Клан полгода назад и сейчас — два разных места, в жизнь и строй которого ему предстоит влить себя и вновь взять под контроль. Отписки старейшин не помогали на фронте увидеть ему всю картину, только корректировать особо критичные моменты.
Его первенец уже учится делать первые шаги, отлично сидит и уверенно смотрит в его поникшие глаза. Парадоксально, но в черных омутах Мадары, Таджима чётко видел свет и твёрдый стержень, а в глазах жены немую благодарность. Благодарность за то, что он пришел с войны живым.
Первые три дня измотали его, так еще один из родственников старейшин запечатлел акт свершения богохульства. Измена их Богу — Аматэрасу-о-миками. Страшно любопытно кто на такое решился в его отсутсвие.
Но пойдем по порядку.
Таджима, как вернулся ночью, прибирал дом от пыли. Скопилось её немного, было заметно, что стабильно в полмесяца его жена наводила здесь порядок. Это позволило утром забрать сонную Касуми и спящего Мадару домой, растопить печь и прилечь на пару часов неспокойного сна.
Поздним утром он наладил гигиену, пообщался со скромницей-женой, напомнил сыну, что у него есть отец и так удивленно на него смотреть не стоит, а то пострадает лоб от щелбана.
За завтраком успел до отвращения точно рассмотреть собственное лицо, постаревшее лет на пять, в отражении зеленого чая. А перед нежеланным уходом из едва прогретого дома Касуми догнала его на пороге, закинула руки на плечи и притянула к себе, отпечатав робкий поцелуй в дрогнувший уголок губ.
Настроение улучшилось на половину дня, а мысли заняла красота жены и размышления в перерывах между документами о подарках, которые он может купить любимой и сыну.
Старейшины ходили как заведённые по его кабинету, отчего пол рядом с его столом обогатился горами из свитков. Когда он классифицировал всё и одну треть успел разобрать, на воспаленные глаза попали фигуры старейшин.
— Таджима-сама, люди ожидают того момента, когда смогут проститься со своими родственниками, — до зависти бодро и звонко говорили ему, а он с пустым хмыком понял, что сидел за столом сутки в компании бумаг.
— Погребальные ямы выкопаны, гробы уже расставлены, там же покоятся тела. Кувшин с водой стоит рядом, жрец храма прибудет через час, — раздался приглушенный голос женщины. Она следует традициям, а держать мертвых на Земле дольше положенного недопустимо.
Глава незаметно стиснул кулаки и кивнул. Уже всё подготовили, ему останется только вместе с жрецом распалить чёрное пламя Аматэрасу.
Сам жрец явился неспеша, мутными глазами водил по деревянным домам и смотрел на кроны деревьев, возвышающихся вокруг поселения. Поклонился Таджиме и завёл неизменный разговор: как часто он молится богине, приносит ли на алтарь в храме Учиха угощения, благодарит ли мать Солнца за оказанную помощь и уроки жизни.
Глава Учих сознался, что последние полгода посещать их храм он не мог, был на войне, и молиться получалось несколько раз в неделю (чему он тайно рад, но говорить это кому-то — ненужные косые взгляды).
Когда они так неспешно вышли к людям, привычная маска отрешённости стянула бледную кожу. Вдовы и их родственники со стороны мужей и со стороны жён вцепились в жреца больными взглядами. Шиноби, только ступившие на этот скользкий путь, ощутимо фонили тихой яростью и не отрывали взглядов от гробов.
Одна из дам взяла кувшин с водой окунула пальцы и, роняя крупные капли на землю, смочила губы мёртвому, туманно гипнотизируя его закрытые глаза, она и не заметила, как другая женщина подхватила сосуд, чтобы проделать тоже. Цепочка прервалась спустя двадцать минут, его каждый раз поражало то, что вода на губах не испарялась, а только лишь блёкло блестела.
Жрец встал на колени, люди плавно опустились, подражая служителю храма, взглядом мазнув по толпе, наткнулся на знакомый ёжик волос. Он и забыл, что утром отдавал приказ старейшинам привести на обряд Рай. Она стояла за спиной у толпы, преклоняться и не думала. Несфокусированный взгляд алых Шаринганов был в новинку, ребёнок будто смотрел сквозь пространство и время, не моргал, не двигался.
Жрец плавно возвёл руки к небу, заключая Солнце, восходящее в зенит, в вертикальные рамки из ладоней.
Ласковым светом окутай ушедших детей,
Не дай Бездне захлопнуть их души во мраке,
Мы лишь слабые слепки от силы твоей,
И её же с лихвой возвращаем в достатке.
Слова тянулись на певчий манер, руки тянулись выше и выше, народ же склонял головы, губы шептали слова. Дети повторяли за взрослыми, сминали эмоции гнева толкали в глотку, что аж першило, сипло хрипели слова, игнорируя слёзы как самый быстрый способ облегчить внутреннюю боль.
Кровь красна, горяча и стекает к земле,
Тело мерно всю жизнь выдыхает,
Возращается всё на места в этот день,
Сбереги их, Аматэрасу-о-миками.
Таджима тихо ртом выдохнул струйку воздуха.
Чернила растеклись в реальности, охватывая тела, жадно лизали деревянную кожу, онемевшие мышцы. Белые сухожилия серели и осыпались пеплом на скелете, в грудной клетке догорало сердце, срывалось пепловидным сгустком вниз и разбивалось в пыль о тела позвонков.
