Очень плохая затея

Было бы замечательно, окажись все происходящее сном, но никогда еще судьба не была столь милостива к Гарри. — И ты думаешь, что Сэдди клюнет на меня? — он решил сжечь лучшие аргументы в бессмысленной битве против такого альфы, как Чарльз. — Я уверен, — непоколебимо отрезал тот. — С чего бы? — Будь ты альфой на самом деле, я бы попросил тебя просто не сопротивляться напору Сэдди, но ты — омега. А значит, сможешь воздействовать на него феромонами. — Феромонами? — Хм, — Чарльз поджал губы, хмурясь. — Не очарованием же. Вообще-то Гарри умел быть очаровательным, когда того требовала ситуация. Магазин только на его одной доброжелательной улыбочке и держался. На ней, на нем самом и на розах по фунту за штуку. — И что потом? Окей, прыгаю к нему в постель, а дальше…? — Можешь с ним не спать, — пожал он плечами. — Ты в курсе, что бывает, когда альфа и омега оказываются в одной койке, или в Итонском колледже вас учили, что детей находит пасхальный заяц? — В острословии тебе меня не переплюнуть, — Чарльз снисходительно улыбнулся, постучав баночкой по столу. — Даже не буду обращать внимания на столь беззубые попытки меня задеть. А что о Сэдди… Мне нужно, чтобы он и секунды не смог без тебя провести. — И что? Ну, ладно, допустим… — Попросишь кое о чем, он не откажет. — О чем? — Узнаешь чуть попозже. — Что-то не клеится у меня в голове… — начал было Гарри, предчувствуя, как его понемногу начинают дурить. — И не удивительно. Не надо чтобы что-то в твоей премилой головке клеилось, надо, чтобы в этой головке вертелся только один вопрос: «Как мне соблазнить Сэдрика Уоллес-Скотта?». — Ты серьезно? План прямиком из романтических комедий? — Он точно не ожидает плана прямиком из, как ты выразился, — Чарльз показал кавычки пальцами, — романтических комедий, поэтому надурить его будет очень просто. Я не оставлю тебя. В конце концов, мы сосед… — Двести тысяч фунтов. Задница-то бесценна, ее продавать Гарри не собирался, а вот собственную гордость и принципы — пожалуйста. — И все? — удивленно пробормотал Чарльз, лишь на мгновение замешкавшись. — И ты никому не рассказываешь о том, что я омега. — Это зависит от того, как закончится наша афера. — Если у тебя будет компромат на него, значит, ты заставишь его замолчать. — Хм, — Чарльз одобрительно покачал головой. — Пожалуй, да. — И когда мы с моим братом поменяемся местами, ты ему ни о чем не расскажешь. — Так все-таки где-то по этой бренной земле ходит Барри Дженкинс! Гарри предпочел, чтобы тот путешествовал по кругам Ада, но увы. — Да, он мой брат-близнец. — Удивительная насмешка судьбы, — в который раз Чарльз криво усмехнулся. — Хорошо. Пожалуй, мы обговорили предварительные детали. По рукам? — Я похож на идиота? Принеси мне контракт. С этими аристократами стоило держать ухо востро. — Даю слово. Гарри едва со смеху не прыснул. — Боюсь, мы не в шестнадцатом веке, а я не твой вассал. Неси гребанный контракт, без него я палец о палец не ударю. И делай что хочешь. Глаза Чарльза потемнели, но лишь на мгновение. — Хорошо, — он хлопнул ладонями по коленям. — Пока я готовлю нотариально заверенный документ, который тебя удовлетворит, изучи хотя бы по интернету, кто такой Сэдди. — Я думал, — проговорил Гарри прежде, чем Чарльз схватился за ручку двери, — ты принесешь досье. — Ты точно пересмотрел романтических комедий. Спускайся на землю, пожалуйста. А, — щелкнул альфа пальцами. — Добро пожаловать в Кембридж и отдельно — в Бишоп.

