Words like violence Break the silence Come crashing in Into my little world Painful to me Pierce right through me Can't you understand? Oh, my little girl
Мягкие, гладкие детские волосы поглаживает отцовская рука, та же, что через мгновение потащит ее через коридор.Vows are spoken To be broken Feelings are intense Words are trivial Pleasures remain So does the pain Words are meaningless And forgettable All I ever wanted All I ever needed Is here in my arms Words are very unnecessary They can only do harm
Любящие отцовские глаза, отражающиеся светом, через одну стопку блекнут безумием.All I ever wanted All I ever needed Is here in my arms Words are very unnecessary They can only do harm
Хрупкое сердце наивной девочки колко треснуло и неизбежно осыпалось мелкими осколками — такими же острыми как и те, что вспороли горло Майклу Боу. Лора отчаянно нуждалась в поддержке, но осознавала, что никто не сможет помочь… Глаза предательски подкинули образ крепкого мужчины в солидном костюме, вечно прикуривающего табак. Ведь разве Реджи сможет помочь…***
Это был на удивление солнечный день, несмотря на чрезвычайно горестное событие. Рыхлая вспаханная земля, ныне обволакивающая мертвеца, тускло блестела насыщенной серой, напоминая, что все цвета радуги в конце концов будут заменены блеклой темнотой деревянного гроба. Старый священник, чей подол черного платья небрежно раскачивался на легком ветру, тихо шептал иссохшими губами привычную молитву. Вокруг царила мертвая тишина. Возле пастыря, к сожалению, стояли поступки, но не творения покойного. И если душу усопшего успокаивают рыдания и страдальческие стоны близких, то здесь молчание душило мертвеца. Так что же значит жить? Жить, верно, надобно так, чтобы даже после смерти ты продолжал жить в детях, чтобы каждый отчеканенный удар сердцебиения хранил память о тебе. Но есть люди, прожившие, проклиная дар божий, усугубляя свое существование, заканчивая жизнь в одиночестве и пучине горя. Так отправился в свой последний путь Майкл Боу. Он был окружен своими поступками, но не детьми.***
— Здравствуй, Лилия. — Что такое, Лора, ты все время звонишь с будки? — обеспокоенно поинтересовалась девушка. В прошлый раз звонок подруги ни к чему хорошему не привёл. — Мне плохо, — голос предательски дрогнул, Боу прижала ладонь к губам. — Что случилось? — Могу я к тебе приехать? — жалобно произнесла Лора. — Мои двери всегда открыты для тебя, что бы ни случилось — я поддержу. Лора прислонилась спиной к стеклянной стенке и зажмурилась, прикусила до боли губу, глаза намокли. Не сумев удержать плачущий стон, она, дрогнувшим голосом поблагодарив собеседницу, бросила трубку. Руки по привычке потянулись к лицу, на минуту задержавшись они прошлись по гладким волосам. Как же гадко было на душе, но не от того, что ей приходится переживать тяжелую утрату. Лора плавной походкой вышла из телефонной будки, а на лице ее застыл холод. Дело есть дело — оно должно быть раскрыто. Неважно, каким образом.***
Рука аккуратно преподнесла ко рту позолоченную кружку ароматного чая, порождающего умиротворение. Копошение в мыслях не помогало делу, также как и принятые меры светловолосой Лилии, пытавшейся утешить подругу. Не прошло и минуты, как Лора вошла с порога, тут же хозяйка дома кинулась на нее с объятиями и, гладя по плечам, усадила в кресло. Подав чаю, она выжидательно закусывала конфетами, терпеливо ожидая, когда Лора откроется. Стук упрямых стрелок часов с каждой секундой все сильнее и сильнее давил на совесть, потопляемую любопытностью. Вздрогнув, гостья положила на журнальный столик чашку с блюдцем. Также естественно вздохнув, Лора начала после вступительной паузы: — Отца больше нет. — К горлу подступил ком, глаза часто заморгали, сидевшая напротив Лилия протянула подруге руки. Сжав в теплых ладошках