Взгляд на периферии заметил движение. Рай удивленно и с научным интересом изучала явление чёрного огня. На радужке монотонно вращались томоэ, пока ребенок щурился и вглядывался в горящую тьму. Усмехнулась чему-то своему, буркнула и ушла, не дожидаясь окончания обряда. То спокойствие и натуральная беззаботность в глубине души шокировала Таджиму. Стоит ей обернуться, увидит трупы и проявление божественной силы, а она смотрит на это как на легко решаемую задачу, трюк шарлатана.
Истинное проявление эгоизма. И он уже не сможет вырвать пренебрежение общественными интересами из девчонки никакими способами. Это дело её рук и только её.
***
Таджима сдерживал желание встать и уйти подальше от эпицентра того дурдома, что набирал обороты на его глазах. Самое отвратное, данная ситуация связана с Богами, обрядами и огнём.
Средний сын старейшины, Хару, полгода назад стал свидетелем измены Аматэрасу. Изменщиком оказалась непоседа Рай. Как поздно он узнаёт о том, что та с помощью некоторой торговли с привратниками тихо покидала пределы клана когда вздумается.
Шаринган всегда обличает правду, но у каждого она своя, имеет свои условности. После того как он увидел, что Рай делала со своей матерью, понимал, конфликта не избежать, хотя бы потому, что об этом знают старейшины и они пытались взять её под контроль в его отсутствие.
Жреца старейшины тащили чуть ли не за воротник, скидывали ему в уши мусорную свалку из слов. Проклинали ребенка на чём свет стоит.
Учиха перевёл глаза на Рай.
Что же ты будешь делать в такой ситуации?
***
Никакой личной жизни. За маленький обряд полгода назад она сейчас выслушивает от старейшин всё, что те так долго копили, пользуясь моментом её оплошности на все двести. Если бы не жрец, те бы её за волосы оттаскали и розгами высекли. Она видит, как у женщины руки тянутся в её сторону, а у мужчин всё напряжено.
Паренёк, сдавший её, как последняя мразь, вежливо поклонился и предусмотрительно ретировался. А она так поступить не может, эти гиены будут кружить везде и пытаться цапануть за зад. Таджима отстраненно наблюдает. Выступает в роли свидетеля и сдерживающего фактора как для старейшин, так и для Рай. Жрец, очевидно, не помощник, тот прислушается к старикам и сам же сверху накинет чего.
В сторону Богов и думать не хочется, она уже заглатывает по самые гланды.
— Неблагодарный мальчишка! Как ты только мог самовольничать?! — единственная женщина из старейшин всё же оказалась близко к её лицу и подняла за воротник в воздух на уровень своих глаз. По шее потекло знакомое тепло. Ребенок закатил глаза и тихо вздохнул. Ну, ожидаемо.
— Да вот повод подвернулся… — голова трещала, пытаясь намекнуть непрошибаемой хозяйке, что так долго выдерживать крик старых балахонов она не намеренна без последствий. Мигрень шагнёт в вены мозга и поселится без спроса, так еще и расширит всё, чтобы больно было, а студень мозг сожмётся и будет с усердием матери-панички тыкать на нервы и орать благим матом, что, блядь, неудобно нихуя, непозволительно тесно.
Ну не хотелось ей сейчас сраться с ними по этому поводу. Ей вообще не хочется про Богов говорить: один судил, другой ловил, а какая фантазия у Аматэрасу и думать не стоит.
Сейчас она ощущает себя столь адекватной, что хочется выйти. И уйти. Поспать, отдохнуть, привести себя в физический порядок.
В неприятную ныне реальность вернула сдобренная чакрой звонкая пощечина. Жрец сбоку неприлично выкатил глаза и передернулся всем телом, когда как шиноби даже не шевельнулись.
Рай не стала обращать на это внимание как и остальные, только повернула голову обратно и уныло вздохнула.
Да как же мне на это похуй.
Эффективнее было бы её щекоткой пытать, а не этими поглаживаниями по лицу. Жалко тут выглядит лишь эта тётка. Нормально всечь не может. Нормально всечь?
То как воодушивленно выпрямилась фигура ребёнка напрягло лишь главу, но не успел никто подоспеть, раздался сдавленный крик. Женщину согнуло, во рту волной прошлась горечь, по пищеводу пробралась рвота, которую невозможно было сдержать.
Удар в печень болезненный и неприятный по последствиям. Женщина находилась в шоке и на глазах бледнела лицом, мужчины додумались подойти и оказать ей медицинскую помощь. И пока она боролась за руль со своим мозгом, протянула указательный палец в сторону Рай и что-то гневное болезненно мычала.
Когда старые балахоны вынесли свою подружайку из кабинета, жаль, что не вперёд ногами, Рай улыбнулась и завела руки за спину, смыкая пальцы в замок, стала перекатывасться с носка на пятки.
— Обязательно было это делать? — Таджима недовольно заломил брови, даже не стараясь воззвать к совести этого ребёнка.
Она лишь шире улыбнулась и мягко покачивалась взад-вперёд.
— Убрала отвлекающие факторы, теперь ты мне сразу выскажешь, что нужно делать, а я исполню.
Нехарактерный для Таджимы всплеск чакры сбил сенсорику и мысли Рай. Злая решимость обещала вытереть об неё ноги и выбить ответы.
Терпелка кончилась, время
учиховского возмездия.
