниц, 26 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
81 Нравится 115 Отзывы 24 В сборник Скачать

Глава 10.

Настройки текста
      А потом Санти решил, что он хочет в ресторан, и после — перенести эти танцы в клуб. И все вмиг, будто подхлёстнутые кони, засуетились. Льюис провёл взглядом спину Бланки, когда она подхватила брошенные у бара пакеты и поспешила в свою комнату, и понял, почему чувствовал себя так удивительно хорошо. Потому что Сантьяго Эрреро последние два дня почти не было видно.       За час все собрались, дом наполнился цокотом каблуков и густой смесью парфюмов. На подсвеченной подъездной аллее дома выстроилась череда из «Мерседесов», у каждого, учтиво распахивая двери пассажирам, стоял водитель.       Санти — главный клоун этого выездного цирка — вышел последним. В кроваво-красном костюме, в расстегнутой на груди чёрной рубашке, с грубыми цепями, обхватившими шею, напоминающими ошейник добермана Бланки, в претенциозных кожаных перчатках, с нарочито свисающим на лицо локоном. Будь Льюис чуть менее предвзятый в этой своей враждебности, будь он чуть честнее с собой, то понял бы, что видел в Сантьяго Эрреро слишком многое от себя и отчасти так взъелся именно поэтому. Через многие месяцы после этого вечера Льюис также поймёт, что так невзлюбил Санти ещё и потому, что тому принадлежало что-то — кто-то, — что тогда начал хотеть и он сам. А пока он лишь отвернулся и коротко скривился.       В ресторане «71 Эбав», парящем над покрывающими огни Лос-Анджелеса облаками, занимавшим 71-й этаж небоскрёба в Даунтауне, их ждал стол у панорамного окна, ограждённый от остального зала стеной парящих в стеклянном стеллаже винных бутылок. Поприветствовать их и принять заказ у Сантьяго лично вышел шеф-повар, он вёл себя так учтиво, что едва не кланялся. Поужинав, они поехали в набитый битком эксклюзивный клуб «Поппи», и там для них тоже было зарезервировано VIP-ложе.       И в ресторане, и в ночном клубе к Сантьяго подходили, протягивая руки, важные преимущественно лысеющие мужчины с чрезмерной белизной искусственных зубов. Им всем он немного театрально представлял Льюиса, Шона и Майлза, хвастался ими, будто новыми дрессированными обезьянами в своём зоопарке.       Хэмилтону претило быть коллекционным именем в колоде козырей Санти, которыми можно было развлекать друзей. Едва не так же сильно его бесила и мысль о том, что Санти, вполне вероятно, пригласил Льюиса преимущественно для того, чтобы присмотреться, чтобы оценить, кем был этот тип, с которым теперь работала Бланка, это его пресловутое «заземление». Понять, был ли он угрозой. Уже не совсем трезвый, потягивая очередной коктейль, Льюис вдруг решил, что он таки был угрозой. Эта идея вмиг прожгла его насквозь призывом к действию: подосрать Санти, пошатнуть его властную уверенность, что Бланка Монтойя принадлежала ему. В его голове вмиг очень чётко сформировалось намерение.       Льюис вообще не был таким человеком. Он умел тщательно скрывать свою неприязнь, умел надевать непроницаемую маску вежливой учтивости. И предпочитал считать, что не был подлым, злобным или мстительным. Но что-то в Санти выворачивало его, бесило Льюиса до остервенения, обнажало в нём эти обычно надёжно похороненные черты.       Он извинился перед Майлзом, прервав его посередине реплики в разговоре, из которого абсолютно выпал, отошёл в сторону от основной толчеи их компании и протолкнулся к стене — к деревянным книжным стеллажам, обступающим весь периметр клуба, тянущимся до высокого сводчатого потолка, и создающим вместе с массивными хрустальными люстрами иллюзию библиотеки в старинном английском поместье. Повернувшись так, чтобы ему через плечо никто не мог заглянуть, он достал телефон и отыскал в списке контактов номер, подписанный как «Чарли Лос-Анджелес».       «Мне нужна машина с водителем у клуба «Поппи» на бульваре Ла Сьенега. И номер в отеле.» — Написал Льюис.       Ответ пришёл спустя всего два глотка:       «Хочешь, чтобы кто-нибудь ждал тебя в номере?»       Льюис отправил короткое:       «Нет.»       И подумал, что уже приедет с «кем-то». Он приедет с Бланкой. Он решил, что сегодня ночью её трахнет.       