чужие, она всем своим видом выражала глубокое сочувствие, излучаемое ее светлыми омутами — это было именно то, что сейчас было нужно. Ах, если бы только Лора знала обратную сторону картины… — Бедная Лора, ты так и не дождалась от него хорошего… — Нет, он не изменился, — одинокая слеза скатилась по бледной щеке, вызывая бурю в животе. Тараканы мельтешили взад-вперед, пронизывая каждую клеточку души, побуждая съежиться от ощущений. — Тебе больно? Боль… как же давно Лора не испытывала ее, что действительно поверила в то, что непроницаема, словно ограждена защитной пленкой вокруг ранимого сердца, затаившего обиду на весь свет. Больно ли от того осознания, что ее родной отец не смог оправдать ожидания, ни разу не извинился за свои поступки и колкие слова, сказанные во время пьянки? Уголок губ нервно дрогнул. Как же страшно допускать возможность того, что сущность ее зачерствела, а тело неизбежно затвердело, холодный разум, который не позволял ей впадать в отчаянье и вкусить боли. Да, возможно, на момент лицезрения окровавленного отца сердце екнуло, но не более того. Он сам сделал свой выбор, дело Лоры — наплевать как можно глубже и, если получится, то и на его могилу тоже. — Обидно, я тоскую, мне действительно жаль его, — ложь, преисполненная страдальческими гримасами, по обыкновению сорвалась с языка, но вялые глаза не могли смотреть на такую наивную и доверчивую Лилию и упрямо глядели вниз. — Сменим тему, — Хэнкс с призывом кивнула. — Мы давно не общались, чего нового происходит в твоей жизни? — Я заканчиваю медицинский, мое сердце занято возлюбленным, которого я в жизни больше никогда не увижу… — Любишь ты драматизировать. — Гостья по обыкновению закатила глаза — помнится даже в детстве Лилия любила преувеличивать, но что бы то ни было Лора никогда не умела выслушивать сердечные проблемы. — Жаль, что это правда, — словно зная о том, кто сидит перед ней, Лилия не зациклилась на теме. — А еще я надеюсь устроиться в клинике. — А что же твой брат? Он так и не отучился? — Генри … — светловолосая девушка, словно собираясь с духом, забегала глазами по квартире, — не люблю говорить о нем. — Что случилось? Он обидел тебя? Лора Боу еще никогда не была так уверена в чем-то. А именно в том, что она сейчас получит заветный, недостающий пазл картинки. — Нет, он… мой брат уже давно не живет дома. — Ты о чем? — Дело в том, что… Генри выкрал огромную сумму у отца и продул ее. — Боже!.. — наигранно прикрыла рот гостья. — Да, это ужасно, отец выгнал брата, сказал, чтоб не возвращался без денег, — апатично заявила Лилия. По тому, как светловолосая Лилия сжала губы, можно было уловить, что разговор дается ей с трудом, но все же для гостьи этого повода было недостаточно. Она намеревалась выяснить все, что судьба ей преподнесет, поэтому с поддельным пониманием кивнула. Впрочем, Лилию хватило только на минут пять. — Но, честно говоря, дома без него как-то грустно… — Наверное, все мы испытываем потерянность, когда кого-то рядом не хватает. Того, кто постоянно был с тобой и неосознанно являлся твоей опорой. Ухватившись за незаурядное высказывание подруги, Лилия продолжила говорить о своем, о чем — Лора уже не слушала, задумавшись о Стюарте. Интересно, скучает ли он по ней? Изменился ли шаткий братец, смог ли преодолеть многолетнюю зависимость и самое важное — можно ли ему верить? Точнее, хочет ли Лора довериться брату? Ответ, увы, очевиден. Ведь она так и не решилась присутствовать на похоронах отца, не удостоилась спросить о чувствах, а то и поддержать Стюарта. Напоследок узнав все, что ей требовалось, испив до дна рассказов подруги, и рассмотрев уютный дом Хэнксов, Лора распрощалась. Дверь за ней захлопнули так, что висевшее на крючке серое пальто свалилось на пол.***
