Давай будем трахаться, но не влюбляться

Саша запрокидывает голову и позорно высоко — куда же делся его баритон? — стонет. Удовольствие жидким пламенем растекается по позвоночнику, пульсирующе выделяясь откуда-то из копчика. Мария Юрьевна под ним выгибается, сжимаясь вокруг сильно и влажно, коротко выдыхает, впитывая волны Сашиного жара, а потом, когда Романова чуть отпускает, заправляет за ухо выбившиеся из прически пряди и бархатно смеётся, поводя округлым плечиком. — Хорошо Вам, Александр Петрович? — спрашивает она, смотря на Сашу из-под полуопущенных ресниц. Мягкие волосы шёлком рассыпаются по кровати и Саша, не удержавшись на ослабевших вдруг руках, наваливается на наставницу сверху. Последние искры удовольствия гаснут в его сознании, заменяясь острым чувством стыда. — Простите, — шепчет он, пламенея щеками, — Я, право слово, не знаю, как так вышло, я… Мария Юрьевна под ним ёрзает, высвобождая руки, а потом, обхватив пальцами его подбородок, заставляет посмотреть себе в глаза. Саша жмурится. Ему стыдно. Пусть и первый раз, но вот так закончить, не то что не доставив удовольствия даме, а даже едва начав… Какой позор. Он ведь по-другому себе все это представлял. Как первое их, по-настоящему правильное соединение, как ночь страсти, как нечто совершенно особенное, что и ему, и Марии Юрьевне — Мари в их исписанными признаниями письмах, — запомнится навсегда. «Да уж,» — думает он, неловко отстраняя бёдра и выходя из наставницы, — «Теперь точно запомнится. Никогда ведь у златоглавой Москвы не было любовника более неумелого, чем Столица Российской Империи. Такое диво сложно забыть. Демоны бы драли его девственность и желание сохранить себя для одной единственной. Уж лучше бы с девками дворовыми переспал, чем так…» — Саша, — шепчет Мария Юрьевна ему прямо в губы, — Взгляни на меня. Голос у неё нежный, а объятия такие тёплые, что у Александра ком к горлу подкатывает. Не расплакаться бы от неловкости и переполняющих чувств. Он медленно открывает глаза, тут же натыкаясь на спокойный тёмный взгляд. — Не переживай, — продолжает Мария Юрьевна, а потом коротко целует его в уголок губ, — Все хорошо. Ты все хорошо сделал. Саша противится. — Но ведь вы не!.. — начинает он, но Мария Юрьевна его перебивает, прижимаясь своими губами к его. Язык её влажно лижет Сашины губы, заставляя проглотить возражения. — Ночь впереди длинная, — говорит она, отстраняясь. — Я тебя научу. Приподнимись. Не ожидая возражений, она давит ему на плечо и выскальзывает из объятий, укладываясь рядом на бок. Говорит спокойно: — Смотри внимательно. А потом ведёт тонкими пальцами по шее, ключицам, груди, подцепляя ноготками розовые соски и кружа у каждого, чуть придавливая ореолы, потом спускается на живот и ниже, ниже, пока не запутывается в коротких светлых волосках на лобке. Довольный вздох её отдается у Саши в паху и он тяжело сглатывает вязкую слюну. — Могу я… Поближе? — спрашивает он, наклоняясь к чужому пахнущему мускусом телу. Мария Юрьевна ему не отвечает сллвестно — только раскрывает ноги шире, обнажая взгляду розовую нежную кожу, лепестками сходящуюся вокруг отверстия, из которого, подгоняемый сокращающимися мышцами, вытекает мутноватое Сашино семя. Пальцы размазывают его по всей поверхности кожи, заставляя ее блестеть и Саша не сдерживается, — сам прикосается к ней, аккуратно оглаживая там, где Мария Юрьевна только-только себя касалась. — Да — шепчет она, подаваясь бедрами к несмелым Сашиным движениям, — Все правильно, Сашенька, вот так… Ах! У Саши в ушах звенит и он снова гладит там, выше, где, кажется, проступает какой-то бугорок. Мария Юрьевна раздвигает ноги шире и запускает пальцы ему в волосы направляя к своим губам. Поцелуй выходит сладко-солёным, полным страсти и прикосновений языков. — Продолжай, Саша, — шепчет она, прикусывая собственные губы. — Сначала руками, а в следующий раз — губами. И языком. Ты ведь отлично им владеешь. Саша судорожно кивает, припадая губам к чужой белой шее. Языки, что французский, что турецкий, что шведский, он действительно знает хорошо, так что научиться орудовать своим он сможет без труда. Особенно, когда у него есть такой хороший учитель.