Льюис кивнул этой мысли, поднёс бокал ко рту, но понял, что его кровь вскипала и без этого. Было что-то опьяняющее в том, чтобы сделать это вот так открыто, просто из-под носа Санти, именно в этот вечер, когда краснота — очевидно, купленного сегодня, возможно, специально по его заказу — шелкового короткого платья Бланки так точно совпадала с цветом костюма Эрреро, когда он властно закидывал руку ей на плечо, когда в машине и в «71 Эбав» специально сажал рядом с собой.       О, и сама Бланка. Такая прежде с ним недотрога, грозящаяся его ударить, одёргивающая свою руку из-под его ладони. Такая нарочито сдержанная с ним, но способная нашептать ему свои разнузданные фантазии тем вечером в Мадриде. Она была совершенно не в его вкусе, но в ней было то, что могло ему по-настоящему понравиться. В Бланке была неподдельность взрослой женщины, переставшей примерять роли, наконец ощущавшей себя наиболее комфортно исключительно самой собой. В ней была не показушная ухоженность — лишь забота, диктуемая любовью к себе, а не вынужденная декорация витрины, как то часто бывало с молоденькими девчонками, злоупотреблявшими дешевой краской для волос, накладными ногтями и китайской одеждой. Эта её красная комбинация шелком струилась по её фигуре, пририсовывая той прежде неразличимые изгибы. Эти её босоножки на высокой шпильке, возвышавшие её над абсолютным большинством танцующих в клубе, и то, как уверенно она держалась — без пафоса или сквозящей поддельности. То, что она не стреляла глазами вокруг себя, прицениваясь, не продешевила ли. Да, он был способен вполне искренне её хотеть. Она была не в его вкусе, она была абсолютным контрастом того, что он обычно выбирал, и этим Бланка Монтойя сейчас была так притягательна.       Льюис отставил стакан и решительно направился к ней. Ни единого раза в его затуманенном сознании не возникло сомнений, что он мог получить отказ, ни разу он не вспомнил о том, что им ещё работать вместе, и это могло всё испортить. Ни когда он прислонился к её уху и спросил:       — Чем тебя угостить?       И она со смехом ответила, сотрясая последним глотком белесого мутноватого коктейля в бокале на высокой ножке:       — С меня уже хватит.       Ни когда взял её за руку и увёл танцевать, ни когда нарочно искал соприкосновения с её виляющими бедрами, ни когда скользил пальцами по её голой коже, ни даже когда поймал на себе полные замешательства взгляды Майлза и Шона и увидел, как они переглянулись и засмеялись, пожимая плечами.       А затем Бланка поймала его руку, повернула к себе его кисть и заглянула в размеренный ход стрелок его наручных часов. И, будто считав его намерения и решив подыграть, она проговорила:       — Буду отчаливать. Мне пора баиньки.       Просто перед его взглядом оказался острый росчерк её ключицы, её волосы качнулись, коснувшись его лица, и только сейчас Льюис обратил внимание, что Бланка вкусно пахла чем-то сладко-фруктовым, тягучим, застревавшим в его одежде. Осознал, что она пахла так — не оглушительно, ненавязчиво, но узнаваемо — всегда. Даже после изнурительной игры в теннис, когда пот катился по вискам и короткие пшеничные пряди у её лица завивались в тугие кудряшки; даже после нескольких часов беспрерывного катания на волнах в океане.       Льюис сказал ей:       — Я тебя проведу.       И Бланка кивнула, так, как кивала ему всякий раз, когда он сообщал ей о том, во сколько и где их будет ждать самолёт, или менял планы, включавшие тренировки с ней. Она протиснулась к танцующей Стелле, чтобы попрощаться, затем подошла к Санти и тот, будто давая ей разрешение, кивнул, а тогда его глаза прицельно сфокусировались на ждущем её Льюисе. И его бровь под свисающим локоном изогнулась.       Хэмилтон ответил коротким кивком снизу вверх. А тогда Бланка вернулась к нему, и он, направляя её к выходу, недвусмысленно положил руку на изгиб поясницы — слишком низко, чтобы этот жест можно было расценить дружеским. Его намерение было скорее показательным, чтобы убедиться, что Санти отследил это прикосновение, чтобы заподозрил, почему они вдвоём уходят раньше остальных. Но под гладью ткани платья он различил тонкую резинку трусиков — отличительную линию стрингов, и вдруг то, мог ли их видеть Санти или кто-либо ещё, и как его скользнувшие ещё ниже пальцы могли интерпретировать остальные, перестало Льюиса заботить. Единственно интересовавшим его стало то, как Бланка оглянулась не него через плечо и удивлённо, но позволительно — заигрывающе — улыбнулась.

