31-я весна

      На самом деле, для неё это всё невероятно важно оказывается. Понимание этого отражается даже на собственном лице в огромном зеркале готического зала. Там же видно несколько потрёпанную после съемок женщину, на плечи которой абсолютно неожиданно свалилось чудо в виде бывшей, решившей почему-то прийти на Битву Сильнейших. На плечах этой женщины также и любимые дети, и образ хранительницы очага, и жизнь, о которой мечтают многие.        Для Вики это всё невероятно важно. И было важно всегда, а сейчас особенно, когда за ней аудитория, люди, когда её жизнь полностью строится вокруг этого. Соперница ли для неё Мэри в этом всём? Или знамение?       Они не виделись уже столько лет. Крайний раз аккурат во время её последней Битвы, которая закончилась проигрышем. Невозможно было видеть Керро после этого, но на камерах у них по-прежнему всё должно было быть отлично, так что Вика играла. Как играла и эстонка. И всё, вроде бы, вышло хорошо тогда. Но с того момента они не виделись. Ни сообщения не поступило с обеих сторон.       Ситуация, как ни посмотри, просто отвратительная. Даже если Райдос потом и хотела написать Мэрилин, сказать о том, что ошиблась, это нужно было подкреплять действиями. А она не решилась. И до сих пор платила за это, взяв на себя ответственность. Ей раем казалась простая семейная жизнь, спокойная гавань, тёплое одеяло и свет ночника в спальне. А раем её в итоге оказались знакомые глаза напротив. Это резкое осознание на секунду будто бы вернуло её в то время почти восемь лет назад, когда они ещё любили так, что можно было задохнуться, когда согревались друг об друга и ранились, но раны эти тут же залечивали, зацеловывали.       И никогда никакая другая ночная тишина не сравнится с той, которая была у них с Мэрилин. Но сейчас она уже не та девочка, какой была, как и Вика совсем не тот человек. Они обе выросли, обросли броней и стали такими чужими и далёкими, что даже после удачно отснятого дубля не подошли друг к другу. И ни одна не признается, что искала другую в лицах прохожих, ночью, на грани со сном, вспоминая пробирающий взгляд. Совсем нет.       Вика не трёт лицо только потому что им надо снять ещё контента для соцсетей. Ей к тому же снимать влог, а потом ещё и ехать, а поправлять макияж после того, как прошёлся пальцами по глазам, крайне сложно. Внутри всё как будто замирает, когда в отражении Райдос замечает знакомый рыжий цвет. Натуральный, такой красивый оттенок, всё то же прекрасное пламя, которое манило. Усилием воли питерская ведьма отводит взгляд. Ей не нужно даже показывать, что Мэри может хоть как-то повлиять на неё, сбить с настроя.       Это Битва, чёрт возьми. Они сюда не на «Дом-2» пришли, а людям помочь. И заодно выяснить, кто сильнее. Конечно, Райдос была настроена на победу, но те же Шепсы или Череватый настроены не меньше. А теперь и Мэри. У неё незакрытый гештальт, Вика знает, насколько для эстонки важна эта победа. Она ведь рассказала лишь малую часть своей мотивации в тех старых интервью перед финалами. За всеми теми куцыми описаниями на деле стояло куда и куда больше, чем вообще можно было бы рассказать словами. За ними стояли и вечера, плескавшиеся тревогой, полнившиеся слезами, и ночные резкие пробуждения, и тихие обсуждения, когда Мэри пыталась на тогда ещё совсем плохом, сбивчивом русском объяснить, почему ей это важно, но только для Вики. Так, чтобы Райдос поняла. И разрешение прочитать её эмоции давало, на самом деле, значительно больше, чем любые слова.       Нет, глупости это всё. Хватит. Это всё было больше семи лет назад. Семь. Восемь. Успела вырасти Варя, родились мальчишки. Виктория свыклась, она привыкла, сильная и уверенная, но когда-то так и не сумевшая сделать правильный выбор и теперь пытавшаяся убедить себя в том, что на самом-то деле была права. Выбрала ведь семью. Выбрала ведь дом и очаг. Так же, как было правильно.       