Рождение убийцы

Когда Джереми очнулся, то не подал виду. Но не потому, что задумал что-то, не из некоей хитрости. А просто чтобы не начиналось пока… ничего. Он устал. Жутко, безумно, до ноющей боли. Весь его вгоняемый приказаниями разума в запредельные перегрузки организм теперь сигнализировал о том, что с него довольно. Давали о себе знать неприятными ощущениями в той или иной мере, кажется, вообще все мышцы, какие только есть в теле. Особенно паршиво себя чувствовала нога, где, судя по всему, было что-то порвано. Голова напоминала колокол, по которому изо всех сил били железными молотами и стегали крупнозвенными цепями – непрестанный гул, переходящий почти что в мелкий тремор: Готфилду чудилось, что она и в самом деле слегка подрагивает. Но решающей причиной пассивности было даже не вот это всё, а давящая мысль о проигрыше. У Джереми что-то перегорело или скорее перетёрлось внутри. Да, он знал, что существовали в истории люди, которые совершали две, три, пять и даже больше попыток побега из лап врага – и иногда достигали успеха тогда, когда, казалось бы, он уже совершенно невероятен. Но это всё было как-то далеко, туманно, а Готфилд отчётливо видел здесь и сейчас, что он потерял веру. Или, во всяком случае, слишком устал, чтобы заставить вновь разгореться тот огонёк надежды, который присущ всякому узнику, в нечто большее. То, что способно опять заставить его действовать. Он вспомнил свой последний порыв перед тем, как упасть без сознания. Суицид. Да. Нельзя им позволить проделать с ним что бы то ни было. Надо… Мозг был слишком слаб, чтобы усилием воли подавить естественную и инстинктивную жажду организма к существованию. Сердце не слушалось вялых приказов Джереми – и он перестал их отдавать. Только от последней попытки собрать в кулак силы резко прострелило болью в ноге. Готфилд не издал никакого звука, но, видимо, немного исказились черты его лица – достаточно, чтобы это заметил глаз внимательного наблюдателя. - Очнулись! Наконец – не люблю терять время. Но решил дождаться. Не нужно игр, Готфилд, открывайте глаза – нам есть о чём побеседовать. Голос принадлежал ВВ – и вызвал сам по себе, а тем более в сочетании с раздражённо-менторской интонацией такой пароксизм ненависти, что Джереми захотел было, пускай последним усилием, за которым – любая кара, но дотянуться до горла ненавистного мучителя и смять, порвать ему кадык, переломать горло. Но… - Разумеется, вы зафиксированы! Надежно, можете больше не трудиться проверять. Лучше посмотрите на меня и послушайте внимательно, что я говорю. Готфилд подчинился. Ему не хотелось спорить и как-либо отвечать словами, а большего он сделать и вправду не мог, крепко прижатый в положении полулёжа толстыми ремнями, вроде тех, которыми пользуются в сумасшедших домах, чтобы утихомиривать буйных. Чем быстрее великий магистр выговорится, тем раньше пленника, хотя бы на время, оставят в покое. Джереми открыл глаза и увидел, что он опять в подземном комплексе Ордена гиасса – эти стены из цельного массива ни с чем не спутаешь. ВВ стоял рядом — с лицом обиженного ребёнка, но арктическим холодом в глазах и едва заметной саркастически-презрительной ухмылкой на нежных детских губках. - Вот так. А теперь – давайте сразу о главном. Сэкономим время и слова. - Давайте, - ответил Готфилд со слабой улыбкой. ВВ будто прочитал его отвращение к перспективе продолжительной беседы. Кроме того, хотелось хоть чем-то, но уязвить самолюбие вечно такой уверенной в собственном превосходстве гадины. Великий магистр, впрочем, не заметил некоторой иронии и вызова в ответе: - Вероятно, вы сейчас задаётесь только одним вопросом: почему по-прежнему живы, и как долго это продлится? - Нет, - честно сказал Джереми одними губами, почти не разлепляя их. Слишком сильно его охватила лень и апатия. Так некоторые животные после отчаянного сверхусилия на часы превращаются в почти вовсе обездвиженные мягкотелые куклы, лежащие под сенью какого-нибудь деревца. ВВ же, услышав Готфилда, помрачнел, приблизился на шаг – а потом вдруг отвесил пленнику звонкую пощёчину. - Я не терплю дураков! Вы сегодня уже продемонстрировали свою глупость. Не разочаровывайте меня опять в своих ментальных способностях, потому что в этом случае какой-либо диалог просто бессмыслен. Тогда вы – биоматериал и больше ничего. И единственная польза, которую ещё можно из вас извлечь, это медленно, чтобы можно было всё детально запротоколировать, разобрать на части. Приняли эту информацию к сведению? Джереми, пересиливая себя, кивнул. Заживо ложиться на прозекторский стол не хотелось. Умирать – так по собственной воле, а на то, чтобы опять овладеть своим телом, ему нужно ещё некоторое время. - Итак, возвращаясь назад – почему вы живы? Примем данный вами ответ за «не знаю». Хотя меня и удивляет, что вы не задумывались о такой элементарной вещи. Операция прошла удачно, обследования и проверки завершились. Вы же не предполагали, что после этого вас отпустят на все четыре стороны? Следуем дальше. Неограниченно долго питать вас здесь задаром и организовывать вам досуг, уверяю, Орден тоже не был намерен. Тогда что? Какова должна быть следующая стадия? Я думал – и всё ещё стою на этом, ведь не можете же вы быть настолько тупы — что вас пугала именно она. Вы предвидели и боялись во всех смыслах слова углублённого изучения вашего феномена, вивисекции – ведь это же так очевидно. И потому, страшась подобного развития событий, решили форсировать подготовку к бегству. Вы, несомненно, обдумывали её всё время – это понятно и предсказуемо: нормальная реакция для человека вашего склада. Но медлили, видя слабость своих возможностей, собственную неподготовленность и неинформированность. Вы ждали шанса – однако, потом стало ясно, что скоро время может истечь. А значит надо решаться. Хм… И вы решились бы, предприняли попытку вырваться, если бы только я вас не упредил. Не организовал вам всё сам для успешного побега. - Вы!!? Удивление Готфилда было так сильно, что усталость отошла на второй план. Не веря, он почти кричал великому магистру в лицо. Джереми чувствовал себя так, будто у него украли что-то, словно его обманул и предал казавшийся верным друг. Ведь это же не так! Он сам… - Да, я. Всё просто. Рано или поздно вы непременно решились бы на бегство. И кто знает, что произошло бы тогда? Какой вред вы сумели бы нанести нам? Либо как сильно могли бы пострадать сами? А главное, если бы подготовка к побегу была более долгой, то для меня и Ордена возник бы риск поверить в вашу лояльность и готовность сотрудничать – а потом в ответственный момент обнаружить, что мы допустили ошибку. Провокация в этой ситуации – разумный выход. Вы получили урок и запомнили его. И теперь всякий раз в будущем, когда мы, возможно, допустим некую оплошность, вам будет казаться, что в действительности всё, как и раньше подстроено. Это подозрение будет сковывать вас лучше, чем любые разумные меры предосторожности, который Орден может принять. Джереми понимал, что ВВ прав, что во всём этом есть извращённая, жестокая, но бьющая точно в цель логика, что, великий магистр, судя по всему, не лжёт – и он, Готфилд, всего только сыграл свою роль крепкого телом, да убогого умом простака в его спектакле. Но от этой мысли делалось до такой степени противно, что от неё хотелось заслониться, как закрываются от излишне резкого света рукой, или затыкают нос при сильной вони. Нет! Неправда! Не был обманом его раздирающий сухожилия рывок к свободе! - Ложь! Ничего не было подстроено!!! У охранников имелось настоящее оружие, и они вполне могли меня убить — а я самым взаправдашним образом прикончил их! - Тех семерых олухов? Вы правда думаете, что это — та потеря, которую Орден может счесть серьёзной? – переспросил ВВ со смешком, - Действительно считаете, что мы, зная о ваших подвигах в битве за Новый Токио, о том, какие возможности вы там продемонстрировали, сочли бы подобную охрану достаточно надёжной? И в количественном, и в качественном плане? Джереми молчал. Он был убит, сражён наповал, болезненнее, чем пулей, этой сдержанной саркастичной манерой и доводами великого магистра. Между тем, тот продолжал: - А вертолёт? Как он появился так вдруг над вами? Откуда на нём был транквилизатор? Или у нас каждый экипаж при себе имеет специальное оружие и дротики со снотворным? Нет, дорогой мой сэр Готфилд. Я продумал, подготовил и провёл этот тест. Финальный. И, в то же время, возможно, первый в новой серии. Проверку того, не деградировали ли ваши способности. Вы его с успехом прошли, поздравляю. Развеяли всякие сомнения. Мне уже доложили о вашем прыжке тигра – впечатляет, - и ВВ вновь рассмеялся тонким детским смешком. - А если бы я не смог? Проиграл? Если бы допустил оплошность, и кто-нибудь из них убил меня? Ведь патроны у охранников были отнюдь не бутафорские. - Тогда вы оказались бы менее ценным активом, чем мне казалось – и, к великому сожалению, те ставки, которые я рассчитывал на вас сделать, заведомо не оправдались бы. Проще говоря, вы бы в этом случае были сочтены слишком слабым. Но я верил в вас, сэр Готфилд. Ну, право слово, семь человек – это для вас более чем посильно. Что и подтвердила практика. - Хорошо, вы убедились: я по-прежнему опасен. И что теперь? Отберёте назад будильник и радио? Лишите сладкого? Сколько ещё мне тут сидеть? Что новое вы думаете из меня выжать? Не проще ли сразу убить того, кто рано или поздно может вырваться из клетки с твёрдым намерением перебить вам все кости? - Мне жалко тратить вас ни на что! Понимаете вы меня, или нет? Мне как игроку претит мысль о том, чтобы взять и просто снять с доски фигуру, которую можно отлично разыграть, потенциально способную стать очень сильной и полезной. Убить вас – это очень просто. Я же, помнится, говорил, что ваша камера принудительно снабжается воздухом. Ну что нам стоит в какой-то момент просто перестать это делать, оставив закрытой дверь? Способов на самом деле миллион – дело совершенно не в них... Подумайте, для чего вы вообще можете быть полезны теперь? Вспоминайте, что нам было от вас нужно в первую очередь… - Я – опыт. Эксперимент, который должен был подтвердить, что у вас есть способ преодолеть воздействие силы гиасса на человека. - Да, всё верно. Главным было проверить наши идеи относительно того, как можно нивелировать воздействие силы гиасса на разум, и существует ли такая возможность вообще. Как по вашему, мы этим интересовались из чистого любопытства? Из праздного интереса? Очевидно, нет. Тогда какая следующая стадия отсюда логически вытекает? Всегда есть теория и практика, абстрактные исследования и его дальнейшее прикладное воплощение, освоение в деле. Поняв, что это принципиально возможно, и как оно работает, мы по идее должны были бы попытаться воспроизвести данный эффект. Закрепить и масштабировать его. Грубо говоря, попытаться наладить ваше серийное производство. Так вот, к великому сожалению, выяснилось, что здесь мы не преуспеем. И это многое меняет в вашей судьбе. Вы теперь обладаете ещё большей ценностью, чем прежде – как и всё уникальное. - Почему? - Что именно? - Я был просто человеком до Нариты. Ничего… уникального. Почему теперь вы не можете повторить тот же путь, который сделал меня таким, каков я сейчас есть? - Хм, смотрите в корень, сэр Готфилд. Что ж, я опять пойду на невиданную щедрость и поделюсь с вами информацией просто так – для установления, наконец, хоть ограниченного, но доверия. В основе вашего феномена – работа группы адмирала Бартли. Без неё вот это, - ВВ легонько постучал костяшкой пальца по своему лбу, - можно было даже и не пытаться ставить. В распоряжении у Бартли было несколько лабораторий на территории Одиннадцатой зоны, но одна оказалась уничтожена из-за случайного налёта террористов, другую пришлось демонстративно покинуть, чтобы не открывать своих секретов кое-кому из тех людей, что наводнили колонию после убийства принца Кловиса. Осталась только последняя, тайная, расположенная под городом, благо сама конструкция его – на особого рода опорных сваях – позволяла разместиться если не с комфортом, то, во всяком случае, сообразно решаемым задачам. Там над вами и работали. После начала Восстания, очевидно, процесс вашего пробуждения незапланированно ускорился. Всё вышло из под контроля. Адмирал и его люди оказались не готовы к встрече с вашими новыми силами, и вы сумели бежать. Стоит отметить, вам чертовски повезло. Впрочем, Бартли тоже. Он сформировал и возглавил небольшую группу для ваших поисков. Не представляю, как он собирался обнаружить одного человека, да ещё такого, в том хаосе, который творился тогда в городе. Но своё убежище он покинул. Битва тем временем постепенно дошла до кульминации: британские войска одержали верх – и, закрепляя успех атакующих, по позициям Черных рыцарей нанесла удар стратегическая авиация. Судя по всему, одна из крупнокалиберных бомб – естественно, случайно, без намерения, угодила точно в тайную лабораторию адмирала. Мало того, что сам взрыв произвёл опустошающий эффект, он ещё и вызвал обрушение без того подточенных прежними перипетиями конструкций городских «корней», где она размещалась. В том немногом, что осталось, от горячей металлической окалины и разлившихся химикатов произошло возгорание и короткий, но яркий, должно быть, пожар. Итог – не осталось ничего. Погибли аппаратура, записи, а главное – сами кадры, разрабатывавшие проект. Бартли остался, но он – не специалист. Не учёный. Всё, на что он способен, это задать направление для уже новых исследователей — в самом общем виде по обрывочным воспоминаниям о тех беседах, которые прежде вёл. Да, сэр Готфилд, иногда любовь к секретности не доводит до добра, а перестраховки в одной области делают тебя более уязвимым в другой. Тайну адмирал сохранил, кроме него и ещё нескольких заинтересованных лиц – меня в частности, о проводившихся опытах и их итогах никому не известно. Но на то, чтобы достигнуть прежнего уровня, уйдут годы. Принимаем во внимание теперь следующие факты. Во-первых, даже если и получится восстановить технологию, а гарантий здесь никаких нет, то шансы на успех для каждого отдельно взятого человека, над которым будет производиться операция – не более 15-20%. Это связано с тем, что предварительным условием является такой силы воздействие на Центральную Нервную Систему, что организм после неё по умолчанию находится при смерти. Прибавим к этому 50% вероятность на следующей стадии – с подавляющим гиасс аппаратом. Вы на самом деле счастливчик, сэр Готфилд. При игре в русскую рулетку с судьбой вам раз за разом выпадал холостой патрон. Говоря короче: траты на гипотетическую поточную линию вам подобных неизбежно окажутся крайне высокими, а результат – отдалённым, ненадёжным, а может и вообще труднодостижимым. При этом потребность в наделённом такого рода талантами человеке у Ордена на самом деле ограничена. Гиасс – редкое явление. В общем-то, достаточно даже одного – и он у нас есть. Найти к вам подход проще и разумнее, чем выбраковать, уничтожить, а потом рассчитывать, что когда-то в будущем у нас появится более лояльная замена. А если нет? Вообразите себе задачу отбора кадров на вакансию своего рода сверхчеловека! Я считаю, что вы на самом деле – неплохой вариант. Перспективный. Итак, вот мы и подошли к сути вещей. Подоплёка вам теперь известна – и я могу озвучить своё предложение… - Я уже говорил и повторю ещё раз! – прервал ВВ Джереми – Я не стану служить у вас наёмным убийцей! - Вот как? Не хотите быть наёмным убийцей? А кто вам сказал, что вы нужны именно в таком качестве? Что они вообще Ордену необходимы, эти «наёмные убийцы»? Нет, они на самом деле нужны, конечно, - великий магистр улыбнулся, - но, скажем так, мы и без вас достаточно неплохо справляемся. Нет, сэр Готфилд. Задача, которую я надеюсь вам препоручить, иная. Значительно более сложная. - И что это? - Орден, думаю, вы это уже поняли, разыскивает по всему миру людей-носителей гиасса. В основном речь идёт о детях, которые не до конца осознают, чем владеют, в целом инфантильны, а потому своего дара не скрывают. Мы обнаруживаем их… - А затем похищаете! Так ведь!? - О том же самом можно говорить и другими словами. Мы — единственные люди на свете, знающие, как нужно обходиться с этой силой, забираем их туда, где они не смогут причинить вред ни себе, ни окружающим. Не думайте, что их, этих детей, тут пытают, истязают, или унижают. Вовсе нет. Они живут просто, довольно однообразно, но в целом вполне комфортно и сытно – для некоторых из них до нашего появления последнее было несбыточной мечтой. Мы прививаем им дисциплину, учим владеть собой. Как правило, успешно. Но… - Кажется, я начинаю понимать, куда вы клоните. - Да, вы догадались верно. Во всех правилах есть исключения. Обычно приём в наши руки новых талантливых мальчиков и девочек проходит мирно, без сложностей. Оказавшись здесь, они становятся прилежными и послушными, не создают