Рождение убийцы

Ждать пришлось ровно неделю. Особенно заскучать за это время Джереми не успел, поскольку в его быте произошла одна довольно значимая перемена. И прежде в период после попытки побега условия его содержания уже никак нельзя было назвать тюремными, но теперь ВВ дополнительно и весьма существенно смягчил их. Причём, что любопытно, молча, без предупреждения. Просто утром следующего после сражения во тьме дня обнаружилось, что дверь кельи Готфилда не просто не заперта, а распахнута настеж. И никто не мешает ему свободно уходить и возвращаться. Проще говоря, Джереми явочным порядком получил право вольно перемещаться по территории комплекса. Награда это была, или проверка? Скорее всего, то и другое разом, как обычно и заведено у великого магистра Ордена гиасса. Но Готфилд пользовался новыми правами с удовольствием. И дело было даже не в том, что он получил возможность ходить куда-то конкретно, увидеть нечто, недоступное ранее, а скорее в самой возможности двигаться не от стены к стене и не в режиме предельной концентрации на каких-нибудь очередных испытаниях, а самостоятельно, по собственной воле и инициативе. Гулять, если угодно – Джерми почти позабыл уже, как это бывает. Не спешить, выжимая максимум из каждой минуты, а просто двигаться: покручивая по сторонам головой, даже насвистывая очередной только что услышанный по радио хит. Дети Ордена, охранники и прочий персонал - обитатели сокрытого подземелья - смотрели на Готфилда с удивлением, неодобрением и даже… завистью. Да-да! Внезапно оказалось, что формальный статус – это просто условность, а на деле пленник живёт привольнее и меньше скован регламентом и правилами, чем сторожа. Обращаться к ним с вопросами, затевать беседу, Джереми как-то пока не решался, хотя темы появлялись. Он считал себя уже вправе интересоваться не только строго тем, что нужно для дела, а проявлять любопытство. Есть ли здесь библиотека? Ведь откуда-то ему в своё время выдали художественные книги. А, скажем, кино? Почему бы нет – размеры комплекса позволяют, да и надо же где-то проводить свой пусть скромный, но досуг жителям этого миниатюрного города? Ведь, судя по всему, мальчики и девочки с особым даром находятся здесь постоянно, так? А где они учатся? И чему? Ведь не может же быть, чтобы всё ограничивалось только навыками обращения с гиассом! Должны преподаваться и языки, хотя бы элементарные основы математики, физики, анатомии. Выходит, где-то тут есть школа? Настоящая, с классами, уроками и переменами, а может и оценками. Забавно, если подумать… Одним словом, тем для беседы с ВВ набралось изрядно – и, при всём своём… гм, сложном отношении к великому магистру, Джереми хотел как-нибудь поговорить с ним, если угодно, за чашкой чая. Приятельская застольная беседа с тем, кого ещё не так давно ты считал едва ли не самим сатаной! Да уж… А кем, если на то пошло, ты считаешь его сейчас? Как и для чего ВВ сохраняет личину ребёнка? Что если прямо его спросить об этом? Почти наверняка, тот уйдёт от ответа, но отчего не попробовать? Вот с какими мыслями в голове Готфилд ожидал нового появления главы Ордена гиасса в своей уже привычной и по-своему обжитой комнате. Но вышло по-другому. ВВ вошёл внезапно – благо открытая дверь позволяла, и, ещё с порога, начал решительным тоном: - Я пришёл, чтобы дать вам задание. Голос и вид посетителя заставили Джереми подобраться, навострить уши, приготовиться к… неужели тому самому событию? Сравнительно равнодушный ответ, который Готфилд дал великому магистру, лишь немного скрывал его истинное волнение. - Кто-то из ваших псов порвал цепь и рычит на хозяина? - Нет. Ваша цель – Луис Деодору Флоришку, отставной полковник армии Бразило-Португальской монархии, наркобарон – в самом прямом смысле этого слова, несколько лет назад ему присвоили титул. И, смею заверить, с точки зрения представлений большинства людей нашего века о морали и нравственности, это – несомненный негодяй. - Возможно, я чего-то не понял, но разве наш договор не касался лишь тех случаев, когда тем или иным образом замешан гиасс? - Да, всё было именно так. И вы правы, Флоришку не интересуется скрытыми силами и тайнами нашего разума – барону достаточно того, что в его владениях в громадных количествах производится зелье, способное его затуманивать. - Тогда почему вы рассказываете мне обо всём этом? Считаете, что я передумаю? Вот просто так решу, отчего бы мне не стать вашим киллером на посылках!? - Не горячитесь, сэр Готфилд, послушайте лучше до конца. Вы знаете выражение «Цель – ничто, движение – всё»? Созвучные мысли можно найти во многих учениях Востока. Мне никогда не была близка такая концепция, но в данном случае она как нельзя лучше подходит для описания ситуации. С точки зрения Ордена не имеет никакого значения, жив этот человек, или мёртв. Его деятельность не затрагивает нас. Собственно, он вовсе не подозревает о нашем существовании. Но для Ордена – и для меня важно испытать вас в деле. Настоящем, а не пускай сложных, но заведомо отличных от реальности тестах, которые производились до сего дня. Мы должны быть уверены, что, в случае необходимости, ваших навыков и способностей окажется достаточно для решения задачи. Луис Деодору Флоришку за свою преступную карьеру обвёл вокруг пальца немало серьёзных людей – достаточно, чтобы к преклонным годам заработать паранойю. За счёт взяток и запугивания барон – де-факто самовластный правитель в северной части провинции Мату-Гросу. Во всяком случае, его власть такова, что он может себе позволить держать лишь ему подчиняющуюся частную армию почти в 5000 штыков, которая охраняет его плантации и поместье. Большинство бойцов барона ранее проходили службу в Бразило-Португальских вооружённых силах. Их сложно назвать высококлассными воинами, но они многочисленны и вполне пристойно вооружены – гораздо лучше, чем любая обычная банда. Кроме того, есть и специалисты уровнем повыше - прежде всего, те, которым Флоришку доверяет безопасность собственной персоны. Одним словом, даже для такого, как вы, достать его – это не лёгкая прогулка. Предваряя возможные вопросы. Полковник не женат, не имеет близких родственников. К слову, брата, обманувшего его в денежных делах, барон приказал утопить в одном из притоков Амазонки. Потом инсценировали несчастный случай на воде, пожертвовали старым катером – аллигаторы съели все улики. В общем-то, подобные методы у Флоришку излюбленные. Большая часть тех, кто на него трудится – по существу рабы. Кто хочет слишком многого, например соблюдения принятых в стране трудовых законов, идёт на корм пираньям, или муравьям – есть некоторые виды, знаете ли… А, чуть не забыл, у нашего милого полковника есть ещё одна небольшая слабость – он очень любит детей. В частности - девочек лет 10-14. Некоторых так страстно и сильно, что они предпочитают кончать с собой. Думаю, на этом довольно рисовать наш портрет Дориана Грея. Оцените, каков кадр! Однако, я изрядно потрудился, отыскивая для вас такого несомненного мерзавца. Луис Деодору жил и сойдёт в могилу нераскаянным грешником. И чем скорее последнее случится, тем больше людей вздохнёт с облегчением. Ну что? Готовы выступить в качестве карающей длани небес, и воздать за причинённые им страдания сторицей? - Нет, - коротко ответил Джереми. - Отчего же? Не верите мне? Считаете, что обязательно должно быть второе дно? - Не в этом дело. Просто нет. - «Просто» ничего не бывает на свете, сэр Готфилд! Хорошо, отбросим игры в добродетель – это всё устарело уже не один век назад. Не того желает человеческая душа, не того требуют страсти! Вот вам другая трактовка, иная причина: я вам предлагаю отменное, высшего качества приключение, шанс показать себя. Разве это нормально, сэр Готфилд: быть, возможно, самым опасным человеком в мире – и не делать ровно ничего, никак себя не проявлять? Неужто вас от этого не тошнит? С чем бы сравнить… Это как великолепно сделанный дуэльный пистолет, висящий над каминной полкой у завзятого труса, который сам первым извинится, когда ему отвесят пощёчину. Разве не обидно? Не тоскливо? Я говорю – довольно бездействия! Поход! Бой! А после – возвращение. Хотите, справим вам триумф в римском стиле? Я шучу, но, боже мой, нет такого анекдота, который не смогло бы превратить в быль наше желание! Выдающийся человек имеет право на экстравагантность. Вы же помните, надеюсь, что джинн из бутылки по-прежнему готов исполнять желания, если только они будут высказаны, озвучены вашим языком? Джереми последние несколько секунд сдерживался, но, наконец, не выдержав, рассмеялся – громко и звонко: - Великий магистр, у вас, кажется, сломался кнут! - Что? О, это выражение удивление и непонимания на личике ВВ – как давно Готфилд мечтал их увидеть! Получай, дорогой, отведай собственного яда полной ложкой! - Кнут и пряник, господин великий магистр. Грозить мне смертью бессмысленно – мы оба знаем, что вы не убьёте меня за отказ. То же – с пытками. А шантажировать меня банально нечем – у меня ничего не осталось. Смотрите сами. Нет ни семьи, ни друзей, с кем был бы ещё шанс увидеться. Нет карьеры, которую можно бы было уничтожить. Нет доброго имени, чтобы его очернить. Нет никакой собственности. Есть только я. Лишь я сам. Кажется, кто-то из великих уже так говорил, но мне лестно думать, что Джереми Готфилд будет первым: когда лишаешься всего, то обретаешь свободу. Вы можете быть мастером по части игры с человеческими душами. Но здесь, извините, ВВ, судьба сдала вам слишком мало козырей. - Значит, вы отказываетесь ехать? Предпочтёте и дальше сидеть здесь? - Этого я не говорил. Отчего же, пошлите меня в Бразилию! Отличная мысль! Отправьте меня куда угодно, только бы края эти были подальше отсюда – и там я мог затеряться, исчезнуть. Как думаете, каковы будут ваши шансы, на то, чтобы отыскать меня, а главное –вернуть? - Я уверен, что обнаружить человека с вашими приметами – посильная задача для Ордена. Что до того, чтобы доставить вас обратно… Дорогой сэр Готфилд, это действительно было бы непросто, но к чему говорить о таких сугубых гипотезах? Ведь я точно знаю, что никуда вы не станете убегать, нигде не будете прятаться. Вы не оставите Орден, или, по крайней мере, сохраните какие-то контакты