И сейчас, стоя после съемок готического зала, она не может понять, отчего так больно где-то под ребрами, отчего к горлу подкатывает ком, который невозможно прогнать. Откуда это всё, если чувства должны были пройти, если семь лет были за плечами. Были — и как будто не было. Мэри ведь как будто бы и не изменилась. Да, немного морщинок, но всё та же великолепная ведьма, что привлекала к себе внимание всех сразу же, стоило ей только появиться на площадке.       Тогда Вика повелась на поводу у собственной страсти и желания. Тогда поверила в то, что от нескольких раз просто ничего не будет. Но что же за сила такая опять толкает, даже когда понятны все последствия, когда просто нет смысла начинать это всё заново? Почему так тянет, так манит, так хочется услышать даже просто звук её голоса рядом, пытаясь согреться о то, что уже Райдос и не принадлежит? Да и никогда не принадлежало. Вообще никогда.       До того крепко сжимает кулаки, что не замечает немного более тёмные отпечатки, которые остаются от ногтей. Это только помогает немного выдохнуть, отойти от охватившего неожиданно наваждения.       Оно преследует Райдос и когда та покидает съемочную площадку, выходя на пахнущую знойным днём улицу, и потом, уже дома, когда готовит детям и мужу ужин. Не может отделаться ни от взгляда, который смотрит среди прочих, таких одиноких, ни от фантомной интонации. А ночью ей впервые снится кошмар — да такой цветной, явный, что просыпается Виктория в холодном поту.       Ей снилось зеркало. Огромное, с массивной старинной чёрной рамой. Такое, кажется, если на тебя упадёт, то и убить может своей тяжестью. Ещё из тех времён, когда зеркала были не просто поверхностью, в которую люди смотрелись бы и убегали по делам, но скорее предметом интерьера. Высокой вещью, доступной немногим людям. И Райдос смотрела на себя в нём — чёрное платье, в таком же она была на одном из готзалов. А за её плечом, по левую сторону, стояла Мэрилин. Прекрасная, чуть склонившая голову, она с хитрой усмешкой наблюдала за Викой. — Зачем мы здесь? — но вопроса не прозвучало. Как будто по правилам этого сна у неё совсем не было какой бы там ни было возможности издавать звуки. И двинуться тоже оказалось невозможным.       Только улыбка Мэрилин в этом сне становилась всё шире, пока не приобрела немного безумную нотку. В этот момент тонкая ладонь легла на плечо питерской ведьмы, сжав его до лёгкой боли.        — Мы ещё встретьимся, Вьиктория, — склонившись к уху Вики прошептала Мэри, горячим дыханием согрев. Но более ничего не сказала. Только подошла к зеркалу и толкнула его на Райдос.       Просыпаться от таких снов — точно не самое приятное пробуждение, которое было в жизни Виктории Райдос. Приходится какое-то время просидеть на кровати прежде, чем удаётся подняться, каким-то не очень понятным образом нашарить в темноте тапочки и осторожно выйти на кухню. На часах была половина пятого утра. Самое неприятное время. И засыпать обратно не имеет особого смысла — в их семействе рано встают. И заняться пока нечем. Почти нечем.       У Вики есть одно занятие, но ради этого она отправляется в ту единственную комнату в доме, куда нет прохода детям. Даже в их с Васей спальню проход есть, а вот сюда — никогда. Нельзя, запрет, категорическое «нет», потому что там магическое всё, там инструменты. Вася с горем пополам согласился когда-то отделить жене эту комнату. Когда узнал полноценно, чем она занимается. Был, конечно, в шоке, но кто сказал, что его мнение в этой ситуации сильно будет учитываться?       Кабинет Райдос представлял собой небольшое помещение, на первый взгляд даже и полупустое. Просто комнатка, где множество свечей и прочей атрибутики, где на полках собраны все книги мертвых, которые она успела заполнить за время, что потребовалось ей на практику. И не только она. Её бабушка — тоже. Здесь множество душ, своя особенная энергетика, которую может почувствовать только практик. Интересно, что бы почувствовала Мэрилин в этой комнате?       Поработать сейчас показалось Райдос самым правильным, именно этим она и занялась до момента пробуждения детей. Пока те умывались и баловались, Вика готовила завтрак. Жизнь пошла своим чередом.