***

Гарри едва челюсти не лишился: Сэдрик Уоллес-Скотт красовался в энциклопедии с голубой лентой на парадном мундире и парочкой вдохновляющих абзацев, впрочем, довольно скупо пересказывающих его невероятно короткую, но от этого не менее удивительную биографию. Отучился в какой-то королевской школе, походил в Итонский колледж, выигрывал в лодочных гонках (Гарри едва не пропустил довольную рожу Чарльза, лихо поглядывающего на фотографа с кубком в руках), участвовал в математических олимпиадах — он вообще спать успевал? Красавец под шесть с половиной футов, эдакий шотландский борец за независимость с золотой гривой и голубыми, почти прозрачными, глазами. Неудивительно, что в комментариях под каждой статьей, где Сэдди щеголял своей симпатичной мордой, и на форумах, посвященных королевским сплетням, домохозяины негодовали на каждую омегу, ошивающуюся рядом с герцогом. Кстати, подумал Гарри, щелкая по вкладкам мышкой, каким же он герцо… А, да, точно пятнадцатый герцог Гамильтон. Ну, пиздец.

***

Из Барри, то есть Гарри, мысленно поправил себя Чарльз, Дженкинса трудно было сделать человека: альфой он был омегоподобным, омегой же походил больше на альфу — словом, кто-то вроде беты без цвета и природного феромона. Шастал по кампусам, понуро опустив голову да натянув на глаза свою ношенную кепку, прятал ладони в рукавах растянутого пуловера, будто бы с чужого плеча содрав всю одежду, ни с кем не разговаривал, по сторонам не глазел. Хоть Сэдди и нравились именно такие, с длинной шеей, прямыми острыми плечами, донельзя худые, интерес к ним так же быстро пропадал, как и появлялся. К тому же вряд ли бы настоящий альфа свел его по-настоящему с ума. Этому шотландскому выскочке не чуждо желание пометить чью-то лебединую шейку, просто он не мог воплотить свои фантазии в реальность — дома его ждал ненаглядный, выбранный из сотни претендентов женишок. Сэдди поэтому-то никого из омег к себе и не подпускал. Мало ли, феромоновый шок, нежелательная беременность, истинность, прости небеса, — словом, лишние хлопоты перед грандиозной свадьбой, на которой должен был присутствовать сам король. А тут такой Барри, то есть Гарри, Дженкинс. Альфа полностью во вкусе Сэдди да еще и с сюрпризом. Как только он попадется на феромоновую удочку, выкинуть из головы нищеброда не сможет.

***

— Ну-с? — к вечеру перед Гарри на стол легла кожаная папка с документами. — Нотариально заверено. Даже на голографическую печать можешь посмотреть, ты бы видел лицо моего адвоката. Пришлось соврать, что это шутка для моих сокурсников. Розыгрыш. «Я, Чарльз Джордж Гордон-Леннок, четырнадцатый наследный герцог Гордон-Леннок, маркиз Ротсей, обязуюсь выплатить двести тысяч фунтов наличными Барри Дженкинсу…» — А это что? — Гарри пальцем показал на длиннющий пропуск с подчеркиванием. — Не буду же я диктовать адвокату своей семьи, что хочу нарушить закон и шантажировать своего старого друга его будущей влюбленностью в омегу вроде тебя? Гарри даже не сразу разобрался: оскорбило ли его выражение «вроде тебя» или, наоборот, позабавило. — С чего ты так уверен, что он влюбится? Чарльз легко пожал плечами: — Альфа всегда ведется на омегу, — и тут же добавил, выставив руку вперед. — Я — исключение. — По альфам что ли? — По ведению на омег, — сощурился Чарльз, и Гарри едва не засмеялся — настолько глупо тот выглядел. — Хорошо, — тяжело вздохнул он, схватившись за ручку. — Ничего выходящего за рамки договора я делать не собираюсь, сразу предупреждаю. — Да-да. — Не «да-да», а точно. — Даю слово. — Когда аристократы так легко разбрасываются своими словами, слова теряют всякое значение, — с кислой миной заметил Гарри, ставя размашистую подпись. — Я так легко даю свое слово, потому что собираюсь его сдержать. А когда я вижу цель — ничто не может заставить меня остановиться. — Поэт. — Просто образованный, — Чарльз выдернул из его рук папку и быстро пробежался по абзацам глазами. — Что же, партнер, по рукам? Гарри скривился. — По рукам, — но протянутую крепкую ладонь все-таки пожал. — А, кстати. А жить-то ты где будешь? — Как «где»? Здесь.

