31-я весна

            Падал первый снег. Сколько уже прошло с момента их разрыва? Вика, наверное, даже и не знает. Она не считала. Дни проходили за днями серой вереницей за окном, тёмной вереницей теней скользили где-то там. Замечать их даже не было особого смысла. Просто дни. Просто часы. Как там было у Цоя? Раньше в ей глазах отражались костры, а теперь лишь настольная лампа, рассеянный свет. Да, так и произошло. С уходом Мэрилин из жизни ведьмы будто ушло и что-то очень ценное, важное, нужное. Оно как будто оставило всеобъемлющую пустоту внутри, которую не получалось закрыть. Не помогали ни фильмы, ни рисование, — и как вообще ей в голову могло прийти что-то такое? — ни даже то небольшое количество алкоголя, которое могла позволить периодически вечерами, чтобы просто почувствовать себя чуть более расслабленной, чем обычно. И, казалось бы, в этом нет особо ничего необычного. Да, человек, да, ушёл теперь из её жизни, так и что с этого вообще? Ей не должно быть так одиноко просто от отсутствия человека рядом. От того, что не приходят больше смс на смешении русского и эстонского, написанное английскими буквами, от отсутствия всех этих видеозаписей, которые могли бы вызвать улыбку и желание пересматривать их.       Но ничего из этого просто нет. Нет и уже не будет больше. Не было ни единого сомнения в том, что Мэри ушла насовсем. Она собрала вещи, хлопнула дверью и взяла первый же билет в Эстонию, заняв деньги у знакомых. Почему Вика знает? Потому что это был один из тех разов, когда она воспользовалась своими силами ради личной выгоды, ради того, чтобы просто унять собственное беспокойство, которое не давало ни спать, ни есть, ни вообще нормально существовать. Просто не было такого момента, в который Вика бы хотя бы краем мысли не думала обеспокоенно о том, как же там Мэрилин. Не сказала же ни слова, чертовка! Ни о том, куда отправляется, ни о том, кто сможет её приютить, вообще ни о чём. Просто махнула хвостом и своенравно покинула грешную викину жизнь без возможности хоть как-то вернуть. Не отвечала ни в одном из мессенджеров, заблокировала номер телефона. И что ещё Вике оставалось делать, кроме как не обратиться за помощью к мёртвым, которые точно знали куда больше, чем она?       Погост тогда будто бы осуждающе молчал. Прохладный ветер обнимал лицо, скользил перчатками по рукам, заставляя прятать их в карманы как можно быстрее. Кто вообще в такую погоду ходит по кладбищам? Питерские ведьмы с разбитыми собственной глупостью сердцами, разумеется. Райдос проходила мимо надгробий, искала того, кто мог бы ей помочь и позвать, кого надо, но мыслями была не здесь. Она была там, в светлом прошлом, которое звучало дребезжанием чайника по утрам и мягкостью смеха, которое чувствовалось запахом кофе. Оно, это прошлое, помнилось мягкостью поцелуев и демонстративными обидами по мелочам, чтобы обняли, выпросили прощение и никогда больше не отпускали. Не отпускали…       Тогда Вика нашла того, кто смог бы ей помочь, привести одного из покойных родственников Мэрилин, и уже тот рассказал Райдос о том, что эстонка уехала на родину. Что ей больно и плохо, но она точно не собирается теперь творить глупостей. Хотя могла бы. Это подвешенное состояние, в котором она находилась всё это время после расставания с Шепсом и общий флёр от ситуации, и вот теперь поступок, который она расценила как предательство. Ой, да что вот это вот «расценила», ничего же она не расценила, она на самом деле поняла всё правильно, просто в тот момент Райдос не очень хотела это признавать. Вообще не хотела, наоборот, думала, что Мэри просто и так по-женски обиделась на пустом месте. Наоборот, это ведь не ей надо обижаться, в конце концов поторопили с ответом Райдрос, разве не так?       Не так. Но Виктории нужно было чуть-чуть отойти от всей ситуации, чтобы это осознать, чтобы понять, кто виноват. Только вот понять, что делать со всем этим, она так и не смогла.       