***

      В ходе съемок первого готического зала внезапно оказывается к тому же, что они отправляются на первое испытание вместе. Марьяна, которую с Викой связывает противоречивая история общения, и Мэри. Как будто самое сладкое — их соперничество с Шепсом, — приберегают до самого конца. Правильно делают. Самое скандальное нужно оставлять на конец. Им всё равно предстоит сразиться с каждым по разу. Это будет долгий сезон. Очень.       Вика не разбирала свой чемодан с прошлой поездки, разве что какие-то инструменты доставала, поэтому сейчас собирается быстро. Выезд ранний, потому что он не только выезд, но вылет. Лететь вроде как даже долго, поэтому стоит сразу набраться терпения.       На подъезде к аэропорту Райдос обжигается острым стальным безразличием Мэрилин вновь. Та лишь кивает, но с таким же успехом могла бы сделать это кому-то за плечом Вики. Так, будто той даже и не существует. В самолёте Мэри садится рядом с Ильёй, которого в этот раз отправляют вести испытание. И так приятно ей улыбается, Ларионов, что ладони сжимаются в кулаки, стоит даже просто это заметить. Внутри всё разъедает неприятной кислотой, и даже досадное напоминание о том, что на эту кислотную ревность она просто не имеет права — не помогает.       С таким же успехом бедуин в пустыне с пересохшим горлом мог бы думать о том, что ему не достать воды. Разве это смогло бы хоть на десятую долю заглушить его жажду?       Они летят почти весь день, только под вечер самолёт идёт на посадку. За время каникул Виктория несколько отвыкла от таких долгих перелётов, ей привычнее был транспорт, более приближенный к земле. Но ничего не поделать, на таком транспорте они ехали бы дольше       Заселение тоже приходит быстро. Всё как по нотам разыгрывается, каждой участнице испытания по отдельному номеру. Не как обычно, когда разбирательства занимают бо́льшую часть времени. И Вика с облегчением падает на кровать, стоит ей только подойти к предмету интерьера, который занимает почти всё небольшое помещение.       Ночью её будит что-то непонятное. Какой-то звук за стеной со стороны комнаты одной из девушек. Кому её отдали? Должно быть, Марьяне, раз оттуда идут странные звуки, которые напоминают то ли всхлипы, то ли смех. Как будто кто-то старается заглушить, но звуки всё равно стремятся прорваться за картонную стену отеля. Приходится даже найти беруши, без которых ни в одну поездку Виктория не отправлялась.       Загадка плача за стеной так и остаётся неразгаданной, потому что с утра, даже приглядываясь в Марьяне, Райдос не нашла в ней следов какой-то потенциальной ночной истерики или ритуала, который она могла бы проводить, чтобы призвать силу. Ведь все уже успели узнать методы Романовой. Там не удивительно было бы даже если бы в какой-то момент она просто ушла ночью ритуалить в лес, не то, что просто порыдала в комнате.       На Мэри Вика внимания не обращает, как на обращала и та на неё. Это стоит колоссальных сил, и в то же время получилось как-то так просто, будто уже привычно. Может быть в процессе получится абстрагироваться от их долгой истории взаимоотношений? Ведь даже уже сейчас с Керро действительно хочется поработать. Не поругаться, не доказать свою точку зрения, а поработать, как раньше это выходило с Александром порой, как выходило с остальными. Чтобы по-настоящему помочь людям, а не просто прийти, напугать, поругаться и уйти, как любят делать некоторые экстрасенсы. Бесит до дрожи, но она профессионал, а значит никогда не будет этого показывать. Только в очередной раз попытается найти путь к компромиссу.       В микроавтобусе по пути договариваются об очередности, на удивление, почти без ссоры. Скорее пара колких вопросов Романовой летит в Керро, но и не более того. Такие вопросы… Неприятные. Не нужно быть знатоком по части эмоций Мэри, чтобы почувствовать, насколько ей неприятно. И вся эта попытка залезть в её технику работы, и попытка задеть эмоционально. Зачем Марьяна это делает? Чего пытается добиться?       Забавнее всего, что она периодами обращается взглядом к Виктории. Будто та должна поддержать или что-то такое. Помочь топить соперницу. Нет, правила игры, конечно, для всех одни, но если выигрывать, то максимально честно, а не так как Шепс или Череватый. Нет. Поэтому Виктория благоразумно молчит, согласившись пойти последней. Ей нет особого дела сейчас до того, какой идти, а режиссёры не давали никаких конкретных указаний на степень скандальности этой серии. Поэтому стоит воспользоваться возможностью промолчать, пока таковая имеется.       