***

И чего это так Барри, то есть Гарри, конечно же, Дженкинс разнервничался? Подумал, что Чарльз, увидев его голую спину, напрыгнет, пометит, а потом еще и бастардов себе настругает на выпускном году? Больше ему как будто нечем было заняться! Простолюдины вроде него, насмотревшись дешевых романтических комедий, навоображали, что всякий аристократ, столкнувшись с необразованной челядью, не отличающей титул учтивости от потомственного, производят настолько неизгладимое впечатление собственной непроходимой глупостью, что альфы, а порой и омеги, путая трепет перед тупостью с любовным волнением, просто обязаны бросаться им в ноги. Совершенно, идиоты, не понимали, что ни одного адекватного человека его круга они не могут всерьез привлекать чуть ли не на физическом уровне. Исключения, конечно, существовали всегда. Но истинность на то истинность, редчайший подарок судьбы, чтобы разрушать многовековые традиции. Сэдди тоже не мог увлечься омегой низшего класса, выступив против отца. Сколько таких глупышек ошивалось вокруг него? А сколько альф считали, что смогли заманить его в свои сети? Но у них не было Чарльза, единственного человека в этом мире, знающего Сэдди едва ли не лучше него самого. Не зря же они провели столько лет под одной крышей, в одной комнате. — Чего пялишься? — рявкнул Дженкинс, наконец, натягивая свитер. Чарльз моргнул. Вообще-то он не пялился, а смотрел без цели перед собой, но подразнить покрывшегося пятнами омегу было приятно. — Рассматриваю ради дела. Дженкинс удивленно ахнул. И как он раньше не замечал? Омега омегой. Самый настоящий, кристально чистый омега. Хотя насчет кристальности и чистоты это он перегнул. Кто знает, сколько в нем членов побывало. Сэдди же сразу почует растраханную дырку. — А сколько в тебе уже членов побывало? — с такими, как Дженкинс, нужно общаться на одном языке. Чарльз лежал на идеально заправленной постели, подперев одной рукой голову, а второй постукивая по учебнику по антропологии, заключительной части для выпускников. — Ты с ума сошел такое спрашивать? — Можешь и у меня спросить. Походу дела, Дженкинс такого не ожидал. — И сколько? — брезгливо поморщившись, спросил он. — Двенадцать. — Ты считаешь? Настала очередь Чарльза удивляться: — А что такого? Я даже всех по именам помню. Я же не Сэдди. Так что? Нам надо получше узнать друг друга. — Вряд ли адекватные люди начинают знакомство именно с этого, — натянуто улыбнулся омега. — Вряд ли адекватные люди начинают общение с контракта, который обязывает их шпионить. Дженкинс глубоко вздохнул. Без кепки он выглядел по крайней мере гораздо воинственнее. Жизнь бедняков не сахар. — Сто. — Сто чего? — Сто членов побывало в моей дырке. Чарльз поморщился. Грубость речи его утомляла. — Вряд ли сто альф покусились на твою тощую задницу и утонченную манеру вести разговор. — Почему же? Я разве не симпатичный? Возможно, в своем привычном омежьем образе он и слыл великим соблазнителем, но поверить в это было труднее, чем Чарльз мог себе вообразить. — Я бы перефразировал: лишен изюминки. Дженкинс только хмыкнул, словно только этого и ожидал, достав из заднего кармана джинс не самую новую модель смартфона: — Ну, и порешили. Сэдди мне не соблазнить. — Главное, займись фитнесом для промежности, говорят, омегам полезно. И хоть Чарльз не видел, он был уверен — новый сосед закатил глаза. — Благодарю за заботу. — Не о себе пекусь, а о тебе и Сэдди. — Ты же говорил, что мне необязательно прыгать в койку. — Условия контракта этого не оговаривают. Вдруг, захочешь до конца своих дней быть на содержании герцогов Гамильтонов. Денег у них предостаточно для тебя и твоего бастарда. Похоже, идея Дженкинсу вообще не понравилась, и он, явно оскорбленный, повернулся на бок, спиной к Чарльзу, громко и почти что демонстративно фыркнув.

***

Сэдди не мог выкинуть из головы испуганные, кошачьи глаза Барри Дженкинса. Они преследовали его повсюду: во снах, в отражениях, на лицах других, совершенно на него и между собой не похожих. Ладонь до сих плавилась от жара его мягкой груди. Редкий альфа мог похвастаться утонченностью, но в Барри Дженкинсе все было донельзя идеальным, будто бы вылепленным специально для него одного, под все его самые потаенные желания. И тонкая шея, с гусиной от страха кожей, и дрожащие плечи, и аккуратный маленький ротик, и идеально ровный носик. Странно, думал Сэдди, вертя стилус от планшета на ребре ладони. Будь Барри Дженкинс омегой, он бы подумал, что встретил истинного.