Давай будем трахаться, но не влюбляться

— Тише, — шепчет Ринчин, поглаживая Айхана по спине, — Тише, мин алмаас, тише. Якутск тихо скулит, сжимается сильно — почти до боли, стискивает кулаки, утыкаясь носом в плечо Улан-Удэ. — Выключи, — просит он, судорожно втягивая воздух через зубы, — Выключи, пожалуйста, я больше не могу. Ринчин бережно зарывает пальцы правой руки в чужую встрепанную и влажную от пота шевелюру, а левой скользит вниз по выступающему позвоночнику, прямо до растянутого, чуть сухватого — маловато он в этот раз смазки взял — ануса. Шнурок провода, прикрепленный к внутренней поверхности бедра, находится сразу и Ринчин чуть дёргает за него, вызывая сиплый стон Айхана и дрожь собственных бедер. Чтобы притушить всколыхнувшеийся огонь нестерпимого желания приходится напрячься изо всех сил. Вибрация, сопровождавшая весь их… сеанс, вдруг затянула, заставив закатить глаза и пару раз толкнуться навстречу жару чужого тела. — Рин-Ах! Айхан крупно вздрагивает, царапая короткими ногтями плечи Ринчина, мычит, пачкая слюной подбородок и щеки: — Вы… Выключи… Хватит, пожалуйста… Ринчин стискивает его в объятиях крепко-крепко, проталкиваясь глубоко. Жмурится до кругов перед глазами и, собрав волю в кулак говорит: — Тише, мой хороший… Мы уже почти все. Уже почти. На часах таймера горят, отсчитываясь, полчаса. Серым горят девяносто прошедших минут. Они обязательно справятся с этим, потому что терпение — благодетель. Он прибавляет вибрации.