На месте начинают, как договорились, с Марьяны, и Виктория пока принимается за привычный ритуал своей настройки. Работает с огнём, зажигая свечу. Глаза закрыты, лишь только губы двигаются беззвучно, и даже можно подумать, что ведьма пытается согреться о маленькое слабенькое пламя свечи. Но между её ладонями оно разгорается всё больше и больше. Так и у Вики на губах расцветает улыбка. Мир начинает чувствоваться острее, через призму энергетик больше, и яркое пламя Мэрилин теперь ощущается во сто крат лучше. Хочется то ли согреться о него, завернуться, то ли не подходить никогда, будто оно может уничтожить. Уникальное ощущение от человека. Манящее и в то же время отталкивающее.       Проходит невозможно много времени прежде, чем Виктории позволяют тоже пройти на место, где её встречают герои и Илья Ларионов. Один из самых приятных ведущих, хотя и лезет с вопросами порой, но Райдос не против в целом. Если это процесс работы и сильного погружения, то неплохо. Перед тем, правда, как выйти к камерам, Вика ловит взгляд Мэри на себе, видит, что пламя поутихло немного, но что эстонка, шедшая перед ней, тоже пришла к какому-то выводу. Это чувствуется в уверенности, в усталости, которую так легко считать. Что же, очень интересно, что именно так измотало Керро. — И вам здравствуйте, Илья, — кивает Вика, когда выходит на площадку и слышит знакомое приветствие от ведущего.              Испытание начинается с конверта. Чёрный, непрозрачный, а ещё очень остро чувствуется от него холод. Такой холод от могил исходит. Разумеется, Райдос не нужно много, чтобы понять, что человек в конверте мёртв. Что же, это её специфика. Разрешение на работу с душой, чёрная ткань, книга мёртвых. Очередная, уже седьмая, и эта скоро закончится. Впрочем, страниц хватает. Естественно, Виктория просит мертвых привести ту, что нужна была. Молодая девушка, совсем ещё юная. Райдос внимательно рассматривает ту, которую привели, описывает. Невинные глаза, большая судьба, яркая влюбленность, какая-то Иришка… Тут стоящая рядом женщина начинает плакать. От неё боль сразу чувствуется, и Виктория поднимается, чтобы взять её за руки, попробовать хоть немного забрать. Материнская. У самой на глаза наворачиваются слёзы, одна стекает по щеке. В горле, почему-то, ком. — Привет, мамочка, — выдавливает, понимая, что не может оставить эту душу без связи с матерью сейчас, просто не может. К черту задание, когда здесь такое. — Мне не было больно.       В итоге, конечно, приходится вернуться к изначальной проблеме. И её частью является не только эта девушка. Ещё души, ещё люди. Каждый становится за своим ближайшим родственником. — У вас по роду смотреть нужно, прежде, чем я скажу конкретнее. Очень похоже на родовуху, где многие колдовали, но не очень умело, — в итоге приходит к выводу Виктория. Она очень ярко видит след Мэри там же, где смотрит сейчас сама, прекрасно понимает, что эстонка пришла к тому же выводу, — потому что он правильный, — но проверить никогда не помешает. — Я бы съездила на кладбище, чтобы, если это так, сразу снять. Илья, такое возможно? — обращается к ведущему, а тот, в свою очередь, к людям. Вроде как разрешение получено, а кладбище недалеко. Нужно будет только узнать мнение остальных участниц.       Однако пока — перерыв, потому что Райдос и сама уже едва стоит на ногах. Заканчивает с ритуалом как положено, и какое-то время даже не поднимается с колен. Несложно входить в подобный контакт, но сложно, когда приходится удерживать такое количество душ здесь.       До микроавтобуса доходит и там же закуривает почти сразу, обдумывая то, что видела. Возможно, она даст волю эмоциям и скопившейся чужой боли уже в номере, но пока нужно собраться и помочь этим людям. Рядом с ней соперницы, которые не дадут ей никакого спуску, даже если она вдруг решит пасть духом. Никакой поддержки, кроме поддержки духов рода. Всё. — Как самочувствие? — рядом очень внезапно оказывается Марьяна, совсем бодрая и такая, будто не работала сегодня. Да, вот ещё один из плюсов идти первой: можно успеть отдохнуть перед консилиумом как следует. — Порядок, — фальшиво отзывается Вика, затягиваясь. Какой там порядок, когда она едва не дрожит? Но нельзя показывать своей слабости, у них впереди ещё консилиум, на котором придётся, скорее всего, отстаивать свою точку зрения. — Как ты после работы? — Сложно. Злой королеве хочется ещё отдыха. Очень-очень хочется, — шутит, чем заставляет и Райдос улыбнуться. И тут, как кстати, вспоминается ночные звуки за стеной. Можно аккуратно спросить, пока разговор между ними настолько прямой и располагающий, почти дружеский, без попыток слететь во взаимные подколы или агрессию. — Слушай, Марьян, а это не ты со мной соседствуешь в отеле? Я не заметила, как кого заселили, — спрашивает осторожно, чтобы не выдать своего знания о ночном. А то вдруг, мало ли, она слышала то, что не нужно было слышать. — Нет, к сожалению нет, — она звучит как будто странно расстроенно. — Селили сначала тебя, а потом Керро. То есть получается, что твоя соседка — Мэрилин.       