31-я весна

      Ей пятнадцать. Воздух холодный, он все более и более кусающий, обжигающий. Он за щеки хватает, так и норовит откусить ладонь или сделать ещё что-нибудь, чтобы окончательно показать: весна ушла. Ушла даже промозглая осень, которая могла бы согреть редкими лучами негреющего солнца. Всё это или осталось позади, или было ещё далеко впереди. А она была тут. На улице, с одним рюкзаком за плечами. Ей пятнадцать, жизнь не выглядит самым радужным на свете событием. Как и всем подросткам, хочется другого. Хочется чего-то, что не будет болеть внутри так. Жжётся, сгорает, заставляет куда-то идти, двигаться и просто дышать, когда так тошно, когда просто не хочется.       Ей семнадцать. Дверь перед ней, закрытая наглухо, открывается так легко, будто есть какая-то волшебная палочка или вроде того, что-то, что помогает открывать все двери. На губах горьким вкусом крепкого кофе ухмылка. Если бы была такая палочка, возможно, было бы в разы и разы легче. Но такой палочки просто нет. Первый шаг, тёплое помещение, голоса, музыка. Кто-то зовёт по имени, кто-то предлагает выпивку, от которой она не отказывается. Деньги есть, можно расслабиться. В какой-то момент мир начинает смазываться больше обычного. Она же обещала себе, она же говорила, она... — Вик? — тихий голос прерывает тишину, до того нарушаемую лишь тихим дыханием обоих. Виктория даже не заметила, как сжала в ладони простынь, чуть скомкавшуюся от сна. За окном что-то неразборчиво стучит мелкая осенняя морось, собирающаяся каплями. В квартире тихо. И только лишь это «Вик» не даёт окончательно провалиться в состояние, в котором она не была уже очень давно. Это тихое, немного неправильное произнесение её имени с прибалтийским акцентом. И ладонь, тонкая, нежная, которая находит её собственную, сжимает. — Я.. порядок, — Райдос сглатывает, но не находит в себе силы повернуть голову в сторону Мэрилин. Та лежит рядом, такая трогательная и чистая. Лежит, тут даже экстрасенсом не нужно быть, на боку, и смотрит пристально своей смесью зелёного и серого, пытается отыскать хоть что-то, что могло бы дать представление о происходящем. — Порья-док, — забавно передразнивает эстонка. Матрас немного прогибается от движения, а потом Райдос чувствует осторожный поцелуй на плече. Глубокий вздох, взгляд в потолок. Она уже другая, это пора оставить в прошлом. Даже город уже бесконечно другой, изменившийся, принявший её. Сделавший её другой. — Врёшь же. Не порьядок. Чувствую.       Она специально так говорит, знает, что Вику это забавляет. Как будто незнание русского делает Мэри ещё более очаровательной. Хотя для Райдос Мэри всегда очаровательная. Когда заваривает себе чай, один из тех, которыми пахнет от Шепса периодически. Когда улыбается так очаровательно, смущаясь опускает взгляд, и когда заплетает волосы, собирает крабиком, чтобы они красиво распались потом на локоны, когда Вика нагло нарушит идеальность причёски. О, да, Керро такая. Особенная такая.       А ещё иногда она приезжает, и взгляд блестит от непролитых слёз обиды. Иногда звонит, и это прямо-таки чувствуется, что что-то произошло. Что воздух вокруг ведьмы наэлектризован, что вот-вот — и она точно пойдет кого-нибудь проклинать. И даже в такие моменты оторвать от неё взгляд очень сложно. У Вики всякое бывало в молодости, но вот так, чтобы не оторвать взгляд...       Глубокий вздох. Опять ушла в свои мысли, даже не заметив как Керро коснулась плеча пальцами, как провела выше, к недавно оставленному засосу. Красиво, Вика до сих пор считала это очень красивым, все следы, которые оставляла Мэрилин. Делала она это очень редко, а самой Вике и подавно было такое запрещено. Но это и не нужно. Райдос обнимает ладонь любимой девушки своей, подносит к губам, целуя точно между указательным и большим пальцами. — Я правда в порядке, Мэри. Просто воспоминания, — твердо, уверенно произносит Вика, всё-таки поворачивая голову, чтобы взглянуть на эстонку. И даже сейчас в серости всей комнаты, которая разве что по оттенкам отличается, Керро слишком хороша. Яркое пламя. Вот уж действительно, она очень яркая. И даже сейчас улыбка, которая появляется у неё на губах, кажется спасительным лучом в темноте ночи. В темноте жизни. Какой сегодня день, час, год? Не так важно.       