Лаврентий и Ларион

2. Город Васильков Киевской губернии, квартиры Черниговского пехотного полка, весна 1825 года – Сергей Иваныч, Сергей Иваныч! – Что, Фитиолин? – Да дело у нас тут с товарищами… Мудреное, а значит, только вы разобраться можете. – Что, деньги нужны? – Нет, хотя может и деньги… Тут прапорщик на нас вторую неделю ругается… – Да, он говорил мне, что вы на учении квелые какие-то. Думает, что пьете вы без просыпу – все, мол, кто в вашей избе квартирует. – Вот в ней-то и дело, в квартере нашей! Дети эти… днем-то они тихие, даже как нету их, а ночью – то плачут, то между собой говорят, – а все спят! – и говорят не по-нашенски… А один встал вчерась, встал и пошел – а все спит!.. – Подожди, Фитиолин, вы ж вроде бы у бабки с дедом квартировали, какие там дети? Внуки, может? – Вот и прапорщик тоже ругается, говорит: «Врете вы все, родила ваша бабка, что ли?» Да уж лучше бы родила! – А что же… неужели подбросили? – Хуже того, в перелеске их нашли… к двум деревьям привязанными. – Ты уверен? Не приврали вам хозяйка? – Куда там – приврала! На совесть привязаны были – она еще вернулась, Прокофий Гриб с Фоминым с ней ходили – отвязывать. – Да, дело и правда непростое. Ну что же, пойдем разберемся. Michel, attendez-moi, je reviendrai bientot, je dois s'y reconnaitre, c’est tres bizarre…(*) – Уж пойдемте, Сергей Иваныч, сами скажете что-нибудь, никто ж не знает, что с ними делать, и дети пуганые такие, то вроде смышленые, а говорят мало – так, два три слова, это если по-нашенски… История, звучавшая как эпизод из авантюрного романа о разбойниках – или как начало какого-то античного повествования о потерянных детях, оказалась совершенной реальностью. Два мальчика, возраст которых было трудно определить сходу. Невысокие и худощавые, лет семь на вид(**), лица притом – сосредоточенные грустные и понимающие, словно им лет на десять больше. А говорят – мало, отдельные слова, выговаривая их четко, но как что-то не вполне привычное. Так что понять удалось только то, что они откуда-то издалека, здесь никого не знают… Многое в жизни Сергея происходило не так, как он предполагал заранее. Вот и теперь, только собираясь помочь разобраться в странном происшествии, в итоге увел мальчиков к себе. Старики и так с трудом справляются с хозяйством, а в избе еще солдаты квартируют… Обычные мальчишки просто бегали бы с товарищами по улице до ночи, а дома только спали. Но эти двое, которых уже попытались познакомить со сверстниками, как-то с ними не ужились. «Сильные – и неумные», – сказал один из мальчиков. Сергей уже собрался уходить, когда хозяева задержали его (дети были уже во дворе). Старик сообщил, что слушал, как дети между собой говорят на неведомом языке: «Так они друг друга зовут… как-то навроде Лаврентий и Ларион. Лаврентий-то я так, угадал, у него говор другой малость, а вот Ларион – точно слышал!» А старуха сняла с печи сверток: «Вот, возьми, это на них было, я их переодела: соседка рубахи и штаны дала – у нее парень прошлым годом умер». Сергей так и застыл у порога, но не от сказанных слов: в свертке между слоями войлока и льна лежало что-то вроде браслетов и обруча на голову. Серебро, яшма, бирюза. История еще сильнее начинала походить на роман. «Может быть, вы дети короля, которых украли разбойники?» – задумчиво спросил Сергей тем же вечером, уже у себя, не рассчитывая на ответ. «Что? Да», – сказал один. «Уже нет», – покачал головой другой, и дальше этот разговор Сергей решил не продолжать. А время шло, что-то менялось, что-то приходилось менять самому. Однажды, возвращаясь с учения, он обнаружил, что вокруг дома носится какая-то хохочущая толпа. Оказалось – играют в салочки. Мишель, оба мальчика и пара соседских детей. Хохочут все, найденыши – впервые на его глазах. …Мишель потом отправился читать что-то из свежих известий о греках и писать в Линцы, а дети, которых они пытались понемногу обучать, что-то чертили на листе бумаги. Лист Сергей узнал карту здешних окрестностей, начерченную вполне пристойно, только с непонятными надписями. Но как-то нужно было устроить найденышей, которых в самом деле никто не искал – ни помещики, ни монахи, ни цыгане (они пытались иногда представить любые возможные версии). В итоге местные уездные чиновники за вполне приемлемую плату породили бумагу о приписанных к мещанскому обществу города Василькова подкидышах Лаврентии и Ларионе, по крестному отцу Сергеевых. Но и оставаться в Василькове им было нельзя: у Сергея и так было не слишком много времени, чтобы уделить им, а близилась пора, когда, возможно, и того не станет… Матвей, собираясь на некоторое время вернуться в Хомутец, а ближе к новому году опять приехать к брату, предложил отправить их ненадолго в усадьбу: слуг, чтобы позаботиться, там достаточно, а вот семейство Ивана Матвеевича от второго брака очень удачно уехало с ним Петербург, и можно пока не объяснять, кто они и откуда… С собой он увез не только загадочные вещи, бывшие при детях, но и бумаги на них, не исключая и метрических свидетельств (еще одна не слишком большая трата), а один из священников собора обещал вписать задним числом сведения об их рождении (то есть, опять же, – о нахождении подкидышей) в метрическую книгу… Сделал ли он это в самом деле, Сергей уже не успел узнать.