***
Гарри едва с ноги дверь не открыл. Остановило только врожденная скупость — тратиться на ремонт двери этой монастырской кельи не хотелось. Небось, еще и дверь бы оказалась не простой, а видевшей королей шестнадцатого века. А там инфляция, историческое достояние, прочее и прочее… Поэтому Гарри разъяренной фурией, той самой, от которой обычно Барри получал отменных пиздюлей, влетел в комнату, крепко, до белых костяшек сжимая лямки рюкзака, и застав Чарльза, разложившегося на кровати с книжкой в руках, почувствовал, что звереет быстрее, чем планировал. А виной всему было совершенно невинное удивление альфы. — Ты…! — он коротко обернулся, хлопнул дверью, толкнув ее пяткой и срывая с себя рюкзак. — Ты…! — Я? Назад Чарльз все-таки подался и даже учебником хлопнул, выставив перед собой, будто щит. Омега с горящими глазами, больше похожий на альфу, не испугал его — о, нет! — а всего-навсего сбил с толку. Удивил. — Как ты мог! — Гарри без труда вырвал из длинных пальцев, привыкших разминаться на многочисленных роялях, расставленных по многочисленным поместьям, книгу. — Ты знал! — О чем? Чарльз знал о многом, но вряд ли что-либо из этого смогло так сильно разозлить этого неотесанного болвана. — О том, что он помолвлен! — Кто? — Чарльз моргнул. — А! Сэдди? — Знал! — сквозь зубы прорычал Гарри, борясь с желанием схватить его за воротник. Останавливал только здравый смысл: альфа не был его братом, готовым терпеть побои, мог ответить так, как Барри бы никогда себе не позволил. — Конечно, знал. И тебе об этом сказал. — Я отказываюсь, — помотал головой Гарри, нахмурившись. — От чего? Помилуй, — Чарльз, наконец, собрался с мыслями. — У тебя нет такого права. Или совесть проснулась? Гарри даже не удостоил его ответом. Смерил с головы до пят таким уничижительным взглядом, что будь он хоть какая-то ровня ему, герцогу по праву рождения, Чарльзу бы сделалось поистине неприятно: — Совесть, значит. А он-то искренне считал, что совести у такой деревенщины быть не может. Особенно, когда эта самая деревенщина продалась за парочку тысяч фунтов и готова была раздвинуть свои ноги перед богатым альфой. Конечно, Гарри мог сколь угодно уверять его в своем нежелании лезть к Сэдди в постель, но Чарльза было не провести. Такие, как этот омега, нищеброды с лондонских окраин, могли выбиться в люди только двумя путями: незаурядным талантом и собственной задницей. Таланта в Гарри не водилось. Он не был музыкально одарен — от классики морщился. Он и не был гением инженерных наук — Чарльз за эту неделю насмотрелся на сгорбленную до поздней ночи над уравнениями спину. Даже в спорте Гарри не выделялся — да, бегал получше многих омег, но до атлетов, берущих Олимпийское золото, дорасти при всем упорстве бы не смог. Оставалась задница. И, судя по всему, хоть Дженкинс и был прекрасно осведомлен о своей единственной возможности поднять социальный статус, он никак не мог договориться на этот счет с самим собой. — А как по-другому? — Я знаю Рори, я не хочу… — Ты знаешь Рори? — удивленно приподнял брови Чарльз. Неожиданно лицо его просияло. — О! — Ты не слышал? Я так не могу! Он почти женат! Об этом уговора не было! — Я тебе миллион раз рассказывал, что у него уже есть жених, — отмахнулся альфа, складывая руки на груди. — Да, но я не знал, что он учится здесь! — Рори ненавидит его. Он будет только рад, если Сэдди разорвет помолвку. — Я не буду… — У тебя нет выбора и выхода. К тому же, твоя совесть может быть чиста. Если ты думаешь, что там неземная любовь… — он усмехнулся краешком губ. — Ты ошибаешься. Можешь даже считать, что ты помогаешь своему новоиспеченному другу избавиться от ненавистного жениха. Но… — альфа радостно поднял вверх указательный палец. — У меня есть замечательная идея. Можешь не благодарить. — Ты меня вообще не слышал? — удивленно выдохнул Гарри. — Это ты меня не слушаешь, Барри, — холодно припечатал Чарльз, меняясь в лице, — Дженкинс. Будь