***

      Его взгляд перетекал по ней вязкой кипящей смолой. Его взгляд заставил Бланку проглотить реплику «увидимся послезавтра на пробежке» и выжидательно замолкнуть. Его взгляд заставлял всё вокруг сминаться в неразличимый шум. Его взгляд и его прикосновения обещали Бланке что-то, чего она очень хотела бы, но чему, конечно, следовало оставаться лишь несбыточными желаниями.       Они вышли наружу, обогнули вытянувшуюся по тротуару очередь на вход в клуб, и Бланка предприняла слабую — успокоительную для своего взбушевавшегося разума — попытку высвободить ладонь из руки Льюиса. В ответ он, наоборот, просунул свои пальцы между её и сжал крепче. Она попробовала свернуть к череде «Мерседесов», мигавших аварийкой вдоль тротуара и абсолютно игнорирующих парковочную разметку, она сказала:       — Нам туда.       Но он шагнул впритык к ней и с едва вздрогнувшей на губах улыбкой выдохнул:       — Нам не туда. Иди со мной.       Правильным выбором было бы настоять на своём, одёрнуть руку, развернуться и пойти к одному из «Мерседесов» Санти; вернуться в виллу, собрать чемодан, принять душ и лечь спать, чтобы утром проснуться с будильником. Бланка весьма трезво это осознавала, впрочем, предпочла разрешить своему подпитанному опьянением желанию взять гору. Она улыбнулась и позволила увести себя в противоположном направлении.       Бланка обещала себе эту влюблённость тут в Калифорнии и, чем бы ни было происходящее сейчас, оно подходило под эту категорию. А потому она не хотела задаваться всеми закономерными вопросами, что копошились в её голове весь вечер, что порой вспыхивали в её сознании, будто тревожная сигнализация, когда она ощущала близость прижавшегося к ней в танце паха Льюиса, когда ощутила его скользнувшую к своим ягодицам руку в толчее «Поппи». Точно так же, как она не задавалась сомнениями, стоило ли так откровенно заигрывать с Льюисом ранее на вилле, так вытанцовывать перед ним, так открыто через текст песен, которым подпевала, обнажать свою симпатию. Завтра она улетит в Майями готовиться к приезду гонщика Льюиса Хэмилтона, её подопечного спортсмена. И этот вечер останется лишь воспоминанием о чём-то, чего на самом деле и не могло произойти. Сегодня же Льюис Хэмилтон был лишь мужчиной, которого она вожделела.       Он подвёл её к урчащей заведённым двигателем чёрной глыбе «Эскалейда», галантно распахнул перед ней дверцу и подал руку, помогая взобраться внутрь. В салоне царили кондиционируемая прохлада и отличительный запах новой кожаной обивки. За рулём сидел мужчина в белоснежной рубашке, который даже не поднял взгляда в зеркало на своих пассажиров. Когда Льюис обошёл машину, сел рядом с Бланкой и захлопнул дверцу, водитель лишь щёлкнул центральным замком и мягко выкатился в густой поток наводнявших ресторанно-клубную улицу такси.       В ушах застряло эхо громкой музыки, кожа пылала жаром, сердце колотилось рваным ритмом. Бланка едва расслышала, когда Льюис придвинулся к ней и прошептал:       — Ты такая красивая.       Она почти не различала собственного голоса в оглушающей пульсации в висках, когда ответила:       — Спасибо. Ты тоже.       Бланка прикасалась к телу Льюиса бессчётное количество раз, но сейчас, заглянув в глубокий вырез тонкой вязи жилетки, надетой просто на медовую кожу, запутавшись в тенях мышц его груди и вензелях его татуировок между ключицами, она ощущала такое острое желание дотронуться, будто не делала этого никогда прежде, будто ей никогда это и не могло быть позволено. В жемчуге его плотно обнимающего шею ожерелья отблескивал ровный ритм мелькающих за окнами уличных фонарей. Его близкое дыхание касалось её влажным теплом и горечью выпитого.       Льюис поднял руку и невесомо скользнул пальцами от её локтя вверх к плечу, отслеживая витиеватый изгиб дракона. Его голос хрипло завибрировал:       — У тебя ещё есть татуировки?       — Нет, только эта.       — Очень тонкая работа. Красиво смотрится на твоём теле.       — Спасибо.       — И тебе так идёт это платье.       Нежное касание его пальцев подтолкнуло бретель, и та опала с плеча. Будто это была единственная согревающая Бланку деталь, кожа отозвалась мелкой россыпью мурашек. Льюис довольно улыбнулся этой её реакции, проследил побежавшую по её телу дрожь к требовательно вздыбившимся под шёлком соскам, и к бёдрам, оголившимся под смявшимся краем платья. А тогда упёр свой поглощающий чёрный взгляд ей в лицо, задавая немой вопрос. Бланка ответила так же безмолвно. Она повернулась к Льюису всем телом, позволяя комбинации сползти с её груди, почти оголяя её. И он довольно улыбнулся.       — Ты же понимаешь, что мы едем не в Малибу? — Спросил он, придвигаясь ещё ближе.       Бланка судорожно кивнула и прошептала:       — Я поеду с тобой куда угодно.       — Я хочу тебя, — сказал он ей в губы. И Бланка едва успела выдохнуть:       — Ни в чём себе не отказывай, — прежде чем Льюис её поцеловал.       Его губы оказались обжигающе горячими и мягкими, но целовали напористо, требовательно. Одна его ладонь подхватила её шею, лишая её возможности отстраниться. Вторая легла на бедро и подтолкнула ближе к нему, почти затянула к нему на колени, его пальцы пробрались под подол платья, жадно впивались в кожу. Его дыхание порвалось.       Ей и самой вдруг перестало хватать кислорода, она дёрнула головой, высвобождаясь из-под его губ, жадно глотнула ртом воздух, а тогда отыскала под углом его челюсти эхо спешного биения его сердца. Она поймала эту пульсацию губами и сползла вдоль аккуратно выбритой линии бороды выше, к ямке между углом челюсти и ухом. Она подтолкнула языком мочку его уха, зажала в зубах усыпанную мелкими бриллиантами серьгу и легонько потянула.       Запах его тела сводил её с ума. То, как он наблюдал за ней из-под прикрытых век, как чернота его глаз поблескивала между опущенных длинных ресниц, распаляло её ещё больше. Бланка снова опустилась поцелуем на его шею, выстроила ими дорожку до остро выпирающего кадыка. Льюис откинулся на спинку и запрокинул голову, приглашая её не останавливаться, а Бланка и не собиралась. Она привстала на сидении на колене и нависла над ним. Она упёрлась в его спрятанные под узорчатой вязкой жилетки плечи, перенесла вторую ногу и осела ему на колени. Льюис довольно ухмыльнулся. Она улыбнулась ему в ответ, скользнула пальцами по его щекам, под ушами к шее, к затылку, запустила пальцы в собранные в пучок косички и резко дёрнула. Со спёртым выдохом он выгнул шею, запрокидывая голову ещё больше, коротко нахмурил брови и засмеялся.       — Ох, Бланка-Бланка! Вот ты какая! Вот как тебе нравится?       Льюис схватил её руки, сбросил со своих плеч, завёл ей за спину и там, сведя её кисти вместе, крепко сжал. Он оттолкнулся от спинки сидения ей навстречу, запрокинул голову и поцеловал. Его язык настойчиво протолкнулся ей в рот и стал играть с ней, подталкивал кончик её языка, скользил по внутренней стороне её губ, что-то требовательно выискивал. Его борода ощущалась на её коже покалывающим током, его дыхание стелилось по её щеке.       Машина затормозила, и Бланка по инерции покачнулась. Льюис придержал её и, поведя ногами, подтолкнул ближе к себе. Бланка упёрлась в него и под своим бедром, под шероховатой тканью его широких брюк почувствовала отчетливую выпуклую твёрдость возбужденного члена. Будто последний спасательный круг в её голове всплыла мысль: мы не должны этого делать. Но ей слишком понравилось звучание этого «мы», чтобы прислушиваться. Она немного привстала на коленях, поискала этот требовательный бугорок и, дразнясь, распаляя влажный тягучий жар вожделения внутри собственных трусиков, мягко потёрлась об него.       Льюис засмеялся ей в губы и хрипло выдохнул:       — Очень скоро ты его получишь.

***

      «Эскалейд» свернул с дороги за высокую живую изгородь, сбавил ход и зашуршал колёсами по брусчатке. В окне мелькнула белокаменная глыба с подсвеченным сплетением золотых букв «WA». Машина прокатилась вокруг фонтана в центре главного подъезда, остановилась перед входом, и водитель поспешил выйти и учтиво открыть пассажирскую дверцу.       Льюис выпустил Бланку первой, а тогда протянул руку к водителю. Тот вложил ему в ладонь фирменный отельный конверт с узнаваемой пластиковой упругостью ключ-карты. Льюис пожалел, что при себе не имел налички, иначе сунул бы водителю в пальцы несколько стодолларовых купюр — они с Бланкой устроили ему то ещё представление. Он напомнил себе утром написать Чарли и перевести на его счёт экстра чаевые. Льюис коротко поблагодарил водителя, сунул конверт в карман и взял Бланку за руку.       В высоком белоснежном фойе отеля «Уолдорф Астория», расчерченном глянцем чёрного мрамора и золотыми вензелями, пустынном в этот поздний час, он повёл её мимо стойки администратора прямиком к лифтам. Молодой парень в точно подогнанном форменном костюме сначала вскинул на звук их шагов голову и обворожительно улыбнулся, а тогда сфокусировал на Льюисе взгляд и, предупреждённый Чарли, вмиг отвернулся.       Не выпуская ладони Бланки, Льюис ткнул в кнопку вызова и сверился с конвертом, чернильный росчерк внутри того сообщал — номер 1004. На панели внутри кабины, когда лифт приехал и, коротко мелодично звякнув, развёл золотые двери, Льюис нажал кнопку 10-го этажа. А как только двери снова плавно закрылись, притянул к себе Бланку.       