Что?.. Мэри? Как такое вообще возможно? Эта новость огорошила, поставила в ступор, потому что до этого времени Виктория была свято уверена, что рядом с ней соседствует Марьяна со своими странными и немного пугающими порой ритуалами. Завораживающими не меньше, да, но всё-таки. С идеей о том, что её соседкой оказалась Мэри нужно ещё свыкнуться. Просто попробовать туда-сюда погонять эту мысль, проверить её оттенки и собственное к ней отношение, лишь бы только не задумываться о том, что же там такого делала Керро этой ночью. Плакала? Смеялась?       Это странно. Это действительно элементарно странно, потому что Виктория не может даже предположить, что же там могла делать эстонка. — А что? — уточняет Марьяна, которая в такой момент становится больше похожа на любопытную ласку, высунувшую мордочку из своего укрытия, чтобы просто проверить, что же там такое. Она даже чуть склоняет голову к правому плечу перекатывается с пятки на носок и обратно. Всё-таки детская непосредственность в ней как была, так и осталась, и останется ещё надолго, потому что это черта характера.       Приятная, надо признать. Не так много что приятного есть в Марьяне, но вот это — приятное. И интересное. — Да так, просто задумалась, с кем соседствую, стало очень интересно, — пытается не раскрывая секрета отделаться Райдос от любопытства и непосредственности Марьяны.       Вот только та не верит. Это очень легко прочитать по обычно живому лицу. Просто не верит и всё. Как делают это всё те же дети — чисто и искренне не верят, что ёжик колючий, пока сами не уколются. — Не договариваешь ты что-то, Райдос…       Впервые в жизни Виктория так сильно благодарна режиссерам за то, что те объявляют о сборе для поездки на местное кладбище. Время уже совсем не детское, самое то, чтобы произвести необходимые ритуалы, которые освободят эту семью от череды этих грустных и странных смертей молодых и не только. Остаётся только не поругаться со всеми и сделать свою работу просто хорошо.       Как всегда почему-то оказывается сложнее сделать первое, чем второе. Как бы Виктория ни пытается остаться в стороне, когда версии Мэри и Марьяны не сходятся, как ни пытается хоть немного сгладить конфликт и именно что помочь людям, но у неё не выходит, потому что в какой-то момент она понимает, каким именно способом Керро собирается закрывать то, что увидели они обе. Пазл в голове странным образом складывается, когда соперница просит принести её инструменты. В аккуратном саквояже набор всего, чего только можно, но больше там ножей. Разных. Из дамасской стали даже есть.       И у Райдос щёлкает. Она подходит ближе, опускается на корточки рядом с рьяно готовящейся к ритуалу эстонкой. — Мэри... Не надо. Есть другие способы убрать это. Более здоровые для тебя. Не надо, — пытается убедить её сделать всё правильно, сделать так, чтобы иметь возможность помочь. В конце концов, они могут снять это вместе.       Но в знакомых глазах напротив Райдос видит только слепую, яростную решимость. — Отоьйди, Вьика, — просит спокойно. — Я дьелаю свою работу так... — Но это просто, блять, опасно, как ты не понимаешь? — эмоции невольно выплёскиваются сами, Вика даже не очень это контролирует. Она говорит, отчаянно берёт за руку, но Мэри стряхивает её ладонь со своей, будто обожглась. — Мнье пльевать. Отойди с дороги.       Райдос не остаётся ничего другого, кроме как отступить, дать Керро сделать то, чего она так хочет. И просто попробовать минимизировать все последствия для неё, для рода, для всего.       Ритуалистика, связанная с кровью в таком формате, то, что делает Мэри — опасно не только для неё, однако для неё в большей степени. Это то, что почти переходит грань черноты при неправильном использовании. Одна ошибка может поставить крест на жизни практика, который дерзнул использовать что-то такое. И это в итоге цена победы для Керро? Да, мощь и сила, помощь людям, всё так легко, но это лишь кажется.       В итоге Вика больше работает на то, чтобы последствий для эстонки было меньше. Но не заметить её бледность в поездке обратно и то, как она слегка пошатнулась прежде, чем зайти в номер, невозможно. У Райдос сжимается сердце. Что должно было произойти за всё те годы, которые они не общались, что Мэри пришла к таким методам работы?       И самый главный вопрос, которым задаётся Виктория уже лёжа у себя в номере этой ночью — как обезопасить эстонку? Как сделать так, чтобы этот сезон не стал для неё последним в самом буквальном смысле?