паинькой, возьми стульчик, сядь напротив и внимательно послушай, что надо сделать. На самом деле, бедняга (хотя бедным во всей этой истории был один лишь Гарри, усмехнулся про себя Чарльз) Рори Фэрфакс был обещан пятнадцатому герцогу Гамильтону еще до своего рождения: его отец, альфа достаточно внушительных банковский сбережений, водил дружбу с четырнадцатым герцогом Гамильтоном и в порыве приступа закадычной дружбы предложил переженить сыновей. Отец же Сэдди, альфа не менее внушительных банковских сбережений, пришел в восторг. Да что там! Даже дворецкие обменялись сдержанными кивками с едва читаемой улыбкой, а омеги обоих семейств планировали свадьбу, стоило Рори отметить свое шестилетие. Не был учтен один малюсенький факт. Чем старше оба становились, тем сильнее меж ними вспыхивала невиданная доселе ненависть. Рори считал Сэдди шотландским варваром, невесть как попавшим в их маленький и уютный мирок английских аристократов (в чем он, скажите-ка, был неправ?), а Сэдди видел в Рори избалованного омегу, мечтающего о несбыточном — свободе от устоев консервативного мирка все те же английских аристократов. Впрочем, оба хранили какую-никакую, но все же верность. И если Рори блюсти собственное целомудрие было попроще, Сэдди не мог удержать собственный узел в штанах. Выходом его необузданной страсти стали альфы, пусть и омегоподобные. Можно было даже заметить, как иногда он кичится своей свободой от феромонов. Кто же знал, что судьба подкинет Чарльзу такой подарок в виде Гарри Дженкинса? — Я думал, что вы все джентльмены. Принеси стульчик, и я присяду. С подарком все-таки переборщил. Этот нищеброд больше походил на качественную подделку каких-нибудь дорогущих часов — сначала неподдельная радость, а после сплошная головная боль. — Если я принесу стульчик, — Чарльз аж вперед подался, спустив с кровати ноги, — боюсь, что так посажу на него, что твоя премилая задница, приглянувшаяся Сэдди, отвалится. Гарри впечатленным не выглядел, хмыкнул как-то совсем уж бесстрашно: — Вижу, что непоротый. Принес, — палец его указал на пол, — сюда стул. Либо я постою, спасибо. Характестый. Или как по-другому называется тот, чей характер не мог по своей сути выводить Чарльза из себя, ведь муравьи-то его не бесили ни разу в жизни, но все-таки умудрялся заставлять терять над собой контроль. На мгновение, совсем крошечное, но все-таки заставлял. — Постоишь, — змеино улыбнулся Чарльз. Придет время, и он преподаст этому зазнавшемуся ублюдку парочку уроков галантных манер. Месть такое блюдо, для летних деньков, ибо подает его в холодном виде. — Тогда внимательно слушаю. Альфа оперся руками позади себя о матрас и широко расставил ноги, м удовольствием отмечая, как Гарри сконфуженно отводит взгляд от его паха. Омега, она и есть омега. — Приударь за Рори. Сконфуженность вмиг слетела с бледноватого лица. — Блядь, что? — на хмуром лице застыло неподдельное удивление. — Ты все правильно расслышал. Приударь за Рори. — Я — омега! — Рори об этом, я надеюсь, не осведомлен, — поджал губы Чарльз. — Ты с ума сошел?! А кого скажешь соблазнить завтра? Весь кампус? — Фу. — Блядь, ты ебанулся? — Пожалуйста, лексика. Нет, — альфа мотнул головой. — Всю эту неделю странным образом Сэдди тебя сторонился. Никогда раньше… Неважно. Надо бы привлечь его внимание, но так, чтобы он ничего не заподозрил. Будешь вешаться на него после собственной выходки на вечеринке — только укоренишь его подозрения. А приударить за Рори… тем более, приуд… — Блядь, ты же несерьезно? — похоже, Гарри до сих пор не мог поверить в собственное безвыходное положение. — Я не люблю шутить. — Ладно, — скривился омега, выставив ладонь вперед. — Допустим, что Рори поведется на меня. Он же жених… Сэдди. Ты думаешь, он меня в живых оставит? — Не до такой уж степени он любит этого Фэрфакса. Но внимание ты его совершенно точно привлечешь. — И он, конечно, захочет меня трахнуть, а не избить… М-м-м-м, гениально. — Избавь