Ему хотелось её до спазма внизу живота, до болезненного бурления крови в паху, до режущей тесноты в штанах — так, как он уже очень давно никого не хотел. До одурения, до полной потери контроля. Он едва сдерживался, чтобы не впиться зубами в её чутко отвечающие губы. Льюис подхватил подол её платья, скользнул руками по гладкой упругости её ягодиц и жадно смял в ладонях, он нашёл тонкую вертикальную полоску её стрингов, протиснул под неё несколько пальцев, обмотал вокруг них эластичную ткань и потянул, заставляя трусики впиться в Бланку, вынуждая её привстать на носочках, вытянуться всем телом и сдавленно ахнуть.       Её ладони исследовали его тело под жилеткой, её ногти прочертили на его коже следы. Бланка переступила с ноги на ногу, пытаясь послабить натяжение ткани, прижалась к Льюису, просунула своё голое острое колено между его ног, медленно подняла и осторожно подтолкнула голодную твёрдость его яиц. Льюис хищно улыбнулся. Ох, Бланка была всем тем, чего он уже так давно не встречал в сексе. Она была упрямой, требовательной, щедрой и игривой.       Он подхватил её поднятое бедро, развернулся и толкнул её спиной в стену. Она ухватилась за его плечи, отыскивая равновесие на одном тонком каблуке. Он прижал её собой, подтолкнул её ногу выше и накрыл ладонью отличительный рельеф половых губ под влажным узким отрезком ткани. Она улыбнулась и подалась бёдрами ему навстречу. Льюису захотелось, чтобы этот лифт просто сейчас застрял. Он подумал, что ему не хватит терпения до чёртового 10-го этажа, что не хватит самообладания пройти по коридору до нужного номера. Он хотел трахнуть её прямо здесь. И на этой мысли двери лифта за его спиной звякнули, открываясь.       Нехотя он убрал руку, прервал поцелуй, подтолкнул на её плечо соскользнувшую шлейку платья и отвернулся. Сердце колотилось в горле, спирая дыхание, и отдавалось эхом судорожной пульсации в члене. Льюис шагнул из лифта, вытянул ключ-карту, вторую руку отвёл назад и открыл ладонь, поведя пальцами. Бланка поняла приглашение и вложила свою руку.

***

      Бланка шла за ним и смотрела на коротко выстриженную полосу волос под затылком, на чёрный силуэт взмахнувшей крылом татуировки на шее, на широкую спину, расходящуюся от пояса к плечам косыми линиями мышц, на то, как он покачивал плечами в такт тяжёлым шагам. Она больше не сомневалась.       Когда Льюис распахнул дверь номера и пропустил её внутрь первой, она решительно прошагала сквозь узкий коридор, зашла на середину комнаты и окинула её оценивающим взглядом: письменный стол тёмного дерева с двумя стульями, два разлогих кресла вокруг кофейного столика, мягкая банкетка у изножья кровати, сама широкая кровать, застеленная идеальной белоснежностью постели. Мягко светили прикроватные бра и напольный торшер в углу у складок сдвинутой тяжелой шторы. Бланка крутнулась на каблуках, взглянула на Льюиса в упор и с вызовом сказала:       — Я люблю нежную прелюдию и жесткий секс.       Он хищно улыбнулся, исподлобья сверкнув чернильной густотой глаз, и ответил:       — Так и сделаем.       Льюис, тёмная поджарая фигура в чёрной одежде, со сгустившимся в полумраке медовым оттенком кожи, с витиеватым сплетением татуировок на груди, шее и руках, остановился в нескольких шагах от неё и рассматривал её густым карим взглядом. Бланка физически ощущала на себе его касания. Они молча простояли так целую вечность изнеможения или всего несколько секунд, а тогда Хэмилтон подошёл к ней.       Он подхватил края её платья и потянул вверх, она послушно подняла руки, позволяя ткани беспрепятственно соскользнуть с неё. Льюис отбросил красный шёлк на пол, Бланка осталась стоять в одних трусах. Его глаза с мгновенье цепко исследовали её оголившееся тело, а тогда он посмотрел ей в лицо и скомандовал:       — Сядь на кровать.       Синий узорчатый ковёр пружинил и приглушал шаг её острых каблуков. Она пошла, жаром на коже ощущая близость Льюиса, к кровати, повернулась и опустилась на край. Матрас мягко прогнулся под её весом, и, чтобы не соскользнуть вниз, Бланка упёрлась руками и немного откинула назад спину. Льюис, не отрывая от неё взгляда, опустился перед ней на колени. Он мягко подхватил в руку её лодыжку и потянул вверх, вынуждая Бланку поднять ногу, он наклонился и усыпал поцелуями её кожу вокруг тонкой чёрной шлеи и ниже по выгнутой стопе, к перечеркнутым второй шлеей пальцам. Тогда поддел застёжку, снял босоножек, отбросил куда-то назад, а ногу Бланки мягко поставил на ковёр. Затем подхватил вторую лодыжку, вновь рассеял невесомые влажные поцелуи и разул.       