с нами. - Да? Почему же? - Вы не сделаете этого прежде, чем получите от нас то, что вас интересует. Информацию. Вы правы, с человеком, вроде вас, нелегко работать. Но козыри… Это не карты, сэр Готфилд, а скорее нечто вроде воровского искусства профессиональных взломщиков сейфов. Отмычку всегда можно отыскать. Ваша – месть. Вы всё потеряли из-за Зеро. И теперь не успокоитесь, пока он не поплатится, а сделать это возможно лишь с нашей помощью. - Допустим, вы правы. Я хочу, надеюсь, мечтаю поквитаться однажды с Зеро. Всё верно. Во имя этого я буду готов оказать вам несколько услуг. Но что потом? После? Не боитесь, что отомстив ему, я, давно обретающийся не здесь, а на воле, недоступный для вас, начну расплачиваться по счетам как раз с Орденом? И тогда предложить будет уже нечего… - Боюсь ли я? Давайте мы не будем рассуждать о моих чувствах. Отвечу так: к тому времени, как ваши угрозы смогут стать чем-то реальным, Орден достигнет необходимого прогресса в решении главной своей задачи, и после этого ничто другое уже не будет меня беспокоить. Вы поднаторели в игре, сэр Готфилд, я признаю это. И даже готов сказать, что сейча было туше. Но, всё же, потешив свою гордость, я надеюсь, вы дадите другой ответ на ранее заданный мною вопрос. Барон Флоришку, Бразилия, Мату-Гросу. Вы берётесь? - …Да. - Тогда сходите к Бэзилу, выберете себе снаряжение по вкусу. У него же можно получить карту и ещё кое-какие разъяснения – я, знаете, в нюансы систем охраны поместья полковника не вникал, а вам его мысли на сей счёт могут оказаться полезными. Все детали – на ваше усмотрение. Только постарайтесь получше запоминать происходящее. Мы снабдим вас портативной камерой, которая будет снимать все совершаемые вами действия. Но вот записывать на плёнку решения, принимаемые в мозгу, мы не можем… пока что. Я не стану желать вам удачи, сэр Готфилд, потому что не верю в неё. Просто продемонстрируйте то, что можете – этого должно быть достаточно. До следующей встречи – интересно будет тогда с вами побеседовать… Бэзил ждал Джереми – ВВ, очевидно, предупредил его. Стоило только Готфилду появиться, как темнокожий великан, предваряя вопросы, заговорил так: - Знаю, Великий магистр сказал, что я должен дать вам какие-то советы относительно вашего задания. Так вот, сразу буду откровенен - боюсь, что это неправда. Скажу так: если бы кто-нибудь спросил меня, может ли одиночка справиться с чем-нибудь подобным, то я без колебаний ответил бы - нет, никогда. Для того, чтобы взять барона, нужно иметь отряд из разноплановых специалистов, которые будут дополнять один другого, хорошую технику, оснащение. И то я не был бы уверен в успехе и всё равно скорее поставил бы на сторону защиты. Но! Служа Ордену, я то и дело сталкиваюсь с тем, что немыслимые вещи происходят. Их совершают - и даже с лёгкостью. Мы с вами какое-то время проходили вместе через курс тренировок. Я был наставником, вы - учеником. Должен признаться - одним из самых поразительных, что у меня были. Я не знаю и не берусь утверждать, но если кому и по силам без чьей-либо помощи и, по сути, без подготовки прикончить полковника в его логове, то разве такому, как вы. Это исходя из того, что я здесь видел. Но вот порекомендовать что-нибудь... Нет. Никто лучше вас, Готфилд, не знает ваших возможностей и способностей. Скрытых резервов. И никто и никогда прежде не проделывал тех вещей, которые демонстрируете вы. А значит тут просто не найти подходящего консультанта. Вы будете первопроходцем, пионером. Ну а моя задача, пожалуй, наиболее доходчиво, чётко и лаконично дать вам вводную. Описать, с чём вы столкнётесь. Вот и всё. Готфилду оставалось только кивать в продолжение этой небольшой речи, а после – прислушиваться как можно внимательнее к каждому слову Бэзила. Тот же был краток и емок в определениях. В частности о поместье барона он отозвался так: «Это не дом, а чёртова Гибралтарская крепость в миниатюре!». Джереми живо вообразил себе, пожалуй, самую знаменитую из укреплённых баз Британской Империи. Вынужденно компактная, сконцентрированная по большому счёту в пределах одной горы, она целиком превращала её в исполинских размеров бастион. Для штурма войсковым соединением – адски трудная задача. А вот для проникновения одиночки… В ответ на ремарку Готфилда о том, что штурмовать скалы ему уже не привыкать, чернокожий инструктор ответил: провинция Мату-Гроссу ровная, как стол, и дело тут в другом. Полковник Флоришку обитает на острове на окраине Пантанала. Джереми сознался, что никогда раньше о таком географическом объекте не слышал, и это название ни о чём ему не говорит. Базил чуть нахмурил лоб, судя по всему раздумывая, как бы описать получше: - Пантанал. Хм! Пантанал это одно из самых больших болот на свете! В сезон всю местность затапливает так, что есть только отдельные небольшие возвышающиеся над водной гладью островки суши, порытые непролазным лесом, а в остальном мелкие заводи, либо глубокие озёра. Или, что всего гаже, топь, которая смотрится при этом со стороны, будто воды всего-ничего – разве сапог максимум на треть замочишь. Но стоит наступить - и всё... Ну, утонуть сразу не утонешь, но по грудь есть шанс провалиться. Почву перед собой необходимо постоянно прощупывать. Причём может оказаться, что какой-нибудь кочки, менее топкого места просто нет - и тогда путь закрыт. Двигаться на разумную дистанцию в таком режиме невозможно. Больше того, грязь грязью, трясина трясиной, но там ещё и других вещей хватает. Чуть не на любой ветке - змея. Больше половины - ядовитые. У каждой второй из них такая гадость в клыках, что от неё можно помереть в течение 2-3 минут. И при этом обитает она вот эдакая только здесь - и противоядие черта с два ты заранее подберешь. Плюс другие змеи. Удавы, анаконды. В воде - аллигаторы. Даже не знаю, кто из них опаснее. Я видел и как аллигатор перекусывал надвое громадную змеюку, и как питоны душили их, а потом помаленьку запихивали внутрь себя. Но одно могу сказать точно - более неприветливого окружения для человека, может быть, на всей планете не найти. Там даже 200-300 метров преодолеть – задача. Деревья, переплетения веток и корней - нужно прорубаться. Причём даже не с мачете, а с чем-то посуровее. А попробуй сделай это, если нет нормальной точки опоры! Чтобы там появилась даже не дорога, а подобие её, тропа из песка и гравия, надо производить адски сложные инженерные работы. Всё размывает, насыпи разъезжаются в стороны. Если вывести деревья, песок уносится внезапно возникающими течениями, а если этого не сделать, то можно и вовсе не браться. В конечном счете, такие дороги, на которых может проехать автомобиль, и где асфальт держится дольше, чем один сезон, в Пантанале можно пересчитать по пальцам. Причём одной руки. И в радиусе миль так двадцати от места, где поселился полковник, на всех – охрана. Явные посты, скрытые соглядатаи, мобильные группы. Идти там – значит последовательно прорываться через всю рать наёмников численностью в полк. И при этом – на открытой местности, потому что дорога в Пантанале это всегда возвышенность. Она потому и стала таковой в том мире, где всё норовит внезапно потонуть, случается – за одну ночь. Джереми начал понемногу понимать, какие сложности перед ним стоят в этой его первой «командировке». И, не ожидая ничего хорошего, попросил описать подробнее сам особняк, где живёт цель. Особняк вообще в данной ситуации понятие условное. Это комплекс. Здоровенный. Помимо главного здания, которое тоже не абы как, а из трёх флигелей - основного, гостевого и предназначенного для прислуги, там ещё есть так называемое индейское жилище, которое внешне похоже на здоровенный такой шалаш не шалаш - нечто странное. Но на самом деле это тоже полноценный дом - он просто отделан таким образом. Плюс казарма, генераторная с электроподстанцией, водонапорная башня. Поле для гольфа - ну, потому, что какой богач без поля для гольфа? Корты теннисные. Этих три штуки: гравийный, травяной и со специальным покрытием. Господин барон уважает большой теннис. Конюшня. Вертолётная площадка. Гараж - и это не махонькое такое зданьице на одну или две машины. У дона Флоришку их два с лишним десятка. Склад, на котором столько всяких припасов, что в принципе, если бы вкусы его не были столь притязательны, то полковник на них одних мог бы жить и вполне здорово питаться... год, а то и полтора! Всё - за высоченным забором с колючей проволокой и вышками. На них - прожекторы, огневые точки. В общем, глухая оборона. Если как-то подбираться к нему, то разве только сверху, с неба. Но так подумать - нет у меня уверенности, что барон не припас где-нибудь ещё и зенитную батарею. С него станется. Ладно. Что есть у нас…. Сперва - по оружию. Арсенал у Ордена богатый - сами знаете. Здесь полностью на ваше усмотрение. Джереми задумался. Откровенно говоря, он пока просто не представлял себе, что из громадного спектра возможных вариантов выберет. Но вот другой давно уже занимавший его вопрос решил, пользуясь случаем, задать прямо сейчас. Тем более, что ВВ на него едва ли ответил бы, а вот сравнительно простодушный Бэзил мог и проговориться: - Тут многое зависит от того, каким способом я попаду на территорию Бразилии. Как меня доставят? Какое будет моё прикрытие? Мощную снайперскую винтовку, или пулемёт тяжело прятать, но в деле они эффективны. Пистолет - штука компактная, но с ним однозначно не пойдёшь на прорыв, а, если говорить о скрытном проникновении, придётся подбираться к цели вплотную. - Как всё будет происходить конкретно мне неизвестно, но у Ордена есть свои каналы - проблем с границей и её пересечением не будет. Вас доставят непосредственно в провинцию Мату-Гросу в один из городов. Наверное, в столицу. Ваше дело дальше - добраться до поместья Флоришку и устранить его. Никакой излишней конспирации - вы не шпион, а убийца. Снимите номер в гостинице - деньги у вас будут, несколько раз съездите на предварительную рекогносцировку, а потом... Единственное что эта штуковина, которая у вас в голове. Она действительно выглядит очень приметно. Тут нет никакого преступления, за это едва ли попробуют арестовать, но весь город и вся окрестность начнут судачить, а там и главную рыбу можно спугнуть - наверняка кто-то из людей Флоришку, или даже он сам таким необычным гостем их мест заинтересуются. Так что мы вас, пожалуй, перебинтуем. Мало ли кто и как мог повредить голову, верно? Тоже заметно по-своему, но вопросов не вызывает. Глаз, правда, один окажется закрыт, но тут достаточно только выбраться из мест скопления людей - и можно снимать. В лесу, в сельве нет соглядатаев. Когда дело будет сделано, то достаточно нажать кнопку на вот этом, - Бэзил протянул Готфилду небольшую штуковину, похожую на миниатюрный радиоприёмник, - и мы получим сигнал, что требуется эвакуация. Тогда вас оперативно вывезут. Так что никакого прикрытия, лишних сложностей. И ограничений. Разве только, наверное, лучше всё-таки совсем уж не расходиться: от громкого шума редко бывает польза. Хотя, если захотите, я вам дам хоть гранатомёт, хоть миномёт малого калибра. Даже ранцевый огнемёт найдётся, но вот его уже точно совсем никак не спрячешь. Джереми пораскинул мозгами. Судя по данному Бэзилом описанию, защита поместья барона строится с учётом природного фактора. Пожалуй, можно даже сказать, что она основана на нём в первую очередь. Подъездных путей очень мало – и все они патрулируются, просматриваются и простреливаются. Фактически идти через них - это чистой воды попытка в одиночку взять крепость и перебить её гарнизон. Да, Готфилд сейчас может развить очень хорошую скорость в броске и вообще цель сложная. Но если всё пространство для манёвра будет ограничено пятью-шестью метрами в обе стороны, а дальше - трясина, где, даже если совсем не увязнешь, передвигаться можно только черепашьим темпом, и при этом по атакующему будет слаженно работать пара пулемётов... Есть, пожалуй, один шанс из сотни, что его не убьют на первом же блокпосту. А уж преодолеть все преграды и пробьться нахрапом до особняка через заслон из нескольких сотен человек, которых успеют бросить ему навстречу – нет, невозможно. Даже для тебя. Значит, придётся пробираться через болото и заросли. Опыт здесь у Готфилда нулевой. Он никогда не бывал в подобной местности, понятия не имеет ни о флоре, ни о фауне, ни вообще о том, что и как нужно делать на болоте, кроме вещей, известных всякому ребёнку, вроде использования палки-шеста. Но, даже с учётом этого, такой вариант смотрится предпочтительнее. Что отсюда следует? Ничего громоздкого! Ему нужен хороший нож, самый компактный из пистолетов-пулемётов и пистолет с глушителем. Этот набор Джереми и озвучил Бэзилу. Тот в ответ понимающе кивнул и в два захода принёс требуемое. А ещё удобно садящийся на спину чёрный рюкзак с застёжкой, позволяющей обвязать себя и защёлкнуть её на животе, бинокль, компас, пяток зажигалок, коробок непромокаемых охотничьих спичек. И небольшую металлическую баночку с чём-то, напоминающим ваксу - оказалось, это чтобы закамуфлировать лицо и открытые части рук (по чести говоря, Готфилд не был уверен, что воспользуется чёрной мазью, но всё же взял её на всякий случай). Наконец со словами «Я сейчас. Есть ещё кое-что» последним номером Бэзил принёс тёмную и блестящую снайперскую винтовку: - Да, знаю, что вы не просили. Но, если уж моя роль - как раз советовать... Вы, я это вижу по набору оружия, всё же решили идти через топь, а после - пробираться по-тихому внутрь периметра. Вполне разумно. Но на последней стадии могут возникнуть проблемы. Расстояние метров на двадцать от забора до ближайших затонов расчищено. Допускаю, что вам удастся снять наблюдателя с вышки выстрелом из пистолета с глушителем, не привлекая постороннего внимания. Однако, затем придётся работать с забором. Он слишком высок, чтобы даже такому, как вы получилось его перепрыгнуть. Построен забор капитально, так что подобраться по-пластунски и понемногу подкопаться тоже не выйдет. Придётся или использовать кошку, или подтаскивать что-нибудь, вроде лестницы. То и другое наверняка будет замечено с одной из соседних сторожевых башен. Вас высветят прожектором, а потом подстрелят, потому что на той стороне ближайшие укрытия тоже стоят на удалении от забора. Но… Вот! Перед вами - снайперская винтовка Зауэр-Штигель SSG-15, новейшая разработка германской оружейной промышленности. В настоящее время в немецком военном ведомстве идёт обсуждение, принимать её на вооружение или нет, потому что стоимость у такой игрушки немалая, но оно и не удивительно – это настоящее произведение искусства. Прицельная дальность - до 2000 метров. И это при исключительно малом рассеивании. Масса вместе с прицелом довольно приличная - 6,5 килограммов, зато в разобранном виде она очень компактна и легко помещается в тот же ваш рюкзак, например, а собирается обратно при должном уровне подготовки чуть более, чем за две минуты. 7 патронов в магазине. Калибр 7,7 миллиметров, убойная сила такая, что на той дистанции от врага, на которой вы реально будете находиться, ему не поможет никакой бронежилет и каска. В общем, поверьте мне на слово, перед вами просто прекрасное оружие. Зачем вам эта винтовка? Прежде всего, если повезёт, а такое возможно, то есть шанс с её помощью снять Флоришку издали и уйти вовсе незамеченным. Ну а если нет, то можно попытаться прикончить сразу несколько бойцов на расположенных рядом вышках и перебраться через забор. Выстрелы услышат, это так, да и мало ли: от не вполне удачного попадания кто-нибудь из убитых врагов может, скажем, свалиться вниз - опять же демаскировка. Но даже так вероятность перебраться внутрь комплекса и там затаиться выше, чем уцелеть, штурмуя преграду иными путями. Или можно попробовать что-то испортить внутри периметра на стороне, противоположной от вашего местонахождения - и тем самым отвлечь противника. Тут уже вам только на месте решать. Но то, что винтовка будет очень полезна - факт. Так что берите, ещё попомните База добрым словом. Джереми не стал спорить, но сам в продолжение монолога оружейника не без некоторой нервозности осознал, что есть такие вещи, которых не дают никакие сверхчеловеческие способности - только опыт и хорошо работающие, натасканные мозги. И полигонные тренировки это, конечно, прекрасно, но, всё-таки, недостаточно. Тот же ВВ отлично это понимает, для чего, собственно, и затеял эту своеобразную командировку. Опыт даёт лишь практика, все когда-то начинают... Это верно, вот только, как правило, с малого. Готфилд же сразу лез на никем не покорённую вершину. Впервые с момента, когда великий магистр изложил задачу, которую он предлагал решить Джереми, тот взглянул на дело не только с точки зрения морального выбора и готовности идти у своего бывшего пленителя и мучителя на поводу, а как на вещь очень и очень сложную чисто практически. Даже бой в тёмной комнате едва ли был столь же опасен как то, через что тебе предстоит пройти сейчас... Нет, разумеется, у Готфилда и в мыслях не было отступать. Но нужно быть более собранным и осмотрительным. Поблагодарив Бэзила - и получив от него, помимо напутствий, ещё и несколько его здоровенных сигар в подарок (при том, что сам он не курил, Джереми из вежливости не стал отказываться - очень уж был удивлён и даже тронут такой внезапной заботой со стороны сурового наставника), бывший узник, а ныне один из убийц Ордена гиасса возвратился к себе. И стал ждать. У Готфилда ничем не получалось себя занять – впрочем, не удивительно. Одно огромное чувство предвкушения всецело владело им. Вот-вот настанет момент, когда он покинет подземную крепость! И не для того, чтобы, отбежав от неё самое большее метров на 100 оказаться вновь пойманным, не потому, что его везут на очередные стрелковые занятия посреди пустыни. Нет! Теперь его доставят далеко-далеко, на сотни и тысячи километров отсюда (отчего-то Джереми был уверен, что сейчас он находится в Евразии, или в Африке, а не в Новом Свете). И главное - он опять окажется в обществе людей! Нормальных, обыкновенных. Мысль об этом... Наверное, так мог бы чувствовать себя Робинзон Крузо, если бы точно и достоверно, наверняка, знал, что вот сегодня в такой-то час за ним придёт корабль с белыми парусами и развевающимися флагами - и увезёт с острова. В случае с Готфилдом, он это понимал и признавал, здесь была немалая доля лукавства. Уже сейчас вокруг него есть люди, он давно не сидит в четырёх стенах, и непрерывно возраставшая доля свободы (или всё более умело скрываемые ВВ цепи) сейчас позволяет ему, теоретически, общаться и даже приятельствовать с кем угодно на базе Ордена. Только что-то не особенно хочется это делать. А причина - она кроется в тебе самом. Хорошо, вот ты сейчас очутишься в Бразилии, в каком-то городе, где живут мирные и простые люди: без сатанинской силы в глазах, без скрытых замыслов, охватывающих, вероятно, целый мир и всех в нём живущих, без механической отчуждённости от тех, с кем сближаться невыгодно или не положено. У тебя будет несколько суток, много - неделя в обществе ничего о тебе и твоих горестях не знающих, говорящих на незнакомом тебе языке, занятых добыванием хлеба насущного людей. И что? Думаешь, это поможет тебе справиться с твоим одиночеством? Глупости. Ты больше не принадлежишь «нормальной» жизни. И это навсегда. Куда ни отправишься, где ни поселишься.Навсегда... Но даже с этим отдающим полынной горечью на губах словом Готфилд ждал момента отъезда. Он фантазировал, представлял себе, как это будет, что и куда его увезёт? Вертолёт? Самолёт? А может всё вообще начнётся с корабля пустыни - верблюда? 