меня от этого мерзкого сарказма. Достаточно будет того, чтобы он обратил на тебя внимание. — Так, — щелкнул пальцами Гарри. — А почему его волнует, что Рори понравится кто-то другой? Они же ненавидят друг друга, а? А? Поймал? — Поумерь пыл. Одного из верных поклонников Рори в прошлом году Сэдди сжил из университета. По округлившимся глазам напротив Чарльз догадался — все-таки говорить этого не стоило. — Того самого? — «Того самого»? Какого… а! Рори уже рассказал слезливую историю, в которой мы с Сэдди выглядим, как новоявленные лендлорды? — Так значит, это правда? Столь искреннее разочарование в голосе больно ударило по самолюбию Чарльза, и он фыркнул: — Даже если я скажу, как было на самом деле, ты не поверишь. — А ты попробуй. — Я не собираюсь оправдываться, — Чарльз резко вскочил на ноги. — Разговор окончен. Придумай что-нибудь с Рори. Ему нравятся такие, как ты. Не особо падкие на омег альфы. Выучи пару цитат Шекспира, и он даже будет очарован. Он у нас из этих, — схватившись одной рукой за ручку двери, второй ладонью Чарльз словно отмахнулся от несуществующих комаров, — романтиков.***
Гарри знал, что влип. Причем не так, как порой влипал Барри, о, нет. Ведь Барри никогда не стоял на краю пропасти, потому что всегда знал — за его спиной были родители и, главное, братец, готовые спасать его тупую башку из раза в раз. Конечно, в последние годы у Гарри этой прыти поубавилось, но родители все равно кидались в пекло вслед за Барри. Иногда в голову лезло всякое. Например, он порой перед сном представлял, как этот недоносок тащит их на дно, а он сам просто стоит и смотрит, не протягивая руку помощи. Просто наблюдает за тем, как Барри пускает по миру их дом, бизнес, золотые украшения, жемчужные серьги папы и дробовики отца, чтобы потом сказать довольно глупое и тривиальное: «Я же говорил». Жаль, Гарри не был циничной мразью, и бросить других, особенно тех, кого по определению любил больше всех людей на свете, не мог, потому что знал, больно будет не отцу и папе, которые все равно не осознают масштабные проебы в воспитании Барри, ни непутевому брату-близнецу, который все беды будет воспринимать в качестве неизвестных переменных в его успешной стратегии успеха, на которые он якобы не имел возможности повлиять, а ему самому. Ему, Гарри Дженкинсу. Ведь даже сейчас, когда он отчаянно нуждался в поддержке и прекрасно понимал, что получить ее было практически невозможно, ненавидеть родителей и Барри, из-за которых у него медленно начинали седеть волосы, он не мог. В конце концов, Гарри имел привычку отвечать за свои действия, а этот злополучный контракт с этим напомаженным герцогом был следствием его осознанного выбора, неосознанных ошибок и легкомысленности, а также трусости. — Приветик. Гарри аж вздрогнул и машинально натянул кепку на глаза. Рядом стоял, сложив руки в карманы джинс, молодой альфа. Лицо его показалось Гарри смутно знакомым, однако имени он припомнить все равно не мог. — Так ты тот самый… Барри Дженкинс? Чувак с семью баллами на матане? Из крикета? Надо было сделать побольше ошибок, с досадой подумал про себя Гарри. — Да. — Тут такое дело… — черт, он вспомнил, кем был этот альфа. Тем самым, кто отсасывал у Сэдди на той самой вечеринке. Гарри попытался отодвинуться подальше, но рядом, на одном из самых верхних рядов амфитеатра аудитории, сидел Рори. Он и выбрал это место, потому что омега приветливо помахал и освободил сидение, занятое рюкзачком, словно его и ждал. Что же, это было только на руку. — Эй, ты чего? Не бойся, ничего такого. Просто лодочная гонка. Мы как раз готовимся к ней. Нам не хватает рулевого. Мне сказали найти парочку кандидатов. Запишешься? В лицо Гарри ткнули бланком. — А я… — Уйди от него! — шикнул Рори, хлопнув альфу ладошкой по руке. — Ой, принцессочка, — глумливо улыбнулся тот, морщась. У «принцессочки» удар был королевский, коронный. — Не злись, милашка. — И скажи