Его пальцы, едва касаясь, разгоняя лёгкое щекочущее тепло по её коже, заскользили по обеим её ногам вверх, к коленям, по бёдрам, и выше: по животу, по рёбрам, к груди. Он накрыл их ладонями и мягко сжал, поймал между пальцев вздыбившиеся соски и нежно прокрутил. Он наклонился к ней и уронил поцелуй под угол челюсти.       Бланку штормило между пробуждаемым его прикосновениями мелким ознобом, заставляющим её напрягать мышцы и изгибаться навстречу, и растекающимся под кожей обжигающим расслаблением. Ей хотелось откинуться назад на кровать, и чтобы Льюис не останавливался, и вместе с тем ей не терпелось дёрнуть молнию его ширинки вниз и резко притянуть его к себе.       Мягкое тепло ладоней Льюиса снова сдвинулось на живот, его пальцы проследили линию резинки трусиков и, протиснувшись под неё, подцепили и потянули вниз. Сняв простую гладкую эластичность ткани, телесную, лишенную кружев и любых других деталей — так, как Бланка любила, без мешающих спокойной жизни излишеств, Льюис посмотрел на свисшее со сгиба его пальца бельё, ухмыльнулся уголком рта и сжал в кулаке. Он отодвинулся и сказал:       — Повернись.       Бланка оттолкнулась руками и рухнула коленями на пол, послушно обернулась. Ладонь Льюиса легла ей между лопаток и надавила, подталкивая опуститься на кровать грудью. А тогда он вновь подхватил её руки, свёл за спиной и, вместо сжимать её кисти в кулаке, до протестующего треска ткани туго связал её собственными трусиками. Льюис наклонился над ней, и контрастная шероховатость его одежды почти царапнула голую кожу, почти заставила Бланку вздрогнуть.       — Не волнуйся, — шепнул он ей в ухо. — Прелюдия не закончена. Я ещё побуду нежным.       И отстранился, а тогда его горячее частое дыхание коснулось её ягодиц. Его руки подхватили её бедра, заставляя Бланку шире развести ноги. Его язык коснулся её половых губ, влажно скользнул от промежности ниже, к клитору и там, отыскивая этот самый изворотливый бугорок, зашевелился. Бланку пронзило током, она выгнула поясницу, подаваясь ему навстречу, и, не сдержавшись, тихо заскулила.       Льюис дразнился. Он толкал стремительно наливающийся кровью клитор, становящийся всё более чутким, всё более жадным к этой влажной изворотливости кончика языка, а когда Бланка почти ухватывалась за гребень набегающей волны предельного удовольствия, соскальзывал назад. Он проводил языком вдоль щели половых губ, проталкивался между ними, накрывал их ртом и, легко оттягивая, целовал. Тогда снова прижимался к ней лицом, снова отыскивал языком клитор и снова растравлял Бланку до умоляющих стонов. А когда она уже была готова всхлипнуть от досады, Льюис вдруг отстранился.       Он встал и отошёл на несколько шагов. Бланка не оглядывалась, но слышала, что он раздевается. Знала, что он рассматривает её, что задумывает, как ещё с ней поиграться, и ей это безумно нравилось. Она услышала характерный треск надорвавшейся упаковки презерватива. Ещё через мгновенье Льюис вернулся к ней. Он опустился сзади, и Бланка жадно повела бедрами, потянулась к нему, но прикосновение его рук вдруг оказалось на её ноге. Он подхватил её голень и просунул между коленом и полом подушку, затем ещё одну — под другое колено, и лишь тогда она различила, что он приблизился.       — А вот сейчас будет жёстко, — предупредил Льюис и без паузы или дополнительных ласк с разгону вошёл в неё. От внезапно заполнившей её до отказа, до почти болезненного удара где-то внутри пышущей жаром твёрдости, Бланка вся сжалась и вскрикнула.       Он привалил её спину горячей твёрдостью своей груди — связанные руки заныли под его весом — и прорычал в ухо:       — Побереги голос, Бланка. Мы только начинаем.       И неумолимым быстрым ритмом стал двигаться в ней, вталкиваясь до ноющего сопротивления и почти полностью выходя. Бланка уткнулась носом в кровать, в отчаянной попытке сдержаться ухватила зубами накрахмаленную постель. Ей потребовалась долгая минута, чтобы привыкнуть к этому распирающему давлению, чтобы наконец сделать глубокий вдох, чтобы вновь обрести контроль над собой. А как только пришла в себя, прислушалась к последовательности и подстроилась. На скольжении члена внутрь она расслабляла мышцы, безропотно пропуская его, а на движении назад сжимала влагалище плотной хваткой. Такой немудрённый фокус, а ритм вдруг сбился, Льюис удивлённо, с присвистом застонал.       