1001 ночь и Синдбад-мореход в одном флаконе! Только он уже наяву видал такое, чего не пишут ни в каких сказках. Но всё-таки как? Тут ведь есть и такой очень важный момент: если его повезут отсюда, то он, Джереми Готфилд, сможет отследить и запомнить маршрут сюда. И локализовать на карте штаб квартиру Ордена. Очень ценная информация. С этим знанием он приобретёт дополнительный козырь в разговорах с ВВ. Либо, если дело дойдёт до подобного - а возможно всё, важнейшее подспорье при побеге из сокрытых в пустыне подземелий. Вот так Джереми и сидел у себя, пытаясь разложить пасьянс Мария Стюарт, но то и дело сбиваясь и путаясь в картах. Рассуждая. Радуясь перспективам – и даже насвистывая под нос мотив старого марша Киллалоэ, под который он вышагивал на плацу ещё в кажущиеся теперь страшно далёкими годы в гвардии. Надо же, не забыл за всё это время - наверное, мотив уже на всю жизнь въелся. Или, напротив, с опаской раздумывая об опасностях, которые сулит ему ближнее и далёкое будущее... В итоге это был дирижабль. Уже около одиннадцати часов после полудня из встроенных динамиков раздался голос, попросивший сэра Готфилда быть в готовности к отправлению со всеми необходимыми вещами через 10 минут и назвавший этаж, на который ему нужно подняться. Никто, в том числе и ВВ, и Бэзил, Джереми не провожал. Уже на месте - в средних размеров ангаре, где располагалась парочка вертолётов, несколько погрузчиков и крохотный легкомоторный самолётик, который, пожалуй, пять-шесть человек смогли бы поднять и перетащить на руках, Готфилд увидел гондолу. Она стояла в самом центре, как бы приглашая пассажира войти. Сигара дирижабля ещё не была заполнена газом, но это, похоже, вопрос нескольких минут. Что ж, наверное, так всё же лучше и удобнее, чем на верблюде. Джереми, согласно бэзиловской идее, наскоро забинтовали половину головы, вручили белый-белый, чуть ли не накрахмаленный костюм (да уж, самое то для залитых водой джунглей), пояснив, что в левый рукав вмонтировано записывающее устройство с объективом, располагающимся в фальшивой запонке. И попросили время от времени направлять его на те объекты, с которыми Готфилд будет взаимодействовать. Джереми сразу же решил, что чего он совершенно точно не будет делать в лесу, кишащем змеями, или под пулями в боевой обстановке, так вот этого. Да и вообще при первой возможности переоденется во что-нибудь более подходящее месту и сезону. Но виду не подал. Он ожидал, что сейчас ему вручат какие-нибудь фальшивые документы, или нечто ещё в таком роде, но вместо этого кто-то из техников предложил ему кружку крепкого чёрного чая, а когда с нею оказалось покончено, обнаружилось, что всё уже почти готово к вылету. Попутно подтвердилась старая догадка: потолок ангара разъехался в стороны, и стало понятно, что они по-прежнему находятся ниже уровня земли, а взлётная площадка, таким образом, большую часть времени скрыта от посторонних глаз. Внутри у дирижабля оказалось довольно просторно - в самолётном салоне заметно теснее, а уж для человека, привыкшего к кабине найтмера, здесь было и вовсе раздолье. Кроме Готфилда летели двое пилотов и стюард-помощник. Джереми расположился у одного из трёх иллюминаторов на большом кресле и приготовился смотреть во все глаза... Напрасно! Нет, когда машина ещё только набирала высоту, внизу расстилались удивительно живописные - даже для пресыщенного ею Готфилда - виды пустыни, барханов и дюн, омытых и посеребрённых луной. А вот потом всё стало донельзя однообразно. Волнистая темнота, если так можно выразиться - видно так ощущались складки рельефа. Никакого света, а нет огней - значит, нет и людей. Сперва это интриговало Джереми. Потом – пугало. Ему стало вдруг казаться, что верны его самые дикие образы и чувства, на самом деле являющиеся интуитивными догадками. Что если Орден, База, сама Пустыня расположены… не на Земле? Если есть люди, которые могут воздействовать на мир и окружающих одним только могуществом гиасса, то есть силой мысли, то отчего бы не существовать и обитаемым небесным телам за пределами прародины человечества? Фантастика уже давно только и грезит космическими путешествиями – вдруг ВВ и его люди сумели первыми достичь заветной цели? …Нет! Даже такой могущественной организации не удалось бы сохранить подобное в тайне! Ведь так? Но ведь кроме «где» есть еще и «когда»! А вдруг учёные Ордена изобрели и тайно применяют машину времени!? Отсюда эти храмовые коридоры с символами и знаками, в которые вселилась теперь современная наука, необозримые необитаемые пространства – на заре человечества людей на свете было гораздо меньше, а у тех из них, что жили в песках и в степях, не встречалось ничего ярче костра, а куда чаще – свечи или лучины. Эти и другие безумные, фантасмагорические мысли проносились, прилетая из забортной тьмы, через голову Джереми Готфилда. Он не вполне верил им – но и не отрицал. Так во сне ты можешь иногда не принимать до конца за истинное и реальное то, что с тобою творится, но всё же одновременно не отдаёшь до конца отчёта и в том, что просто спишь. Готфилд пребывал сейчас где-то на грани между царством Морфея и действительностью. Он очень долго и слишком пристально вглядывался в никуда – настолько, что в итоге взор его опрокинулся, и Джереми стал смотреть внутрь самого себя. Глаза же понемногу слипались. Становилось всё более скучно – ничего не менялось в обозреваемом с высоты мире. Сколько времени сейчас? Готфилд не знал, но был уверен – уже глубоко за полночь. И как долго длится полёт? Он крепился ещё какое-то время, старался вылавливать и рационализировать, обдумывать, обтёсывать в уме самые странные фантазии, которые, как летучие рыбы из воды, выскакивали из моря видений, но, в конце концов, сдался. Рухнул в тёмные не то волны, не то пески (вот – и в глазах песок насыпан), уйдя в глубину с головой и без всплеска… В какой-то момент Джереми показалось, что дирижабль приземлился. Он, кажется, даже приоткрыл глаза, и ему почудилось, будто в иллюминаторе виднеются пальмы и отдаленный морской берег, но Готфилд так и не определился, в самом деле его воздушный корабль совершил посадку на каком-то тропическом острове, или это – один из снов, оказавшихся в этот раз на удивление легкими и приятными. Их было несколько. Каждый – точно тропическая райская птичка с прихотливо составленным из разновеликих перьев хвостом. Сны, грёзы… Джереми оказался у них в плену, пожалуй, именно по той причине, что наяву вырвался из узилища. Умом Готфилд мог понять: его положение изменилось не столь уж сильно. Однако подсознание не различало тонкостей и не признавало доводов логики. Он выбрался из подземной темницы на свободу! Вернулся в мир! Остался позади, как болезненный бред, весь жуткий стресс прошедших недель. И буйная, кровожадная охота – она тоже… Или… Не важно. В конце-концов, ведь даже самый опасный хищник иногда так сладко дремлет. Его сны были отпуском, выходными духа, настоящим курортом. В первом Джереми неспешно плавал в бассейне. Яркое солнце освещало голубую и синюю плитку, а вокруг отчего-то опьяняююще пахло цитрусовыми. Сильные ароматы вообще были отличительной чертой этой ночи в дирижабле. Второй сон целиком состоял из того, что Готфилд стоял у прилавка булочной. Он ничего не говорил, не покупал, тем более не ел, но просто разглядывал диковинные кренделя и рогалики. А главное – нюхал. Он делал медленный вдох - и с ванилью и сдобой по всему телу от лёгких разливалось мягкое, какое-то домашнее и уютное тепло. Третий и последний сон был про прогулку в лесу. Будто бы обыкновенном, широколиственном, с раскидистыми клёнами и стоящими наособицу скромными осинками. Но ничего удивительного не было и в том, чтобы в дрёме, когда первоначальная канва сохранилась лишь частично, дубы и ясени могли обернуться кокосовыми пальмами. Уже только потом, проснувшись окончательно над безграничным океаном, Джереми постепенно склонился к мысли, что всё было взаправду. Пилотов он отчего-то спрашивать не стал. В первую очередь, наверное, поскольку вообще не ожидал от них знания английского. Однако в тот момент, когда на самом краю горизонта появилась чуть неровная полоса, из кабины донесся голос, возвестивший, хотя и с акцентом, но вполне ясно: - Перед вами – Анды. Южная Америка. Нам лететь ещё часов шесть или семь – зависит от ветра и в целом погоды. Готфилд поблагодарил за сведения, но даже и не взглянул при этом в сторону пилота, тут же уставившись в иллюминатор, приникнув к нему лицом. Поскольку их промежуточная посадка прошла для Джереми на самой пограничной линии между реальностью и сновидением, то именно знаменитые горы Южной Америки должны были стать первой увиденной им после песков неведомой пустыни (он по-прежнему представления не имел, где же стартовал везущий его сейчас дирижабль) сушей. И насколько непохожей на неё, до какой степени другой! Эта инакость сама по себе радовала Готфилда чрезвычайно. Джереми приближался к громадным хребтам с любопытством туриста, но без следов характерной для отдыхающих вальяжности и лени. Сейчас, уже вот-вот он перевалит через горы – это звучало по-особенному символично. То, что буквально пять минут назад виделось тонкой прерывистой нитью на горизонте, поразительно быстро обернулось островерхими кручами, кое-где даже со следами снега. Вопреки стереотипным ожиданиям, он не увидел буйства тропической растительности: по большей части пики оказались совершенно лысыми. Строгие, часто – красновато-бурого цвета склоны, напоминали кости немыслимо большого живого существа, от которых не так давно отделили мясо. Всё ещё напитанное кровью. Что-то Готфилд слышал про то, что в скандинавских мифах плоть мира была создана из тела какого-то первосущего великана – и его скелет, соответственно, обратился в скалы и камни. Наверное, тех, кто это выдумал, вдохновляли такие вот пейзажи. Ну, кроме их собственной суровой и преисполненной сражений жизни, конечно… Джереми внутренне готовился к тому мгновению, когда базальтово-гранитная стена, исполинская преграда, останется позади, открывая новые виды и обжитую местность. Он ассоциировал этот полёт и дирижабль с собой и своей судьбой. Пустыня отчаяния сразу после плена, океан и явившийся в дрёме остров - миражи и долгое восстановление после операции, горы – испытания и тренировки. А теперь, за ними, должна показаться новая земля – перевернуться страница в биографии, давая начало следующему этапу жизни… Но проклятые кряжи и зубцы всё не заканчивались! Дирижабль летел хоть и высоко, но заметно ниже самолёта – так, что самые высокие из вершин оказывались почти на одном уровне с Готфилдом. Известно, что ущелья создают естественную трубу для воздушных потоков, ну а наполненная газом летающая сигара превосходно парусит – естественно, начало качать, порой довольно сильно. Пару раз стукнувшись из-за этого о стекло лбом, разозлённый Джереми нарочито резко (только вот кому предназначалась демонстрация он и сам не смог бы ответить) отвернулся и минут десять глядел в пол. Его так и подмывало обернуться, но упрямство и