В доме на другой стороне улицы

      Грейнджер пристыженно молчала и прятала глаза — и Драко вовсе не собирался ей помогать. Он ждал раскаяния, извинений — хоть чего нибудь! — но вместо этого она достала его палочку и снова проверила её Приори Инкантатем. Ровно с тем же результатом, что и — неделю? вечность? — назад.       — Ну, во всяком случае, у тебя есть алиби, — она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла натянутой и кривой.       — О, превосходно! — саркастично усмехнулся он. — Я безмерно счастлив! Теперь мы снова все забудем и сделаем вид, что все в порядке, до следующего раза?       — Послушай, прости, — Драко показалось, что он ослышался. Она извиняется? В самом деле?.. — Напали на Джастина… Он мне небезразличен, понимаешь? Конечно, мне не наплевать на других, и все это ужасно — и смерть Фэйрфакса, и Гранта, но… Это другое. Когда ты сидишь в больнице и не знаешь, какие новости услышишь — это просто сводит с ума. И потом, когда он сказал, что видел тебя…       — Что, так и сказал? Что его чуть не убил Малфой? — не сдержавшись, раздраженно перебил он.       — Нет, он… Узнал в нем того человека, что интересовался Фэйрфаксом у привет-ведьмы Мунго в утро его убийства. А мы оба знаем, что это был ты.       — Мы оба вроде как знаем, что я был там не в то утро, — позволил себе напомнить Драко. Раздражение и злость все еще кипели в нем, но огонь начал угасать. По всей видимости, пока она пекла для него пирог, забросив в дальний угол — непременно затянутый паутиной — кольцо этого идиота, сам идиот неосторожно подставился под нападение. Что ж, это и в самом деле могло выбить из колеи кого угодно. Особенно такого совестливого человека, как Грейнджер. — Как я понимаю, ты подумала, что я все это время ловко водил тебя за нос, и решила придушить меня собственными руками? — уточнил на всякий случай он.       Грейнджер вздрогнула.       — Ты легилимент?!       — Нет, что ты, — мягко усмехнулся Драко. Большого ума, на самом-то деле, не требовалось, чтобы догадаться. Но она слишком привыкла общаться с идиотами. — Для этого нужен природный талант, которого у меня нет. Просто у тебя было такое лицо, как будто ты в самом деле хотела меня убить. Знаешь, у меня есть некоторый опыт… на этот счет. Догадаться нетрудно.       Она замолчала, переваривая информацию.       — Значит, Мередит — твой друг?..       Какое потрясающее нахальство! Драко едва не расхохотался ей в лицо.       — О нет, Грейнджер! Мы не будем играть в эту игру.       — В какую еще игру? — непонимающе нахмурилась она.       — Вот в эту. Когда ты сначала приставляешь палочку к моему горлу, а потом мы мило пьем кофе и обсуждаем секретики, которые ты вытянула из моей знакомой под заклятием болтливости — до следующего раза. Я сделал все, что мог, Грейнджер. Я отдал тебе свою палочку, чтобы ты её проверила. Я глотал гребанный Веритасерум. Я ни разу не обманул тебя и отвечал на твои вопросы, на все! Даже самые бестактные. Если после этого ты мне не веришь — точнее, веришь только потому, что доверяешь словам Мередит, но не моим — больше я ничего сделать не могу. Завтра отыщутся новые улики и новые доказательства, которым всегда можно найти объяснения — и эти объяснения всегда будут не в мою пользу. Потому что я тот, кто я есть. Точнее, тот, кем я был — ведь того, кем я стал, ты предпочитаешь упорно не замечать.       — Я замечаю… — прошептала Грейнджер и виновато закусила губу. Он заставил себя не смотреть.       — Так вот, я не Скай — это ему до безумия нравятся американские горки, он просто в восторге от них! Эти резкие подъемы, спуски, виражи!.. Я слишком стар для этого дерьма. Я хочу определенности и предсказуемости — скучной, неинтересной стабильности, понимаешь? Поэтому решай: либо ты мне веришь, по-настоящему веришь, так, как только ты умеешь верить. И несмотря ни на что, что бы ни произошло, что бы ни случилось — ты будешь на моей стороне. Либо к черту, отведи меня в аврорат, и пусть они разбираются. Зато я наконец перестану каждую минуту своей жизни ждать, что за мной придут.       — Но… как же Скай?..       — За Скаем присмотрит Мередит. А если все это затянется — заберет к себе, я вчера оформил все необходимые бумаги, чтобы не было проблем с билетами и прочим. Я не успел обсудить это с ней, надеялся, что не понадобится, но она не откажет. Вот только отойдет от твоего Конфундуса.       Он не кривил душой и не лукавил — ни на секунду. Не знай он Грейнджер, может быть, в душе его и мелькнул бы соблазн обрисовать перспективы помрачнее, чтобы воззвать к её человеколюбию и сыграть на извечном сочувствии к слабым и угнетенным. Но Драко знал точно: с ней это не сработает. Только не с праведницей Грейнджер, которая готова перекрутить и вывернуть наизнанку любые правила и принципы ради того, что считает правильным она сама. И, если она не считает правильным его, их, это эфемерное, едва различимое миражом на горизонте «мы» — ничего не выйдет. Падение из розового тумана на грешную землю далось ему слишком болезненно, чтобы рискнуть хоть раз повторить, без гарантий и страховки. Хватит уже, налетался. И теперь он ничего не хотел так сильно, как определенности. И предельной, кристально чистой ясности.       Однако минуты шли — а она молчала. Отводила глаза, кусала губы, нервно сжимала тонкие пальцы. Недоброе предчувствие стремительно укреплялось, просачивалось в кровь, обживалось в нем, превращаясь в уверенность. Еще совсем недавно Драко казалось, что он готов, на самом деле готов к любому ответу. Но сейчас почему-то стало так больно, что хотелось плакать.       — Все ясно, — усмехнулся он через силу. Не сейчас, не при ней, никогда! Не дождется. — С твоего позволения, я поговорю с Мередит и попрощаюсь со Скаем. Это не займет много времени. В любом случае, моя палочка у тебя.       — Нет, постой!..       Он замер, не смея дышать.       — Ты прав. Я должна решить.       Она глубоко вдохнула — плечи плавно поднялись, затем опустились, — а потом взглянула ему прямо в глаза. Прямо, честно, решительно — примерно такой же взгляд у неё был перед тем, как влепить ему пощечину на третьем курсе. Драко мужественно подавил в себе желание зажмуриться: слишком многое стояло на кону, и, если уж ему суждено проиграть, делать это стоило с высоко поднятой головой.       — Я решила. Я тебе верю. И буду верить, что бы ни случилось.       Казалось, вот теперь можно было и вдохнуть — но треклятые легкие, кажется, напрочь забыли, как это делается. Возможно, и к лучшему: кто знает, может, достаточно тихого вздоха, легкого взмаха крыла бабочки, чтобы эта странная, неправдоподобная реальность пошла трещинами и рассыпалась в прах?.. Драко тревожно всматривался в её лицо, отчаянно ища признаки, мельчайшие симптомы — лукавая искра в глазах, подергивающийся уголок губ — того, что иллюзия вот-вот сломается, рухнет, как карточный домик. Она рассмеется: «Ты что, решил, что я всерьез? Что я на самом деле поверю такому, как ты?!»       Но Гермиона не смеялась. Она продолжала смотреть на него — серьезно и все так же решительно. Как будто переступила черту, самую важную в жизни — и не намерена отступать. Теперь дело было за ним — и так хотелось, так страшно было поверить!.. Довериться. Снова.       Что ж. В эту игру играют вдвоем, верно?       — Хочешь кофе? — облизнув вмиг пересохшие губы, спросил он. И боже, как же жалко это прозвучало!.. — У меня еще остался замечательный яблочный пирог…       И вот теперь она улыбнулась — так ярко, так солнечно, что, совершенно вопреки намерениям Драко, в его памяти всплыли все те банальнейшие до оскомины, вычурные до вульгарности, велеречивые описания женских улыбок, что только встречались в переводимых им романах. Её улыбка согрела его промерзшую душу? Да, тысячу раз да! Сделала его счастливейшим из смертных? Боже, разве могло быть иначе?.. Он готов был схватить её в объятия и закружить в том пошлейшем порыве, что кажется таким натужным в романтических фильмах, но в реальной жизни, как оказалось, рождается где-то глубоко внутри и неудержимо рвется наружу сквозь все преграды здравого смысла — но не посмел. Вместо этого Драко сдержанным, отточенно галантным жестом распахнул наконец чертову дверь и пригласил Гермиону войти.       — Это правда, что ты не хотел делиться пирогом с Мередит? — бросив на него лукавый взгляд из-под ресниц, спросила она.       — Абсолютная, — признался он. В самом деле, Мередит рассказала столько всего, чего можно смущаться. Пирог, право слово — меньшее из зол. Внезапно Драко пришло в голову, что, если бы он сам был более откровенен с Гермионой, у неё не было бы нужды выспрашивать. — Но я слишком многим ей обязан. Мередит приютила нас со Скаем в тот момент, когда я понятия не имел, что делать. И помогла сориентироваться в этом мире и хоть как-то встать на ноги. Впрочем, это ты уже, наверное, поняла. Правда, о многом она не помнит, но… Я помню.       — А еще ты ей нравишься, — некстати напомнила Гермиона.       — Боже, надеюсь, она забудет о том, что наговорила, иначе всем будет крайне неловко, — он страдальчески закатил глаза. — Тем более, что у неё есть какой-то Боб.       — Если нет — я помогу, — пообещала она. — Но, думаю, это не понадобится. У меня, знаешь, неплохо выходит заклятие Конфундус.       — Кто бы сомневался, — пробормотал он. И все же стоило внести ясность. Драко хотелось верить, что она и сама все понимает, но на всякий случай… — Надеюсь, ты понимаешь, что все это — не предмет для шуточек? Ты заколдовала Мередит, и она рассказала тебе гораздо больше, чем нужно, но она…       — Не надо, Драко, — Гермиона выставила вперед ладошку, остановив его. — Конечно, я все понимаю. Мередит замечательная, и я вовсе не собиралась над ней шутить.       На душе стало легче — хотя, казалось бы, куда уже? Драко отнюдь не был наивен — будущее вовсе не казалось ему прекрасным и безоблачным. Он слишком хорошо помнил о проклятии и двух убийствах, к которому, если он все правильно понял, нынче добавилось еще и покушение. Да на кого?! По всей видимости, на дарителя того ужасного безвкусного кольца с дурацким, по его скромному мнению, именем «Джастин». Что-то подсказывало, что в текущих обстоятельствах Гермиона вряд ли запустит этим кольцом в его, несомненно, наглую, хоть и помятую — в глубине души Драко на это надеялся — рожу. А если и успела запустить вчера, то сегодня наверняка сжалится над бестолковым страдальцем и возьмет мерзкое украшение обратно. Но, несмотря на все эти, безусловно, безрадостные обстоятельства, душу согревала небывалая уверенность в том, что все будет хорошо. Что бы ни случилось, ни ждало их в будущем, через что бы ни пришлось им пройти — в конце концов, в том самом финале, за которым следуют неизменные шесть букв на черном фоне, все. Будет. Хорошо. Драко позволил себе погрузиться в это благостное, но преходящее — это он понимал прекрасно — ощущение, но был безжалостно вырван из него даже раньше, чем ожидал.       — У тебя есть враги?       Отличный вопрос. У кого, скажите пожалуйста, их нет? Особенно, если твоя фамилия — Малфой.       — Наверняка, — он небрежно пожал плечами. — На самом деле проще перечислить тех, кто настроен ко мне доброжелательно — и то, вряд ли этот список получится очень длинным.       — Ты имеешь в виду то, что происходило во время войны? — осторожно уточнила Гермиона. — Я не думаю, что стоит брать это в расчет. Ты тогда никого не убил, даже существенного вреда никому не причинил…       Ох, как же ему не хотелось затрагивать эту неприятную тему!.. Но, видимо, придется.       — Белл получила проклятие. Отравил Уизли. Провел Пожирателей в Хогвартс, в результате чего Дамблдор был убит, а старший брат Уизела был ранен оборотнем, — на этом моменте её глаза удивленно округлились, но это вызвало лишь горькую усмешку. Разве мог он не узнать?.. — Да, я сбежал, но это не значит, что я не знаю, что натворил. По моей вине погиб Крэбб…       — Крэбб сам создал Адское пламя! — горячо возразила она.       — Он вообще не оказался бы там, если бы не я, — со вздохом озвучил он неприятную правду.       «А еще я был в мэноре, когда вас поймали егеря. Когда тебя пытала Белла, а Сивый смотрел на это и плотоядно ухмылялся, предвкушая, что потом наступит его очередь — я был там. И, Салазар, я убил бы тебя — богом клянусь, убил бы, лишь бы ты ему не досталась. Вот только на то, чтобы спасти тебя по-настоящему оказался не способен. Я мог только помочь тебе умереть; жива ты благодаря домовому эльфу и своим друзьям, но не мне.»       Слова этой маленькой речи всплыли в мозгу сами собой — они давно уже жили там, дожидаясь своего часа. И все же проговорить их вслух Драко не решился — не самое подходящее признание для той, кто только что доверился ему целиком и полностью.       — Едва ли кто-то из них решил тебе мстить спустя столько лет, — проронила Гермиона, и он нехотя вернулся к теме их разговора, чтобы его закончить.       — Кто знает?.. Так ты будешь пирог? Или, может, что-то посущественнее?       Она украдкой бросила смущенный взгляд сначала на холодильник, потом на него.       — Я бы поела. Совсем из головы вылетело, знаешь…       Драко усмехнулся. Эту черту её теперешней жизни он подметил давно. В Хогвартсе Гермиона почти никогда не пропускала завтраков, обедов и ужинов в Большом зале, но сейчас, когда ей самой нужно было заботиться о том, чтобы вовремя поесть, про такие мелочи она регулярно забывала. Особенно часто, насколько он мог судить, страдали завтраки — но, возможно, и в остальном дела обстояли так же прискорбно. Проглотив очередную шпильку в адрес её недопарня, который не способен позаботиться о ней даже в такой малости, он поинтересовался:       — Есть тушеная говядина с овощами. Будешь?       — Буду. Ты такой хозяйственный, кто бы мог подумать!..       — Издеваешься? — подозрительно прищурился Драко.       — Восхищаюсь! — тут же запротестовала Гермиона, и для большей убедительности энергично кивнула. — Честное слово!       — Ну допустим…       Это было приятно — к чему отрицать?.. Его никогда не учили готовить, боже, да до своих двадцати лет он даже не задумывался, откуда берется еда. Для этого существовали домовые эльфы и, хотя в детстве он часто тайком пробирался на кухню, чтобы понаблюдать за царящей там суетой и получить пару лишних печений, с годами Драко научился относиться к этому, как и ко всем прочим домашним хлопотам: с надлежащим его положению пренебрежением.       Это быстро прошло, когда он оказался один, вдали от своего дома, сервированного в столовой стола и кухни, кишащей домовиками. Мередит, добрая душа, конечно, подобрала его, но обслуживать еще одного взрослого мужчину не собиралась, так что ему пришлось в крайне сжатые сроки учиться мыть посуду, стирать, убирать за собой — и готовить. Готовить, кстати, оказалось проще всего: чем-то напоминало зельеварение, делай все по рецепту — и наслаждайся заслуженным результатом. Или не наслаждайся, а стыдливо выбрасывай результат в мусорку — тут уж как повезет. Сложнее всего было освоить тесто и блюда из мяса, но сейчас, глядя, с каким аппетитом Гермиона уминает приготовленную им еду, Драко не жалел ни об одной потраченной на это минуте.       — А что насчет Астории? — вдруг спросила она, расправившись с рагу.       — А что насчет Астории? — не понял он. Переход был слишком резким, Драко не поспевал за ходом её мысли.       — Ты фактически забрал у неё сына, — бросив на него полный упрека взгляд, пояснила Гермиона. — Не могло быть так, что она захотела отомстить?..       — Это не очень-то конструктивно, — подумав, возразил он. — Если бы Скай был ей нужен, проще было прийти ко мне и хотя бы попробовать договориться.       — Но если она не знает, где тебя искать? А сейчас за дело возьмется аврорат, и, рано или поздно найдут…       — Но волосы для Оборотного этот убийца как-то нашел ведь, — не согласился Драко. Все ведь было наоборот: его сначала нашли, влезли в его дом, а только потом начались убийства. — И вообще, я не думаю, что Астория способна на такое. Она хороший человек.       Не то чтобы он был абсолютно уверен, что определение «хороший человек» в точности соответствует контексту. Но что Драко знал твердо — так это то, что Астория, воспитанная в строгих традициях истинно чистокровной семьи, не обладала и каплей предприимчивости, чтобы затеять что-то большее, нежели переговоры через своего представителя или же, в самом крайнем случае, личная переписка. Проникновение на территорию частной собственности? Похищение личных вещей? Это было далеко за гранью её миропонимания. Не говоря уже о такой вопиющей пошлости, как убийство, да еще своими руками. Вот только Гермионе объяснить все это будет, пожалуй, трудновато…       Он сварил еще одну порцию кофе — и придвинул кружку ей, забрав себе предыдущую, с давно остывшим варевом. Нарезал пирог — то, что от него осталось. И, несмотря на то, что Гермиона упрямо отказывалась свернуть на какую-нибудь отвлеченную, мирную тему, которая гораздо больше соответствовала бы атмосфере уютного кофепития, они вполне неплохо провели следующие полчаса, неспешно перебирая знакомых им волшебников в поисках того, кто мог бы иметь на него зуб. Драко не видел в этом никакого смысла — их догадки больше напоминали подбрасывание костей в расчете на чистую удачу или гадание на чаинках, чем настоящее расследование, но, если ей так спокойнее — кто он такой, чтобы возражать?..       — Пааап! А скоро будет обед? — донеслось вдруг со стороны лестницы, и через секунду в кухню влетел Скай. За ним тихо вошла Мередит. — Ой, мисс Гермиона! А я не знал, что вы здесь! Вы же останетесь на обед, правда?       — Нет, спасибо большое, — улыбнулась ему Гермиона, бросив виноватый взгляд на притихшую Мередит. — Мне уже пора уходить.       — Понятно, — настроение Ская явно упало на пару делений, но он почти сразу же воспрял духом и выложил непобиваемый, как ему казалось, козырь: — А у нас есть пирог! Яблочный! Очень вкусный!       — Спасибо, — вежливо кивнула она, стараясь не рассмеяться, — я уже пробовала. Тебе он понравился?       — Да, очень!       — Ну вот и славно. Мне правда надо идти…       — Скай, пойдем еще раз сыграем? — раздался непривычно робкий голос Мередит. — Может, в этот раз у меня получится лучше…       Драко стало до ужаса неловко. Чары Гермионы, возможно, и заставили её забыть о недавних откровениях, но прошлую ночь-то она помнила прекрасно. Неудивительно, что теперь Мередит чувствовала себя неловко — а ведь именно этого он и боялся!..       — Не уходите! — воскликнул он. — Я провожу Гермиону и будем обедать. Хорошо?..       Он улыбнулся ей, и постарался вложить в эту улыбку все очарование, на какое только был способен — и с облегчением увидел, как на лице Мередит расцветает сперва несмелая, но с каждым мгновением все более теплая улыбка в ответ.