Сэдди, чтобы отвалил от него! — милашку аж всю перекосило. — Ясно? — А чего не скажешь мне это в лицо? — появившийся из ниоткуда Сэдди, облокотился всем телом на альфу, обнимая его за плечи обеими руками. — Или только за моей спиной плюешься? — Так, — Гарри постарался успокоиться бешено колотящееся сердце. И чего он только рядом с ним разнервничался? — Скоро лекция начнется, отойдите, пожалуйста. — А ты себе новенькую игрушку нашел? — не слыша его, кивнул в сторону Гарри альфа. — Не выводи меня из себя. Ты знаешь, что мы с тобой помолвлены, мой дорогой женишок. Рори вспыхнул, словно фитиль: — Отойди, не хочу находиться рядом с извращенцем! А тот словно оклеветанный выдохнул: — Помилуй, какие мерзкие обвинения. Мы же всего лишь ищем рулевого. Верно, Мэд? — Да, точно, — поддакнул альфа. Гарри чувствовал, как дрожь из ног перетекает в руки. Только этого не хватало. Он вскинул голову на мгновение: где же Чарльз? — Твой новый друг, похоже, любит, когда за него омега говорит. Подкаблучник? Рори, не позорь меня. Неужто Сэдди разозлила даже такая мелочь, как места рядом? Не прошло и дня, как Гарри нарвался на неприятности. Да что же такое! Почему Барри не поделился с ним той удачей, с помощью которой он выныривал из самых глубоких водоворотов судьбы? Блядь! — Я пошел, — из всех вариантов, он выбрал бегство. По-омежьи, но он же все-таки омега. — Са-а-а-адись, — только Гарри вскочил, собирая разложенные по парте учебники, как Сэдди надавил на его плечо. Горячая ладонь почти обожгла кожу через худи. — Я же шучу. Но анкету, — палец постучал по бланку, — все же заполни. Гарри хотел бы разорвать ее на части, но его словно парализовало. — Ладно, мы пошли. Эй! Ты! Да, ты… Не хочешь в следующем году надрать зад чувакам из Оксфорда? Ледяные ладони Рори привели его в чувство. — Ты в порядке? Блядь, Гарри попытался выдохнуть, что это был за нахуй?***
Он ни разу не взглянул на него, и это разозлило похлеще совершенно отстойных попыток приударить за его женихом. Не то, чтобы Рори не мог трахаться, как он, просто, не следовало этого делать на виду у всех. Выбрал бы учителя по теннису или по верховой езде, предавался разврату на стоге сена или где-нибудь в раздевалке, чтобы Сэдди не знал, сколько членов побывало в его нормальной, вполне себе милой попке до их первой брачной ночи. Не, чтобы он был ханжой. Просто… просто Рори ему не нравился настолько, что он предпочитал взять его в мужья хотя бы девственником. И вообще, Рори мог выбрать любого альфу, но он решил положить глаз на первокурсника-нищеброда, попавшего сюда, в святую святых, через тест по матану и крикет — набор «трущобы». И ладно, он бы выбрал нищеброда, Рори вообще был известным романтиком с повадками сочувствующего рабочему классу, но все-таки охомутал этого ублюдочного мудака, который его и взглядом не удостоил, словно не Сэдди был герцогом Гамильтоном, а этот пидор. Блядь, надо было ему парочку уроков преподать. Сэдди сощурился. Черт, Чарльз. Кивнул на приветствие, даже о чем-то заговорил. Он и этот недоносок жили вместе и даже завтракали по утрам, словно закадычные друзья. Блядь, кому расскажешь, не поверят. Чарльз и безродная шавка? Чарльз, этот напыщенный всеми манерами аристократов индюк, и безродная собака, знающая о трущобах не из книжек Дикенса? Блядь, очень смешно. Почти обхохотаться. Сэдди поглядел на свою левую ладонь. Главное, не заразиться ничем от этого бродяги. Иначе как объяснить то, что его ладонь обдало таким жаром? — Мистер Бланк! — он даже не заметил, как преподаватель уже начертил на доске свое имя. — Спуститесь, помогите. О, и вы, молодой человек. Альфам неприлично носить головные уборы в помещении. Поэтому, как самый отличившийся, раздадите материалы вместе с мистером Бланком. Последнее, что Сэдди увидел, проходя мимо этого тщедушного недо-альфы, была престранная улыбка Чарльза. А дальше — толчок в спину, омежий писк и пламя, обволакивающее его целиком.