самому себе смешное, а всё же самолюбие, не позволяли этого сделать. В результате Готфилд сидел как на иглах, а время ползло мимо старой черепахой. Почувствовав, что скоро от гремучей смеси скуки и злости он может дойти до какой-нибудь глупости – просто не рассчитав силы – и так уже до того сжал в руках подлокотники, что того и гляди сломаются, Джереми громко поинтересовался у стюарда, сидевшего в дальнем конце салона, где же они находятся сейчас? Он едва удержался от того, чтобы не прибавить: и какого дьявола горы всё никак не закончатся? - Центральные Анды, сэр. Перу. Плато… я могу посмотреть, если в этом есть необходимость. - Нет. Не нужно. Спасибо. Готфилд подшучивая и иронизируя над собственной нетерпеливостью, мысленно сравнивал свою нынешнюю «проблему» с массой всего, что ему пришлось прежде вытерпеть и переждать, как вдруг разом позабыл обо всём остальном, вспомнив очевидную истину из области политической географии: Центральные Анды, Перу – это… это же… часть Британской империи! Зона… ах, да наплевать какой у неё там номер! В любом случае он опять на родине! Джереми вскочил с места. Ему хотелось… спеть что-нибудь, или хотя бы воскликнуть нечто гордое и жизнеутверждающее. Он видел себя со стороны эдаким рыцарем, возвратившимся со Святой земли, из крестового похода, начатого в юности и оконченного в хорошей зрелости – и жалел, что на нём нет сейчас плаща с большим красным крестом. Готфилд с поразительной детальностью воображал, как усталый мелкий землевладелец – предтеча будущих джентри, прошагавший треть континента на своих двоих (конь и так перегружен поклажей), повидавший немыслимых в староанглийской глубинке ужасов и чудес, вытряхивает забившийся в складки тюков ещё пустынный песок и, пожалуй, даже дохлого скорпиона. Видел, как он бережно снимает с себя портупею и ножны с испытанным в боях мечом, просит единственного слугу, встречающего хозяина радушно, но всё ещё не верящего до конца своим глазам, принести ему кружку эля. Все домочадцы и даже соседи, уже оповещённые молвой, глядят на него из-за дверных косяков, с той стороны окон, с верхней части круто поднимающейся лестницы на второй этаж – на своего - и чужого, далёкого. Не решаясь сами прервать молчания, ждущие, когда приобретший шрамы и морщины воин Христа начнёт свой неизбежный рассказ. А тот только усаживается, не глядя, на от веку стоящий в углу большой сундук и говорит: «Уффф. Ну, вот я и здесь». И вся суть ещё не изложенной истории странствий на самом деле - в этом самом разом тяжелом и удовлетворённом выдохе… В общем, Джереми испытал настяощее буйство чувств, в котором было намешано всего: его собственных усталости и невзгод, читанных в отрочестве и затёртых до дыр повестей об отважных крестоносцах, ставившейся однажды под открытым небом в годы службы Готфилда в Пендрагоне оперы «Ричард I, король английский» и ещё чего-то трудноопределимого. Впрочем, первый восторг довольно быстро прошёл. Джереми вновь взглянул в иллюминатор – всё тот же довольно тоскливый пейзаж. Нет. Ни сердцем, ни разумом он не может назвать эти лысые камни своей родиной. Хм… А что может? Буквально то место, где появился на свет? Да он его уже почти вовсе не помнит! Из 29 лет, которые Джереми Готфилд живёт на Земле, самый долгий срок он провёл в Одиннадцатой колониальной зоне, в бывшей Японии – без малого десятилетие. И ни одного дня и ни единого часа он не воспринимал её как свою родину, не мог бы сказать, что ему по-особенному близки пейзажи Токайдо – восточного побережья острова Хонсю. Даже те, которые чисто эстетически его восхищали. Готфилд мог бы оказаться и в Аравии – он подумывал о том, чтобы подать рапорт о переводе туда, поскольку считал, что область эта и после уничтожения Махди с его воинством не замирена окончательно, а значит там выше шансы себя проявить. Забавно - Япония тогда ещё казалась ему уж слишком спокойной. Аравия… Там тоже была бы экзотика, чужбина. Британец владеет половиной мира, но быть хозяином дома и быть дома – это совершенно разные вещи. Вот, наверное, почему возникла и существует Возрождённая традиция, отчего она понадобилась государству, а в первую очередь - армии. Солдата бросают туда, куда требуется. Есть, конечно, такие подразделения, которые десятилетиями не покидают предписанного им места постоянной дислокации, но это в Британии редкость. Уже не одни только пуристы знают и заостряют всеобщее внимание на том факте, что военная машина империи, всё ещё основанная на принципах добровольности, перенапряжена. Видимость благополучия достигается перманентным перетасовыванием подразделений из одной колонии в другую – в общем-то, затыканием дыр методом непрестанного вспарывания и перешивания на новое место одних и тех же заплаток. Редкий полк найтмеров не побывал за последние пять лет в трёх-четырёх разных Зонах, часто удалённых одна от другой на тысячи километров. Главные полицейские планеты, вмешивающиеся в немыслимое множество конфликтов, чтобы водворить порядок и закон, бойцы и командиры в этой круговерти поневоле оказываются оторванными и даже отчуждёнными от тех, кто остался в уютном и вольготном мире. Не задумывающихся о том, какой дорогой ценой им достаётся их покой. Даже смотрящих иногда на военных свысока, не без чувства собственного превосходства над глупыми и неспособными на созидательный труд мужланами. Случись Великая война – да, в этом случае нация мобилизуется, тогда она вознесёт хвалу и честь своим защитникам. Но пока явной и тем страшной угрозы нет, покуда царит мир – плевать хотел что простоватый, но прижимистый сельский житель, что образованный горожанин на нужды и жалобы армейских служак. Красномундирные командиры в общественном мнении как один горделивые снобы, если произошли из аристократии, или агрессивные и ограниченные боровы. Солдаты – простофили. А, между тем, слово «мир» применительно к нынешним годам использовать можно разве только в кавычках. Всё имперское здание держится на технологическом превосходстве армии над любым врагом и инсургентом, а также на упорстве и постоянной готовности дать отпор. За что, во имя чего отдельно взятому рядовому рисковать своей шеей, если, как правило, его отвага встретит лишь враждебность у местных и никем не будет замечена в Метрополии? Ведь рядовому бойцу всегда можно сказать – и вроде даже не погрешив против истины: его участок слишком мал, чтобы малодушие и уступчивость отвечающего за него человека повредили грандиозному зданию под названием Британия. Раньше этому препятствовала полковая солидарность, замешанная на землячестве – все рекруты долгие годы набирались из одной местности, что обычно отражалось и в названии части. Они знали друг друга, а проявленная на службе храбрость или трусость оставалась по возвращении в родные места с бывшим воином до самой смерти, прямо и сильно сказывалась на его репутации – ведь тут же жили свидетели, которые могли бы подтвердить или опровергнуть всё, что будет сказано их прежним товарищем. Так было в эру Старой Англии. Теперь наступили другие времена. Зачастую солдаты, служащие вместе где-нибудь в той же Аравийской пустыне, в первый раз увидят один другого в её песках – и там же навсегда расстанутся, если только они не в числе тех немногих, чья дружба сохранится и после увольнения. Да и тогда в основном всё ограничится телефоном и перепиской. Никто на малой родине не оценит и не заметит того, что какой-то парень отслужил в далёких тропиках и возвратился оттуда, пусть бы даже с медалью. Эти связи – из джунглей и горных перевалов со своей знакомой округой – разрушены течением времени раз и навсегда. Что ж, раз так, солдат должен ощущать свою сопричастность Британии в целом. Её истории, величию, традициям. Вот за этим и нужны все эти слова и символы, рыцари и их металлические «боевые жеребцы». Джереми как-то разом восстановил в памяти весь этот комплекс программных утверждений, составляющий часть условного пуристского катехизиса, и вдруг подумал, что всё-таки через горы он перевалил. Да… То, что было важно для него до начала череды безумных превращений, во что он верил, возвратилось к нему. В келье на базе Ордена прежняя жизнь и всё в ней сначала виделась Готфилду как расколотый витраж, пересыпалась яркими, цветными, но бессмысленными осколками. А после некогда столь значительные в его сознании вещи стали казаться такими маленькими, даже в чём-то нелепым на фоне открывшихся ему тайн и нечеловеческого безмолвия пустыни. Теперь, хотя и сильно изменившись, он мог сказать, что остался самим собой – и врал, слава богу, ВВ, когда говорил, будто Джереми способен с чистого листа заново писать свою биографию. Нет. У него ещё остались… не дом и не родина, но нечто своё, в то же время, связывающее его с другими. Пилот найтмера, армейский офицер и бывший младший капрал гвардии Готфилд горд тем, что служил в вооруженных силах Британской империи, что бы там ни было с ним потом. И он по-прежнему верен своим убеждениям, стране и династии. А иначе Джереми не вдохновили бы так безвидные и безжизненные центральноандские отроги… В реальности горы кончились ещё только через полчаса. Внизу резко стало зелено, во многих местах змеились речные протоки. Готфилд пытался понять, что откуда течёт и куда впадает. По логике вещей сток должен быть со стороны гор, сверху – в низменности, но на деле Джереми раз за разом казалось, что нет, всё обстоит с точностью до наоборот. А скоро он и вовсе бросил распутывать эти клубки голубоватых и желтовато-зеленых нитей – появилось нечто более интересное. Среди густых пятен лесов с неровной кромкой начали возникать геометрически правильные прямо и многоугольники возделываемых полей. Плантации. Люди. Обычно рассредоточенные строения-ранчо с такой высоты разглядеть не удавалось, но несколько раз всё же Готфилд различал контуры каких-то селений, а в один момент ему даже показалось, что он видит едущий по железной дороге паровоз – во всяком случае, равномерно смещающийся почти по прямой компактный источник дыма иначе объяснить Джереми не мог. Глянцево поблескивали озёра, ползали по земле здоровенными слизняками густые тени от массивных кучевых облаков – забавно следить за ними сверху. Поодаль, ближе к горизонту, одно из