Прошло достаточно времени с тех моментов, ведь начал падать снег. Вика это с удивлением замечает в один из бесконечных дней, тех самых, в которых уже даже пейзаж за окном просто не меняется. Как статичная картинка, заставка на обои рабочего стола ноутбука. Хоть бы небольшое видео было, но нет, это скорее именно что фото, которое даже отредактировать вручную не получается. Тоскливо лежат в мисочке для фруктов лимоны и яблоки. Забавно, что раньше Вика покупала ещё и гранаты, но сейчас просто не сезон для этого. Гранаты… Их Мэри любила. Говорила, что гранаты напоминают ей миф о Персефоне и в шутку сравнивала Шепса с Аидом в некоторые моменты. Уже в конце, когда всё не могла решиться на расставание, только ходила и думала, как бы лучше было это сделать без потери собственной репутации. Возможно, были ещё какие-то причины, но особо вдаваться в них у Райдос не было никакого желания.       И ведь всё так хорошо сложилось, на самом деле, разве могло вообще получиться лучше? Сам ушёл, почувствовал измену. Без серьезных сложных разговоров, тех самых, на которые всегда решиться труднее всего. Без попыток сделать лучше или «остаться друзьями». Не после таких отношений. Вот они с Василием могли бы остаться друзьями, если бы разошлись сейчас, и даже очень хорошими друзьями. Иногда Райдос кажется, что они больше друзья, чем партнёры. Даже в плане общения. Бережное отношение приятно, но оно скорее дружеское, чем символизирующее что-то большее. Может, конечно, это уже сама Вика в таком виновата. Не подпускает к себе, а ведь жених, казалось бы! Но не до этого. Сейчас, когда внутри пусто и просто не хочется никого видеть, ей абсолютно и полностью не до этого. Каждое слово от этого человека внутри отражается гулким эхом, не задевая даже одной, даже маленькой души. А ведь он так пытается к ней дозваться, так хочет услышать какой-то ответ.       Цветы вон приносит. Гвоздики, лилии, алые как кровь розы. Как там было? Символ вечной, побеждающей смерть, любви. Теперь они немым укором стоят на окне. Ведь тот, кто их дарит, совсем не тот, кого сама Райдос хотела бы видеть рядом.       Вася вообще был крайне рад, когда Мэрилин отправилась к себе на родину. Будто чувствовал что-то неладное. Он, разве что, не учёл совсем маленький момент: с отъездом эстонки что-то потухло и внутри той, которую так любил, ради которой был готов свернуть горы. Которой даже в самое тяжёлое время был опорой. Считая себя кем-то вроде великого героя для Райдос, он и не понимал, насколько на самом деле ситуация плачевна. Насколько глубоко в корне он не прав. Ведь он-то точно был уверен, что она его любит. Что согласна пойти за него замуж.       Бывали дни, когда Райдос особенно себя корила за это решение и это согласие. Не должна была она его давать, не должна была оставаться рядом с ним. Так получается, что лицемерно поступает и по отношению к некогда любимому человеку, которого уважает, и по отношению к себе. Особенно к своим принципам. Даже в молодости себе такого не позволяла, хоть и была той ещё оторвой и похитительницей сердец. Но если быть рядом, то быть честно, без всего этого «я тебя люблю» исключительно, чтобы отстал. Которое до тошноты, до едкого привкуса желчи где-то в горле.       А ему, наверное, казалось, что всё должно было стать лучше с момента, когда эта странная, появившаяся буквально из ниоткуда «подруга» уехала к себе. Стало только хуже. Было ли Вике плевать на всё, что она строила так долго, на семейное счастье, которого так желала? Нет, конечно же нет. Она хотела сохранить всё это. Старательно делала вид, что ей не всё равно на достижения будущего супруга. Согласилась на брак.       