Strawberries & Cigarettes

But we went right back to your games

       Мысли в голове путаются, множатся, как метастазы. Хёнджин думает, что заболел неизлечимо.        Он усталый и изможденный с самого утра, с того момента, как Тэмин оставляет невесомый поцелуй на его макушке в спальне и уходит на работу. Хёнджин усиленно делает вид, что спит, чтобы не в губы, и проклинает себя. За ночь он глаз так и не сомкнул, вопреки тихому пожеланию "Спокойной ночи".        Даже под тяжелым огромным одеялом не удается согреться, Хван дрожит, заламывая ледяные пальцы на руках. Его бьет озноб, как от тяжелой простуды, когда температура под сорок, а сознание стирается под натиском лихорадочного бреда. Хёнджин словно провалился на дно Северного Ледовитого, впитывая кожей всю его стужу, забирая внутрь ледники и холод. И от этой мерзлоты нигде не спрятаться, она внутри, следует за ним, как его собственная тень, вырывается иногда наружу, покрывая инеем все, к чему стоит прикоснуться. И чем сильнее пытаешься с ним бороться, тем глубже мороз проникает, пуская ядовитые острые корни, что впились в сердце и легкие.        Хёнджину хочется верить, что весной это пройдет, что его перестанет морозить и пробивать дрожью, что он оттает и расцветет, как уставшие от долгой зимы цветы. Но, чем дольше он об этом думает, тем меньше веры в нем остается. Он до конца своей жизни в этом кошмаре, стоит к нему привыкнуть, а не пытаться вытравить это уродливое чувство. Чувство, что его глупое сердце, вместе с остальными органами, пропустили через мясорубку, расфасовали и бросили в замерзшее озеро, откуда не выплыть.        От поглощающих мыслей отвлекает телефон, коротким жужжанием напоминающий о себе. На экране три оповещения — два пропущенных от Тэмина и сообщение от службы спасения, где предупреждение о надвигающейся метели и гололеде.        Хёнджин долго смотрит на пропущенные, собираясь с мыслями. Большой палец завис над кнопкой вызова, но на этом вся воля закончилась. Звонить катастрофически не хочется. Поэтому Хван быстро набирает сообщение в мессенджере, спрашивая в чем дело, после чего утыкается лицом в подушку, малодушно подумав о том, что задохнуться было бы очень кстати.        Тэмин пишет о том, что задержится на работе допоздна и не сможет забрать его из студии вечером, просит тепло одеваться и не забыть пообедать. В конце сообщения, конечно же, отвратительно розовое сердечко с бантом и искрами. Ли часто ставил в конце дурацкие смайлики цветных сердец, чаще всего красные или вот эти розовые, иногда желтые, цыплячьего цвета. Это теперь до одури раздражало, хотя несколько лет назад казалось милым. Хёнджин быстро набирает в ответ "хорошо", после чего с минуту думает и тоже просит быть осторожным и хорошо поесть. В конце только точка.        Холод пробрался даже в незначительные переписки, и от этого становится стыдно. Хёнджин знает Ли половину своей жизни, четыре года из которой живет с ним под одной крышей. Он многим обязан Тэмину, потому что тот оказывался рядом в самые темные времена, был опорой, когда это необходимо. Он вытаскивал младшего из ямы и тянул на себя от края бездны, когда один шаг и ты летишь в пропасть вниз головой. Хёнджин считает, что не заслуживает этого, особенно когда не может сделать того же для Тэмина. Он может только отталкивать и ранить, делать вид, что все в порядке, путаясь в собственных чувствах, словно в паутине. И никогда не полюбит Тэмина так, как тот этого хочет.        Осознание своей не-любви приходит медленно и больно. Оно срывает кожу, оголяя нервы и жжет так, что выть хочется, накрывая волнами отчаяния и вины. Хёнджин перманентно виновен в том, что происходит в его жизни и его голове, но сделать с этим ничего не выходит. Только наблюдать, задыхаясь и давясь горькой желчью. Эта беспомощность словно прорастает в нем, витиевато пускает корни, заставляя сомневаться, чувствует ли его сердце что-либо на самом деле или просто воспаленное сознание придумывает все за него.        В голове нечаянно возникает образ из прошлого, где Тэмин аккуратно обнимает его. Они сидят на полу в темном зале этой квартиры, Ли едва касаясь, гладит теплой ладонью по спине младшего и молчит, пока Хёнджин задыхается в своих слезах и цепляется пальцами за чужую белоснежную рубашку. А потом... Потом голос Тэмина звучит мягко. Он говорит "Я помогу тебе не думать, что с тобой что-то не так". И это разбивает Хёнджина окончательно. Он, хрупкий и надломленный, рассыпается на звенящие осколки в руках старшего. С ним же действительно что-то не так. Не так. Хёнджин сломан. Он не больше чем бракованное подобие человека, никогда не сможет по-настоящему чувствовать.        