них, порвавшись, истекало дождём. Кроме них и вальяжно плывущего дирижабля в небе не было ничего – ни самолётов, ни птичьих стай. Вдруг дикая природа почти сошла на нет, уступив место освоенным человеком пространствам. С высоты это было похоже на паутину, расходящуюся полукружьями от пока ещё невидимого, но угадываемого центра. Пауком предсказуемо оказался город – пожалуй, первый, который можно было так назвать без натяжки. Готфилд всмотрелся в лежащие под ним перекрестья улиц – и тут понял, что они объективно приближаются: никакая концентрация не сумела бы так их увеличить. Неужели? Да! И скоро вестибулярный аппарат не оставил в этом никаких сомнений. Они заходят на посадку! Грузно и неторопливо разворачиваясь, дирижабль опускался всё ниже и ниже – вот уже ясно различим городской собор и, кажется, элеватор. Джереми ожидал, что они должны будут, проплыв мимо крупнейших ориентиров, добраться до окраин, но внезапно гондола начала уже почти отвесно снижаться – будто бы едва ли не на главную площадь. Спустя всего три или четыре минуты Готфилд ощутил упругий толчок – это внизу приняли от дирижабля канаты, а ещё немного времени погодя они приземлились на южноамериканской почве. Единственные инструкции, которые Джереми услышал перед тем, как покинуть борт, было указание добраться до отеля Реал, где уже забронирован номер на имя мистера Ларанья, а также заверения, что все юридические вопросы улажены, и до поры Готфилдом интересоваться не будут. С этими словами ему выдали багаж и проводили до края средних размеров бетонированного плаца, судя по всему, выходившего к тыльной стороне здания. На стене красовались две надписи – на португальском и английском. При этом во второй слово «аэровокзал» утратило свою третью букву. Как-то схоже оно оказалось в дальнейшем во всём: повсюду визитёра окружали не то чтобы запустение и дикость, но обшарпанность и простота. Желая поскорее сбросить с себя опасный груз, найти какой-то надёжный угол, хотя бы это ощущение и было по большей части фиктивным, Джереми, почти не глядя по сторонам, широким шагом направился к главной городской гостинице. Отель Реал был довольно презентабельным, но, опять же, несколько потёртым зданием пяти этажей с высоким бравым швейцаром у входа и пузатым, заспанным смуглым мужчиной за стойкой. К великому облегчению Готфилда проблем тут не возникло – ни языковых, ни каких-либо ещё. Стоило ему только сказать «мистер Ларанья», как ему выдали ключ и скомандовали портье проводить джентльмена наверх. Номер Джереми располагался на четвёртом этаже и состоял из двух довольно больших комнат, а также отчего-то совсем крохотной душевой. Впрочем, Готфилду на самом деле всё это было абсолютно не важно. Он радовался уже тому, что никто не задаёт ему лишних вопросов, ничего с него не требует. Дав на чай немолодому, но, кажется, всё же нарочито сильно пыхтевшему, поднимаясь со скарбом постояльца бразильцу, Джереми поспешил выйти на улицу, чтобы оглядеться и познакомиться с городом по-настоящему. Он подставлял руки солнцу – жарко пышущему, как и там, посреди его неизвестной пустыни, но всё равно другому. С удовольствием дышал здешним густым и чуть пряным воздухом. Как же его бодрило это ощущение новизны! Другим по сравнению с тайным прибежищем Ордена гиасса было буквально всё, а главное – люди. Вот плотники починяют какой-то небольшой деревянный дом с черепичной крышей. А вон стоит грузовик, и его водитель, покуривая в окно, вертит тюнер встроенного радио, а потом, поймав какой-то веселый местный мотив, улыбается и начинает подпевать, стараясь, однако, не разжать зубы. Вот движется по улице в сторону площади и сквера в ней уже не первой молодости мужчина в белом костюме и с пышными усами. На нём широкополая шляпа, в руках тросточка, а на лице выражение смеси безмятежности и самоуверенного довольства. Видно это – большой человек в Куябе. Может быть даже мэр, кто знает? Хм… А чуть поодаль идёт, спеша, целое семейство. Впереди отец: он похож на обгоняющего их важного господина, только моложе, костюм скорее кремовый, а на усах нет ещё следов седины. За ним – дети: пара мальчиков, быстро перебирающих ногами, но успевающих прямо на ходу играть, атакуя друг друга, кажется, кисточками – может быть, их ведут на уроки живописи? Парнишки смеются и громко восклицают, стоит им достать противника. И тут же, не делая паузы, что-то взахлёб обсуждают, пересказывая один второму какую-то историю. Готфилд не понимал ни слова, кроме «примеро», то есть первый. Но это не имеет значения – ему было просто приятно глядеть на этих веселых и довольных жизнью ребят. Обычных, нормальных. Таких, каким им должно быть. Обладающих удивительными способностями только в собственных фантазиях, но зато имеющих нечто несравненно более ценное – отца и мать рядом с собой. Да, донна тоже была здесь, замыкая процессию. Синее платье, милая и лёгкая соломенная шляпка. Джереми считал, что слабый пол привлекает, но не порабощает его, и в прежние времена думал о женщинах, или подмечал их на улицах редко. Было, конечно, тут и два мощных дополнительных фактора. Во-первых, японки-одиннадцатые совершенно не интересовали его. Не то чтобы он испытывал по отношению к ним брезгливость и презирал их как «низших» существ – а встречались и люди с такими взглядами в офицерском корпусе, особенно среди наиболее радикальных представителей пуристского движения. Просто эти круглые лица, нескладные и, как правило, кривоногие фигуры, их специфические манеры себя держать не вызывали у Готфилда внутри никакого отклика – ни в душе, ни в том другом, что порой ведёт и заставляет пускаться на всякие безрассудства мужчину. Ну а во-вторых, конечно, на фоне такой красоты, как у Виолетты кто угодно будет смотреться невзрачно. Пока оставались живы неясные надежды на то, что однажды они смогут позволить себе придать отношениям импульс и остроту, сделать их чем-то большим и настоящим, Джереми не видел никого вокруг, кто мог хоть близко сравниться с, наверное, самым прекрасным пилотом Королевского бронекорпуса. Но вот сейчас Готфилд просто не мог отвести взгляд от бразильянки. Он почти полюбил её. Просто за то, что она такая есть – свежая, зеленоглазая, загорелая, с милыми ямочками на щеках. В ней было что-то, чего были напрочь лишены база Ордена, её обитатели, уж конечно ВВ. А теперь – и сам Джереми. Нечто простое, интуитивно ощутимое, но поди подбери название! Беззаботность? Нет. И едва ли донна, имени которой Готфилд, наверное, никогда не узнает, так уж вольготно и не принимая ничего всерьез, как бабочка – или иная аристократка из высшего общества империи, существует на белом свете. Но её жизнь… не дистиллированная что ли! Тысячи маленьких событий, вроде тех же детей, балующихся и резвящихся рядом с ней, имеют собственную краску, дарят свою толику впечатлений и радости. То, что её окружает, соразмерно ей, да и в принципе людям. Джереми же чувствовал себя пришельцем из какого-то совершенно другого мира, скроенного по иным лекалам, где такие масштабы, силы, ужасы, что они громадностью своей просто раздавливают всё человеческое. Безжизненная пустыня, песок и соль. И существуют там словно какие-то древние боги: каждый со своим могуществом, коварные, а вернее – просто с иной, древней моралью глубоко дохристианских времён, старше даже Античности. Каждый из них таков, что может в одиночку сотрясти Земной шар. И лишь взаимное недоверие, то, что все присматривают и приглядывают друг за другом, не дают этому свершиться. Его же, Готфилда, верховный демиург прочит в особые, элитные стражи. Предназначет на роль пса-Цербера. А здесь кот – полосатый, упитанный - жмурится себе довольно, лёжа на потертой скамейке. Здесь старуха на углу спорит с торговцем цветами. Здесь уличный продавец какого-то местного ароматного напитка сам не выдержал зноя и, сидя под зонтиком, принялся попивать свой товар из своеобразного сосуда с трубочкой – кажется, он называется калебас. И девушки. В той грозной веселенной их нет вовсе, они там были бы как садовые цветы на вулканическом склоне. Во всяком случае, те, что Джереми видел здесь. На них было приятно смотреть: на походку, на улыбки, на глаза – озорные или задумчивые. Одна шла, читая на ходу книгу, другая будто бы делала нечто вроде танцевальных па, зажав в руке небольшой листочек бумаги. Может записка? Чьи-то слова, заставившие душу пуститься в пляс? Готфилд приехал сюда убивать, у него полон чемодан разного оружия, он в одиночку и даже не слишком напрягаясь, мог бы переворошить весь этот городок, а то и провинцию целкиом, но пока что только вертел головой туда и сюда, хотя так-то ему давно бы пора уже заняться делом. Только Джереми был просто физически неспособен бросить своё вроде бы разом бесполезное и необременительное занятие. У него как-то потягивало в груди при виде самых обыкновенных вещей, щемило сердце. Вероятно, грозный чистильщик Ордена гиасса, смотрелся со стороны совершенно потерянным и несчастным. До такой степени, что это даже привлекло внимание одного из местных. Молодой человек в очках подошёл к Готфилду и, обращаясь явно к нему, произнес нечто вроде: - Posso eu ajudar? Você não local? Джереми молчал, хотя и понимал, что как-то отреагировать надо. - Você britânico? Fala inglês? Слова британико и инглес всё же заставили Готфилда кивнуть – и его собеседник с довольным видом перешёл на язык уроженцев Альбиона. - О! Простите, сэр, что побеспокоил, но я был прав: вы всё же не местный! Нелегко вам придётся в наших краях - здесь редкий человек знает другие языки, кроме португальского... Джереми только и ответил, что протяжное «мдааа». Он не мог понять, чего от него нужно же этому бразильскому знатоку языка Шекспира. Или в этих местах достаточно только любопытства, чтобы приставать на улицах к прохожим? Очкарик же замолчал и только странно таращился на Готфилда. Наконец, очевидно собравшись с мыслями, юный незнакомец выпалил: - Если вам трудно сориентироваться в городе, то я готов вам помочь, - и добавил зачем-то, будто это имеет особое значение, - Меня зовут Джордж Гомиш. Сказав это, бразилец снова затих, а вот на Джереми нашло раздражение и даже злоба. Да какого же дьявола!? Денег чтоли этот наглец от него получить надеется? Навязывается