проблем, признают авторитет наставников, не предпринимают попыток бежать. Но иногда… На самом деле речь идёт об очень редких явлениях. Самих людей-носителей крайне мало. Мы предполагаем, что ныне живущих и сотни не наберётся, включая тех, которых мы пока установить не смогли. Эксцессов за всю историю Ордена было всего четыре, но каждый из них — это целая история. Мда… История о том, как мы прошли по лезвию ножа, избегая катастрофы. Когда умный человек выступает против организации, из которой вышел сам – зная её методы и секреты – совладать с ним чрезвычайно трудно. Вот для чего нам нужны вы. Человек, сочетающий два принципиально важных таланта. Первый – нечувствительность к гиассу. Она предохранит вас от самого ренегата. Второй – ваши сила и выносливость, которые помогут защититься от союзников носителя гиасса, а ему почти всегда легко их отыскать – добровольных, или вынужденных. Благодаря им вы сумеете оперативно находить и обезвреживать цель. Сами понимаете, насколько наличие такого ликвидатора-предохранителя для нас значимо. - Да. Я понимаю. А Зеро – он тоже одна из ваших сбежавших зверюшек, верно? ВВ задумался над ответом – кажется, вообще впервые за всё время их с Готфилдом бесед. Наконец, он произнёс: - Ну, в некотором роде. Одно из последствий крупнейшего нашего провала. Большего я вам не скажу. Пока что. С этими словами великий магистр смолк, не пытаясь форсировать беседу. Этот хитрец, это… существо великолепно разбирается в человеческой натуре, тут ему стоит отдать должное. Готфилд просто не мог припомнить, когда бы ВВ совершил неверный ход, не так расставил акценты в диалогах, проговорился бы неумышленно. Сделал хоть какую-то ошибку. Интересно, если на то пошло, что же такое случилось в Ордене? Чем был вызван этот самый провал, породивший Зеро? Понятно, что от самого великого магистра ждать признаний и подробностей бесполезно, но всё же кто сумел его переиграть? Как? И какие цели преследовал? От ответа на эти вопросы во многом зависит и собственная позиция Джереми. В нём боролись сейчас две ненависти, два зла грозно и страшно восставали перед его внутренним взором – и одно хотело сделать его орудием против другого, при том, что Джереми горячо желал им обоим погибели. Вспоминалась шекспировская фраза «чума на оба этих дома»! ВВ или Зеро? Кто из них хуже, от кого Готфилд сильнее пострадал? Нет! Он не хочет давать ответа! Не желает принимать сторону. Джереми против них! Обоих! Но он в плену… Отказаться от сотрудничества означает смерть – тут ВВ был сейчас предельно чёток. Даже не совсем… Переработку, как если бы Готфилд был бездушным биоматериалом. Страшно. Но служить вот этому, холодному и склизкому, этой притворяющейся человеком саламандре? Не просто согласиться пройти через опыт, а выполнять задания? Воспитание, гордость, мораль — всё, что есть в Джереми Готфилде более высокого, чем простой инстинкт самосохранения, восстаёт против этого! Но ведь иначе выбор – только между самоубийством, гибелью по собственному почину, или смертью по воле Ордена. Эх, до чего жалко, что не получится сейчас разорвать ремни, изломать, как куклу, стоящее перед ним тщедушное тельце! А ведь раньше у тебя была возможность! Или лишь иллюзия шанса? Подлый мерзавец прав – теперь, после фальшивого побега, Джереми вынужден абсолютно всё ставить под сомнение, везде видеть элемент сокрытого от него плана, где любые его возможные реакции учтены заранее, а то и провоцируются нарочно! …Наплевать! Ты мог попытаться убить ВВ! Да! Мог! Но… ты решил жить. Вот с чего всё началось, здесь — ключевой момент! Оказывается, надежда, вера в возможность достигнуть справедливости способна привести на путь подлости. Не сдаться, не признать, что есть сила, с которой тебе не совладать и не сравниться. Что может вдруг грянуть рок – и ты, твои чувства, клятвы, попытки бороться перед ним – ничто. Это происходит уже не в первый раз. Ты не смог ничего сделать в своё время, когда убили императрицу. Не защитил ни её саму, ни детей Марианны, не доискался до истины, не возвысил громко своего голоса. Отступил. Смирился, посчитав, что больше чести в том, чтобы уйти и всё поменять. Начать сначала. И теперь снова из-за нежелания руки марать, боясь, что сотрудничая с дьяволом, тебе не хватит воли не сделаться его орудием, ты опять отступаешь – причём сразу в могилу? Неееет! Нет!!! К дьяволу эмоции – они всё время тебя подводят. А надо просто решить уравнение. По одну сторону неравенства ВВ и его Орден, по другую – Зеро и подобные ему. Те и другие циничны, не ставят ни в грош человеческую жизнь, сминают тех, кто больше им не нужен, словно использованную обёрточную бумагу. Но… Орден таится. Зеро рвётся к власти. Впрочем, ты не знаешь – может быть, даже скорее всего, ВВ тоже стремится владычествовать, только предпочитает иные, скрытные методы. Вероятно даже, что он уже тайно правит – если великая Британская империя с огромным трудом борется с одним единственным носителем гиасса, то на что способны несколько десятков, действующих скоординировано и под единым руководством? И ВВ — во главе этой пирамиды. Где и скольких людей на свете погубили по его приказанию? Схватили, чтобы помимо их желаний и воли, извлечь из них какую-то пользу, как они взяли тебя? В любом случае меньше, чем было убито в одном только бою за Новый Токио. ВВ предельно рационален. Зеро – уже в меньшей степени. А что если появится некто, у кого могущество гиасса полностью снесёт всякие нравственные ограничения? Кто, допустим, богом себя объявит – и потребует кровавых жертв? Или решит, ориентируясь на старика Мальтуса, что людей на свете чересчур много, а потому надо «сократить», скажем, каждого десятого, произвести децимацию планетарного масштаба? Но вообще даже это — мысль извращённо рациональная. А что может сотворить чистый, настоящий безумец с гиассом? И ведь очень легко вообразить себе ребёнка, который утратит рассудок от сочетания громадной силы, оторванности от семьи, строгости окружающей обстановки да и просто от сидения под сводами пещеры... Зеро назвал Джереми Апельсином, сделал посмешищем, затем, очевидно, отдал ему мысленный приказ позволить им с Куруруги бежать. А если бы кто-то иной, но с теми же возможностями, пожелал заставить Готфилда мяукать по-кошачьи? Перерезать себе горло? Вырвать по одному и съесть собственные глаза? Маньяк, по слову которого жертва сама сделает с собой что угодно. Абсолютно всё. Кто его остановит? С Зеро сражается армия, потому что он сам бросает ей вызов. Чёрные рыцари под его руководством пытаются подорвать власть Империи над обширной колонией. А если взять скромных размеров город, где первым же ходом, благо все лица хорошо известны, условный «Зеро» берет под свой контроль представителей власти – мэра, начальника полиции, а после становится там царём, древним деспотом, для которого не существует слова «нельзя»? Ведь этого мир может попросту не заметить! Кто тогда выступит против него? Как ни противно признавать, но только Орден. Лишь Готфилд – или, во всяком случае, никто другой не сможет сделать этого так же легко и быстро, почти без риска проиграть. А значит… Ох уж эта необходимость выбирать между мерзким и отвратительным! Но, если он даст самому себе обещание никогда, ни при каких обстоятельствах не идти у ВВ на поводу, если будет готов сказать «Убей меня, но вот этого делать – не стану», то, быть может, даже этой изворотливой змее не выйдет его обмануть? Очищать и защищать человечество – гордо звучит, а на деле… Ха! На деле ты сможешь пристрелить Зеро как бешеную собаку. Этого — и всякого следующего. - В таком случае… Я не хочу, чтобы эта гадость распространялась по миру. Если моя работа будет заключаться в том и только в том, чтобы выискивать, отлавливать, возвращать к вам, или уничтожать таких, как Зеро… Тогда я согласен. Готфилд сам не верил до конца, что произносит это. Его голова и мышцы всё ещё болели, чувствовали в себе яд транквилизатора. Джереми не был уверен до конца, что, не будь на нём связывающих пут, он не бросился бы, всё забыв, на великого магистра Ордена гиасса. Не рассуждая, как зверь, которого уж слишком долго дразнили, тыкали палкой в бок. Особенно сейчас, когда ВВ в ответ на его вымученные слова только удовлетворённо кивнул. Хотя, нет, похоже, он собирается что-то сказать: - Хорошо. Должен сразу предупредить – если вы действительно готовы сделаться хм… охотником на наших отступников, то нам придется несколько поднатаскать вас. Да, задатке у вас превосходные, сэр Готфилд, но опыт недостаточен. Допускаю, что вы – хороший пилот найтмера, однако теперь вам придется действовать не в кабине боевой машины, а в совершенно другой манере. Так что необходимы тренировки. Теоретически ваши возможности очень широки, но только практика доводит навык до автоматизма, вырабатывает рефлекс, экономит ваше время, а порой, если угодно, дарит и интуицию, предвидение. Плюс – ну надо же нам самим понять, насколько вы хороши, - ВВ усмехнулся, так что неясно было, комплемент он только что произнёс, или иронизировал, - Приступим через неделю – дадим вам время оправиться от последствий сегодняшней авантюры. И с этими словами, не дожидаясь каких-либо дополнительных вопросов, великий магистр развернулся и ушёл, не проронив больше ни слова. Уже покидая помещение ВВ нажал на какую-то незаметную кнопку, и ремни, стягивавшие Джереми мертвой хваткой, внезапно ослабли... Тренировки начались точно в срок – и Готфилд поразился их разноплановости, интенсивности и, что греха таить, сложности. Довольно скоро прежнее его житьё в промежутке между тем, как ушли в прошлое самые тяжёлые последствия операции, и до попытки побега, стало представляться Джереми едва не курортным. Теперь каждый раз, когда он ложился в постель, этот момент был таким долгожданным, что ему хотелось возносить небесам осанну. Мешали только две вещи. Первая – отсутствие, собственно, небес, которые заменял сероватый камень. А вторая – Готфилд слишком быстро засыпал, коснувшись головой подушки, чтобы успеть что-либо сделать. Тело ныло. Иногда в таких местах, где, кажется, вроде бы просто нечему. Что Джереми приходилось делать конкретно? О, массу всего. Во-первых, он тесно познакомился с играющим роль главного оружейника комплекса Бэзилом. Это был негр громадных роста и силы – таких, что даже для Джереми, если бы они решили, скажем, посостязаться в армрестлинге, или перетягивании каната, он был бы достойным соперником. Бородатый, говорящий всегда с интонациями человека, которого отвлекают от важного дела, Баз выступал куратором стрелковой подготовки Готфилда. С этим человеком было связано две загадки, которые Джереми никак не мог раскрыть. Первая – волнами исходивший от него устойчивый и сильный запах курева – притом, что ни единого раза бывший узник, а ныне ценный кадра Ордена гиасса не видел чернокожего великана смолящим. Не было заметно и пачек сигарет, трубки, или каких-нибудь ещё атрибутов любителя табака. Но гораздо актуальнее и важнее была вторая тайна. Ежеутренне Готфилд вместе с Бэзилом отправлялся на вертолёте на импровизированное подобие стрелкового полигона. Располагались они посреди голой пустыни и всякий раз, Джереми был готов поклясться в этом, находились на новом месте. Кто и как строил их каждую ночь, или заранее возвёл пару дюжин посреди дюн и солончаков, какой джинн сотворил для База подобное колдовство? Готфилд не понимал, хоть убей. Оружие использовалось самое разное. Пистолеты – по одному или в каждой руке, маленькие, словно игрушка, и такого крупного калибра, что из них, наверное, можно было с одного выстрела уложить слона. Винтовки – снайперские, штурмовые и даже старые, требующие непрестанного передёргивания затвора. Пулемёты, дробовики, какие-то образчики творчества непризнанного художественного гения, внезапно решившего перепрофилироваться в изготовителя стрелкового оружия, до того странные, что не один год прослуживший в армии Его Величества Джереми Готфилд прежде ничего подобного не видел. Изо всего этого надо было бить точно в десятку с умопомрачительных дистанций. Или после броска бегом. Или не целясь, сходу. Или ещё что-нибудь. То и дело параллельно добавлялись совершенно безумные временные нормативы, вроде того, чтобы поразить десять мишеней за десять секунд – и не просто как-то их задеть, а в самое яблочко. Работали, как правило, до результата, то есть если что-то не удавалось, то пробовали снова и снова. Все при этом происходило в атмосфере такого чудовищного зноя, что пот заливал глаза и буквально разъедал лоб. Мгновенно обгорал любой открытый участок кожи. По возвращению со стрельбища уже хотелось только пить, вымыться получше, и прилечь где-нибудь – хоть бы тот же радиоприёмник послушать. Между тем, это было лишь самое начало дня и его трудов. Джереми учился удерживать и метать всё возрастающие по массе грузы, задерживал дыхание на время, колотил так и эдак боксёрскую грушу, что из неё аж клочья лезли, осваивал приёмы владения ножом и узким бритвенной остроты кинжалом, бегал и прыгал, совершал гимнастические упражнение на перекладине и брусьях. Сильнее всего его изматывали два весьма специфических вида испытаний. Во-первых, скалолазание. Готфилд должен был добраться до вершины — обычно их же утёса, реже – каких-то других, расположенных посреди пустыни, не используя ничего, кроме собственных рук и ног: ему не давали ровно никакого альпинистского снаряжения. Напротив, вместо него навешивали ещё и массогабаритные макеты, допустим длинноствольной и жутко неудобной по этой причине снайперской винтовки, или чего-нибудь другого. Легенда предполагала, что штурм высоты производится без предварительной подготовки. Карту Джереми давали самую общую, а чаще ему приходилось на глаз обнаруживать на склоне некий ориентир – цветовое пятно, или выступающую часть смонтированного в теле скалы устройства. А потом лезть с бараньим упорством – и по-бараньи же прыгая. Видов нагрузок при этом оказалось на редкость много: подтягиваться на руках, нередко – на самых кончиках пальцев, подпрыгивать, отталкиваясь одной или двумя ногами, протискиваться в полуприсяде, или вовсе лёжа под нависающим каменным карнизом, перемещать мешающие или ненадёжные валуны, вжиматься всем корпусом в стену в наиболее узких и обрывистых местах – и это, конечно, не полный список. Всё вышеперечисленное само по себе адски выматывало, но мало было просто залезть в некую точку. Опять же, ключевым фактором выступало время – почти всегда оно было очень ограниченным. Когда ты, преодолев сотню и ещё одно препятствие, ободрав о мелкий щебень и осколки руки, высушенный жарой, практически заживо завяленный ею и довольно крепким, особенно если забраться повыше, ветром, узнаешь, что опоздал на три с половиной минуты, а следовательно, задание не может считаться выполненным и его придётся переделывать – сегодня же, или, если повезёт, то в последующие дни… Возникающую в такую секунду ярость и негодование, смешанные с отчаянием и покорностью судьбе трудно описать человеку, подобного не испытывавшему. Наверное, нечто схожее должен ощущать бегун, поставивший в напряженнейшей гонке мировой рекорд, победивший всех соперников, которому сообщают, что его результат аннулирован из-за доли секунды фальстарта. Впрочем, время было ещё не самым худшим из дополнительных условий. Куда веселее приходилось, если на утёсе, будто мало природных помех, расставлялась стража, которую надлежало миновать незамеченным. Каждое подобное испытание, Джереми это чувствовал ясно, превращало его в хладнокровного киллера лучше, чем любые слова и обещания ВВ, и вообще что угодно иное. Почему? Да потому что он истово сожалел о невозможности прикончить наиболее мешающих ему наблюдателей! Благо способов хватало. Один бросок, может быть даже непростой, но единственный хищный скачок – и Готфилд переломает паршивца так, что тот не успеет издать ни звука. Потом – присыпать его слегка, или закинуть в выемку небольшой пещеры – и всё, путь свободен. Но нет! Трогать охранников было нельзя — только обходить. Иногда Джереми оказывался вынужден — естественно, всякий раз с риском — пробовать один за другим множество вариантов. Когда лезешь снизу наверх и пытаешься прикинуть угол зрения того, кто там стоит, то у тебя неизбежно происходит искажение, аберрация перспективы. Не в расчёте тут дело, но именно что в практической проверке, в бесплодных попытках, когда ты с таким напряжением, что, кажется, вот-вот пойдёт кровавый пот, обходишь врага по отвесному склону – и в последний момент понимаешь, что, чёрт, сатана и все его демоны побрали бы, но нет, не получится! Заметит! И приходится возвращаться назад – а есть такие места, где спуск будет потруднее подъёма. После – другой, ещё более безумный способ. И так может быть несколько раз. Вот ты сделал одного, второго, но тут, уже предчувствуя победу, резко поворачиваешь за уступ — и чуть не нос к носу сталкиваешься со