Rooftops

꧁ Пов Дрим꧂ Сейчас я обычно не отвечаю ни на телефонные звонки, ни на сообщения. Честно говоря, я вообще мало что делаю. Но Уилбур беспокоил меня с декабря, а сейчас февраль. Он не имел в виду никакого вреда, но, боже, он меня раздражает. Сейчас 3 часа ночи, и я сижу за столом, стоящим возле окна. Раньше он стоял у стены, но я решил переместить его, чтобы теперь я мог сидеть за столом и смотреть в окно. Я считаю, что это может пригодиться в такие бессонные ночи. Ночи, когда я либо слишком много думаю, либо не думаю вообще. Я рисую все, что может привлечь мое внимание, маленькие кусочки скомканной бумаги начинают расти вокруг меня каждый раз, когда я терплю неудачу. Сегодняшний вечер прошел хорошо, возможно, один из лучших за последнее время. Кажется, я застрял в этом цикле. На каждую спокойную ночь по пути будет 10 дерьмовых. Я пытался, правда. Я стараюсь изо всех сил и чувствую себя дерьмом из-за того, что подвел всех. Группа Ранбу. Его. Подвести его, вероятно, больнее всего, и с течением времени это не становится менее болезненным. Все эти фразы «время лечит шрамы» действительно начинают казаться чушью. Его нет три месяца, три месяца. Я не жду, что он вернется, нет. Но каждый день, который я провожу без него, — это просто день, который просто не стоит того, чтобы жить. Я понимаю, что снова застреваю в своей голове, и в последнее время я пытаюсь это остановить. Вот так начинается спираль: я слишком много думаю, а потом все идет под откос. Особенно ночью, когда ничто не отвлекает меня от того, что происходит в моей голове. Когда я уже собирался взять карандаш, мое внимание привлекло короткое жужжание. Входящий звонок Уилбур :) Я смотрю на светящийся телефон, позволяя его гудению посылать вибрации по всему дому. Экран освещает темную комнату. Мне не хотелось включать свет в такой поздний час. В любом случае мне это не нужно, здания снаружи дают достаточно света, чтобы я мог видеть, что я делаю. Я собираюсь проигнорировать звонок, как делал это последние несколько месяцев. Зачем мне отвечать ему сейчас? Хотя чем дольше я смотрю на телефон, тем больше у меня появляется желание ответить. Кажется неправильным игнорировать этот конкретный призыв. Моя интуиция подсказывает мне ответить, говоря, что я пожалею об этом, если не сделаю этого. Я так и делаю: доверяю своей интуиции и импульсивно принимаю его призыв. Первое, что мне интересно, это почему Уилбур звонит мне, хотя он живет буквально в 10 минутах езды. Он мог просто прийти. Опять же, я бы, наверное, не стал говорить с ним лицом к лицу. —Привет? — говорит Уилбур, выступая первым. Я позволил его голосу проникнуть в душу. Я не слышал его так отчетливо уже несколько месяцев. —Привет— отвечаю я, пытаясь говорить нормально. Интересно, что такое нормальное ощущение, интересно, говорю ли я так же, как раньше. —Я не думал, что ты возьмешь трубку — говорит он с небольшим преимуществом в голосе. —Как ты? — спрашивает он меня смущенным голосом Для него это странно, он никогда не звучит застенчиво. —Да, у меня все в порядке — лгу я, беря карандаш и метая его между пальцами. Я слышу его тихий смешок по телефону. —Ты ужасный лжец — говорит он мне, и я могу сказать, что он, вероятно, сейчас улыбается. Я ухмыляюсь его словам, готовя свой дерзкий ответ. —Если я правильно помню, именно то, что я потрясающий лжец, втянуло меня во всю эту неразбериху. Он снова смеется, на этот раз более свободно. В какой бы комнате он ни находился, это звучит просторнее, просторнее чем его квартира. — Уже шутишь? — спрашивает он игриво. Я не знаю, почему я с ним разговариваю, я ни с кем не разговаривал уже много месяцев и не собирался это менять. Но все же я здесь, болтаю, как будто все в порядке, как будто со мной все в порядке. Не могу врать, это приятно. Приятно поговорить с кем-то, кроме Ранбу. —Это более или менее способ справиться с ситуацией— сообщаю я ему, чертя маленький кружок на чистой бумаге подо мной. Я переключил его на громкую связь, моя рука уже устала прижиматься к уху. — А если серьезно, как твои дела? — спрашивает он, его голос становится более серьезным. Его вопрос не застал меня врасплох, я этого ожидал. Я не собирался рассказывать ему все, нет, это только вызовет еще