в гиды? Ну, я тебе выскажу... Готфилд припомнил не без удовольствия, как в таких случаях обходятся с нежеланными собеседниками светские джентльмены, и громко, нарочито привлекая внимание посторонних (и тут даже не суть важно, что они в большинстве своём не поймут его слов: главное - вполне читаемая пренебрежительная интонация), обратился к очкарику: - Почтенный господин Гомиш, я не имею чести знать вас! И не нуждаюсь ни в каких ваших услугах! Я не утратил пока ещё здравого рассудка, так что мне по силам разобраться, куда какие улицы ведут, благо городок в принципе не велик. Если у вас больше нет ничего важного мне сообщить... Конец фразы подразумевался. Джереми рассчитывал, что юноша после подобной отповеди развернётся и уйдёт, но едва ли ожидал столь оглушительного эффекта - Джордж Гомиш, стоящий напротив своего на голову более высокого собеседника, похоже был готов вот-вот заплакать. Было видно, что он едва удерживается от слёз, щуря глаза и наклоняя подавленно голову. Обращаясь скорее к своим ногам, бразилец тихо оправдывался: - Извините меня, сэр. Я... просто подумал... Глядя на вас, на ваше... увечье. Ой, ещё раз меня простите. Мне не следовало... Я... Только тут, выловив из бормотания собеседника суть, Готфилд понял, в чём дело. Ну конечно! Его бинты! Джереми уже совсем позабыл про них. Между тем, действительно не говорящий по-португальски человек, стоящий посреди улицы и расфокусированно направляющий взгляд туда-сюда, у которого при этом густо обмотана половина головы, производил совершенно однозначное впечатление. Предложить помощь было вполне естественно. А он, болван, успел разобидеться и даже начать скандалить! Готфилд решил, что ситуацию нужно сгладить - и быстро. В явно небогатой на происшествия Куябе даже такой ничтожный, в общем-то, эпизод успел привлечь к себе куда больше зрителей, чем можно было ожидать. Проще говоря, на Джереми таращилась вся площадь и окрестности. Хорош убица! Вот же глупо всё выходит... Готфилд попытался подбодрить юношу: - Не стоит так переживать, сэр. Я подумал, что, возможно... несколько погорячился, и вы могли бы, в самом деле, оказаться для меня полезным. Произнося свою фразу, Джереми понятия не имел, что бы эдакого для него мог сделать Джордж Гомиш. Разве только поскорее и потише исчезнуть. Но собеседник не дал ему и минуты на размышления. Поразительно быстро утешившись, очкарик спросил с самым бордрым и деловым видом: - Превосходно, сэр! Так куда вам нужно попасть? Готфилд пока и сам не мог ответить на этот вопрос. Действительно, а куда? Сразу, не тратя времени двинуться на разведку к обиталищу полковника Флоришку? Что, вот прямо так, пешком? Джереми чувствовал себя совершенно неподготовленным к подобному броску. Нужно собрать информацию. Понять, что здесь к чему - хотя бы в общих чертах. Раздумывая надо всем этим, Готфилд не уследил за собственным языком и совершенно откровенно ляпнул своему визави: - Боюсь, я ещё сам не знаю. Чтобы у несчасного юнца не возникли окончательно сомнения относительно психического здоровья собеседника, пришлось развивать мысль: - Я, как вы верно поняли, в Куябе впервые. И пока ещё не могу точно решить, куда мне со своим делом лучше пойти. - А, понимаю. И, вероятно, я, как здешний обитатель, мог бы вам подсказать... Знаете, мы так стоим тут прямо посреди дороги... Давайте присядем - рядом есть неплохой бар - и я расскажу вам всё, что знаю об этих местах сам! Джереми, прикидывая на вид, сказал бы, что его неожиданному приятелю, пожалуй, ещё не по возрасту пить спиртное. Да и в бар Готфилд не собирался. Но Джордж излучал такой энтузиазм и так стремился осуществить задуманное, что едва не под руку был готов повести иностранца. Что ж, может и получится что-нибудь ценное от него узнать - такой сорт людей, кажется, труднее заткнуть, чем заставить делиться информацией... Бар и вправду оказался уютным заведением с занятными старыми фотографиями на стенах. Гомиш сразу за себя и за гостя заказал нечто под названием Кашаса, оказавшееся довольно крепким, но приятным на вкус коктейлем, состоящим из чего-то смахивающего на ром, но с особым специфическим привкусом, лайма и тростникового сахара. Вдобавок добрую треть стакана занимали крупные куски колотого льда. Похоже Джордж был тут если не завсегдатаем, то уж точно заходил не впервой. Может не так он и молод, как кажется? Ну, или просто в этих местах другие правила на счёт алкоголя... Со стаканом в руках очкарик стал выглядеть на порядок спокойнее и расслабленнее. Будто на глазах из его тела пропал какой-то зажим. Бразилец вольготно развалился на стуле, сделал порядочный глоток - и внезапно заявил, испытующе глядя на Джереми: - Только не говорите, прошу вас, что вы занимаетесь хлопком - его разведением, продажей или переработкой. Умоляю! - А почему это вас так пугает? - Все здесь им занимаются. Хлопком, или табаком. Либо ещё какой-нибудь растительностью. Тут у нас тратят часы, дни и годы на хлопок. О нём думают, говорят. Даже сплетничают. Мой отец выращивает хлопок сколько себя помнит. А я терпеть его не могу! Последнее прозвучало довольно двусмысленно: неясно было, имеет ли молодой человек ввиду растение, или своего родителя? С учётом того, что беседу он ведёт с абсолютно незнакомым иностранцем, наверное, всё же первое. Хотя... кто его знает? - Но, - произнёс Джордж, улыбаясь, - я уже вижу, что ошибся. А вернее как раз попал в точку. Если бы вы были хлопковый делец, то не переспрашивали бы. И вообще знали, к кому и зачем здесь следует обращаться. Нет. Вас в Куябу привело другое дело. И вот мне чертовски интересно, какое же? Потому что я сам его уже сколько времени не могу тут ни отыскать, ни выдумать… Зачем вы приехали сюда, мистер… Собеседник специально сделал паузу, ожидая, что Готфилд назовёт себя. - Ларанья, - представился он фамилией, значащейся в гостиничном журнале, - Джереми. Ладно уж, пускай будет своё родное имя - всё равно ежу понятно, что он не бразилец. - Ааа, вы тоже смешанного происхождения, да? – поинтересовался Гомиш с улыбкой, - Английское имя, португальская фамилия. Только ваша семья, наверное, перебралась в Британию, а не в нашу страну? Эххх, - Джордж тяжело вздохнул, - Скрывать не стану - я вам завидую. - Вот как? Разве здесь так уж плохо? - Скучно. И... может, конечно, это у всех молодых так, но мне всё здесь кажется каким-то мелким. Иногда почти несерьёзным. Почему только мать согласилась сюда перебраться!? Это же провинция из провинций, просто какая-то... Ладно. Простите меня, сэр. Так для чего вы прибыли в наш гордый и славный город? Готфилд успел уже составить себе кое-какой психологический портрет юноши, да и в принципе ждал, что тот так или иначе поинтересуется, зачем странно выглядящий британец забрался в здешнюю глушь. Играть коммерсанта было заведомо бессмысленно. Во-первых, как справедливо заметил Джордж, они так себя не ведут. У деловых людей в подобного рода поездках всегда есть конкретная цель. Они не станут шататься в неопределённости по улице. Во-вторых же, даже если бы Гомиш ему поверил, то он и вывел бы в итоге Джереми ко входу в какую-нибудь местную торговую фирму, на чём бы всё и окончилось. Нужно изобрести нечто более интересное, оправдывающее любые странности, а в идеале - ещё и романтическое, или, во всяком случае, не обыденное. И ответ нашёлся сам собой, а вернее был подсказан опытом. - Я - археолог. Мы с коллегами предполагаем, что в провинции Мату-Гросу примерно в 30-35 милях от Куябы находится скрытый подземный город одной из индейских цивилизаций, ныне пресекшихся. Мы достаточно уверенно можем судить о его наличии по целому ряду свидетельств, но вот локализовать абсолютно точно пока не способны. Нужны серьёзные изыскания, масштабные раскопки. Я прилетел в Куябу, чтобы здесь отыскать заинтересованных людей, которые смогут придать проекту импульс, выделят на него средства и решат все формальные вопросы. И, откровенно говоря, пока не знаю, с чего здесь лучше начать... Пока Готфилд озвучивал эту наскоро выдуманную краткую речь, Джордж Гомиш сидел с широко раскрытыми глазами, которыми он буквально пожирал собеседника, но перебивать не решался. Лишь когда Джереми умолк, бразилец, явно впечатлённый, произнёс: - Дааа. Вот это - настоящее дело. Интересная у вас профессия, господин Ларанья. Очень. Только даже и не знаю, как бы вам помочь. Здесь те люди, которые имеют вес, хотя и оборотистые, но достаточно прижимистые. Мой отец, скорее всего, назвал бы замысел с раскопками пустой фантазией - и ничего бы не дал. ...Дон Лопиш мог бы, наверное, заинтересоваться и что-то пожертвовать, но он теперь уже совсем стар, не выходит из дома, а всем заправляет его племянница. С этой даже и начинать не стоит. Дон Фрагозу? Нет, тоже вряд ли… Вообще в нашей провинции такое под силу, пожалуй, только одному человеку - барону Флоришку. Вот кто у нас и вправду богат. Только... Папа иногда ведёт с ним дела - и постоянно жалуется на скаредность. Дон Флоришку любит деньги и ясную выгоду. Вот если вы скажете - и докажете ему, что там, в этом городе под землёй лежат сокровища, горы золота - и, когда он вам поможет, то 50% от всего найденного отойдёт барону в собственность... Тогда бы дело было считай у вас в кармане. Губернатор делает всё, что полковник ему говорит, ведь у того очень влиятельные друзья в Рио. Есть там, в этом городе какие-то ценности? - Мы не можем точно сказать. Он давным-давно покинут. Часто в подобных случаях драгоценности оказываются расхищенными, но обыкновенно не все. Непрофессиональные копатели обычно оказываются неспособны изучить все скрытые слои как следует. В любом случае там должна остаться масса бесценных для науки артефактов древней культуры. - Хм. Для науки? - сказал Джордж с сомнением, - Нет, этого и Флоришку, и Фрагозу будет мало. Даже не знаю. Я бы на вашем месте попробовал обратиться в консульство. - Простите? - Готфилд встрепенулся, - Консульство? - Да. Разве вы не в курсе? В городе с недавних пор есть консульство Британии - его открыли три года назад. Не знаю, какой вес вы и ваши коллеги имеете, но сэр Бакстер старается помогать всем, кто связан с Империей. Я покажу, где оно находится, если хотите. А пока - расскажите мне ещё про этот