Бланка довольно улыбнулась. Мужчины обожали этот трюк. Она сама любила им пользоваться, он ускорял её собственную разрядку и, казалось, усиливал; он давал ей власть над происходящим, даже когда Бланка была вот так прижата к кровати и связана. Льюис с мгновение приходил в себя, а тогда толкнул ещё сильнее, почти яростно. Его дыхание потяжелело, порой раскалываясь на тихий стон. Бланка угадывала в утробном звучании его голоса, не поддающегося ему, во всё ускоряющемся темпе то, что Льюис был на грани того, чтобы сдаться. И, раздразнивая его, она стала подмахивать ему навстречу бёдрами.       Хэмилтон зарычал и резко вышел. Он сжал её руки и дёрнул вверх, вынуждая подняться, он подтолкнул её к письменному столу с одиноким рекламным проспектом посередине, повернул её к себе, и Бланка, повинуясь, присела на самый край. Он шагнул к ней, и за долю секунды, что ему потребовалась, чтобы приблизиться и прижаться к ней, Бланка успела его рассмотреть. Льюис был голым, но с обнимающими шею двумя нитями жемчуга, оттеняющими его густой цвет кожи. С тяжело вздымающейся и опадающей груди грозно рычал вырисованный чёрной краской лев, нижнее остриё стрелок компаса, прятавшегося в запавшей под грудью тени, направляло взгляд ниже рельефным животом, к выпуклости косых мышц, а между теми из-под спутанной черноты лобковых волос требовательно нацелился в Бланку внушительных размеров член. Расширяющийся рельеф головки и сплетение надувшихся вен отчетливо прослеживалось под поблескивающим влагой белесым презервативом.       Бланка голодно ухмыльнулась этому зрелищу и, приглашая, широко развела ноги. Льюис сгрёб её ягодицы в свои жадно смявшие кожу руки, и вновь грубо вошёл. В этот раз Бланка подхватила его ритм сразу, его движение в ней уже не отдавалось и малейшим дискомфортном — только добывающее сладостный огонь трение, только ещё несмелые отголоски пульсирующего спазма в мышцах, пока только осторожное обещание, что с Льюисом это было возможно вот так просто. Без дополнительной стимуляции, без помощи руки или игрушки, без необходимости сознательно концентрироваться. Это открытие заставило Бланку засмеяться, и через мгновенье смех сорвался на стон, потому что покалывающее напряжение во влагалище вдруг возникло уже очень различимо, очень близко.       И так, будто он и сам его распознал, угадал в надсадном звучании её голоса, Льюис отстранился и прорычал:       — Не так быстро.       Он сгрёб Бланку со стола и прокрутил их, будто в коротком головокружительном танце, меняя местами. Он сам упёрся в стол, а Бланке приказал звенящим сталью голосом:       — На колени.       Она повиновалась. Он сжал её голову в руках и притянул к себе.       Бланка послушно открыла рот, старательно отводя зубы, сжимая губы плотным кольцом вокруг толстого члена, скользя вдоль него языком. Льюис резко подался бёдрами вперёд, и головка упёрлась в корень языка Бланки. Она рефлекторно вздрогнула и едва не закашлялась, но он лишь сдавил ладонями сильнее, смял между напрягшихся пальцев волосы, и протолкнул член ещё глубже, пока тот с саднящим ударом не скользнул дальше — в горло. Бланке вдруг не стало чем дышать, она замычала и попыталась, дёрнув головой, высвободиться. А Льюис лишь упёрся ей в затылок, удерживая на месте, нагнулся и прорычал:       — Ты сказала, что любишь жестко. Значит, будет жестко.       Бланка отчаянно пыталась вдохнуть, но лишь давилась, она зажмурилась и под веками собрались слёзы, челюсти свело судорогой. Она вновь, взмолившись, замычала, и лишь тогда Льюис отодвинулся. Он позволил Бланке с полминуты отдышаться, а затем вновь втолкнулся в её рот и продолжал наращивать темп, игнорируя её всхлипы и судорожное мычание, всё так же вгоняя во всю длину, ударяясь в свод её нёба. Губы полыхали пламенем напряжения, от усердного сосания у Бланки ныли щёки, ей казалось, огромный член Льюиса сейчас вывихнет ей челюсть, но она старалась и, ох, наслаждалась этим. Она стала послушно водить головой в такт, а когда смогла побороть рвотный спазм, пронзающий её горло с каждым проникновением, отдающийся судорогой в мышцах живота, стала подхватывать свод члена языком, стала проводить по нему в противоположном фрикциям направлении. Частое хриплое дыхание Льюиса вновь сорвалось на стон, и он с той же силой, с которой натягивал её на себя, оттолкнул голову Бланки и отступил.       Она подняла на него взгляд и довольно ухмыльнулась произведённому эффекту. Льюис присел на край стола и тяжело дышал, между бровей запала глубокая вертикальная складка, на виске вздулась, пульсируя разгоряченным потоком, извилистая вена, рот приоткрыт. Он поднял руку и утёр поблескивающую россыпь пота с высокого лба, посмотрел на Бланку и качнул головой.       — Ты меня почти довела.       Она осклабилась и невинным тоном поинтересовалась:       — А мы разве здесь не за этим?       