Мэрилин вздыхает, чуть приподнимается, чтобы коснуться губами щеки. Потереться носом, забавно поморщившись, когда собственная прядь волос оказывается от этого движения на лице и щекочет. — Что вспомнила? — спрашивает всё-таки. Вика знает, что этот вопрос будет задан. Он витал в воздухе с самого начала, с того момента, как она потерялась в свете фар проезжающего автомобиля и не смогла найти выход. Уже тогда в воздухе был именно этот вопрос. Что она вспомнила? — Молодость, юность. Знаешь, так себе времена были. Не то, чем делятся во время таких редких встреч, — Вика отмахивается так, будто ей это совсем неважно. Будто это не тревожит её память раз за разом, будто не становится камнем преткновения многих ситуаций. Будто не это всплывало на их с Мэри сезоне Битвы, когда множество раз Райдос приходилось подходить к режиссёрам и точно говорить, что можно будет пустить в эфир, а что нет. Это то, что она оставила в Москве так же, как Мэри оставляет там Сашу каждый чёртов раз. Кстати, о нём. — Саша ничего не спрашивал? О том, почему ты второй раз за месяц срываешься ко мне.       Мэри немного хмурится. Ей не нравится, когда Райдос упоминает Сашу, особенно не нравится, когда она делает это в их общей постели после достаточно горячего секса. В этой ситуации мужчине, такому как Шепс, совсем не место здесь. Но кто сказал, что Виктория думает так же? — Он думает, что я к подруге и у неё случился беда, — Керро вздыхает, отвернувшись и лишив Вику даже контакта руками. Райдос такое не нравится. Кажется, всё-таки не стоило затрагивать эту тему. У Мэри в голове чёрт ногу сломит в мыслях по поводу всего этого. Как она объясняла, и Сашу любит, и от Вики уйти не может. Будто потребность. Как кислород. Как наркотик. — И какая же беда у меня могла случиться? — в голос закрадываются флиртующие нотки, и вот, уже сама Райдос двигается ближе, со спины обнимая Мэрилин. Нужно, чтобы ведьмочка успокоилась. Зря, всё-таки, Вика Сашу упомянула, он зря. Приходится заглаживать свою вину прикосновениями. Ладонь скользит по талии, ниже, к бедру, пока Райдос поцелуями проходится по плечу. Исключительно нежность и «прости меня» в каждом прикосновении. — Отсутствие меня?       В ответе очень остро чувствуется улыбка. Райдос тоже улыбается, когда целует уже кожу шеи, и выше. Пока её ладонь напротив, уже не просто на бедре, уже ниже, между, касается уверенно, обещая, намекая на продолжение. И Керро на это ведётся, вновь отвлекается от всех своих мыслей, поворачивается, чтобы найти чужие губы своими. Чтобы прогнуться к ласкающей ладони, простонать жарко на выдохе от того, как Вика поцелуями спускается к груди, как прикусывает кожу, оставляя след губ, тут же вылизывая эту лёгкую отметку. Не пройдет и двух часов, как она сойдёт. Хочется большего, конечно, но нельзя. Можно выразить любовь и удовольствие по-другому.       Тяжёлое дыхание, Мэри тянет Вику к себе, выше, чтобы прижаться всем телом, чтобы поцеловать уже самостоятельно, прикусив слегка губу, и тут же оторваться, простонав, когда становится слишком правильно. Этого много, Вики становится действительно много, но Мэрилин не против, совсем нет, она лишь откидывает голову на подушку, жмурится. Мыслей в голове не остаётся, только жар, который хочется оставить где-то в груди, запереть, запомнить эти слова, которые шепчет Райдос, запомнить всё это надолго. И вновь стон, отголосок имени, когда Мэри расслабляется. Она даже глаз открыть не может. Не может или не хочет? Сложно сказать. Но что легко, так это притянуть Вику к себе, обнять ногами и руками, поцеловать в уголок губ. Когда Мэри чуть придёт в себя, она, конечно же, поможет забыть обо всех плохих воспоминаниях. И всё-таки оставит ещё несколько следов так, чтобы Райдос потом вспоминала эти моменты по первому взгляду в зеркало. Но пока Керро лишь утыкается носом в плечо своей самой большой зависимости.