Реджи упрямо ожидал возвращение Лоры, свято веря в то, что он не единственный, кто почувствовал искру между ними. И он ждал. Ждал день, два, три, четыре… неделю, но ее все не было. Как нельзя кстати и власти накинулись на мужчину — на Реджи висел приговор полгода тюрьмы, хоть его исполнение было отложено до слушания аппеляции, который справедливый суд отклонил. Все чертовски идеально складывается! Наутро следующего дня он должен был сдаться властям. В тот же вечер, как он узнал о решении суда, обозленный на весь свет Реджи чуть ли не разодрал глотку от злобных криков. Столько всего было запланировано на эти долбанные шесть месяцев. Единственное, что могло его успокоить — прогулка наедине. Крэй брел по улицам в поисках утешения в ночи, когда заприметил знакомую фигуру под одним и тем же фонарем, хоть тусклый свет, окружаемый мелкими насекомыми, и мигал, Реджи смог узнать Лору. Странно было видеть ее тут: она так и не показывалась на глаза после свидания. Ни писем, ни звонков, ничего. Лора даже не объяснила, не сказала, почему ушла. Стоило спросить ее, почему, что он и сделал, сначала лукаво предложив сигарету в надежде заинтересовать ее, но увы — та сидела, отреченно глядя вперед. Свет погас, она даже и глазом не моргнула, веяло от нее тяжелой волной горя, и все движения казались рваными, не похожими на его Лору. Решился мужчина начать беседу только после долгой угнетающей тишины и то, что он услышал никак не сочеталось с его ожиданиями. Неужели помер возлюбленный или тайный предмет симпатии? Кто же он был, раз она так потеряна? Тем не менее, бой он этот проиграл, раз Лора не захотела даже делиться с ним лично своей бедой. Раз она бессловесно исчезла из его жизни, значит, он и не стоил в ее жизни ничего, и возможно потому она молчит, делая вид, что не знает его. Самоотверженная дедукция почему-то не успокоила, а напротив — разогрела в нем обиду и горе.***
В последний раз выпив чаю у матери, Реджи вошел в свою комнату, прощаясь с этим спокойным пристанищем на время. Подойдя к старому шкафу из красного дерева, он усек, что намеревается войти в эту темницу красиво и уйти, так сказать, по-английски. Аккуратно сняв синий пиджак с вешалки, он его, даже не проверив, чей он. Забавная фишка близнецов. Поправив воротник перед зеркалом, Реджи похлопал себя по карманам и неожиданно для себя заметил, что в левом что-то есть. Реджи нахмурил брови. Вынул содержимое кармана, он застал небрежно скомканную бумажку. Лениво раскрыв ее, он прошелся по строчкам, а позже не поверил своим глазам. Это была записка от Лоры… «Добрый день, мистер Реджинальд и Рональд Крэй. Приношу извинения за то, что оставляю записку, не говоря лично. По стечению семейных обстоятельств, а именно похорон отца, я вынуждена уйти на выходной. Если я не явлюсь до вторника следующей недели — считайте, что я не вернусь. С уважением, Флоренс Боу.» Неверяще перечитав текст во второй раз, Реджи медленно нахмурил брови. Он не мог, сам того не зная, запихнуть записку себе в карман, ясно одно — это костюм Ронни. Зачем брату могло понадобиться скрыть записки от него? Мужчина швырнул бумагу в окно и громко выругался. Ярость закипала в венах, и Реджи сжал кулаки, впиваясь ногтями в кожу. Значит, все это время… все это чертово время он думал, что Лора испугалась, пристыдилась и бросила его, тогда как его родной брат… — Сволочь, — выплюнул Реджи, мощный кулак которого врезался в дверцу шкафа. Делать было нечего: только время может все решить, а пока ему остается спуститься и сесть в вонючую машину и сдаться таким же вонючим копам. И только одна мысль тешила его воображение в темнице: сегодня понедельник, а значит завтра вторник, и Реджи уверен — Лора вернется. Вернувшись, она обязательно узнает новость о его заключении и она обязательно навестит его. Даже если нет — у него полгода в кармане, и он собирается ждать.