С Хёнджином что-то не так.        Хван решает избавиться от мыслей наиболее привычным способом, а потому лениво встает с намерением отправиться в студию на весь оставшийся день.        Уже у входа в комнату парень обнаруживает, что дверь незаперта. Он аккуратно заглядывает внутрь и обнаруживает развалившегося на небольшом диване Сынмина, который, прикрыв глаза, подпевает голосу из проигрывателя.        — Сегодня среда, — как бы намекая тянет Хёнджин, проходя внутрь и скидывая на стул куртку.        — Здорово, почти пятница, — отзывается Ким, даже глаз не открывая.        — Ты разве не должен быть на подработке в этот день?        Сынмин только хмурится и мычит недовольно, ворочаясь. Не самое лучшее начало диалога.        — Я тебе мешаю? — Звучит раздраженнее, чем Сынмин хотел бы. Но и его день с самого начала как-то не задался. Сперва он проспал пары, потом его выперли с подработки за какую-то дурацкую мелочь, после кофе оказался еще более мерзким, чем обычно. Теперь он пытается усмирить свое недовольство, в чем ему мешает какой-то дурак со своими дурацкими вопросами про дурацкую подработку. Не день, а испытание.        Сынмин глубоко вдыхает и медленно выдыхает, считая до восьми, прежде, чем сесть на потрескавшемся диване.        — Извини.        Хёнджин только едва качает головой и улыбается, обращаясь к холсту. На нем бледно фиолетовые цветы в прозрачном стакане.        — Как дела у твоей семьи? — Спрашивает Хёнджин и старается внимательно слушать ответ друга. Чтоб хоть чем-то отвлечься от собственных переживаний и заполнить эту пустоту в области солнечного сплетения.        — Мама недавно спрашивала о тебе. Ждет тебя на ужин, — буднично отвечает Сынмин, сцепляя руки в замок. Он не упоминает о том, как сильно на самом деле о нем переживает его родня. Хван обязательно же почувствует себя виноватым перед ними, что все реже стал заглядывать в гости. Сынмин отчасти догадывается о причинах, но давить не хочет, потому однажды уже доигрался с выпытыванием. Они тогда два месяца не общались.        — Я обязательно как-нибудь зайду к ним, обещаю, — едва слышно в ответ. Ким только хмыкает, но оставляет ситуацию без комментариев.        Хёнджин не знает, который час, когда отрывается от холста и подходит к окну. Сынмин, должно быть, уже в общежитии, сидит за конспектами. Прежде чем покинуть студию, он несколько раз скомкано выругался о том, что опаздывает на последний автобус.        Тишину разрывает вибрация телефона, который потерялся под накинутыми сверху вещами на стуле. Выудив из вороха тряпок смартфон, обнаруживает сообщение от неизвестного номера. *Ты еще в студии?*        Хёнджин моргает пару раз в попытках осознать написанное. Можно подумать, что кто-то просто ошибся номером, но в районе солнечного сплетения все стягивает в тугой узел от внутреннего ощущения, что это не чья-то ошибка. Хван резко подходит к окну, пытается разглядеть, что происходит у входа в здание и теряет остатки самообладания, когда обнаруживает там черный спорткар, к которому вальяжно привалилась чья-то темная фигура. Курит.        Через мгновение телефон в руках жужжит входящим звонком с того же номера. Хёнджин от неожиданности дергается и едва не роняет его из рук, после чего сверлит взглядом окно вызова. И что надо сделать? Ответить? Или сбросить к чертям собачьим и сделать вид, что его в студии нет, и номер вообще не его? Вопреки своим же атакующим мыслям, Хван быстро смахивает зеленую трубку на экране и прикладывает смартфон к уху, молчит.        — Хёнджин? — Голос Минхо на том конце звучит немного устало.        Младший молчит непозволительно долго, не в силах выдавить из себя ни звука. Слова словно застряли в горле, вспоров его изнутри, оставляя задыхаться и захлебываться этим ощущением. Минхо зовет его еще раз в надежде на ответ, вздыхает громко и произносит:        — Мне подняться?        — Нет! — громче и нервознее, чем планировал... — Нет, я сейчас спущусь.        