И вот теперь, планируя зимний совместный отпуск где-то в Сочи, сама с тоской поглядывает на соседние объявления, где рекламируются туры к песку и горячему солнцу, в Италию или Португалию. Туда, куда так хотела Мэри. Куда Виктория когда-то обещала её свозить, поддавшись дурацкому порыву нежности. Глядела в глаза, удерживая её ладони в своих, не отпуская от себя ни на шаг, горячо шептала о том, что всё к них ещё будет. И солнце, и море, и поцелуи до самого рассвета с обсуждением того, как ярко горят там звёзды. В Москве таких не бывает.       Рядом с ноутбуком стоит та самая дурацкая вазочка с лимонами и яблоками. Зачем ей вообще в таком количестве в доме эти лимоны? Для красоты, что ли? Почему Вася решил, что это хорошая идея — их притащить? Тошно. И от объявлений этих, и от гостиницы с номерами по заоблачным ценам, и от себя за то, что не смогла уйти тогда, когда стоило это сделать.       Не выдержав давления собственных мыслей, Райдос поднимается из-за стола, закрывая крышку ноутбука. Завтра всё сделает и выберет, когда будет получше, а сейчас стоит пойти и прогуляться. В конце концов, кто ей запретит просто пройтись по улице, так? А это лучший способ проветрить голову. Один из лучших. Когда-то её лекарством от дурных мыслей была Мэрилин. Сейчас стали свежий воздух. Кто бы мог подумать, что простая, по сути, интрижка на стороне перерастет во что-то большее и так расколет мир на «до/после»?       Питер привычно успокаивает своим видом и шуршание машин. Он не такой громоздкий, как Москва, расслабиться как-то проще. Хотя может быть это связано как раз с тем, что Питер стал Райдос домом. Хорошо, что успела показать Мэри хотя бы частичку его красоты. Жаль только, что показала не всё. Точно не всё, что можно было бы, куда можно было бы провести. Можно было отвести её вон в тот магазин с цацками, которые приглянулись бы эстонке, а можно было завести в алкомаркет, чтобы просто посмеяться с некоторых русских названий. Поцеловать вон под тем козырьком, там, в одном из дворов. Провести по крышам. Сколько всего можно было сделать, сколько всего в итоге не сделано.       Вика буквально идёт по местам, где они когда-то ходили с Керро. Та всегда держалась ближе, так, что их руки порой не нарочно соприкасались и её тепло будто всполохами алого оставалось на коже у Райдос. Фантомное ощущение этого длилось ещё по меньшей мере несколько дней, если не больше. Хотелось потом касаться тех мест, которых касалась она, согреваясь идеей о том, что вскоре они встретятся вновь. А вот тут она громко смеялась, когда внезапный дождь мочил рыжие локоны и заигрывал с ними своим непостоянством. Даже смеяться у Мэрилин почему-то выходило с акцентом. Запоминающийся такой смех, другого просто даже и представить нельзя. А её коронное «мгм», которое она озвучивала не только в рамках съемки и перепалки с Сафроновым. Нет, такое коронное выражение недовольства звучало примерно каждый раз, когда Вика не могла остаться на утро. Это, конечно, был момент того, что Райдос отпускали, но абсолютно не значило, что отпускали без недовольства. Напротив, старались выразить его любыми, какие только существуют, способами, в том числе даже и этим «мгм». Даже утренний кофе, казалось, не мог загладить вины.       И никакой утренний кофе точно не загладил бы той вины, которая была у Вики перед Мэри сейчас. Даже если бы они сейчас встретились? Да. Вот сейчас, на пересечении этих небольших улочек Питера рядом с одним из многочисленных каналов. Что сказала бы Вика? Что ответила бы Мэри? — Моя любовь — это ты… — её голос точно звучал бы тихо, будто он был отмычкой, что сможет вскрыть все замки, возникшие на сердце Мэрилин после всего, что было между ними. Она точно сжимала бы руками ладони Мэри, поглаживала пальцы. Теплый взгляд карих глаз не отпускал от себя, заставляя смотреть всё больше. Заставлял бы чувствовать. — Большую часть своей жизни я провела, оберегая свое сердце. И настолько тщательно оберегала, что временами вела себя так, словно у меня его вообще нет. И пусть сейчас оно у меня потрепанное, изъеденное, огрубевшее — но твоё. Понимаешь, Мэрилин? Всё твоё.       