новым стражем, а тот орёт, голосит… Безотносительно даже всё равно проваленного задания так хочется, прямо мечтается – до эдакого свербения, чуть не дрожи в руках, одним быстрым движением заткнуть его насовсем! Иногда испытания проводились и ночью. Готфилд и сам не знал, что здесь лучше, а вернее – хуже. При свете дня жара и собственный пот устраивали ему перманентную пытку, яркое освещение позволяло охранникам легко улавливать всякое движение – и сразу же сигнализировать о нём, потому что какой-то своей жизни на закинутых в пустыню камнях почти не было, кроме разве крохотных ящерок. С другой стороны ночью видимость ухудшалась для всех, в том числе и для Джереми – и здесь его таланты мало могли помочь делу. Он способен быстрее, чем другие, регулировать расширение и сужение зрачков, но и только. Повысить остроту зрения в целом выше его сил. Как-то помогала луна и тот факт, что в пустыне почти никогда не бывало облачно. Но всё равно страх того, что ты анализируешь обстановку неточно, и можешь из-за этого сделать неверный шаг, оступиться, упасть, был велик, а главное – неотступен. На высоте он превращался в такое напряжение, что приходилось делать паузы, поскольку иначе мышцы могло свести спазмом. И на всё это накладывается накопленная усталость и осоловелое ощущение недосыпа. От совокупности отчаяния и осознания того, что кругом – опасность, хотелось кричать и плакать. Наверное, по этой причине, именно так чувствуя себя вне материнской утробы, пищат и визжат только что появившиеся на свет малыши. Кругом враждебная неопределённость, а ты – слаб и ничего толком не можешь. Нет, всё же дневные заходы даются Готфилду легче. Чуть-чуть… С тем фактом, что зрение Джереми не сильно превосходит возможности обычного здорового человека, было связано второе из наиболее мучительных испытаний. Тёмная комната. Тренировка слуха, осязания и, наверное даже в большей степени – выдержки и психологической устойчивости. Суть элементарна – Готфилда запирали в абсолютной и непроглядной черноте, где не было ничего, кроме пола и стен. А потом – далеко не сразу, по прошествии, наверное, часа или около того, в разных соседних помещениях начинали включать аудиозаписи. Джереми должен был точно определить, где находится источник звука - справа от него, слева, или, скажем, сверху, запоминать произносимое в целом, вычленяя общий смысл, и вдобавок с максимальной, дословной точностью — конкретную фразу, начинавшуюся с заранее сообщаемого ему кодового слова. Самое сложное начиналось тогда, когда много голосов принималось вещать одновременно. Нельзя было ничего упустить, перепутать между собой собеседников, а почти всегда проигрывались диалоги, причём все — с очень похожими голосами: уверенно отличить один от другого из-за толщи стен было можно только по контексту беседы. В апогее же теста ещё начинали идти пустые фоновые шумы, причём достаточно громкие – как минимум не тише самих переговоров, а самое мерзкое – резкие и неприятные, вроде вскрика, всхлипа, рыка, или звука падения какого-то предмета. Казалось бы, после чудовищных физических нагрузок всё это – одна сплошная возможность передохнуть и расслабиться. На самом же деле ещё неизвестно, где же ты взведён сильнее – на раскалённой скале, или в прохладной тьме. Без визуальной привязки ко второму-третьему часу происходящее начинало восприниматься Готфилдом как голоса в его собственной голове. Он терял нить своих мыслей, ощущал себя ненормальным, у него искажалась ориентация в пространстве, потому что вызревало сомнение в центральное точке координат – себе самом. Это нечто реальное звучит, или лишь мысль в твоей голове? А вот эта фраза – не ты ли её додумал? Несмолкающий шёпот – он на самом деле, или ты начинаешь впадать в безумие? Завершалось всё внезапно, резко – и, всеблагой Господь, какое же это бывало облегчение! Другая версия тёмной комнаты выглядела так. Джереми заводят туда с повязкой на глазах. Сажают на пол. Закрывают двери — после этого повязку можно снять. Комната наполнена предметами. Самыми разными, иногда – весьма необычными. Например, однажды там оказалась дохлая курица. Блюдца, наполненные водой – а может и не водой, поди узнай! В этом и заключался смысл: всю ту массу вещей, которые Готфилд обнаруживал в помещении, ему надлежало максимально подробно описывать. Какие-то высохшие стебли, книги и газеты, музыкальные инструменты, мягкие подушки, ножницы. Иногда догадаться было легко, а порой – очень трудно. При этом требовался возможный максимум информации. Не просто классифицировать объект, но и рассказать о нём вообще все доступные сведения. Размер, плотность, температуру, фактуру. Нащупав, скажем, банку, нужно было не только сообщить «здесь есть банка», но открыть её, а потом просунуть внутрь пятерню и постараться додуматься, что же в ней содержится. В кромешной тьме это было довольно волнующее занятие. Вдруг там – нечто ядовитое, токсичное, или что-то живое? От ВВ можно ожидать чего угодно! Да, наверное, всё таки нет – но… а ты абсолютно уверен? Вот на 100%? Чтобы взять и потрогать руками самое Неизвестность… Иногда выручал запах. Великий магистр советовал Джереми задействовать ещё один канал восприятия и пробовать некоторые обнаруженные предметы на зуб, как это делают малыши. Отдельный вопрос – есть ли в наборе, разложенном на полу комнаты, система? Готфилд то, вроде бы, находил некий общий принцип, то нет. Но, даже, кажется, обнаружив связь – как можно быть уверенным, что не выдумал её сам и нигде не ошибся в своих интерпретациях посреди тотальной черноты? Меж тем ВВ неизменно спрашивал, что Джереми думает на этот счёт? И всё, всякий ответ, тут уж Готфилд был целиком и полностью убеждён, учитывался и играл роль в оценке, которую великий магистр Ордена гиасса мог озвучить, или оставить невысказанной, но она влияла на дальнейший ход обучения бывшего пленника. И характер новых испытаний. Постепенно тесты начали дополнительно усложняться, комбинироваться между собой, переплетаться, как лианы. Тёмная комната могла разом содержать как вещи, так и отголоски звуков, и даже больше того – предметы тематически коррелировали с ключевым сообщением, которое надо было по ним выделить и зазубрить налету. Или же, параллельно слушанию, требовалось совершать некую физическую работу: присесть определённое число раз, поднимать гирю, наклоняться в стороны. Джереми поразился тому, как сильно могут сбивать даже вроде бы монотонные действия, над которыми не надо задумываться. На стрельбище начали возникать полосы препятствий. Почти все гимнастические упражнения стали совершаться в имитации боевой выкладки. Разве только перемены на природном скалодроме радовали – теперь у Готфилда и охранников появились пистолеты, стреляющие маленькими гранулами с краской. Для таящегося Джереми это было всё равно – обнаружение в любом случае считалось проигрышем, вне зависимости от того, попали ли по нему, или просто подняли тревогу. А вот он сам теперь мог условно застрелить стража в голову или в грудь. Чем с огромной радостью и пользовался. Путь до вершины не стал, конечно, легче, но, уж точно, куда приятнее. На втором подобном занятии, правда, вышел случай: Готфилд сумел так неожиданно подкрасться к противнику и выстрелить ему в затылок, что тот, перепугавшись, не удержал равновесия и уже не по-учебному, а вполне реально упал вниз и разбился о камни. Джереми ждал выволочки или даже каких-нибудь санкций от ВВ, но тот вовсе ни разу не упомянул о погибшем – очевидно, такие вещи великого магистра совершенно не беспокоили. Что ощущал сам Готфилд? Сказать откровенно – никакой жалости, равнодушие. И хуже того. Пожалуй, была в нём и какая-то тонкая струнка, довольная случившимся. Это чувство перекликалось с тем, которое он испытывал когда предпринял свою попытку побега. Будто твёрдой рукой надеваешь поводок на шею собственной судьбы. Близкое, как все противоположности. Там радость дарила сила воли, а здесь – воля к силе. Джереми как-то вдруг разом осознал, что все предшествующие тяготы сделали его чем-то куда большим, чем он когда-либо был прежде. Не настолько, чтобы превозмочь Орден и обрести полную свободу. Но достаточно, чтобы играючи разделываться с соперниками во всех многочисленных категориях ниже. Вот, оказалось, что Готфилд способен случайно, даже и не желая того, убить врага, который ещё недавно – даже в ходе того же его отчаянного рывка через бархан – был ему довольно опасен. Что до Джереми, каким он был год назад, тот не сумел бы подняться на такую скалу в принципе. Нынешний делает это почти каждый день. Он сейчас – как бутылка шампанского. Его так и распирает от накопленного потенциала, мощь пузырится и бродит внутри. И Джереми Готфилд стал находить в ней удовольствие. Могущество, более чистое и беспримесное, чем он когда-либо надеялся иметь. Ведь чего Джереми хотел, к чему стремился в годы службы в Одиннадцатой зоне? Показать себя с самой лучшей стороны. Навсегда закрыть своими достижениями память о той катастрофе, что произошла в Пендрагоне, которая перевернула в первый раз его жизнь. Преуспеть. Причём не просто расти в чинах ради них самих, более красивого шитья на мундире или даже креста на груди. Не чтобы кичиться видимым лоском. А чтобы иметь силу, держать в руках нити событий. И никогда не оказаться больше перед свершившимся фактом: то, что ты поклялся защищать, погибло. Готфилд и к пуристам по этой причине примкнул. Поскольку видел: они восходят, поднимаются, борются – и не стесняются брать в свои ряды молодых и дерзких. Никогда же тебя, в общем, не занимала подлинная политика со всеми этими закулисными сделками и рукопожатиями с теми, кому настоящий джентльмен должен бы бросить перчатку в лицо. А теперь ты обрёл то, чего искал. И сверх того. Реальной власти – над людьми и событиями – у тебя сейчас больше, чем если бы ты сделался даже генералом. Их в Британии немало. Ты такой, какой сейчас есть, один. И тебя нельзя умалить, хитростью уменьшить влияние и вес, невозможно отправить в отставку, не получится разжаловать. Мощь сосредоточена не в чине, а в руках, ногах, голове. Если бы он был беспринципной сволочью, то прямо сейчас мог бы черпать от благ жизни огромным половником, используя как источник ВВ, или, если выйдет уйти в самостоятельное плавание, то кого-нибудь другого из числа высоких и влиятельных – уж на его товар точно будет спрос. Ты не станешь, Джереми Готфилд. Конечно нет. Но что ты будешь делать? Готфилд согласился на предложение великого магистра из-за Зеро. Чтобы уничтожить старого и не допустить появления нового. Но, предположим, первая из этих двух задач выполнена – сколько придётся ожидать второй? Вдруг никогда на его веку ни один из обладающих силой гиасса больше не ступит на опасную дорогу? Годы бесцельного ожидания. Нет, так нельзя, в твоей жизни должно появиться что-то ещё. Но сейчас, пока ты ещё не решил… Ведь выходит, ВВ, пожалуй, поступил мудро, гоняя тебя без передышки. Человек с огромным запасом сил, но без цели опасен, как самодельная бомба, механизм которой может запуститься от излишней тряски. А так Джереми слишком интенсивно выкладывается, чересчур устаёт, чтобы можно было начать как-нибудь чудить. Чтобы его внутреннему кипению требовался какой-то другой выход. Пожалуй, пока ты примиришься с этим. Готфилд почувствовал вкус в том, чтобы с каждым днём делаться чем-то большим, чем был вчера. Что же, вперёд! Укрепляйся, расти, совершенствуйся. Пока предел ещё явно не достигнут. Ты выматываешься, да – но это не планка, через которую нельзя перепрыгнуть. То, что ещё недавно казалось тебе очень тяжёлым – на самой грани возможного, теперь, на фоне новых тестов, видится вполне сносным. Наступит момент – и ты скажешь то же самое про вещи, которые сейчас более всего тебя выжимают. Так Готфилд позволил ВВ всё наращивать и наращивать уровень сложности и риска, без какого-либо ропота со стороны подопечного. На деле, правда, выработать параллельно с преодолением новых вершин Большую стратегию, найти Главную идею для собственного будущего не получалось. Корень его силы — не в туловище, а в мозгу, в способности до дна и с умом использовать все ресурсы организма, повинующегося отданным хозяином командам. Вот только они должны быть обдуманными и точными, в каждый недоступный обычному человеку кульбит нужно вкладывать волю. Так что, невзирая на, казалось бы, не требующий особенных рассуждений характер испытаний и занятий, голова под конец дня уставала не меньше мускулатуры. При всей необычности положения, в котором он находился, Готфилду стало недоставать и свежих впечатлений. Он сделался словно бы удивительной, сконструированной гением, но машиной, которую методично совершенствуют одними и теми же методами. Пейзажи вокруг, распорядок, в том числе и фазы отдыха в его рамках – всё было неизменным. В сочетании с предельно узким кругом общения, а также тем, что Джереми давно уже запутался в датах – и не днях недели уже, а в месяцах и сезонах, благо погода в пустыне оставалась одна и та же – сухая и испепеляюще знойная, возникало ощущение монотонности. Раз за разом со всё большим усилием проворачивающейся детали в экспериментальном стенде. И так будет продолжаться до той поры, пока… что? Она не сломается? Вдруг ВВ намерен всё время, что Готфилд будет ждать появления достойной цели, вот так гнать из него пот? Когда по его очень приблизительным внутренним прикидкам с момента начала курса подготовки минуло два месяца или около того, Джереми хотел было уже сам поговорить об этом с великим магистром Ордена, но тот как на зло уехал. ВВ периодически покидал подземную базу, естественно, не отчитываясь перед Готфилдом о том, куда и на какой срок отбывает. Но обычно возвращался достаточно скоро. Здесь – и на сей раз подсчёт был точным, он отсутствовал целую декаду. А когда вернулся, то сразу же явился сам, при этом отменив регулярные стрельбы. Вывод напрашивался – сейчас великий магистр намерен не просто навестить ценную для Ордена фигуру: у него есть к Джереми дело. - Здравствуйте, сэр Готфилд. Вы ведь заметили уже, что я стараюсь предоставлять собеседнику возможность первому высказаться в разговоре, даже если сам являюсь его инициатором, не так ли? Джереми несколько стушевался от подобного начала, так что вместо внятного ответа как-то косо мотнул головой, что при желании можно было счесть за кивок, а можно и проигнорировать. - Ну-ну, — ВВ улыбнулся, — Вы, я успел в этом убедиться, человек сообразительный. И, думаю, поразмыслив немного, сами сможете сказать, зачем мне это нужно. А, впрочем... Вы играли когда-нибудь в покер? Слышали о том, что там один из распространённых способов держать себя - каменное, бесстрастное лицо, поскольку на живой и подвижной физиономии опытный игрок может прочитать ваши карты и шансы, несмотря на блеф? То же - с диалогом. Конечно, есть разница. В жизни роли и позиции отличаются куда сильнее, чем за карточным столом, где царит относительное равенство и все подчинены единому своду правил. Если ты хочешь и можешь диктовать свои условия, то, казалось бы, не обязательно прислушиваться к мыслям другого. Зачем? На деле это - ошибка, потому что никогда не знаешь, как могут выпасть кости, и какова в действительности величина того, кого ты сейчас считаешь «маленьким человеком». Не окажется ли именно он тем камушком, о который суждено споткнуться наполеоновским замыслам? Дайте ему право высказаться, шанс почувствовать, что его мнение имеет значение и вес - и он поведает вам массу интересного. Мы с вами находимся в достаточно любопытном положении, сэр Готфилд. Вы - в моей полной власти, но, одновременно, сохраняете большую свободу. И не нужно скепсиса! Речь не о всех этих пошлых и даже смешных свободах, о которых говорят разных мастей политики. Здесь нечто кардинально иное. Есть люди, имеющие всю полноту прав, предоставляемых в наше время гражданам, но при этом - полнейшие рабы. А вы, невзирая на заточение, смогли так себя поставить, что вам невозможно просто отдать приказание. Я, то и дело являясь к вам, постоянно предлагаю одно или другое. Убеждаю. Даю разъяснения. Вот и сейчас я здесь, потому что, да, можно просто поместить вас в такие условия, где возможность выбора как будто исчезнет, но тут и кроется разница между человеком и говорящим инструментом, как это метко окрестили римляне. Я хочу, чтобы не моя воля действовала через вас, а ваша собственная - согласно моим целям. Иначе не выйдет - потеряется всё самое ценное. К чему это пространное предисловие? Очень просто. Я посовещался со специалистами, и они убедили меня в том, что дальше ваши занятия, сэр Готфилд, в прежнем ключе продолжаться не могут. И - да, даю вам возможность озвучить неизбежный вопрос... - Почему? - По той причине, что это с очень большой долей вероятности приведёт к нарушению баланса. Всякий механизм, орудие, оружие предназначено для некоей цели. Решения в первую очередь одной конкретной