больший беспорядок. Уилбур заставил бы меня обратиться за помощью, если бы знал, что происходит, поэтому я придерживаюсь смягченной версии. —Эх, не очень хорошо — бормочу я, пытаясь звучать оптимистично, — я справляюсь. Я не справляюсь, и я намного хуже, чем «не очень хорошо». —Это звучит не очень хорошо — невинно намекает он, —Хочешь поговорить об этом? Я собираюсь отклонить его предложение, не задумываясь, но потом сижу и думаю секунду. Неужели разговаривать с кем-то будет так уж плохо? Неужели меня убьют если я какое-то время поболтаю с ним? Я сажусь на стул и смотрю прямо в окно, все еще с карандашом в руке. —Да, да, я думаю, что да — тихо напеваю я, вероятно, достаточно громко, чтобы он мог услышать. В моей комнате тихо, улицы кажутся тихими, в квартире почти тихо, если не считать тихого храпа Ранбу, который я почти слышу из коридора. Небо чистое, я вижу каждую звезду прямо из окна. В моей комнате беспорядок, но я пытаюсь с этим разобраться. Я говорю себе, почему я хочу поговорить с ним, что я хочу поговорить с ним, потому что все кажется правильным. Но это не так, я делаю это, потому что моя интуиция все еще кричит мне, все еще говоря, что я очень сожалею, что не сделал этого. —Я не собираюсь спрашивать, что заставляет тебя так себя вести, — просто начинает он, — мы оба знаем ответ на этот вопрос. Я не знаю, хочу ли я снова улыбаться или плакать при мысли о Джордже. Возможно оба. —Да, да, есть — соглашаюсь я тихим голосом. Я думаю, он собирается сказать что-то еще, но ловлю себя на том, что прерываю его невысказанные слова. — Ты говорил с ним? — Я размышляю, не в силах удержаться от вопроса. Однако он, похоже, не особо об этом задумывается и отвечает просто. —Да, думаю, немного — уверяет он меня. Я собираюсь спросить, там ли он еще. Хотя мне это и не нужно, он говорит. —Ты скучаешь по нему? Мой желудок резко падает. Никто не осмелился спросить меня о нем так прямо или даже упомянуть о нем так прямо. Это такой чертовски тупой вопрос, что мне хочется выбросить телефон в окно, а потом прыгнуть за ним. Скучаю ли я по нему? Нет, я гнию между одними и теми же 4 стенами 3 месяца без всякой причины, делаю это ради удовольствия. И я знаю, что это не тот вопрос, который бы мне задал Уилбур, это тоже мыслящий узко. Он знает, что лучше тогда задавать такой глупый вопрос. Так почему же он вообще спрашивает? Я не могу произнести все это вслух, мои мысли проносятся в голове слишком быстро, чтобы я мог сформировать правильный ответ. После многих попыток какое-то время избегать каких-либо воспоминаний о нас, я чувствую, что все это начинает возвращаться ко мне. — Дрим? —Да — говорю я, мой голос не более слышен, чем шепот —да, я скучаю по нему. Мне так хочется спросить, почему он это делает и что означают эти вопросы. —Ты все еще занимаешься… —Уилбур. —Нет — медленно дышит он — поверь мне, просто послушай. Вещи, которые я подавлял, бьют меня, как кирпичная стена, заставляя все это возвращаться слишком быстро, чтобы я мог с этим справиться. — Ты все еще заботишься о нем? он заканчивает. Теперь я вижу Джорджа в своей голове, представляю его лицо, которое я пытался стереть несколько месяцев. —Отвечай на вопросы, отвечай на его вопросы — думаю я про себя, руки слегка трясутся. — Да — хриплю я, пытаясь сохранить голос ровным, — намного, намного больше, чем мне хотелось бы признать. Я помню ощущение его маленьких, мягких, нежных рук, которые он украдкой переплетал с моими, когда у него была такая возможность. Его пушистые волосы, на которые я опирался подбородком, когда он прижимался ко мне. —Можешь ли ты… — начинает он, неловко останавливаясь, — можете ли ты описать, что вы чувствовали с ним? Оно возвращается, и вся моя тяжелая работа сводится на нет всего за несколько минут. Недели, которые я провел, пытаясь выбросить это из головы, теперь оказались напрасными. Сердце застревает в горле, пальцы дрожат, когда я кладу карандаш обратно на стол. Я помню, как он себя чувствовал, прижимаясь ко мне ночью. я помню его застенчивые карие глаза, которые смотрели на меня, и моя голова гадала, о чем он думал, когда смотрел на меня. Я помню освежающее чувство, когда я видел, как он смеется, и ту маленькую вещь, которую он сделал, которая могла