Разумеется, эти слова являлись только фантазией. Так ведь всегда бывает, что когда хочется изложить то важное, что на сердце, что гложет так сильно, разъедая разум тысячей вероятностей ежедневно, никогда не находится подходящих слов. Но каждый раз, представляя всё это, думается вот так — стройно и красиво. А потом реальность оказывается столь безжалостна, что даже обычное, состоящее из нескольких букв, «извини» оказывается сказать до одури сложно.       Она взглядом обращается дальше, проходит, разглядывая то или иное место, пытаясь припомнить, были ли они тут или ей это просто снилось. А может в планах было? Вообще непонятно. Хотя некоторые моменты точно похожи на выцветшие фотоснимки в памяти.       Вот тут они целовались, спрятавшись от посторонних глаз.       Вот тут Виктория покупала Мэрилин серёжки, желая просто порадовать. Зелёные камни. Так хорошо подходящие под рыжий.       А вот тут она поняла, что не может без этого рыжего огонька больше в первый раз. Когда? Сейчас. Даже достала телефон, просматривая соцсети, ища хоть одну, где не оказалась бы заблокированной. Всю оставшуюся дорогу пробовала дописаться хотя бы до знакомых, даже не замечая, как мелкие капли дождя оставляют свой незаметный след на экране. Вообще ничего не замечая рядом с собой.       Но везде тупик. Не подступиться. Нет ответа.       Телефон молчит и на следующий день, и через, даже когда Вика начинает просить что-то передать Мэри хотя бы, если уж та не желает разговаривать с ней лично. Но в ответ по-прежнему гнетущая тишина.

***

      Время лечит. Сколько уже сказано на эту тему в разных источниках, которые не связаны между собой, сколько этому посвящено в художественной литературе? Ведь всякое разбитое, обливающееся кровью сердце каждый раз вопрошает про себя: когда же пройдет? Когда перестанет так болеть?       Перестаёт. Со временем всё забывается, притупляется. Становится не так больно вспоминать все моменты, забываются какие-то странные мелочи, которые помнил раньше. Не стираются взгляды, но пропадают следы прикосновений. даже фантомные. Навсегда — это лишь слова, и не более того. «Не могу без неё» — та же история. Смогла ведь. Сначала было тяжело, конечно же. Поначалу болезненное, всё со временем начало забываться. Тот отпуск в Сочи позволил хоть немного отвлечься от бушующего урагана чувств внутри, который просто невозможно было как-то заглушить. Вике было больно, но боль её лечилась сочинскими рыночками и морскими волнами, которые особенно удачно можно было наблюдать с пристани. Лечилась светом и смехом. А потом внезапно оказалось, что она беременна.       Летом были съемки Экстрасенсы Ведут Расследования, притом в одном из выпусков пришлось ехать на кладбище. Вот если бы знала, то точно не поехала. Но хорошо, что не пришлось сильно напрягаться. Потом пришлось ограничить съемочную деятельность, родилась Варенька, а после и остальные мальчики. Семья постепенно пополнялась, становилось всё больше хлопот. Виктории по-прежнему снились рыжие локоны, по-прежнему хотелось провести пальцами меж прядей и услышать смех, но эти сны прогоняли резкие утренние пробуждения. А какие они ещё могут быть с тремя детьми?       И ведь ничего не скажешь. Вася хороший супруг, правда. Помогал во всём, всему содействовал и сопереживал, успокаивал, когда потом, после одного из испытаний, Райдос вернулась домой невозможно расстроенной и испуганной. Он всегда был рядом и помогал снимать блог, помогал вообще со многими вещами, которые сама Виктория никогда бы не потянула одна. Но вопрос был исключительно в том, что в большинстве своём они по-прежнему были больше друзьями, чем любимыми друг для друга людьми. Даже интимная близость со временем полностью сошла на нет.       