задачи. Да, бывают вещи универсальные, но очень часто - почти всегда, способность делать многое за раз ухудшает качество в каждом отдельном элементе. Ну а человек - это всё же не швейцарский нож. Мы считаем, что достигнут оптимум. Дальше, если вы продолжите в том же духе, одни теоретически положительные качества станут негативно влиять на другие. Дополнительное увеличение мышечной массы приведёт к снижению ловкости, да и скрытности тоже. Даже при ваших умениях непрерывно возрастает риск травмы - такой, последствия которой не выйдет полностью купировать. Дух, если верить мудрецам, не знает ни пределов, ни истощения. Кости и жилы имеют ограниченный запас прочности - и, если превысить известный порог, сломаются и разрушатся. Со следующей недели вы переходите на поддерживающий формат тренировок - чтобы оставаться в тонусе, не менее, но и не более. Здесь решение уже принято. А вот его возможные следствия пока ещё не определены. Сэр Готфилд, позвольте вас спросить, думаю, ещё ни один тюремщик - о, можете не отпираться, я знаю, что вы так меня воспринимаете - не задавал подобного вопроса своему узнику: чем бы вы хотели заниматься? Какой видите свою жизнь? ВВ был непроницаем, но Джереми казалось, будто в тайне он незримо хохочет, что в мозгу великого магистра гремит раскатами дьявольский смех. Ещё бы, ведь он действительно переиграл своего пленника. Поставил ему вилку - и нет выигрышного хода. Придумать нечто? Блефовать? ВВ это непременно почувствует - не зря он разглагольствовал о покере. Говорить искренне? Каждое произнесённое предложение лисьей хитрости ум, скрытый в голове мальчишки, запомнит и разложит на элементы, на смысловые атомы, чтобы в дальнейшем использовать - и в первую очередь против самого Джереми. Господи, да ведь и об этом ВВ предупредил совершенно откровенно и прямо! Промолчать. Да, это проще всего - и здесь великому магистру Ордена гиасса ничего не сделать. Воля Готфилда свободна, никто не сможет принудить его, никому и никак не выкрасть мыслей из его рассудка. Теперь уже нет, когда он гарантирован от силы гиасса своим имплантом. Только по собственному желанию Джереми может обратиться к ВВ, искать его помощи и сотрудничества, выбирать из его предложений. И он, скорее всего, именно так и поступит! Да, чёрт возьми! Потому, что не может ответить себе самому! Готфилд молчал... - Вижу, вы в задумчивости, нерешительности? Понимаю, дать ответ не столь легко, как может показаться. Тем более - вот так, внезапно. Позволю себе навести вас на пару мыслей. У человека должны быть цели - и не такие, про которые можно точно сказать, что этого я достигну через неделю, а того - через месяц-другой. Такие - ничего не стоят. Если речь идёт об истинных целях, то здесь всегда - плот в море неопределённости и слова вроде «когда-нибудь» и «однажды». Такой пищей не насытишь акул под названием будни. Это - маяк, задающий направление плавания, но не корабль, не снасти. Повседневность - это повторы. Неизбежные. А где однообразие - там и тоска. Спасаться можно разными способами. От самых примитивных, вроде расцвечивающих всё неестественной краской наркотиков и до высокого творчества. Ваш метод, как мне кажется, риск! Он не требует изощрённости - это не ваше, но одной только внутренней силы. Риск честен. А ещё он, как приправа, придаёт остроты простым и обыденным вещам, когда ты возвращаешься к ним. Риск это всегда проверка самого себя и вызов собственным слабостям. Я хочу предложить вам одну игру. Она называется «Кукушка». Придумали её, вроде бы, в России офицеры, стоявшие подолгу в отдалённых гарнизонах и чахнувшие там с тоски. Что ж, действительно, должно быть с этой задумкой скуку как рукой снимало. Суть проста: десяток или около того людей, вооруженных револьверами, либо пистолетами без возможности ведения автоматического огня, заходили в некое помещение, имеющее достаточную свободную внутреннюю площадь – скажем, на пустую конюшню. Дело происходило ночью, либо забивались потщательнее щели, через которые внутрь могли проникнуть солнечные лучи. Участники распределялись более-менее равномерно, а затем существовало два основных варианта. Либо все куковали по очереди, либо кто-то один вытягивал жребий и «работал» кукушкой непрерывно. Задачи элементарны. Для охотников — стрелять, целясь на крик и звуки движения цели. Кукушки – уцелеть. Согласитесь, такая забава просто обязана была ой как бередить нервы! - И что же, убивали своих? Или использовались не боевые патроны, а, допустим, резиновые пули, вроде тех, что сейчас иногда применяет полиция? - Нет, ни в коем случае, никаких имитаций – всё серьёзно. Да, случалось, что участники получали ранения, а порой и гибли. Откровенно сказать, не знаю, в каком виде потом подобные жертвы борьбы с бездельем попадали в официальные рапорты. Но мы, к счастью, избавлены от необходимости выдумывать оправдательные версии. В нашем случае всё будет выглядеть следующим образом. Кукушкой, конечно же, будете вы, сэр Готфилд. Собственно, куковать вам будет не обязательно – мы вместо этого привяжем к вам несколько колокольчиков. Происходить охота будет во временно освобождённом помещении склада – достаточно просторном. Освещение мы выключим, так что, с учётом того, что мы на достаточно солидной глубине под землёй, тьма воцарится полнейшая. Стрелков будет десять… или может двенадцать – я ещё не решил, а вам на практике будет интереснее играть с осознанием возможности подобного сюрприза. Поскольку вы – человек необыкновенный, то и задача ваша будет заключаться не просто в том, чтобы затаиться в одном из углов и там выжидать, пока у ваших соперников не кончатся патроны. Необходимо обезвредить всех охотников. Как – дело ваше. Передушить по одному, отобрать у пары их оружие и открыть ураганную стрельбу с двух рук, либо что-то иное. Главное - добиться результата. Можете считать это своеобразным выпускным экзаменом. - Вы с такой лёгкостью жертвуете своими людьми. Не думаете, что однажды они вам этого не простят? - Так вы готовы рискнуть, сэр Готфилд? - ответил вопросом на вопрос ВВ. - Вам правда важно это знать? Джереми решил пока не давать великому магистру прямого ответа. С одной стороны он не желал просто так идти на поводу у того, кого по-прежнему ненавидел лишь немногим слабее, чем Зеро. С другой та самая новая часть сущности Готфилда, которая пьянела от избытка сил и недостатка возможностей проявить их по настоящему, ликовала от мысли, что вот сейчас ему дают шанс не бить по постылым мишеням в пускай усложнённом и отягощённом всякими дополнительными условиями, но в сущности простом тире, а сделать такое, чего ни один человек не совершал когда-либо раньше. Первенствовать. Побеждать. Рисковать? Хм… Прежде Джереми не назвал бы себя большим любителем риска. Он ни разу не играл на деньги в казино - в отличие, к слову, от многих сослуживцев. Но нечто в словах ВВ подкупало его. Готфилд обратился к великому магистру, в общем-то, уже зная заранее, что тот скажет: - А если я дам отрицательный ответ? Что тогда? - Ничего. Разве только я буду... несколько разочарован. В себе, потому что вообразил, будто понял вас, а отказ опрокинет эту уверенность. Джереми кивнул - не хотелось голосом выдавать идущей в нём внутренней борьбы. - Сэр Готфилд, сколько вы намерены ждать? Из принципа, из духа противоречия можно пойти на казнь, или выдержать пытку, но делать месяцами и годами выбор в пользу бездеятельности – нет, уж я то знаю людей. Вижу - вам интересно, любопытно пройти через это, взять новый рубеж. Так зачем себя сдерживать? Чтобы Орден не получил выгоды от... чего? Того, что вы убьёте дюжину наших же людей? Из-за моральных принципов? Вы определённо не из тех, кто превыше всего чтит заповедь «Не убей». Полно, сэр Готфилд. Непоколебимое упорство куда чаще свидетельствует о недалёком уме, а не о благородстве. Или я придумал слишком много всего, а вы просто боитесь проиграть? - Я войду туда, ВВ. И прикончу всех, кого вам будет не жалко поместить вместе со мной в эту тёмную клетку. - Да. Превосходно! Завтра утром.... - Только одно ещё. - Что? - Куковать. Даже и не просите. Великий магистр рассмеялся - впервые в весёлом и тонком детском хохоте не ощущалось второго, взрослого, тёмного и сатирического дна: - Хорошо, хорошо. Я ведь, кажется, уже обещал колокольчики. С этим ВВ и ушёл, а Джереми Готфилд остался – наедине с собственными размышлениями. Оказалось, что отменены не одни только стрельбы, а вообще все сегодняшние занятия. Возможно великий магистр Ордена гиасса решил, что перед задуманным им уникальным действом нужно дать главному действующему лицу прийти в форму. А может – намеренно позволил Готфилду побередить внутренние язвы. Естественно, он пребывал в сомнениях. Очень разные мысли проносились в голове у Джереми. В нём словно бы поселилось одновременно множество людей, которые, споря до хрипоты, убеждали одна партию другую. Идти! Передумать! Согласиться! Отказаться! Противоборствующие стороны сыпали аргументами. Например, Готфилд, не ощущая при этом страха в привычном смысле слова, думал о том, как глупо, просто до кретинизма нелепо закончится его жизнь, если завтра преуспеет кто-нибудь из дюжины охотников за кукушкой. После того, как он выживал раз за разом там, где этого не предполагалось ни природой, ни здравым смыслом, когда против него были все вероятности, как практически стал сверхчеловеком, умереть от руки какого-то безвестного и ничем не примечательного миньона Ордена!? Ничего не совершив, нигде не оставив по себе значимого следа, кроме проклятого шутовского Апельсина… Не отомстив Зеро. Да Джереми тогда не нужно будет адского пламени – горшей мукой будет длящийся беспрерывно момент агонии, сопровождаемый вот этими самыми рассуждениями! Если есть на свете призраки, а теперь, после того, что он видел своими глазами, Готфилд ни в чём уже не мог быть уверен, то его дух непременно останется неупокоенным бродить по земле, скрежеща прозрачными зубами от ярости. А что ты получишь от того, что выйдешь из намечающегося испытания победителем? Со щитом, а не на щите? Ровным счётом ничего! И свою жизнь… Да, но ведь никто не вынуждает тебя ставить её на кон! Совершенно верно. Никто. Ты волен выбрать скуку, недеяние. С завтрашнего дня это — твоя судьба, если сейчас отступиться. Или – новая попытка побега. Готов ты пойти на это? А что, если к тому тебя ВВ и провоцирует? Этому чёрту достанет хитрости… Ааа, к дьяволу его! Он здесь сейчас ни при чём! Как же – а кто ставит тебе задачу? Но выгоды для Ордена действительно нет… И что? Если даже и так – готов подвизаться в качестве гладиатора для этого негодяя, развлекать его удивительными талантами бойца? А те двенадцать? Отнять у них жизнь… ты был бы рад! Да! Да, да, да!!! Наплевать тебе на их родню и детишек, если они вовсе есть у этих истуканов! Когда идёшь на охоту на тигра, то надо быть отменным глупцом, чтобы потом жаловаться на его клыки и когти, которые тот пускает в ход. Никто не принуждал… Хм… А если принуждал? Что ты знаешь об этих мрачных азиатах? Монголоиды с раскосыми глазами и лицами гуннов из учебников античной истории. Каков их мотив? Деньги? Что-то иное? Могут ли они быть под действием силы гиасса, чьими-то марионетками, не отдающими себе полного отчёта? Ведь и ты сам в тот роковой день не сумел ничего противопоставить Зеро, отпустил, позволил уйти… В подобной немой пикировке проходили часы. Готфилду никак не удавалось прийти к финальной, итоговой точке, к такому решению, после которого можно однозначно отбросить все сомнения. Только под вечер Джереми понял, что есть, кажется, только одна вещь, о которой он совершенно не думает: что ему нужно практически предпринять, оказавшись во тьме против 12 врагов — вооружённых, готовых действовать и жадно вслушивающихся в тишину? Казалось бы, ещё одна причина отступить, но, Готфилд мог сказать точно, именно эта мысль стала той решающей рисинкой на чаше весов, вспоминая о широко известной на Востоке аллегории, которая склонила его окончательно и бесповоротно к положительному решению. Он пойдёт. И справится. Потому, что он должен! Кому? Самому себе! Доказать, что способен на… что он может добиться… Всё! Столько раз, помимо его собственной воли и выбора, Джереми Готфилд оказывался в положении проигравшего! Теперь он один определит цель – и негодный ВВ ещё поразится тому, как его бывший узник добьётся того, что наметил! Великий магистр утром пришёл за Джереми лично. ВВ держался мягче обычно, что едва ли предвещало много хорошего. Даже поинтересовался, как Готфилду спалось. Что ж, знайте, господин великий магистр: на удивление неплохо. Вместе они спустились на два этажа вниз – в самую утробу комплекса. Здесь помещения были уже совершенно современного вида – вероятно, древние строители не докопались до такой глубины. Более высокие потолки и обилие света, никаких символов и рун на стенах. И много больших двустворчатых дверей. Около одной из них ожидал Бээзил и… покуривал что-то вроде толстой самокрутки! Наконец-то Джереми удалось его засечь! Он до того обрадовался этой мелочи, что не сразу отметил тот предмет, который чернокожий мастер стрелковой подготовки сжимает в другой руке. А стоило бы, потому что по кивку ВВ сильные руки Бэзила защёлкнули на шее у Готфилда… - Да ведь это собачий ошейник! - Совершенно верно. Я решил, что коровий колокольчик будет всё же не уместен, - сказал с улыбкой великий магистр. ВВ явно шутил, но Джереми довольно крепко разозлился. Он что, сторожевой кобель, бойцовая псина для этого выродка!? Кроме того, эта усеянная небольшими бубенцами штука производила негромкий, но вполне отчётливый шум при малейшем движении! Вчера ты отказался куковать – в первую очередь чтобы не чувствовать себя клоуном. Сегодня вместо этого ты получил нечто куда более унизительное, и, если в первом случае, у тебя самого была бы возможность определять, когда подавать голос (например, перед рывком), а когда молчать, то теперь всё выходит значительно хуже. ВВ, кажется, заметил смущение и неудовольствие на лице Готфилда, но тот, заранее предупреждая возможный вопрос, рыкнул: - Ничего! Пускай! – и про себя добавил: это меня не остановит. - Держите, - с этими словами Джереми в руки сунули кусок сине-голубой материи, - завяжите глаза. Да, вот так. Теперь слушайте. Ваши соперники уже внутри. Все они тоже в повязках: в противном случае, стоит двери открыться – и вы как на ладони. Легко можно проследить входящего до той точки, где он остановится – и сразу после того, как выход будет закрыт, застрелить его. Сейчас Бэзил по моему сигналу введёт вас внутрь. Он будет нарочито громко говорить, в том числе некоторое время после того, как отпустит вас, чтобы находящиеся в помещении склада бойцы не смогли сразу сориентироваться по звуку. В тот момент, когда он выйдет вон, я дам команду снимать повязки – и это будет началом игры. Уничтожите или обезоружите всех противников – мы вас выпускаем. Вчера здесь был установлен тепловизор, так что наш оператор даст самые точные сведения, хитрить бессмысленно. Все – кроме вас, конечно, вооружены однотипными двенадцатизарядными пистолетами. Вроде бы, всё, что касается условий. Итак, вы готовы? - Да. - Тогда действуем. Бэзил! Спустя пару мгновений после этого Готфилда приобняли за плечо и повлекли за собой вперёд. Он шёл, пытаясь на ходу вслушиваться – вдруг кто-нибудь из дюжины будет переговариваться между собой? Но нет, нереально! Негр сперва нёс какую-то околесицу, лишь отдалённо смахивающую на реплики в беседе, а потом, очевидно, поняв, что никого так не обманет, попросту затянул во всю глотку песню. Отпустил Бэзил Джереми совершенно внезапно – и действительно сделал ещё пару кругов, продолжая горлопанить. Готфилд попытался оценить размеры комнаты, в которую попал, а также конфигурацию предметов в ней. От пения слышалось довольно отчётливое эхо, из чего можно было сделать вывод, что предметов не очень много, а потолок сравнительно высоко – заметно выше, чем в той келье, где Джереми обитает. Бэзил ходит справа налево по окружности, где Готфилд, кажется, ближе к правому её краю. Довольно просторная выходит зала, если отталкиваться от того времени, которое требуется оружейнику Ордена чтобы вернуться – если, конечно, он не замедлил шага, но это едва ли. О! Что-то изменилось! Направление стало другим. Стук? Да. Дверь закрыта. Всё? Или пока что… - Алектенген компанияларга! – прокричал вдруг ВВ громко, - И вы тоже снимайте свою повязку, сэр Готфилд! Мы начинаем! Джереми не нужно было просить дважды, но… оказалось, что между положением с повязкой и без неё разницы нет никакой. Возможно, так даже стало чуть хуже. При открытых глазах мозг упорно пытался всмотреться в окружающую действительность, хотя это и было абсолютно бесполезно. У Готфилда даже возникла секундная мысль натянуть кусок ткани обратно, но он осторожно решил не делать лишних движений. Слегка повести шеей – и он уже звенит. Достаточно просто зажмуриться и…. Тишина. Полная? Нет! Он слышит чьё-то напряжённое дыхание. …Не своё, это точно. Левее. Буквально в паре метров. Он без проблем дотянется. Но… Нет, рано. Убить одного – это чепуха. Завладеть оружием… Сколько ты успеешь сделать с его помощью, если сразу же десяток стволов откроют огонь по тому месту, где раздастся шум борьбы? Даже при твоей маневренности и если только один или двое попадут... Ранение – это конец, тогда сохранить скрытность будет гораздо тяжелее. Спокойно… Что ещё ты можешь сейчас почуять? Джереми осторожно втянул воздух носом, даже высунул язык, как змеи. И, кажется, именно им уловил ток воздуха. Сквозняк? Можно ли как-то это использовать? Всякое движение, даже если оно и не произведёт шума, может создать маленькую воздушную волну. Здесь её будет тяжелее отличить от естественной. Но звук, самое главное… Что делать с ним? Сорвать ошейник? Да, он сможет это сделать – но произведёт в процессе столько шума, что тут же окажется прошит навылет в нескольких местах. Обрывать бубенцы поштучно, придерживая другой рукой остальные? Да, пожалуй. Причём их можно будет сперва собрать, опустив по одному в карман, а потом – бросить горстью, заставив врага вести беспорядочный огонь – идеальный вариант. И ужасно рискованный. Вдруг не удастся беззвучно совладать с бубенцом одной кистью? Плюс всё это – долгий процесс. А что если затаившиеся пока враги устроят скоординированную облаву? Начнут перемещаться по комнате навстречу друг другу, рассчитывая – и весьма обоснованно, что так или иначе зацепят и обнаружат свою цель? Что можно предпринять быстрее? Нужен какой-то трюк! Но его нет… Если так, то, может быть, самая простая тактика – самая верная? Ты наголову быстрее и ловчее любого из них. Что если просто начать на максимальной скорости бегать и прыгать по комнате, не давая врагу и секунды, чтобы прицелиться, вырубая любого, кто попадётся на пути? ...