Льюис оттолкнулся от стола, шагнул к ней, ухватил за плечи и рывком поставил на ноги. Он заглянул Бланке в глаза, она ответила прямым взглядом, и несколько секунд они вели эту молчаливую борьбу за то, кто возьмёт верх, а тогда, признав, что проигрывает, Льюис поцеловал её. Его пальцы скользнули по её рукам, от плеч вниз, зашевелились в уже ослабевшем эластичном узле её трусиков на запястьях и развязали. Он подхватил её под ягодицы и поднял, она обвила его плечи руками, обхватила ногами его бёдра, и он отнёс её к кровати, шагая осторожно и не прерывая поцелуя. А затем бросил.       Бланка упала спиной на матрас и спёрто выдохнула вытолкнутый из груди воздух. Льюис забрался следом. Он подхватил её бёдра, приподнял и потянул к себе, он вошёл в неё, вмиг взбалтывая уже затихшее во влагалище пенистое бурление удовольствия, сжал её ноги и забросил себе на плечи. Наклонился вперёд, упираясь в кровать руками. Заглядывая непроглядной чернотой пьяных глаз в её лицо. Он медленно повёл бедрами вперёд, и его член заскользил глубже. Бланка изогнула спину, находя опору на его плечах, приподнимаясь на лопатках и отталкиваясь плечами. Давление проникало внутрь настойчиво, электрическое покалывание в сжимающихся вокруг него мышцах ставало всё различимее, а тогда вдруг стало очень больно. Бланка поморщилась и вскрикнула:       — Нет!       — Нет?       — Ты слишком большой, я так не смогу.       Льюис сухо засмеялся и возразил:       — Сможешь. — И хрипло, тихо, но категорично он продолжил: — Я дам тебе минуту, чтобы ты привыкла, чтобы удобнее легла. Я положу тебе под поясницу подушку. Ты можешь упереться мне в колени, ты можешь сплести ноги у меня за шеей. Делай, что угодно, но быстро. Потому что через минуту я начну, и ты будешь готовой. Ты сможешь. Бланка, ты меня поняла?       Она молча кивнула, тщетно пытаясь найти угол, в котором пронзительная ноющая боль упёршегося в матку члена слабела. Льюиса такой ответ не устроил. Он грубо подхватил лицо Бланки в ладонь и тряхнул её головой. Он повторил:       — Ты меня поняла? Посмотри на меня и скажи «да».       Бланка подсунула себе под спину руки, упёрлась в поясницу ладонями, а в кровать — локтями, она поводила бёдрами из стороны в сторону, и лишь тогда открыла глаза и взглянула на Льюиса. Он смотрел на неё с таким выражением лица, что не подразумевало даже шанса на то, что он просто играется, что он не всерьёз.       — Бланка…       — Да! — Вскрикнула она и вмиг стихла до шепота, добавив: — Да, я поняла.       — Молодец. Минута заканчивается.       А тогда время истекло, и он вновь зашевелился. Бланка опять зажмурилась, ожидая новую невыносимую вспышку боли, настроившись оттолкнуть его и отползти, полная решимости настоять на своём «нет», но она действительно оказалась готовой. Льюис поменял угол, но вталкивался в неё во всю длину, не жалея её, но и не принося страданий. Напротив, между ног неизбежным приливом начало собираться напряжение, теперь Бланка уже не сжимала мышцы сознательно, подыгрывая Льюису, теперь её влагалище само подрагивало эхом приближающейся пульсации, в бёдрах и низу живота сгущалась горячая щекочущая дрожь. В какой-то момент абсолютно всё перестало иметь значение: и то, как заныла шея, принимающая на себя значительную часть веса Бланки и инерцию движений Льюиса; и то, что её ногти впились в её собственную кожу; и то, что Льюис наклонился так низко, что почти упирался в её лоб; и то, что она сжимала между колен его сильную шею, и жемчуг его ожерелий болезненно оттискивался на её коже. Единственным, что осталось важным, была высекаемая в соприкосновении с очень чуткой податливой точкой искра. И то, как из нескольких этих несмелых искр вдруг полыхнул оргазм, на целую вечность, длящуюся всего несколько секунд, пронзивший Бланку оцепенением, прокатился по всему её телу спазмом, а тогда расслаблением побежал обратно к её влагалищу и там погас. Бланка не слышала, что в затопившем её облегчении разрядки закричала и засмеялась. Она не сразу разобрала, что ладонь Льюиса накрыла её рот и надавила. Она почти не отслеживала того, как быстро он задвигался, как часто надрывно застонал, как окаменели напрягшиеся мышцы его ног, как сжались ударяющие её в промежность его яйца, как запульсировал внутри неё его член.       Ей потребовалось какое-то время, чтобы мимо колотящегося о лёгкие сердца протолкнуть в себя вдох, и только когда она смогла протяжно выдохнуть, реальность наконец вернулась к Бланке. Это было вдруг навалившейся на неё ясностью, вмиг заострившимися ощущениями во всём теле, это прозвучало в её голове выразительным вопросом: я переспала с Льюисом Хэмилтоном, и что теперь?
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.