Сожалела ли хоть о чем-то всё это время Виктория? Пожалуй, нет. Лишь моментами было грустно, тоскливо. В такие секунды она заходила на страницы Мэрилин, поддаваясь особой слабости, смотрела на её фото с детьми и просто не могла не поражаться тому, насколько они одинаковое средство нашли для того, чтобы просто сбежать от этой реальности куда подальше. Чтобы не болело. Ведь проще всего заполнять пустоту в сердце именно любовью к кому-то другому. Даже если этот другой твой собственный ребёнок. Так даже лучше. Фокус внимания смещается больше.             С привычного ритма жизни, которого старалась придерживаться всё это время, Викторию благополучно сбивает Битва Сильнейших, в которую её зовут участвовать. Упоминания старых знакомых, а также новых имён, зажигает в Райдос то, чего не ощущалось в ритме рутинной жизни уже давно — зажигает азарт. И она соглашается, даже понимая, что весь год ей фактически придётся провести в отдалении от семьи. Может, ей это будет даже и на пользу.       Время до съемок проходит как-то слишком быстро.       Готический зал, как обычно достаточно душное помещение, сегодня особенно наполнен какой-то атмосферой странного, клокочущего внутри предчувствия. Люди, чьи способности выходят за рамки обычных, девятка сильнейших, дороживших своим образом, репутацией едва ли не больше, чем способностями, давно прошедших первое крещение и научившихся работать на камеру, с камерой, с людьми под камерами, бороться с операторами за право таинства ритуала и всему подобному — девятка лучших. Виктория с самого начала чувствовала, с самого анонса, когда даже состав не был ещё определён, знала, что будет среди Сильнейших.       Но вот чего она точно не знала, так это того, что посреди игры правила будут меняться. Для честнейшей в своей борьбе Райдос, чье присутствие однажды в комментариях даже сравнили с присутствием Афины, — что невероятно польстило, — это было знатным ударом. Ещё один участник? И как тогда, обнуление таблицы, борьба с самого начала? Тогда какой вообще был резон начинать всё это? Ох, нет. Если уж, то нужно было с начала и до конца. Но режиссеры решили иначе. И если бы не укоризна духа рода, которую Виктория даже сейчас на себе чувствует от одной мысли о том, чтобы уйти, она бы действительно ушла. Заявила о том, что это отвратительно и нечестно, и просто покинула бы проект. Но — нет. За ней аудитория, род, точка. Так что с новеньким придется смириться. Кто бы там, за массивной деревянной дверью ни стоял.       А стоит кто-то достаточно сильный, это чувствуется. Энергией пробирает до самого нутра. Чем-то знакомым до предчувствия беды и привкуса свежести наступающей грозы на губах, до ощущения грубого возвращения в прошлое и нарушения пространства, тех границ, которые выстраивались годами. Райдос не понимает, с чем это может быть связано. Кого настолько знакомого и знакового могли найти режиссёры вообще? Стоит отдать должное, они сумели удивить питерскую ведьму, которая поначалу была настроена абсолютно скептично, ожидая, что позовет кого-то по уровню приблизительно схожего с Матвеевым. С симпатичным лицом, любимца аудитории, так, чтобы было интереснее наблюдать за сражением уже не в рамках Шепсов и Матвеева, но также и кого-то нового.       Вот только ожидать того, что это будет Керро… Нет, этого просто нельзя ожидать. Можно лишь потерять способность дышать, когда массивная дверь готического зала открывается, являя всем ведьму в абсолютно новом образе. Запомнившаяся всем своим отчаянным желанием победить, своей волей к этому… Что ж. Никто не виноват, что решают люди. И возможно не во многом честно. В любом случае, в шестнадцатом сезоне победила в итоге не Мэрилин, и Виктории правда было не по себе праздновать свою победу на чужом горе. Это ведь было даже до того, как у них начались все эти своеобразные «отношения», получившие итогом два разбитых сердца. Тогда, после своего третьего проигрыша, Мэри уходила окончательно подавленной. А ещё и вся та сложная ситуация. Вряд ли стороннему человеку получится даже представить, что тогда испытывала Керро. Вика и не пытается. Она вообще как-то не думает о том, что было, пока разглядывает свою вновь соперницу.       