Нет. Это – крайний, самый глупый вариант. Думай! Рассуждай! Чем дальше от бубенцов, тем меньше звука. Ноги. Что можно сделать ими – но так, чтобы весь корпус не покидал занимаемого места и не трясся? Снять штаны и… А что, это тоже своего рода финт… Нет! Не то! ...Ботинок!!! До чего же ему повезло! Как всё просто! Ботинок! На нём нет шнурков! Он просто натягивается на ногу. А значит, его можно и снять без рук, просто переминаясь на одном месте и параллельно придерживая с обеих сторон ошейник. Затем выпрямиться и коротким, но сильным футбольным движением послать обувь в стену. Они клюнут! Наверняка начнут стрелять. Сразу после этого – прикончить ближайшего – его ты уже слышишь отчётливо и будто бы даже чуешь волосками на коже. Отобрать оружие и пристрелить им следующего… Нет! Ранить! Тяжело, лучше всего – в живот. Чтобы стонал и орал, ползая по полу. На этом фоне перезвон вычленить и локализовать сможет только очень тренированное ухо. Например, такое, как у самого Готфилда, но других подобных здесь нет. Медленно, буквально по миллиметру, Джереми сперва сместил левую ступню в нужное положение, затем защемил пятку правого ботинка и… стянул его. Пол был холодным, даже очень. Не чихнуть бы – вот это будет полная катастрофа! Так… Теперь удар. Забавно – не так легко попасть по предмету, который находится прямо рядом с тобой, но совершенно невидим. Ощупать для верности пальцами. А теперь всё! Была - не была! Замах! Конечно же, предательский ошейник издал почти мелодичный перезвон. Не важно! Башмак полетел вперед и гулко, даже громче, чем сам Готфилд рассчитывал, ударил по стене. Попутно Джереми попытался ещё раз прикинуть до неё расстояние, но некогда, не зевай! Он весь обратился в зрение и слух. Готфилд отчётливо различил, как некто резко разворачивается на месте где-то в пяти или около того метрах позади него. Кто-то вскрикнул – резким клёкотом, будто птица – это подальше и, кажется, в углу, судя по эху. А теперь – да, выстрелы! Готфилд засекал вспышки одну за другой. Четыре метра спереди. И ты его не почувствовал раньше? Семь-восемь на пять часов. Двое очень близко правее. Грохот пальбы – идеальное прикрытие. Вот и ближайший выстрелил – Джереми очень ясно разглядел его фигуру, руки с оружием, шею. Вперёд! Прыжок! Одной рукой — удар в живот, заставляя врага согнуться, одновременно вторая рука перехватывает пистолет и им же бьёт противника в нос. Раздался хруст – судя по всему, Джереми проломил своему оппоненту лицевую кость - хватка его ослабела. Окончательно завладев оружием и уже отскакивая на всякий случай прочь, Готфилд свободной рукой со всей силы ударил и без того практически обезвреженного бойца в висок. Следующее мгновение: выстрел – в ближайшего, которого он тоже достаточно хорошо видит, чтобы реализовать свой замысел. В живот, как и предполагал. Да, точное попадание! Враг завизжал, завыл, хватаясь обеими руками за брюхо и роняя оружие. Подобрать? Нет! Не до того! Джереми уже нацелился на ходу по сгрудившейся рядом паре, надеясь прикончить или вывести из строя их одной пулей. Сколько зарядов в трофейном пистолете Готфилд не знал, и уж точно не могло быть и речи о том, чтобы извлекать магазин для проверки, а значит, стоит быть экономным - иначе придётся разыскивать замену, шаря по полу, или пытаясь отнять оружие у готового к бою противника. Выстрел! Чёрт, кажется, промах! Придётся потратить ещё пулю. Бах! Он нажал на спуск вторично – и на сей раз преуспел. Первый враг, пробитый насквозь, оседал даже без малейшего вскрика – наповал. Второй заорал и, похоже, ругался на каком-то своём неведомом языке, но тоже падал на пол. Прекрасно! Просто превосходно! Джереми начал входить в раж. Может быть, он действительно обрёл такую силу, что люди, стоящие уровнем ниже, ему не соперники, какими бы ни были окружающие условия? Он стал чем-то большим… Кто его теперь остановит!!? Чей-то одинокий выстрел вновь слегка осветил картину поля боя. Да. Вот и фигура ближайшего из врагов: чуть сместилась влево. Похоже, он дезориентирован – и напуган: вертит головой во все стороны быстрее, чем можно бы было куда-то всмотреться и что-то понять. Готфилд решил, что вот она – возможность сравнительно легко получить ещё один пистолет. А на самом деле ему просто захотелось… Поиграть? Нет, это не совсем верное слово. Так играет разве только кошка с мышкой – вызывая ужас, панику, демонстрируя превосходство. Ещё недавно Джереми первым заявил не терпящим возражений тоном великому магистру, что отказывается куковать, кукарекать, или что уж там принято делать подсадной утке в этой безумной офицерской забаве. Теперь же, налетая на противника, Готфилд громогласно заухал совою, захохотал, заулюлюкал, окружая, окутывая своим звуком врага, вертящегося уже как собака, пытающаяся выловить собственный хвост. Пусть трепещет! Джереми… Он был нигде, а теперь разом окажется везде. И в последнюю секунду, ожидая удара откуда угодно, этот ничтожный миньон Ордена будет знать, понимать всем своим существом, что роли охотника и жертвы в их спектакле распределены совсем не так, как ему, должно быть, казалось. О! Это не безоружного и снабжённого унизительным звенящим маячком Готфилда заперли в тёмной комнате с дюжиной оснащённых огнестрелом верзил. Их закрыли с Джереми! Готфилд мог просто выстрелить. Или ударить неприятеля по затылку. Но его пробудившееся странное тщеславие, кипение крови, требовало другого. Джереми ударил врага левой ладонью по уху – чтобы окончательно оглушить, огорошить, напугать – и в то же время заставить развернуться к себе лицом. Тогда уже он прикончит противника и спокойно заберёт из рук умирающего пистолет. Вот только эффект от действий Готфилда превзошёл его ожидания. Враг, в самом деле, запаниковал – и поступил самым глупым образом, как зверь, крыса, загнанная в угол. Позабыв про собственное оружие, а то и выронив его – Джереми потом показалось, что он краем уха услышал звук падения какого-то твёрдого предмета – неприятель накинулся на жуткую угрозу во тьме, хаотично и не прицельно, но с исступлённой активностью размахивая руками. И именно эта примитивная тактика из-за полной её неожиданности оказалась, наверное, самой эффективной из всех возможных! Готфилд отшатнулся и едва не потерял равновесие, когда ему в плечо ткнулась летящая откуда-то сбоку эдаким медвежьим замахом рука – даже кулак не был сжат, а после получил царапающий почти женский тычок в центр корпуса. Ничто из этого само по себе не принесло Джереми вреда, но замедлило, остановило его. Главное же — из-за громких испуганных вскриков налетевшего на него обезумевшего от ужаса бойца, шуму их сумбурной схватки, местоположение Готфилда сделалось заметным. Сейчас будут стрелять! Да, Джереми может успеть убить внезапно оказавшегося таким опасным дурака — впрочем, пожалуй, свои же пришибут его по незнанию и безразличию, из предосторожности высаживая на звук сразу по половине обоймы. Вот только для Готфилда это уже ничего не изменит. Идея пришла в последний момент. Захватывая противника руками и одновременно подбивая его ноги резким движением собственной (той, которая в ботинке, чтобы удар вышел повесомее), Джереми всей своей мощью утянул врага вслед за собою на пол, оставляя его при этом сверху. Хотя Готфилд и был к этому готов, удар спиной вышел довольно болезненным. На живот и грудь неприятелю приземляться было бы куда мяче, но его телу Джереми нашёл другое применение – роль живого щита. Падая, они оба уходили с основной линии огня, однако если кто-то всё же успел бы перенацелить оружие ниже, или случайно третья-четвёртая пуля из-за отдачи и дерганья ствола пошла бы вниз, Готфилд оказался бы прикрыт. Нестройно грохнуло – кажется, сразу с четырёх или пяти точек. К сожалению, в своём текущем положении Джереми мог уловить только слабые отблески света – обзор был закрыт. Да, пули просвистели над ним! Хотя неподалёку что-то чиркнуло и об пол. Левой рукой Готфилд мгновением позже после приземления ухватил врага за горло и теперь душил его, извивающегося и сучащего всеми конечностями. Хватку Джереми никому из его здешних противников разжать не по силам, но время, время! Готфилд был зол – в первую очередь на себя и собственную глупость. Свободной правой рукой он стремительным движением поднёс пистолет к виску трепыхающегося несчастного олуха и вышиб ему мозги. Но угроза, вызванная его, Джереми собственным бахвальством, ещё не миновала. Очередной выстрел прошёл сверху – но скоро враги могут понять, где же в действительности находится цель. Готфилд спихнул с себя обмякший труп. Тут же – перекат в сторону. Одновременно он отбросил и оттолкнул ногой поверженное тело. Фактически из одной точки разом в противоположных направлениях покатились посреди тьмы и с почти одинаковым звуком два массивных объекта. Не гарантия безопасности, но, в общем, приемлемые шансы. За ту секунду с небольшим, что потребовалось Джереми, чтобы прыжком вскочить на ноги, выстрелы успели прозвучать ещё только дважды. Возможно, они пришлись по ложной цели, а может и просто ушли в молоко – возможности проследить это наверняка у Готфилда не было. Уф! Кажется, пронесло! Нужно снова набрать скорость. Дьявол! Теперь ты сам дезориентирован! Враги могли сотню раз сместиться и изменить местоположение с того момента, когда ты последний раз отчётливо их видел! Стоять на месте ни в коем случае нельзя, но и просто хаотичный бег… Даже у тренированного Джереми несколько сбилось от всех проделанных кульбитов дыхание. Он рванул направо. Наобум, не имея ни малейшего представления, что находится по пути его движения. Очень странное это дело – бегать в абсолютной, кромешной тьме. Готфилд мог наткнуться, буквально врезаться всем корпусом в очередного неприятельского бойца – и это бы было ещё ничего, потому что, пользуясь эффектом внезапности, в тесном ближнем бою он быстро его одолеет. Главное — не свалиться опять на пол, не застрять в одной точке. Но имелись возможности и похуже, вплоть до совсем уж унизительных, но от того не менее опасных глупостей. Скажем, споткнуться о лежащий труп, поскользнуться на луже крови, или даже вписаться с разгону лицом в стену. Тем не менее, подвижность – его единственный шанс. Комната – ограниченное пространство, значит нельзя всё время бежать вперёд – надо менять направление. Джереми вихлял улепётывающим от борзых кроликом, иногда ещё и пригибаясь, приседая, касаясь для сохранения равновесия пола кончиком пальцев левой ладони. Он звенел. Проклятье! Ошейник и колокольчики вновь становятся фактором, играющим против него! Готфилд попытался сорвать демаскирующий предмет с шеи, но одной рукой и в процессе безумного полёта посреди чреватого внезапными опасностями тёмного Нечто (или Ничто?), это оказалось не так-то легко сделать. Наверное, именно усилившийся ещё более от его попыток перезвон заставил кого-то неведомого вновь открыть огонь. Итог оказался для Джереми скорее благотворным – он не успел повернуть голову на стрелявшего, но зато заметил человека, стоящего в двух или около того метрах правее. Готфилд прыгнул на него тигром, выставив вперёд локоть (поднять пистолет и прицелиться он бы никак не успел) – и попал, как и надеялся, точно в основание шеи. С каким-то полу-всхлипом и хрюканьем враг отлетел в сторону. Убил? Во-всяком случае, пока что можно списать этого в качестве угрозы. Отлично. А теперь… Нога Джереми поехала вперёд, поскользнувшись на какой-то жидкости, раньше, чем он успел придумать нечто определённое. Кровь? Не важно. Готфилд пролетел на пятке метра три, но сумел вместо падения затылком назад, к чему дело шло вначале, перекатиться вперёд, кувыркнувшись через голову. Тряхнуло его изрядно, в черепе зазвенело. Кроме того, он врезался во что-то, хотя и сравнительно мягкое в целом, но с довольно жесткими угловатыми частями, одна из которых основательно ударила Джереми в левый бок. Тело? Дьявол! Он потерял темп! Звон! И грохот! Сейчас они опять…! Отставить панику! Сколько врагов осталось!? А!? Сколько!!? Все мысли – за долю мгновения, вскакивая на одно колено (подпрыгнуть сразу на обе ноги не получилось из-за резко прострелившей боли). Готфилд не мог и не успевал считать, но, в любом случае, он вывел из строя уже почти половину. Это значит, что плотность огня… Теперь он может сам начать стрельбу, заставляя противника пригибаться, залегать, сбивая с цели. А из пары тройки выпущенных в таком раскладе условно в его направлении пуль вероятность схватить одну не такая уж… Эти отрывки мыслей, сплавленных воедино с движениями и рефлексами, заполошеных, написанных химическими буквами адреналина, пролетали в голове Джереми со скоростью реактивного истребителя, а руки уже вскидывали оружие и твёрдо, последовательно переводя его справа налево каждый раз где-то на одну пятую, начали нажимать на курок. Трата патронов? Да, если ему очень сильно не повезёт. Но темп он себе вернёт! И ещё – вновь подсветит поле боя. ...