Хёнджин быстро сбрасывает звонок, бросает взгляд в окно еще раз и вылетает из студии, накинув куртку. Сердце внутри принимается колотиться с такой неистовой силой, что в ушах звенит, и начинает гореть лицо. Парень оказывается у спорткара настолько быстро, что старшему приходится потушить так и недокуренную сигарету.        — На улице метель, почему не собрался нормально? — В чужом голосе слышатся нотки укора.        На улице действительно холодно. Мороз кусает за нос и щеки, пробирается через свитер, набрасываясь порывами ветра под незастегнутую куртку. Хёнджин чувствует неловкость от своей беспечности, устремляя взгляд куда-то в сторону, когда чувствует свернувшееся кольцом тепло на собственной шее. Минхо стоит совсем рядом с ним, хмурит тонкие брови и туго завязывает ему шарф. Хван смотрит на него широко распахнутыми глазами, а сам судорожно пытается научиться дышать заново.        И этот первый вдох становится для его глупого доверчивого сердца решающим.        Фиолетовый шарф Минхо головокружительно уютный и теплый, нагретый его телом, пахнет ягодными сигаретами и тяжелым парфюмом, нотки хвои, табака и амбры. У Хёнджина в голове все ориентиры сбиваются, изнутри разрывает и дребезжит на высоких частотах, выламывая ребра. Он понятия не имеет, почему его тело реагирует так, пугается этого и стоит, как вкопанный, пока Минхо ловко застегивает ему куртку.        — Так намного лучше. Я отвезу тебя домой, садись, — бросает старший и обходит машину спереди. Хван на автопилоте кое-как усаживается на пассажирском сидении, а сам очень заторможено пытается понять, что вообще происходит.        — Ты голоден? — Минхо заводит двигатель, сразу включив подогрев сидений на максимум. В ответ получает сдавленное неразборчивое бормотание и усмехается, — Понял, оттаивай.        И почему сердце за ребрами колотится так сильно? От этого ритмичного ту-дум в голову начинает подташнивать. Минхо на соседнем сидении выглядит гораздо более расслабленным и невозмутимым. Он сосредоточенно следит за дорогой и снова немного хмурится. Хёнджин ловит эту эмоцию случайно, почти ворует, когда бросает быстрый взгляд на профиль старшего.        — Куда мы едем? — Все же решает спросить, когда обнаруживает, что они проехали нужный поворот к дому.        — Покажу тебе одно интересное место, — поясняет Минхо, не отвлекаясь от дороги, после чего прибавляет громкость едва слышимой до этого музыки.        Интересным местом в итоге оказывается небольшой китайский ресторанчик. Снаружи это место едва ли можно было заметить из-за отсутствия кричащих вывесок и реклам, поэтому тут не слишком много посетителей, хотя атмосфера очень приятная. Минхо подталкивает младшего к свободному столику в самом углу, над которым размашисто растут какие-то цветы в горшках и светят несколько китайских фонариков.        Когда они усаживаются за стол и их приветствует доброжелательная миловидная официантка, Минхо сдержанно ей улыбается, принимая из ее рук меню, Хёнджин думает, что тот ни разу не улыбался ему. Прогоняя мысли, Хван легко встряхивает головой, словно эта вспыхнувшая зависть сможет выпасть оттуда. Младший малодушно признает в себе эту неприятную не пойми откуда взявшуюся черту. Он на мгновение допустил в себе зависть к тому, кого видит первый и последний раз в жизни. Он хочет, чтобы Минхо улыбался только ему, чтобы смотрел только на него, чтобы...        — Ты выбрал, что будешь? — Голос старшего роняет Хёнджина в реальность, в которой перед ним раскрытое меню с непонятными названиями разных блюд. И самая большая проблема в том, что не выходит даже сосредоточить взгляд на буквах, вникнуть в это. Перед глазами все плывет.        — То же, что и ты, наверное. Я не ел китайскую кухню, — Хёнджин сдается почти сразу, тушуется и пытается сместить фокус внимания на то, что происходит за окном.        На улице большими хлопьями идет снег, все увешано рождественскими украшениями, потому что до праздника считанные дни. Куда-то бесконечно торопятся люди. Вне стен этого ресторанчика время словно идет быстрее, а тут замедляется, тянется патокой. Хёнджин думает, что дело вовсе не во времени и ощущении, а в нем самом. Это он постоянно опаздывает и не успевает за жизнью, оставаясь позади.        Когда официантка подходит второй раз, чтобы принять заказ, младший старается не смотреть в ее сторону, краем уха выцепляя обрывки слов Минхо. Он заказывает какой-то сезонный суп, цзяоцзы и чайник зеленого чая.        — Тебе тут не нравится? — Минхо смотрит пристально, выжидающе. Его будто действительно волнует, нравится ли тут Хёнджину. И последнему причина этого беспокойства неясна.        — Нравится, — звучит в ответ, на что старший довольно хмыкает и едва приподнимает уголки губ, становясь похожим на сытого кота.        — Это особенное место. Мало кто про него знает.        — Часто тут бываешь? — "Как часто ты приводишь сюда кого-то?" остается не озвученным.        — Захожу, когда есть настроение. — Ухмыляется Минхо, чуть склоняя голову набок, щурится. — Особенное место для особенного настроения с особенным человеком, верно?        Хёнджин только смотрит ошарашенно и не знает, что сказать. Этот парень мысли читает? Или у Хвана на лице написаны его вопросы? Он старательно пытался засунуть свои сомнительные эмоции подальше, откреститься от них или, на крайний случай, игнорировать. Но Минхо словно насквозь его видит. Создается впечатление, что он может забраться ему в голову, устроить там хаос, а потом сделать вид, будто ничего и не было.        Их зрительный контакт нарушается подоспевшими блюдами, поэтому Минхо переключает внимание на еду.        А Хёнджину кусок в горло не лезет. Он едва зачерпывает ароматный суп, подносит ложку ко рту и зависает в такой позе на несколько долгих секунд. И еда волшебно вкусная, и атмосфера в ресторанчике удивительная, только расслабиться не получается совсем. Что-то в этом все кажется до безобразия неправильным. Все не так, как должно было быть. И должен ли был этот ужин вообще произойти? И это ощущение начинает выводить из себя. Хёнджин чувствует жгучее раздражение, потому что не понимает, какого хрена сидит, как ни в чем не бывало, в каком-то ресторанчике с кем-то, кого едва знает. И этот кто-то творит с его сознанием какие-то чудовищные вещи. Так быть не должно.        — Ешь, пока все горячее.        — Что я вообще тут делаю... — Произносит на грани слышимости младший и тут же прикусывает язык, воровато взглянув на Минхо. Не услышал ли?        Но тому даже напрягаться не нужно. Он с самой первой минуты у Хёнджина под кожей.        — Хочешь уехать? — Минхо не кажется недовольным или оскорбленным. Только тьма в глубине глаз начинает расползаться, когда их взгляды встречаются.        — Я просто не понимаю. Зачем это все? В друзья набиваешься? — Хван считает, что ему давно следовало научиться сперва думать, а потом говорить. Навык неподвластный.        — Кто сказал, что меня интересует дружба с тобой?        Все, с него хватит. Это последняя капля. Последняя попытка разобраться в мотивах этого человека пошла крахом. Хёнджин несколько раз быстро моргает, не зная как реагировать. Боится отреагировать неправильно. Пару секунд смотрит в устрашающе темные глаза, в которых трескается лед, после чего слишком резко встает из-за стола, рискуя опрокинуть суп на себя.        — Отвези меня домой.        — Хёнджин...        — Пожалуйста. Я хочу домой. — Отрезает младший, вылетая из ресторанчика на улицу на негнущихся ногах. Срочно нужно свежий воздух.        Все это как-то уже слишком для него.        Всю дорогу до его с Тэмином дома, Хёнджину приходится давить в себе некотролируемое желание выпрыгнуть из автомобиля на полном ходу прямо под другую машину на этой чертовой трассе, чтобы сбежать от удушливого напряжения. Минхо с присущей ему невозмутимостью, искусно делал вид, что Хвана в салоне просто не существует. Он не сказал ни слова с момента, как они сели в спорткар. И это почему-то очень сильно ранит.        Когда машина тормозит у нужного здания, Хёнджин покидать салон не спешит, хотя всю дорогу мечтал только об этом. Он смотрит на профиль Минхо, который все еще его игнорирует, немного нервно постукивая пальцами по рулю. Терпения у старшего оказывается не слишком много, чтобы играть в гляделки, поэтому спустя время он резко сам отстегивает Хвану ремень безопасности и открывает ему дверь, в опасной близости нависая над ним буквально на долю секунды.        Хёнджин прекрасно понимает, что его "ненавязчиво" прогоняют, но настырно ждет хоть какого-то объяснения происходящему.        Например, какого черта.        — Иди домой, Хёнджин. — Не выдерживает Минхо и, наконец, смотрит на него. И в взгляде этом ничего хорошего не светит. В воздухе повисает "Ты же так хотел сбежать". Но Минхо больше ничего не произносит, наблюдает только, как Хван стягивает с шеи его шарф, оставляя на сидении, и скрывается в темноте здания.        Они оба тонут.