город: как вы его нашли, чей он, что с ним случилось в прошлом? Джордж продолжал сыпать вопросами, весёлый и довольный. Ещё бы! Он для того и наскочил на Готфилда, а потом отвёл его в заведение и поит за свой счёт, чтобы тот хоть немного раздвинул для любознательного юноши границы его хлопкового мирка. Вот только Джереми его уже почти не слышал. Он сидел, потягивая холодный напиток - и так же медленно, как жидкость опускалась по горлу в пищевод, в мозгу ледяной змеёй ползла мысль. Консульство. Сэр Бакстер. Пойти туда - и... сдаться. Рассказать обо всём, попросить о помощи. Когда-то в самый первый их разговор ВВ весьма наглядно изобразил перед Готфилдом картину того, что будет, если он, исчезнувший в день Чёрного восстания, вновь объявится открыто на британской территории. И тогда это было правдой. Но кое-что сильно изменилось с тех пор, а великий магистр, да и сам Джереми, признаться, тоже этого совершенно не учёл. Имплант! Вот материальное подтверждение для удивительных историй Готфилда. Пусть он теоретически способен как угодно лгать, скрывая акт дезертирства, но вживить себе в мозг это громоздкое устройство он самостоятельно не мог никак. Металлический агрегат вместо трети черепа! Этого точно хватит, чтобы поразить средней руки дипломата, а уж там Джереми доберется до крупных центров Метрополии, где за него смогут взяться учёные с именем. Они наверняка по достоинству оценят механизм, исследуют его вдоль и поперёк - и убедятся, удостоверятся! Готфилд с полным правом и чистым именем возвратится на своё место и... Ну да, как же! Возьмут - и так просто тебя отпустят, позволят опять стать пилотом найтмера, служить, как прежде! Нет. Эти врачи, специалисты - им ведь ни за что не захочется расставаться с эдакой куклой. И у них найдётся тысяча причин и множество доводов для начальства, чтобы оставить Джереми при себе. Да, боже правый, первый и самый элементарный аргумент - он опасен. Это действительно так. Потом - секретность. Вернись Готфилд в Японию - сколько же будет вопросов! А ведь после памятных событий с Зеро, фальшивым химическим оружием, Апельсином, чёрт бы его побрал, Джереми ещё и довольно известная личность. Его точно никогда не бросят на растрезание журналистам, не позволят правде всплыть. С ним определённо будет работать Секретная служба. Предлагать сотрудничество, а ещё скорее - требовать его. Ведь Джереми же военный, офицер. Так что это - приказ. Ты нужен Британии, сынок! ...Да, между прочим, ты ведь как-то забыл! Бартли! Вот как раз адмирал то про тебя наверняка помнит. Попасть к нему в руки... Такой риск существует. Да что там говорить! Так оно и будет, ведь именно с подачи Бартли был начат изменивший Готфилда проект - и тот сумеет доказать начальству, что ему же лучше и дальше над ним работать. А после адмирал его убьет. Скорее всего «при попытке к бегству», или, допустим, «из-за ставших непредвиденными следствиями операции на мозге внезапных вспышек бесконтрольной агрессии». Да, не исключено, что к лысому хитрецу возникнут-таки вопросы, что за Бартли возьмутся, может даже разжалуют, арестуют, отдадут под суд. Но ты уже всех этих отрадных событий не увидишь. Или иначе - адмирал передаст его Ордену. Ведь ВВ ясно намекал на их связь и сотрудничество друг с другом. Вообще у такой структуры, как та, которой руководит великий магистр, явно всюду есть свои люди. Гиасс даёт здесь исключительные возможности, какими не может похвастать ни одна разведка. Вдруг в недрах Сикрет сервис есть спящие агенты Ордена, которые, согласно воле своего господина, прикончат, или нейтрализуют иным способом беспомощного и ни о чём не догадывающегося Готфилда? Попробовать сразу требовать максимальной огласки? Доказывать, что ему нужно сделать доклад перед Имперским генеральным штабом, выступить перед лордами и общинами в Парламенте? Что он обязан передать ценнейшую информацию лично Его Величеству? Да кто же тебя послушается! Хотя те же шпионы Ордена вполне могут согласиться с Джереми для вида - а потом, пользуясь его самоуспокоенностью, устранить. …Проклятье! Зыбучие пески! Ничему нельзя доверять по-настоящему... Консульство... А что, если всё это - очередная проверка, организованная ВВ? Ведь до чего всё просто, элементарно - и при этом действенно! Стоит только «мистеру Ларанье» покинуть отель, куда он заселился, а место это великому магистру известно заранее, как сразу же и именно там ему на голову будто бы совершенно случайно сваливается не вызывающий подозрений парнишка, который в непринуждённой беседе и скармливает Джереми наживку! У Готфилда своей информации минимум - он поневоле верит «местному». Где там находится в Куябе консульство, есть ли оно вообще? Джордж, или как его там реально, приводит несостоявшегося агента Ордена куда следует, передаёт с рук на руки другому заранее проинструктированному человеку - и испытание входит в решающую фазу. Демонстрация нелояльности - и Готфилда, несмотря на все его таланты и умения, окажется не так уж сложно вывести из строя заблаговременно подготовившимся людям, благо цель до последнего ни о чём не будет беспокоиться. Усыпить, или сразу отравить его - и никакой борьбы, возни и риска. А сохранил верность – отлично: как пришёл в «консульство» некто Ларанья, так и уйдёт оттуда, получив какие-нибудь воодушевляющие, но предельно дипломатичные и расплывчатые уверения. И отправится делать, что ему положено - ликвидировать дона Флоришку. А наблюдатели подробно доложат кому следует о поведении и действиях убийцы Ордена. Правдоподобно? Более чем! И проверить это никак невозможно! Выйти с Джорджем в безлюдный переулок и пригрозить свернуть ему шею? Так очкарик будет в любом случае уверять, что тут какая-то ошибка, и он ничего не знает! То же самое - с консулом. Только если тот окажется-таки настоящим, то можно ещё приобрести дополнительные неприятности и оказаться между молотом местных властей, вынужденных как-то прореагировать, и наковальней Ордена, который явно быстро смекнёт, зачем и почему Готфилд отклонился от первоначально намеченной схемы действий. И в любом случае заветная цель вырваться из всего творящегося безумия останется абсолютно недостижимой. Проклятье! Яд сомнений и подозрений теперь навсегда с ним, как ВВ и предрёк связанному после попытки побега Джереми! Вот сейчас ты мысленно был готов, причём даже без тени сожаления, расправиться с угощающим тебя искренне участливым и добродушным малым, потому, что решил, будто тот в действительности шпион. А вдруг это и в самом деле так? Или нет? Паранойя. Лабиринт без входа и выхода! Так что же ты будешь делать? Для начала - постараешься поскорее распрощаться с Джорджем Гомишем. Если он - просто хороший местный парень, тот так будет лучше для него. Если нет - для тебя. Отправишься в отель, поразмыслишь, проверишь оружие и... пойдёшь-таки искать способы прикончить этого барона-латифундиста? …Да. Выходит, снова сдался? Нет. Просто так - разумнее всего. Ты - удав среди кроликов, слон в посудной лавке. Неосторожное движение, непродуманное решение - и кто-то погибнет. Ты ничего не знаешь здесь. Консульство - приманка или в лучшемслучае всего лишь триггер. Бежать можно и так. Ты не сделал этого. Значит самое лучшее, что остаётся - исполнить то, зачем тебя сюда послали. И побыстрее. Полковник Флоришку, если хоть половина слов великого магистра о нём правдива, сполна заслуживает смерти, так что... - Господин Ларанья! С вами всё в порядке!? – Готфилд замкнулся в собственных мыслях, а между тем Джордж Гомиш уже кричал, заглядывая ему в глаза. - ...Да-да. Извините! Я... Вы заметили с самого начала - у меня травма. Упал на раскопках. Бывает иногда, что вступает в голову. - Может быть, вам нужно к врачу? - Нет. Это скоро пройдёт. Наверное, просто не стоило пить спиртное. Единственное, я думаю, мне лучше будет сейчас вернуться в мой номер в отеле. С этими словами Готфилд решительно встал. Гомиш было поднялся его сопровождать, однако Джереми по возможности мягко, но властно усадил того обратно. - Не нужно из-за меня беспокоиться. Допейте лучше вашу Кашасу - чудесный напиток, передайте моё почтение бармену. - Да, как вам угодно, - произнёс Джордж грустно, - Но ведь мы с вами ещё продолжим наш разговор, не так ли? Вы надолго в Куябе? Мой отец не слишком радушен к неизвестным ему посетителям, но, если я поговорю с ним и с матерью, то, думаю, они не откажутся принять у себя учёного, открывающего тайны прошлого. Вы же не будете против того, чтобы к нам зайти? Юноша говорил возбуждённо, всё ускоряя темп, глядя с надеждой снизу вверх на Готфилда. Тот даже почувствовал себя немного виноватым перед пареньком в круглых очках. - Я постараюсь. - Отлично! Прекрасно! Я часто гуляю недалеко от Реаля. Мы ещё непременно встретимся. Я вам тогда всё сообщу, но, если что, то мой адрес... Джереми так и не услышал на какой улице и в котором доме обретается семейство Гомишей - он пробирался к выходу, охваченный собственными думами. Тёмными и неприятными. Добравшись до своего четвёртого этажа и повернув ключ в двери под номером 406 Готфилд вымылся, попробовал было заниматься оружием, что-то планировать, но быстро понял, что не хочет и не может этого делать сейчас. Запихав все довольно небрежно в шкаф, Джереми вызвал в номер портье и заказал себе распробованного пару часов назад местного рома, а после пил - со страстью и злобой, зная, что завтра утром будет болеть голова, а день, соответственно, окажется из-за его небоеспособности выброшенным на свалку. Наплевать! Ему хочется горячей, обжигающей глотку влагой прогнать изнутри паскудную мокроту недоверчивости, прижечь спиртом язву... не трусости, конечно, а эдакой опасливости. Он сейчас - в одном из самых патриархальных углов Западного полушария, мог бы быть и вовсе где-нибудь в Африке, или на острове среди одетых в одни лишь тряпицы и водоросли дикарей - и даже там не чувствовал бы себя с людьми вполне уверено, подозревал бы подвох. Нет такого места, где нельзя бы было заподозрить наличие одного из щупалец Ордена! И с этой мыслью и знанием не будет тебе, Джереми Готфилд, покоя. Нигде и никогда! Нельзя и не у кого просить помощи! Капал на пол с губ и пропитывал края его марлевой повязки крепкий бразильский ром...