Так! Да! Один – у стены справа. Это ведь стена, а не просто густая тьма? Второй – сбоку от него и чуть ближе. Пуля Готфилда пронеслась буквально у самого уха врага, но всё же не задела. Эх, жаль! Но зато он отскочил прочь, увеличивая и без того громадную общую панику, внося свой вклад в какофонию звуков. Всё ещё скулил раненый, специально подстреленный Джереми с таким расчётом. Кто-то орал, катаясь по полу. Почему? Готфилд и сам не знал. Может они в запале попали по одному из своих? Хрипло сипел, пытаясь протолкнуть воздух в лёгкие, ударенный в подвздошие. В помещении заметно прибавилось порохового дыма – Джереми чувствовал его носом, видел клоками тумана во вспышках света. Он атакует! Да! Он сильнее! Так может продолжить!? Рывок вперёд – он успеет снять того, правого прежде, чем кто-то ему помешает. Потом повалит двоих разом: в тесной схватке, где на стороне Готфилда вся его мощь и способности тела, где он будет буквально держать противника в руках, Джереми разорвёт их на куски! Да! Да!!! В нём снова пробуждался азартный хищник. Готфилд давил его в себе, строго, почти механистично переводя в последний раз ствол левее, но окончательного решения ещё не принял. Всего жалкая пара ответных выстрелов, пришедшаяся гораздо выше его местоположения, едва не перевесила благоразумие на чаше весов, но тут… Труп, о который Джереми опирался, ожил! Окровавленной кистью он схватил Готфилда сзади, потянул на себя. Краем глаза боковым зрением Джереми успел заметить блеск ножа в болезненно стиснутой свободной левой руке мнимого покойника. Одним озарением-вспышкой Готфилд понял – это второй, задний из тех двоих, которых он будто бы прикончил одним попаданием. В реальности на тылового энергии пули не хватило, попадание оказалось достаточно серьёзным, чтобы повалить, но не смертельным – по крайней мере, в ближайшей перспективе. Враг был неспособен встать, возможно, даже потерял сознание, но от удара частично оклемался. И теперь, пользуясь тем, что Джереми совершенно не ожидал атаки сзади, был готов вот-вот его прирезать. Готфилд не успевал освободиться от захвата, пускай и много уступающей ему, но судорожно сжимающейся руки, тянущей его на нож. Он неудержимо заваливался назад – и у него оставалась всего одна возможность... Джереми оттолкнулся обеими ногами, пролетая над самым ножом спиной, как спортсмен-прыгун через перекладину, одновременно выходя из захвата. Если бы противник был в нормальной форме и не столь уверен в своём успехе, то он непременно успел бы скорректировать полёт Готфилда и как минимум распорол бы ему ногу. Но в реальности Джереми лишь задел его макушку лопаткой, упал навзничь – и не глядя отвесил пинок босой ногой. Раздался вскрик. Готфилд чуть приподнялся на локтях и тут же ударил вторично, уже ботинком – со всей своей мощи точно в заднюю часть черепа с трудом пытавшегося перевернуться раненного, но дьявольски упорного противника. Послышался громкий хруст, но радоваться Джереми было некогда. Он оказался в очень уязвимом положении. После того, как Готфилд начал стрелять, его не могли не заметить! И теперь, когда он лежит, вытянувшись – идеальная мишень… Джереми скрежетнул зубами и, взяв всю волю в кулак, отдал телу команду. Сокращение всех мышц. Волна через всё тело от пяток до шеи. Он выгнулся как тетива лука, подлетел вверх, встав в своего рода мостик, больше похожий на припадок душевнобольного или приступ астматика. Руки, вывернутые неудобно и странно, дрогнули, толкнули его ещё дальше вверх… Мышцы болели, левая рука – очень сильно. Да и не удивительно – Джереми сделал то, что равнозначно вытаскиванию самого себя за волосы из болота, напрягся предельно, на разрыв. Но теперь он вновь приобрёл вертикальное положение и… Попадание ожгло Готфилда огнём. Пуля только царапнула кожу у рёбер слева, но, повези Джереми чуть меньше, пробила бы его грудь как раз у сердца. Прыжок в сторону. Ненавистные бубенчики звенят как на детском празднике! Бежать! Быстрее! Бежать!!! Готфилд понёсся вперёд — вроде бы по косой, если он ещё как-то мог ориентироваться в помещении. Практика показала – не очень хорошо. Джереми почувствовал, что впереди него стена буквально за миг до того, как должен был столкнуться с ней на полной скорости. Почему так вышло? Видимо это маленькое его ранение все-таки отвлекло на себя его ум, сбило какой-то внутренний прицел. И теперь, если он сейчас врежется, упадёт, а хуже всего – сломаете себе что-нибудь... Нет! Вперёд! И он прыгнул на стену, а вернее побежал по ней. Оттолкнувшись в последний момент правой ногой от пола. И, сложно сказать на какой высоте, всё очень зыбко и неопределённо в этом мире сгустившихся теней, сделал кульбит, почти что сальто, разворачиваясь в воздухе вбок и стреляя на очередной раз мелькнувший свет. Попал? Судя по грузному и чуть влажному шлепку – похоже, да. Готфилд приземлился боком, как футболист в подкате, паля на какое-то движение в углу. Сколько пуль у него осталось? Тридцать три проклятия, он сбился! Нужно срочно отыскать ещё оружие, чтобы в самый неподходящий момент его пистолет вместо грома не издал жалкий звук беспомощного холостого щелканья! События начали ускоряться! Ни мгновения на паузу! Чей-то выстрел просвистел опасно близко от правой руки Джереми. Враги… он успел прикончить… семерых, если считать с последним, да – перевалил за половину. И… Это пока ничего не означает! Готфилд бежал… Поганый ошейник – позорный предатель! Может быть обеими руками он и сумел бы разодрать его, или как-то сломать, но тогда пришлось бы, пускай ненадолго, сделаться вовсе безоружным. …Выстрел неведомого противника едва не зацепил босую ступню Джереми (которая ещё и болела теперь – тигриный прыжок на стену не мог пройти совершенно бесследно). Что-то густо пошло! Не пора ли уже дать бой? В момент следующей вспышки прыгнуть за ближайшее тело поверженного врага, взять его пистолет, а после, используя труп как укрытие и щит, с двух рук расстреливать всякого, кто рискнёт показаться во тьме? Нет! Ещё рано! Всё по старому – убивая одного, Готфилд демаскирует себя для пятерых, оставаясь статичным. Если бы был нормальный, полноценный свет, то тогда ещё… Да? А если поджечь что-то? Выстрелить вплотную по одежде одного из убитых, попытаться её подпалить… Джереми вновь споткнулся обо что-то неизвестное, едва не покатившись кубарем. Мысль сбилась. Ну же! Всё не то! Нужна хитрость! Нечто действенное… Слишком много шума! Затаиться? Спрятаться? А после, медленно и тихо идя ощупью вдоль стен, душить или ломать горло всем, на кого наткнешься, кого ухватишь руками? Да, возможно. Но нужно с умом выйти из текущей стадии игры… Готфилд натолкнулся на очередного противника почти случайно, увидел его сразу вдруг, стоящего вполоборота в каком-то метре слева. В первую секунду, выставив руку на бегу, Джереми ещё не знал, что будет делать дальше. Он просто прихватил врага, как мешок, опрокидывая, бросая оземь – но по неумолимым законам механики тормозя и сам. И тут… Он использовал всё, что только мог для резкой остановки, переходя в полуприсяд на пружинящих согнутых ногах. Тело куда менее грациозного неприятеля рухнуло рядом с ним – и… да, тот вскрикнул от боли – типичный, общечеловеческий звук, который может принадлежать любому. Как слепец – безотрывно, но быстро переводя руку вверх, Готфилд сразу же после этого зажал упавшему рот, а сам громко и отчётливо выругался, как если бы свалился, запнувшись. У него пара мгновений до выстрелов! Не используя оружия сам – чтобы не дай бой не вызвать то путеводную, то коварную слабую вспышку – Джереми, отводя руку и становясь на четвереньки, лягнул с размаху, всей силой разворачивающегося корпуса лежащего врага. Убил? Оглушил? Не важно! Главное – тот не успел больше издать никакого звука и сдвинуться. А вот Готфилд из своего положения как только мог плавно, будто входящий в воду пловец, прокатился, прильнув к самому полу. Пистолет он бросил, чтобы обеими руками зажать шею с ненавистным колокольчиками. Джереми саднил лицо, на нижней губе оказалась какая-то пыль, но главного он добился. Позади него грохнуло трижды – и они явно попали в тело-приманку. А Готфилд лежал недвижимо в паре метров от него, будто бы ещё одна жертва побоища. Всё вернулось на стартовую позицию. Пусть на минуту, на полторы, но его враги будут считать, что справились с задачей, верить, будто неуловимый и грозный бывший пленник Ордена мёртв. Но теперь их всего четверо. Шансов, что кто-то из них случайно наткнётся на Джереми, а главное, достаточно быстро опознает его, очень мало. Ему же нужно только расправиться с ошейником, затем ползком, или самым малым шагом пробраться в ближайшей стене, а после начать движение по кругу. Готфилд мысленно смеялся простоте и изяществу проделанного трюка, срывая, как крупные ягоды, бубенчики и с величайшей осторожностью откладывая их в сторону - ремень всё же оказался слишком прочным. Впрочем, довольно скоро нашёлся повод для страха – острого, как скальпель, потому что он был заранее совмещён с обидой. Ведь у них не настоящая схватка, а испытание. Цель – убить врага. После – финал. Противники Джереми считают, что он мёртв. А, раз так, то делу конец. Что если они сейчас дадут сигнал – и зажжется свет!? Тогда он будет как на ладони! Убьют ли они его, осознав ошибку? Неизвестно! Скорее нет. Но всё равно, тогда поединок во тьме завершится ничьёй. Никто не выиграл. Всё напрасно. И на это Готфилд был не согласен категорически! Он уже почти готов был вновь вскочить, разогнаться с шумом. Риск? Да. И плана жалко. Хотя возможность отделаться от звенящего ошейника тоже дорогого стоит, он всё же не был бесполезен. Но… Стоп! …За ними ведь наблюдают, верно? ВВ точно не мог пропустить подобного зрелища, доверить передачу подробностей происходящего чьему-то пересказу. Бойцы Ордена, наверное, знают об этом. Пульт управления, все кнопки и рычаги – в руках великого магистра. Пока он не пожелает – лампы не загорятся и двери не откроются. ВВ смотрит, видит… Как много? Чёрт! Джереми некогда сейчас рассуждать об этом. Но образ проклятого псевдоребёнка так и стоял перед мысленным взором: с мягкой улыбкой, накручивая локон на пальчик наблюдающего, как идёт прекрасно срежиссированная постановочная мясорубка с совсем не бутафорской, однако, кровью. И всё — к вящей славе и пользе самого магистра и его Ордена... Враги начали переговариваться – гортанными, отрывистыми и совершенно непонятными короткими фразами. Это разом хороший и плохой знак. С одной стороны расслабились, не ждут, что на голос полетит пуля, или кулак, не боятся выдать себя. С другой — они скоро могут догадаться, вскрыть подвох. Пора… Джереми, аккуратно защемив пятку другой ногой, снял оставшийся ботинок и на пальцах стал продвигаться вперёд. Стена неизбежно рано или поздно окажется там, куда он разом с осторожностью, опаской и надеждой протягивает руку. Пустую. Но он сам – оружие. В другой руке – пара последних бубенцов: ещё могут пригодиться. Если слишком громко хрустнут ломаемые шейные позвонки, то брошенный в сторону трезвонящий шарик окажется ой как полезен… Твёрдую поверхность Готфилд нащупал внезапно – и аккуратно прогладил ладонью, учась различать подушечками пальцев малейшие шероховатости, самые крошечные нюансы, одновременно будто лаская, уговаривая её, немую, холодную, каменную, помочь ему. А потом двинулся вперёд. Первые пару шагов ещё не слишком отдаляясь от стены, пробуя, что и как. Затем — раскинув и вытянув руки: только указательный и средний пальцы левой плавно скользят по границам их тёмного безумного мира, сохраняя связь. Чем шире захват, тем больше шансов, что кто-нибудь попадётся в его сети. Кисти напряжены: первое же касание должно сразу обрести стальную прочность, чтобы можно было мгновенно затянуть сопротивляющегося человека в свои объятия – и зажать как змей, как питон. Так, чтобы враг не мог даже выдохнуть. Получится быстро добраться до шеи – отлично. Нет – придётся крушить рёбра. Да, Джереми мог бы справиться и прикончить противника массой иных, более быстрых и удобных способов, но не это главное. Ни в коем случае не дать врагу закричать! …Готфилд не ждал, что новая тактика принесёт плоды мгновенно, но всё же ему подумалось, что он уже сделал примерно три полных круга – и ничего, никакого эффекта. Неприятели уже давно примолкли, видимо смекнув, что раз им пока не дали команду закончить, значит, неуловимый убийца всё ещё жив. Затаились… После недавней бури шумов, вспышек и исступленного бега, впечатление от наступивших тишины и покоя было особенно сильным. Джереми казалось, что он словно бы стал участником какой-то тайной церемонии, древнего обряда, где испытуемого помещают во тьму и оставляют наедине с таящимися в ней опасностями и ужасами. Теми, что снаружи, и теми, что в нём самом. Вот сейчас раздастся громоподобный голос, который спросит: готов ли инициат отречься от всего, что прежде знал и чем дорожил, во имя приобщения к тайной истине? Готфилд ответил бы тогда, что можно не беспокоиться – этот выбор уже сделан за него. Позади у него ничего не осталось, а раз так, то только вперёд… Темнота, тишина. Лишь крохотная точка поверхности стены связывает Джереми с реальным миром – и так легко поверить, что и она иллюзорна, выдумана. Время и пространство – две великих загадки. Простые, как всё очевидное, и в то же время непостижимые. Они есть – и их нет. Сколько ты прошёл? Три круга, говоришь? А откуда такая уверенность? Может уже шесть? Или всего один? Кто подскажет, как проверить? Нет точки отсчёта, нет наблюдателя. А это означает, что… Ты очутился в бесконечности, Готфилд! Такое большое, беспредельное слово – и, оказывается, таится всего-навсего в запертом неосвещенном складе. Тишина и темнота. В них так легко потеряться, раствориться. Но у тебя есть якорь! Можно даже чуть приблизиться. Вот, уже все твои пальцы касаются стены. А какой? Стены чего? Уверен, что в комнате пусто – только ты и враги, что она имеет правильную форму? Ты минуешь углы, считаешь их – и вроде выходит дюжина поворотов. Но что если помещение не квадратное, а какое-то ещё? Вдруг ты уже сбился? Но ты всё время держишься одного направления, следовательно… Геометрия. Мир дан человеку в ощущениях. А у тебя сейчас их почти не осталось. Твой мир – крохотный. Точка в бесконечности. В сущности, он состоит только из тебя самого. Что ты способен узнать о нём наверняка? Как может такая малость судить о таком огромном? Ты как комета, летящая в космосе. Может она так же держится парой пальцев за свою орбиту? Но геометрия – она как математика, как логика. Это то, что верно во всех случаях. У любого прямоугольного треугольника квадрат длины его самой протяжённой стороны равен сумме квадратов оставшихся двух. Всегда. У любого. А раз так, то по существу и вовсе не нужен никакой треугольник, чтобы истина оставалась истиной. Выходит, даже в безбрежном море пространства и времени можно отыскать что-то основательное. Остров, где можно жить, а не дрейфовать. …Только вот и геометрия бывает разная. Две параллельные прямые никогда не пересекутся. Это – аксиома. Но только в мире Евклида, на плоскости. А если отступить чуть дальше, то это – лишь частные случай, эпизод, элемент чего-то большего. Человек думает, что если перемещаться вдоль стены в квадратной комнате, то неминуемо будешь ходить по кругу (вот тоже странность - тогда уж по квадрату) – и это верно. Для определённого набора условий. А что если они в реальности стали иными? Вдруг на повороте ты не изменил направление движения по полу, а начал идти по стене – и даже не заметил этого! Что, строго говоря, убеждает тебя в обратном? Вестибулярный аппарат – его нетрудно обмануть. Здравый смысл? А что такое гиасс, и ты сам нынешний с его точки зрения? Нечто невероятное и небывалое! Ты перешёл из класса обывателей в другой. В совокупность необыкновенных, только по видимости сходных с обычным человеком существ. А раз так, то всё, что было незыблемо правильно раньше, становится частным случаем. Невозможно? Но ведь ты уже пробежался по стенке сегодня… Когда Джереми заслышал какой-то едва заметный звук, то был счастлив. Потому что он возвращал его на землю, извлекал из ловушки, разрывал круговерть. Пусть это будет враг! Пусть схватка, столкновение, а не полёт через ничто! Готфилд принюхался – и, кажется, уловил чуть в стороне кисловатый запах пота. Шаг вдвое меньше обычного. Его будто распирает от чего-то… Готовности? Силы. Он всё ещё не мог отделаться от космических ассоциаций: тело тормозит, его скорость уменьшается, но энергия не может пропасть в никуда. Она накапливается, пока не… грянет взрыв!!! Джереми почувствовал! Он задел! Сразу двумя пальцами – и тут же беззвучный разворот на одних носках, руки с огромной скоростью стремятся соединиться, как лапки у богомола! Готфилд не видел, естественно, как стоит к нему враг. Он ощутил лишь небольшой кусочек одежды. Первая ошибка последовала незамедлительно – отчего-то Джереми решил, что противник с большей вероятностью будет располагаться к атакующему спиной или лицом. В реальности же неприятель стоял боком. Готфилд понял это очень быстро – и всё равно первое идеально рассчитанное так долго подготавливаемое движение пошло в недодачу, его пришлось дополнять новым мышечным импульсом. Итогом стал небольшой хлопок, когда захват Джереми замкнул врага в нижней части груди и под лопатками. Его могли услышать! …Но нет, обошлось. В конечном счете, Готфилду скорее повезло, что всё получилось именно так – сразу же и без дополнительной борьбы ему удалось зафиксировать руки цели, а ещё надавить костяшкой большого пальца на диафрагму. В целом положение тела противника оказалось достаточно ясным, и в итоге Джереми решился на трюк, который иначе бы был невозможен – слишком много неизвестных в уравнении. Он отпустил врага столь же резко, как до того схватил. Первой вещью, которую тот сделал, освободившись, был глубокий вдох – он не мог и не успевал ничего другого. Но шума входящего в разверстую глотку воздуха – не такого громкого, чтобы его можно было засечь в отдалении, оказалось более чем достаточно, чтобы окончательно сориентировать убийцу. Готфилд снова сцепил руки – и на этот раз точно на шее. Джереми сжал её так, что в какой-то момент испугался: а не может ли он ненароком совсем оторвать неприятелю голову, заставив ту полететь к потолку? Задыхающийся пытался бить Готфилда ногами и кулаками, но болезненно попасть сумел всего только раз. Бесполезно. Джереми держал его на вытянутых руках, да ещё и, пользуясь разницей в росте, едва ли не приподняв над полом, из-за чего умирающий сумел только чуть-чуть шаркнуть ботинком по полу – в остальном всё происходило совершенно беззвучно. Готфилд мысленно считал, делая для себя пометку на будущее. Когда он добрался до цифры пятнадцать, враг обмяк, а после восемнадцати перестал дёргаться окончательно. Джереми аккуратно положил противника на пол чуть в стороне от стены, присел на корточки и тщательно ощупал убитого. Но… странно? Куда девался