Когда эстонка входит в зал, вся яркая, алое пламя на фоне уже затухающего костра Битвы, у Виктории всё-таки появляется некоторая способность двигаться и дышать. На неё Керро даже не смотрит, как не смотрит и на Шепса, откровенно говоря. На кого угодно, только не на них. В частности, на Марата Башарова, под чей голос вошла мгновением ранее. — Мэри, ваш перерыв однозначно пошёл вам на пользу. Выглядите неотразимо. Расскажите, как перелёт? — показная любезность выглядит как цирк, впрочем, как и большинство высказываний Марата в рамках этого шоу. Чёрное платье в пол с винными элементами, которое в этот раз выбрали для ведьмы режиссёры, только подчёркивает то, насколько прекрасной она осталась. Будто и не прошло всех тех лет. — Благодарью, отлично, — и голос, голос всё такой же, но акцент куда менее заметен. Как будто Мэри было, где практиковаться. Как будто было, с кем. — Вы готовы к сражению? Набрались сил? — только сейчас Вика замечает, что все эти вопросы ведущий задаёт каким-то странным, как будто заискивающим голосом. Взглядом выжидающим Керро изучает, а ей, невооружённым глазом видно, крайне неприятно. Вика знает эту эмоцию. Вика многие эмоции Мэри помнит, хотя прошло уже почти десять лет. Десять лет… Поразительно. — Я и тогда была готйова, просто зритьели не оценили мойэго мастерства, — парирует со спокойной улыбкой.       Естественно, первым выпадает возможность высказаться Шепсу. Редакторам ведь нужны скандалы. Но почему-то никакого скандала не получается, только странная неловкость скользит во всех фразах, которые обращает к бывшей Александр. А ничего удивительного в этом, абсолютно. В свои сорок Саша абсолютно одинок, в то время как у Мэри своя семья, которая будет ждать её с победой, но не перестанет любить без неё. А что Шепс? Шепса вся его семья принимать перестанет, если он внезапно вздумает явиться без победы. Поэтому Мэри и выглядит на его фоне лучше.       А может это кажется так Вике, для которой Мэри будет казать лучше любого?       Особенно сейчас. Когда выпадает возможность высказаться и Райдос, она её, конечно же, не упускает, стараясь звучать как можно более доброжелательно. — Я хочу сказать, что рада видеть тебя, Мэрилин, сейчас там, где ты и достойна стоять, — возникает пауза, в которую она пытается придумать, как бы завернуть свою мысль без особенно восхищённого звучания. И Башаров ей однозначно пользуется: — Ваша бывшая соперница, не так ли? Будет ли повторное сражение? — Думаю, что между нами всё было очевидно в тот момент, когда я забрала руку, — острый взгляд темных глаз обращается к Мэрилин: — Надеюсь, сейчас ты стала сильнее, и мы сможем увидеть то, что ты не показывала раньше, — Вика говорит не только про силы и про сражения, вообще не про это. Странно общаться к Мэри вот так, в рамках готического зала, без возможности коснуться или хотя бы обнять.       Наконец-то взгляд Мэри падает на неё. Холодный, такой же, каким она до этого одаривала и Шепса, и Башарова. Ни в коем разе не безразличный, но прошлого тепла там не было и следа. — Повьерь, Вика. Ты ещё увидьишь, — прозвучало слишком доброжелательно. До мурашек по плечам. Как будто это и не Керро. Куда делать та девушка, сарказм и пассивная агрессия которой был видна за версту? Нет, это была как будто повзрослевшая, странная, незнакомая Мэри.       И узнать её стало одной из главных целей Виктории, после победу. А за неё они ещё поборются.