сделать мой день лучше. Его маленькие, но глупые черты характера были, пожалуй, моей любимой чертой. То, как он убрал мои волосы с моих глаз исключительно потому, что это его раздражало, когда он сразу же после этого убирался, чтобы не делать этого позже, когда он без предупреждения обнимал меня или держал за руку только потому, что ему нравилось это чувство. что я рядом. То, что я бы отдал, чтобы он был рядом прямо сейчас. Я падаю обратно в яму, из которой выбирался, но теперь не могу остановиться, я уже зашел слишком далеко. Я помню ощущение его талии, его челюсти, его губ. Я помню, как лежал с ним на бревнах во время нашего похода и напевал ему, чтобы он мог заснуть. Я помню, как смотрел на него, пока он спал той ночью на крыше в Нью-Йорке, и постепенно приходил к выводу, что я все еще люблю его. Люблю. Я любил его тогда и люблю до сих пор. Я всегда буду любить его. Я помню, как смотрел на него в тот великолепный вечер на склоне холма, зная, что пойду на край земли только для того, чтобы увидеть его улыбку. —Дрим? Голова начинает кружиться, все становится размытым. Я не знаю, подкосятся ли мои ноги, если я попытаюсь встать, поэтому я застрял перед телефоном. Я в ловушке. —Я не могу ответить на этот вопрос — это все, что я могу выдавить. Я беру трубку и трясущейся рукой собираюсь нажать на большую красную кнопку «отбой». —Ты все еще любишь его? Мне кажется, я физически чувствую, как краска сливается с моего лица. Я делаю паузу, в нескольких дюймах от завершения моего первого настоящего разговора за несколько месяцев. Единственный разговор, который у меня действительно был отправляет меня в нисходящую спираль. Я тоже не могу ответить на этот вопрос, по крайней мере, не напрямую ему. Конечно, я могу об этом подумать. Но на самом деле говорить это? Я бы не смог справиться. —Я думаю…— мне удается выговориться, прежде чем мое дыхание перехватывает меня, —Я думаю, мы оба знаем ответ на этот вопрос. Прежде чем он успевает ответить, я нажимаю кнопку, и его контакт исчезает с экрана. Теперь это только я. Я и моя голова. Мой разум все еще работает слишком быстро. Слишком быстро, чтобы я мог здраво мыслить. Телефон, который только что все испортил, все еще у меня в руке. Прежде чем я успел остановиться, его прижали к стене, вероятно, оставив дыру или вмятину. Я встаю со стула, пытаясь выбросить все из головы. Пытаюсь избавиться от мыслей, которые так и просятся на поверхность. Однако мысли никуда не уходят. Они просто продолжают возвращаться, это похоже на повторяющийся цикл. Я стою, застывший, не могу пошевелиться. Он никогда не вернется. Что бы у нас ни было, чем мы когда-то были ушли. Стены начинают обрушиваться на меня, и я чувствую, как нарастает паника. Я один, я без него, и именно так и будет. Я не могу это изменить. Я не могу это исправить. Он ушел. Без него я чувствую себя никем, последние несколько месяцев заставили меня это осознать. Я не хочу быть никем без него. Это никогда не закончится. Эта продолжающаяся война в моей голове никогда не прекратится, жажда и желание держать его в своих объятиях никогда не прекратятся. Теперь я начинаю понимать, что я собираюсь сделать. Примерно то же, что я всегда знал, что собираюсь сделать, но теперь я знаю, что готов. Я готов отпустить. Я несусь через комнату, открываю шкаф и пытаюсь не обращать внимания на свои мысли и все, что происходит внутри меня. Я все еще борюсь со слезами, я не уверен, что это слезы гнева или опустошения, но я пытаюсь вытереть их каждый раз, когда они появляются на поверхности. Вытащив из шкафа то, что мне нужно, я беру с подставки свою электрогитару, кладу ее себе на колени и сажусь за стол. Я не теряю времени, я не могу так продолжать. Я не могу продолжать жить без него. Я беру со своей подставки ручку, смешанную с бумагой, карандашами, ластиками и всякими другими вещами. Моя рука свисает над страницей. Я понятия не имею, как я хотел это сделать. Это кажется эгоистичным. Такой эгоистичный. Но я жажду облегчения, спасения от пост оянной боли. Это мой побег. Я не знаю, как плохо это писать, но я не могу сделать это, ничего не оставив для него. Я не могу сделать это без какого-либо объяснения. Итак, я начну с двух простых слов. Дорогой Джордж...