пистолет? Оружие у бойца Ордена не падало – это бы Готфилд точно заметил, однако и на теле никаких его следов не было. Вообще говоря, сейчас бы лучше даже отыскать не пистолет, а нож. А, впрочем… Джереми было лень возиться и осматривать труп вторично. У него колотилось сердце, он то и дело сжимал и разжимал пальцы. Нужно продолжать! Нет, не так. Хочется. И поскорее! Такая простая и естественная внутренняя химия победы смывала, разъедала все лишние, любые вредные, нездоровые мысли. Никаких бесконечностей и хождения под руку с бредом в черном бессветном космосе. Охота в тенях! Отыскать – и раздавить! Почти буквально! Он устремился вдоль стены – и здесь подходит именно это слово, потому что скорость Джереми возросла раза в три по сравнению с прежним темпом. Два поворота… Три. Четыре! Ну же… На втором круге Готфилдом овладела злоба, а азарт, не имея иной цели, стал будто его самого хватать за глотку, делая дыхание спёртым. Да где же вы все!!? Отойти от стены? Попытать счастья… Нет. Разум ещё не выпустил вожжи и наставлял Джереми: там не выйдет держать направление. Невозможно. Заплутаешь. Только если опять перейти на бег… Рано! И ни к чему. Ведь можно… Подманить! Джереми задумал рискованную игру, от которой, однако, сам был в восторге. Бусинка в его руке. Бубенчик! Он доберётся до ближайшего угла, ощупает для верности обе его стороны, затем, пятясь, отойдёт назад на три-четыре метра – и метнёт звонкий кругляш точно по направлению своего движения. Враг обязательно отреагирует. Скорее всего – выстрелом. Неточным, потому что Готфилд будет на значительном расстоянии. Затем – новый раунд. Джереми двинется вперёд. Из угла бубенцу укатиться некуда, а значит, он непременно его нащупает – и повторит всё ещё раз. В какой-то момент один из врагов обязательно подойдёт ближе, обязательно отыщется такой храбрец – или глупец, который полюбопытствует, решит разведать. Его приближение в паре метров от себя Готфилд заметит обязательно, как бы тот ни крался. Зажмёт в углу. И там прикончит! Ну же, стена, заканчивайся скорее! Джереми уже просто сгорал от нетерпения. Так! Вот и он, угол. Теперь сдать назад: шаг, второй, третий. Всё? Ладно, ещё один для верности – лучше быть подальше от того места, куда полетят пули. Даже если враг и промажет, то может задеть рикошетом, или порезать сколами бетонной крошки. Ну, теперь всё!? Иииии… бросок!!! Всё случилось именно так, как он предвидел. Миленький, вызывающий ассоциации чуть ли не с рождественскими колокольчиками перезвон. Тут же на звук — три выстрела один за другим. И врагов осталось трое! Каждый… нет – только один. Ближайший выстрелил трижды. Готфилд успел заметить его силуэт по вспышке, но особенно не вглядывался: на сей раз гора должна прийти к Магомету. А остальные? Неужели не слышали? Для обострённого восприятия Джереми это допущение казалось просто диким. Впрочем, не важно – расчёт и был на одного, его вполне достаточно. Иди сюда. Давай. Иди к папочке. Джереми выждал минуту или две. Он чувствовал себя как рыбак, который закинул удочку с правильной наживкой и уверен, что рыба вот-вот неминуемо клюнет. Вот Готфилд тронулся, на корточках продвинулся вперёд, ощупывая перед собой землю. И, даже сам удивившись тому, насколько быстро, отыскал заветный кругляшок. Другая рука его, правда, в тот же момент тоже наткнулась на какой-то предмет. Так, не спеши… Пальцы покрутили с интересом неожиданную находку. Гильза. Что ж, в крайнем случае сойдёт, пожалуй, вместо бубенца. Прихватив оба предмета, Джереми вновь попятился, аккуратно выдохнул носом, и взмахнув кистью левой руки совершил второй бросок. Бах! Бабах!!! Теперь пуль было две – и, кажется, из разных источников, хотя наверняка Готфилд судить об этом не мог. Спустя секунд десять последовал ещё один выстрел. Наивная надежда! Естественно Джереми выжидал существенно дольше. Нет, дружок. Тебе надо приблизиться, подойти самому, если хочешь разобраться. Бубенчик теперь пришлось поискать, но, кроме чуть большего затраченного времени, никаких проблем и сложностей не возникло. Готфилд вновь вышел на позицию. Разница была только в том, что теперь он решил всё же для дополнительной перестраховки сменить сторону на противоположную – если до того он был у правой стены, то теперь – в четырёх-пяти метрах от угла слева. Легонько, навесом он третий раз метнул свой маленький снаряд. В те мгновения, пока он летел, Джереми разбирал смех – он едва удержался, чтобы не выпустить его наружу. Тот рвался, как пар из чайника. Забава для малышей со смертельным исходом! Детские игры с оружием! Хотя, в целом так и есть: прятки, салки – разве не этим мы все здесь занимаемся? Выстрел прозвучал лишь один. А ещё – какие-то крики, несколько громких фраз на неизвестном наречии. Ну теперь уже… И… ничего! Никто так и не явился! Готфилд разве только кулаком не ударил по стене от досады. Неужели такую роскошную ловушку он выдумал и расставил зря? Нужен был новый план, но из какого-то смешного упрямства Джереми решил попытаться ещё один раз. Последний. Тот же самый алгоритм. Отыскать бубенчик (опять пришлось поднапрячься – если бы не затянувшееся в тугой узел упорство, то, пожалуй, он бросил бы на пятой или шестой минуте бесцельно шарить по полу), отойти от угла, приготовиться. И швырнуть…! Готфилд на самом деле уже не особенно надеялся на успех, а потому, когда его уши отчётливо уловили шаги – осторожные, пытающиеся себя скрыть и от того имеющие какой-то странный, сбивчивый ритм, но от него не спрячешься – это оказалось почти неожиданностью. Он понял, что может совершенно идиотски опоздать: если враг достигнет угла и потом развернётся не в ту сторону, где находится и откуда приближается Джереми, а в противоположную, то заблокировать и отрезать его не выйдет. И сразу же, решительно, прекратив отвлекаться на попытки вслушиваться или вовсе босыми ногами улавливать тонкие вибрации земли, двинулся противнику наперерез. Какую же страшную ошибку Готфилд допустил… Всё происходило быстро. Очень – в этом и была суть. И ещё в обоюдной внезапности. Шаг – руки раздвигаются, как распахивается пасть хищника. Следующий – Джереми весь готов к броску. Не видя противника, он едва ли не ощущает его кожей, всеми её волосками. Готфилд даже мог на этот раз точно сказать, как именно к нему неприятель стоит: спиной вполоборота – и, кажется, приподняв руку (наверное, в ней пистолет?). Всё внимание, все чувства и помыслы были направлены туда – вперёд. Последний шаг и захват! Джереми сжал врага со страшной силой. Он угадал про его правую руку – и этот факт радует его, хотя её и не удалось схватить и заблокировать. Не важно! Он и так… И в этот момент Готфилда кто-то толкнул в спину! Словосочетание «эффект неожиданности» слишком блеклое, слабое, сухое, для того, чтобы описать, что с ним тогда сделалось. Он весь был сосредоточен на цели. Прочее пропало, исчезло – и тут как раз темнота была помощницей. Но вдруг… Наверное, так ощутил бы себя канатоходец, идущий по натянутому над ареной цирка тросу с повязкой на глазах, которого кто-то внезапно похлопал бы сзади по плечу. Джереми полностью утратил равновесие — даже не из-за силы толчка как таковой, а из-за этого самого полного ошеломления. Все чувства будто метнулись в нём в противоположные стороны, как какие-нибудь африканские зебры на переправе, когда одну из них хватает вынырнувший из воды крокодил. Мысли бессвязно затрепыхались. Мышцы сжались и расслабились в каком-то произвольном и хаотичном порядке. Он понял отчётливо, что опрокидывается лицом вперёд. Знал: там – стена. И абсолютно рефлекторно сделал то же, что любой человек или даже зверь в подобной ситуации: выставил правую руку перед собой. Это уберегло Готфилда от удара лбом, но зато в результате случилось нечто худшее. Если бы он повалил того врага, которого уже держал железными клещами, вместе с собой, то второй противник, наверняка столь же шокированный, как и Джереми, не успел бы ничего предпринять и сориентироваться в обстановке. Ну а с первым уж как-то да вышло бы справиться внизу. Теперь получилось иначе. Готфилд оказался спиной к обоим, совершенно не видя их и не чувствуя. У каждого врага имелось в руках по пистолету, при том, что их соперник был безоружен. Вся суть последней тактики Джереми была в том, чтобы выбивать неприятелей по одному и тихо. Теперь оба этих положения оказались разом и фатально нарушены. Врагам известно, где сейчас Готфилд. У него лишь мгновение до того, как грянут первые выстрелы. С такой дистанции хотя бы пара пуль в него обязательно попадёт. И обезвредить ту и другую угрозу разом ему уже никак не успеть! Страх пронзил Джереми насквозь. Но, к счастью, не панический, а какой-то другой. Острый, как скальпель, он будто разом открыл Готфилду кровь во всех артериях и венах. Наступила удивительная расслабленность, или скорее её иллюзия. Время замерло. Сердце словно остановилось. Всё ждало спасительной мысли. Её не было. Всюду клин. Если перечислять всё, что Джереми оценил и отбросил, то вышел бы огромный перечень. Такой, что и вправду можно вообразить, будто часы для него внезапно пошли тогда с другой скоростью, не такой, как у всех остальных людей. Только на деле не существовало никакой последовательности, а только одна объёмная картина невероятной глубины, где как бы разом раскрывались все возможности. Никогда прежде Готфилд подобного не испытывал. И – тщетно! Разум спасовал. Но… Действительно ли тело сперва начало действовать само, а потом уже, как опоздавший к назначенному времени поезд, возникло какое-то осмысление? Или на самом излёте такой малой толики времени, что мозг успевает произвести только одну эту самую мысль – но не отрефлексировать её, идея всё же родилась на свет? Джереми действовал в каком-то потоке. В смеси ужаса с озарением. И скоро перестал твёрдо понимать, чего же на самом деле боится. Разве пули? Он изо всех сил оттолкнулся от стены назад, как только можно резче, шире и твёрже раскидывая руки. Так раскрывают крылья птицы, срываясь со скалы вниз головой и переворачиваясь уже налету. Зацепить обоих! Немедленно! Ни одному не позволить полноценно атаковать. В этом заключался смысл – но этого не было тогда в голове у Готфилда. Просто… порыв. ...Удалось! Тыльная сторона ладони правой руки и почти вся левая от кончиков пальцев и до локтя ощутили упругость столкновения. Джереми тормозил и выравнивался, но сейчас ему было нужно не это. Ноги его стали стремительно расходиться в стороны, пытаясь отыскать и подсечь противника. Корпус и голова начали опускаться вниз. Первый выстрел! Выше!!! Он уже в десяти или пятнадцати сантиметрах ниже того места, где, судя по звуку и колебанию воздуха, пролетела пуля. Вспышка даёт немного света, но Готфилд не пытается вглядываться – всё равно движение откорректировать мгновенно не удастся, а главное — оно и так оптимально. Правая нога бьёт по чей-то ступне, заставляя врага обратить всё внимание на то, чтобы удержаться в вертикальном положении. Левая путешествует через пустоту. Ничего. Джереми доходит почти что до шпагата, а затем стремительно – энергия плавно перетекает, нигде не расходуясь попусту, это не разные движения, а всё то же, одно, ложиться на спину и по-прежнему держа ноги расставленными, закручивает себя правой рукой на полу… Да! Левый начинает падать! Он стреляет в направлении пола, но рука его не успевает опуститься настолько, насколько нужно – пуля уходит в угол. Готфилд видит во вспышке пистолет, пальцы, рукав – и хватается за него правой – точно под кистью, пережимая сустав, дёргает, придавая нужное направление движению противника. Правый успевает выстрелить. И он, похоже, заметил абрис Джереми на полу – пуля проходит очень близко от плеча и шеи. Во второй раз попадание было бы точным – но только времени уже не остаётся – тело левого врага головой и корпусом врезается в своего товарища. Готфилд не видит этого, но знает – прямо в руку, держащую оружие. Джереми использует финальный хвост амплитуды: он переносит вес на верхнюю часть спины, одновременно сводя ноги обратно вместе, а потом с выдохом вскакивает. Вернее – пытается. Его слишком сильно раскрутило! Понимает: равновесие не удержать. А раз так… Он опирается на левую руку и начинает нечто вроде сумасшедшего танцевального па: правая нога взлетает, тело выкручивается вокруг своей оси. И ещё раз то же самое – уже для другой ноги! И снова! Один враг, судя по кряхтению, донесшемуся до Готфилда, пытался подняться. Второй… внезапно выстрелил дважды, лёжа на земле! Куда там! Джереми теперь был вихрем. Неуловимым. Инициатива опять была на его стороне. Все так же кружась во тьме, Готфилд выбросил левую руку и с разворота отвесил мощнейшую оплеуху только что поднявшемуся противнику. Тот заверещал и, кажется, попытался нанести удар кулаком, но конечно же промазал. Бить прицельно выпадом при полном отсутствии света оказалось непростой задачей даже для самого Джереми - потому он и старался как можно чаще применять широкий боковой замах, а для только-только выровнявшегося после падения обыкновенного человека это вовсе было делом совершенно бесполезным. Следующим движением Готфилд хотел с разлета пнуть ногой лежащего, но понял, что недооценил его - враг не то уже успел принять вертикальное положение, не то откатился в сторону. Обнаружить! Как раскинувшая крылья летучая мышь посреди пещеры, Джереми ринулся вперёд. Он задел... одного. Точно по лицу - жаль, что просто раскрытой ладонью. Но только одного. Где же другой!? Готфилд раскрутился безумной мельницей, затем подскочил, нанося удар ногами в стороны. Нет! Свистел рассекаемый им воздух, но все усилия пропали втуне. И тут неожиданно... Бах!!! Мимо! Да, очевидно, противник откатился по полу вбок и теперь поднялся там. Но ему не хватило выдержки, слишком рано он решил показать себя. Готфилд коротко, в два толчка разогнавшись, прыгнул, выставив правую ногу как копьё. Пожалуй, если бы сейчас прозвучал очередной выстрел, то пуля прошила бы Джереми навылет. Но противник просто не поспел за ним. Мощнейший удар ногой сбоку опрокинул и отбросил бойца Ордена. К сожалению, времени найти и добить уже не было. Пуля, выпущенная вторым, пронеслась где-то над головой Готфилда. Он отпрыгнул, пригибаясь. Ещё секунда - выстрелы гремели уже будто повсюду. Враг палил во все стороны. Испуганный. Пытающийся из последних сил остановить незримую угрозу. Отменить неизбежность. Убить убийцу. Глупцы! Джереми не ощущал такого чувства полёта и вдохновения со времён первых своих успехов в учебке Королевского бронекорпуса, когда сделалась ему послушной грозная махина найтмера. Он стелился по полу, подлетал к потолку (один раз даже коснувшись его рукой), дважды сделал сальто - и тут же несся снова, перекатываясь, приседая, опять бросаясь в сторону. Ни один выстрел и близко от него не прошёл! А Готфилд даже усталости почти не чувствовал. Джереми дышал глубоко и полно. Он был хозяином положения. Темп неприятельского огня спал. В тени очередного порохового разрыва ему послышался щелчок. Да! Точно стреляет теперь только один, а второй затих. У него закончились патроны. Готфилд на секунду замер, обдумывая новые возможности, которые это открывало. Буквально на мгновение. Однако выяснилось, что и это - роскошь. Он дернулся одновременно с тем, как пуля вылетела из ствола правого. Буквально ушёл, уклонился от неё. Но из-за этого резко сбросил скорость, застрял на месте. Враг оказался ближе, чем Джереми полагал. И последняя вспышка должна была хорошо осветить для него мишень. У Готфилда просто не осталось другого выбора. Боком, неудобно, но уходя с основной линии огня, он наскочил на противника, пытаясь зацепиться - не важно за что. Оружие, способное стрелять, теперь только у этого, а значит можно переходить в ближний бой. Уже в броске Джереми впервые подумал про третьего. Где же он? За то время, что шла схватка, можно было уже трижды прибежать сюда хоть с противоположного конца комнаты. Впрочем, где бы он ни находился, сейчас была задача понасущнее. Готфилд ухватился за рукав противника, но так и не повалил его - враг стоял на ногах неожиданно твёрдо. Как на зло, неудачным оказался и ещё один важный аспект: Джереми вцепился и держал неприятель за левую руку, а тот, очевидно, был правшой. Именно там, в рабочей руке, остался пистолет. И события очень быстро и драматично об этом Готфилду напомнили. Сильный удар металлической рукоятью пришёлся точно ему в лоб. Обиднее всего было то, что почти наверняка ненамеренно. Если бы боец, с которым Джереми сцепился, так точно мог определить местоположение его головы, то пальнул бы в неё. Нет. Он хотел прострелить Готфилду плечо - и, начав движение, случайно зацепил своего оппонента. Как бы там ни было, попадание оказалось чертовски болезненным. Голова Джереми зазвенела, причём не только в переносном, но и в прямом смысле - пистолет угодил в металлическую пластину импланта. Готфилд так и не понял, предохранила она его от ещё худших последствий, или усугубила эффект. Он знал только одно: если позволить врагу отвести руку, то в следующий миг грохнет выстрел, и на таком расстоянии - вплотную - допустить промах уже просто немыслимо. Можно было отпустить и отбросить противника, отскакивая в другую сторону, размыкая контакт, обретая манёвр. Но шансы получить при этом порцию свинца в спину были хоть и меньше, чем в ином варианте в голову, но никак не ниже процентов эдак 50. У Джереми мелькнула мысль, странная не до конца оформившаяся надежда, но он начал действовать прежде, чем успел додумать ее до конца. Больше ничем не суметь, не успеть достать... Сделав рывок всем телом, Готфилд с силой боднул все той же металлической пластиной сжимающую пистолет руку врага! Джереми даже не смог толком понять, преуспел он, обезоружил неприятеля, или нет. Вроде бы что-то упало на пол - но он не был уверен. Боль на этот раз была такой, что даже Готфилд оказался не вполне готов к ней. Череп будто раскалывался надвое после удара молота. К обычным и понятным ощущением добавилась нутряная, ноющая боль, рождавшаяся будто в самом центре мозга. А ты чего хотел!? Аппарат - не стенобитная машина и даже не каска. Так можно получить и сотрясение, или ещё что похуже. Вся воля Джереми концентрировалась на том, чтобы не утратить остатки необходимого ему как воздух самоконтроля, прояснить ум. Рефлексы позволяли не выпускать из цепких пальцев рукав противника. Но на большее он - временно, на несколько секунд - сделался неспособен. И именно тут сзади появился в второй! Он неловко, но все же ощутимо стукнул Джереми кулаком в правую лопатку. Тот локтем и боком, как-то по-медвежьи попался ответить, но все ещё плохо соображал и целился. Не упасть! Дьявол!!! Только бы не упасть! И вот, после всего, они втроём вернулись к той фигуре, с которой начали! Хотя, конечно, есть разница — и существенная. Теперь все могут биться только врукопашную. Это теоретически давало Готфилду громадное преимущество. Вот только ему сейчас некогда было даже порадоваться этой светлой идее. Враги висели на нем, они оба вцепились в Джереми, как боксеры в клинче, и пытались мутузить его чем только удаётся достать. Завалить массой, нажимая сверху на склонившегося противника - а потом уже добить. И Готфилд едва мог им отвечать. Попытки сконцентрироваться вызывали приступы головной боли, весомые тычки пришлись по ноге, заставив ее слегка подогнуться, спину же избили всю, так что Джереми без всякой особой концентрации мог почувствовать, кажется, каждый позвонок. Сейчас повалят, повалят! А будешь на земле - получишь сверху вниз по макушке, прямо по виску сапогом - и выключишься. Насовсем - потому что на этом они не остановятся. Вот так все и кончится. Да. Вот так просто. Просто... ты... человек. Обычный, смертный. И... (сыплются удары) вот...теперь... (особенно мощный опять проходит в голову, где внутри из-за этого словно взрывается солнце) убивают. Уже... (он лишь закрывается руками, но не успевает, не может) убили...почти. Он правда поверил, что это - его смертный миг, и захотел увидеть в последнюю секунду что-нибудь приятное. Простое, понятное желание. Какой-то счастливый эпизод из своей жизни. Или вообще нечто красивое: море, небо. А увидал Готфилд рожу Зеро. Полированную маску, которая, хотя ничего и не выражала, все равно будто бы глумливо ухмылялась ему. Услышал слово - единственное, совершенно не оскорбительное само по себе, но сказанное с презрением и интонацией приговора. Апельсин. Джереми взревел. В сознании вдруг стало ясно, как в темную грозовую ночь после разряда молнии. Он встал и выпрямился, словно библейский Самсон. Движения ускорились. Точность их вновь выросла в разы. Колено в живот, локоть в лицо, новый удар обеими руками с разворота - и вот уже враг летит к углу, плюхаясь на брюхо. Готфилд же хватает второго. Подножка! Удар! Он даже сумел уловить и отвести отчаянный прямой джеб неприятельской левой руки - правая, видно, бить уже не могла. Снова в корпус! Враг неловко отмахивается, но чуть-чуть задевает опять голову Готфилда. Боль замешивается с воспоминаниями в странный коктейль. Джереми не видит ничего во тьме, а потому словно бы прямо перед собой лицезрит вождя Чёрных рыцарей. Его он хватал. Крушил. И в итоге не свернул, а буквально отломал врагу череп. Сорвал, давя снизу под челюсть, с шейных позвонков. Молниеносное движение - второй только-только начинает на карачках подниматься с пола. Готфилд схватил его за волосы - и ударил лицом о стену. Тот махал руками, пытался царапаться, но боль теперь лишь ещё сильнее заводила убийцу. Он мог бы уже завладеть оружием, выстрелить в затылок, закончить все. Знал, что где-то есть ещё один противник — по-прежнему невидимый, скрывающийся мерзавец с пистолетом, который в свою очередь просто не мог не сориентироваться по всем этим крикам, визгам и стуку. Но Джереми было наплевать. На то и это, на тактику и стратегию, даже на собственную сохранность. Он дошёл до состояния, когда посреди темноты перед глазами заплясали зеленовато-желтые круги и какая-то красная муть. Это было сейчас почти физиологической его потребностью – продолжать бить, колотить пойманного врага головой об стену. С очередным ударом сила сопротивления непрерывно ослабевала – и он радовался каждому новому упругому толчку. Думаете, боюсь!? А, господин великий магистр!? Думаете, мне плохо, гадко!? Испытание… А мне нравится! Да! Слышите!? Нравится!!! И ещё раз – с размахом и оттяжечкой! Что-то маленькое и твёрдое упало Готфилду на ступню – кажется, выбитый зуб. Снова удар! И опять… Джереми остановился, когда понял, что у него все пальцы липкие от крови, а вместо твёрдого звука теперь раздаётся влажноватое чавканье. Тогда он обеими руками и всем корпусом бросил поверженного противника оземь, зарычал. Он сделал это! Проклятье! Семь преисподних и сам сатана! Сделал!!! Эхо заходило по всему помещению волнами. Громко, гулко – оно немного его привело в чувство. Готфилд вспомнил-таки про оставшегося врага. Последнего. Разум быстро выдал программу действий, но тело выполняло её всё ещё рывками, с избыточным усилием, а дух бушевал, раздувая мехи смелости. Джереми очень быстро подобрал пистолет. Всё! Теперь он – победитель! Он не будет больше ни прятаться, ни таиться! Если враг выстрелит, то его реакции хватит на то, чтобы дать молниеносный и точный ответ. А если сразу попадут в голову? В живот? Если… Нет! Никаких вопросов больше! Он прикончил одного за другим одиннадцать человек в кромешной тьме. Единственный против всех, изначально безоружный. А сейчас… Это даже не соперничество – это… Уфффф!!! Готфилд мощно выдохнул. Думай! Соберись! Методично туда и сюда перемещаться по залу от стены до стены. Ловить, выуживать. Прекратить шуметь понапрасну. Слушай. И стреляй на любой, малейший признак движения и звука. Пора заканчивать! Пять проходов туда обратно. Тишина. Ничего. - Выходи! Трус!!! И тут же, заканчивая этот свой громогласный вызов, Готфилд отскочил метра на четыре в сторону, завертелся, ожидая вспышки, готовый тут же поразить её, потушить нагло возникший посреди тьмы источник света. Никакого эффекта. Да что же, патроны у поганца кончились!? Или...? Джереми вынул обойму своего пистолета, быстро ногтем посчитал число патронов, оставшихся у него самого. Семь. Что ж, значит можно. С этой мыслью он наобум бахнул точно перед собой, а затем ещё трижды, разворачиваясь всякий раз на 90 градусов. Перед последним выстрелом ему почудилось, что он услышал какое-то странное подвывание, но точного направления и даже самого факта, что это и вправду было (откровенно сказать, звук не особенно походил на то, что может издавать человек), так и не установил. Готфилд всё сильнее злился и балансировал на грани бешенства. Уже всё! Всё!!! Сколько теперь нужно будет потратить времени, чтобы отыскать это ничтожество! Час? Два!? Игра окончена, ВВ. Открывай двери, чёрт тебя дери! - Я убью его! Надо – перед твоими глазами! Я всё равно прикончу его! Джереми сам не был уверен, зачем он это произносит вслух и к кому обращается. Если адресат — великий магистр, то очевидно, его таким образом не переубедить. Но он кричал, словно бы рассчитываясь с запасом за весь период укромного и осторожного молчания. Ладно… Осталась одна идея ещё, которую стоит таки опробовать. Готфилд отыскал первый попавшийся труп, стянул с него – совершенно уже в это время не заботясь ни о конспирации, ни об обороне, верхнюю одержу, свернул её комом. Затем поднёс пистолет вплотную и стал палить. Раз! Два! Три! Четыре! Патроны, включая самый последний, тот, что был в стволе, вышли. ...И? Неужели не сработало!? Хоть бы крохотная искра – её всегда можно раздуть… Пара красных точек появилась внезапно – и одна из них практически сразу погасла. Но другая… Джереми принялся осторожно, но непрерывно подгонять воздух руками и мало-помалу она разгорелась! Да! Огонь! Всё равно слабенький – в целом курточка больше дымила, а полноценно заниматься не желала. Наверное, из-за того, что пропиталась кровью бывшего владельца. И всё-таки огонёк выхватил из пасти черноты небольшой красный кружочек с колеблющимися гранями и населил стены и потолок нервно дрожащими тенями. Готфилд увидел разом четыре валяющихся поблизости трупа, один из которых – тот раненый, который попытался убить его ножом. Металл клинка бликовал и искрился, кусочками золота казались пять или шесть разбросанных гильз. Но больше Джереми уже ничего не успел рассмотреть, потому, что увидел Его – и тот застил для убийцы всё остальное. Последний оставшийся враг. Он сидел в ближнем углу на карачках, прислонившись к стене и обхватив голову руками. Повредил? Да нет, как будто бы целый. Ну, ничего, это мы сейчас исправим! Готфилд быстрыми шагами двинулся к противнику, так ничего и не подобрав – ни ножа, ни пистолета. Только с голыми руками и импровизированным факелом. Прибить этого контуженного будет нетрудно и так! Джереми был в полутора метрах, или около того, когда враг вдруг завсхлипывал, начал по-детски шмыгать носом и окончательно сжался в комок. Э, да он и вправду похоже цел, но до паралича испуган! Рядом с сидящим в том же углу на полу лежал пистолет, однако он не обращал на него никакого внимания. Глядя из-под собственной руки, последний из противников расширенными глазами следил за Готфилдом, его лицом. Вот Джереми уже стоит вплотную, возвышаясь над жертвой. Теперь — всё, она в полной его власти. Любую попытку вновь ухватить оружие можно будет легко пресечь пинком. И что же… теперь? Убить? Вот этого – дрожащего и беспомощного? Не то чтобы Готфилду было так жалко неизвестного молодого мужчину, но есть вещи, которые нехороши и неправильны сами по себе, в любой обстановке и ситуации. - Эй!? ВВ! Что мне…, - Джереми не договорил – чего от него ждёт великий магистр было и так слишком хорошо понятно. Ммм… И что – сидеть теперь взаперти? У Готфилда возникла-таки идея – подобрать пистолет с пола и вырубить врага мощным ударом в голову. Способных двигаться соперников тогда в комнате не останется – не контрольный же выстрел в каждого лежащего от него потребуют! Джереми начал наклоняться, примеряясь, и в какой-то момент чуть улыбнулся, подумав о том, что пора бы отыскать оказавший ему такую огромную услугу башмак, сброшенный в начале сражения – да и его собрата тоже. И в эту секунду загнанный в угол враг поднял глаза и истошно завопил! Он кричал будто бы даже с какими-то переливами, обертонами. Отчаянно, словно увидел самого сатану. Готфилд едва не обернулся. Он почти поверил, что хитрец ВВ припас под конец ещё что-то. Тайное – и самое опасное и жуткое. Потому-то и не дали ещё отбоя. Но нет. Истошно вопящий противник смотрел точно на него, Джереми, а потом вдруг вскочил, будто самой спиной оттолкнувшись от стены. Все его конечности разом задвигались, но как-то разрозненно, как у перевёрнутого жука. Он не бежал, а дёргался во всех направлениях сразу – и по-прежнему не умолкал. Это было страшно. Словно эпизод из кинофильма про призраков. Глаза врага были обращены в одну точку – на самой середине лба Готфилда. Так же резко, как начал, конвульсивно бьющийся боец Ордена пал на колени, исподлобья глядя вверх. - Шайтан! Шайтан-жаныбар! Чупурек! Чупурек! Чупурек!!! Это всё было так неожиданно, что Джереми опешил и просто не знал что делать. Готфилд даже отступил на шаг – и вот тут истерично подёргивающийся враг вдруг обеими руками ухватился за пистолет, поднял его и направил точно Джереми в грудь. Готфилд не испугался. Вернее, он понимал, чем ему грозит произошедшее, что сейчас будет. Но это как-то не способно было пронять его до конца. Собственная усталость, примерно с минуту назад навалившаяся на него как-то разом вместе с мыслью, что всё кончено, теперь разрослась невероятно. Во всей ситуации присутствовал странный, извращённый комизм. Разделаться, находясь в заведомо невыгодных условиях и показав невиданные прежде никем способы выживать и побеждать, с более чем десятком профессиональных бойцов, только чтобы теперь быть убитым вот этой размазнёй!? В сочетании то и другое вместе вызвало у Джереми эффект своеобразного равнодушия, или скорее неверия, когда прошлое казалось ему более реальным, чем то, что происходит сейчас. Маленький и дрожащий человечек, одинокий среди полной комнаты трупов – им, Готфилдом отправленных на тот свет, просто не сможет его прикончить. Не получится. Потому, что Джереми уже победил! Да… Уже… Ещё… Время и пространство опять решили станцевать в сознании Готфилда джигу. После последнего эпизода схватки он уже был на полшага от нервного срыва, а теперь… Хохот проснулся у него внутри, начал исторгаться с какой-то странной отрывистостью, прерываемой тихим шипящим похихикиванием. Готфилд протянул вперёд руку, чтобы отобрать пистолет. Да, вот так просто – взять и отнять. Выстрел мог прозвучать в эту секунду – или следующую, или… С выражением абсолютного ужаса на лице последний враг отдёрнул руку, подставил ствол под собственный подбородок, ещё раз скосил взгляд на Джереми. И нажал на спуск. Тело завалилось на бок как-то очень быстро, рухнув на руку Готфилда, державшую всё ещё тлевшую одежонку, и разом загасила огонь. Ещё две или три минуты хохот звенел посреди тьмы. Это смеялся, держа самого себя за бока, победитель. Непревзойдённый убийца. Джереми успел подумать, что теперь ему нужно отыскать дверь – тоже та ещё задача, ведь она никак и ничем не даст о себе знать: не дышит, не двигается, не вспыхивает ало-рыжеватым огоньком. Видно придётся вновь идти вдоль стены, ощупывая её руками. Но вдруг вспыхнул свет, показавшийся Готфилду ослепительно ярким – буквально, настолько, что хотелось поплотнее зажмуриться. И всё же он подсматривал, сузив глаза до щёлок, уж больно любопытно было взглянуть на то, как же выглядела сцена в его спектакле – и что на ней осталось теперь. Не без удивления Джереми обнаружил, что помещение склада не было совершенно пустым – в нескольких местах у стены стояли многоэтажные стеллажи, вероятно приваренные или привинченные к полу – ох и повезло же ему на самом деле, что он не столкнулся ни с одним из них! Убийца хотел рассмотреть получше и своих жертв – сам не понимая толком, зачем ему это надо. Чтобы увидеть в них людей, а не полубесформенные сгустки, абрисы, одну тень посреди другой, которых воспринимаешь как каких-нибудь неясных монстров в беспокойном сне? И? Что изменится, если кроме фигур появятся и лица? Но додумать мысль, исполнить намерение Готфилд не успел – дверь распахнулась, и явился ВВ. Вид у него был как у кота, съевшего только что какое-нибудь отменное лакомство и запившего его порцией сливок. Эта довольная физиономия отчего-то озлила Джереми. Так человек, закончивший тяжёлую, выматывающую работу смотрит лодыря-белоручку, явившегося прокомментировать с видом знатока её результаты. Великий магистр, конечно, был слеплен из другого теста, но сейчас Готфилду хотелось молча подойти и измазать кровью с собственных рук это кукольное личико. Может быть – чтобы стало видно, кто же тут всё-таки самый главный убийца? В первую очередь – самому всё ещё подслеповатому на свету, как вылезшая из норы землеройка, тяжело дышащему (лень усилием воли ускорять нормализацию дыхательного ритма), до сих пор настороженно внюхивающемуся и вчувствывающемуся в окружающее Джереми… Вместо этого он просто сказал – громко и не без вызова: - Ну, какую забаву предложите теперь, господин великий магистр!? Боюсь эта испортилась! И хрипловато рассмеялся. От того, что сумел, наконец, сфокусировать взгляд так, чтобы не текли слёзы. Что стало покидать тело током – со щелчком и с искрой – бившее его напряжение. ВВ, приблизившись, глядя на Готфилда со смесью удовлетворения и изумления, произнёс в ответ: - Не беспокойтесь. Мы непременно найдём вам занятие. А то ведь вы иначе можете не утерпеть и переломаете все наши игрушки. И, нимало не смущаясь кровью, пожал убийце правую руку.