Рождение убийцы

Великий магистр пришёл внезапно, без предупреждения, как и в прошлый раз. Вероятно, намеренно, чтобы Джереми никак не смог подготовиться к разговору. Прежней смеси ужаса с омерзением при виде слабого тельца, как будто бы принадлежащего пареньку-школьнику, Готфилд уже не испытывал, хотя иногда во время беседы на него и находило нечто среднее между мурашками и мелкой дрожью, когда пленнику Ордена вновь начинало чудиться, что общающееся с ним существо имеет нечеловеческую, извращённую природу. ВВ выглядел и вёл себя точно как и прежде – то же обхождение, те же интонации, та же одежда. Первым делом великий магистр поинтересовался: - Добрый день, сэр Готфилд. Как ваше самочувствие? - Я в порядке. Думаю, что операция прошла успешно. И всё последующее – тоже. - Вот как? И что вы ощущали, как действовали? - Этого, знаете ли, не опишешь в двух словах. Могу уверить только в одном – это было мучительно. - О, не сомневаюсь. А сейчас? - Я уже практически здоров. Боль ушла, восстановился тонус. - А настроение? - Ничего, благодарю. Хорошее – насколько это возможно в положении узника. Джереми не понимал, отчего ВВ всё никак не перейдёт к цели своего посещения, а потому явным подколом решил слегка подстегнуть его. - Мне рассказывали, что вы даже взялись шутить. Остроумие – это хорошо. Только вот рубашки можно было и поберечь! С этими словами ВВ погрозил Готфилду пальцем, но не так, как в своё время Ахмед, а очевидно смеясь. Джереми хотел было ответить – в таком же весёлом стиле, но великий магистр Ордена гиасса предупредительным знаком ладонью показал: Готфилду лучше помолчать. - Оставим в стороне ваши шалости и поговорим о том, что меня привело к вам на этот раз. Как наши предварительные расчеты, так и визуальное наблюдение показывают: самая опасная фаза действительно осталась позади. Опыт увенчался успехом! По крайней мере, в том отношении, что механизм благополучно прижился, отторжения больше нет. Это значит, что теперь настал черёд более детального знакомства с подопытным и серии ключевых тестов. Как и прежде, мы очень ценили бы добровольное содействие с вашей стороны, сэр Готфилд. И я в очередной раз являюсь перед вашими глазами с незримыми кнутом и пряником в руках. Хоть это и против моего обыкновения, но, думается, всего вернее будет изобразить альтернативы, между которыми вам предстоит сделать выбор, максимально откровенно. Итак, в чём для Ордена сейчас – суть и соль всего дела? Наши исследователи хотят получить максимум информации из первоисточника. И они просто в восторге от того, что объект проведённого эксперимента в этот раз обладает своим собственным голосом, способен подробно и точно описывать свои ощущения, решения, действия, отвечать на уточняющие вопросы. Если вы согласитесь честно и открыто потолковать с несколькими собеседниками, что для вас не будет стоить ровно ничего, то я позабочусь о том, чтобы разумная готовность к кооперации была надлежащим образом вознаграждена. Вы ведь, кажется, уже научились ценить наши скромные подарки? Можете не отвечать – я и так знаю, что да. Так вот, они покажутся вам сущим вздором по сравнению с новыми открывающимися горизонтами. По большому счёту вас постепенно переведут из категории заключенного в помощника, сотрудника Ордена. Вы получите больше информации: о том, как всё здесь устроено у нас – и о внешнем мире. Вы приобретёте новые предметы обихода: книги, писчие принадлежности, настольные игры. Некоторым нашим детишкам может быть дозволено навещать вас и скрашивать ваш досуг за теми же картами, или шахматами. И, наконец, мы сможем даже подыскать вам новое, более просторное место жительства. Всё – в ваших руках. - Какая радужная картина. По правде для начала было бы хорошо просто вымыться под горячим душем. И выпить немного тоже не повредило бы. ...Этот вариант я себе уяснил. А что же другой? - Смотрю, вы по-прежнему любопытны, сэр Готфилд? Да, нами учтена и иная возможность – что вы будете упорствовать и играть в молчуна. Глупо, но в мире делается очень много нелепостей. Что ж, тогда, чтобы результаты не пропали даром, нам придётся применить насильственные методы. - Пытки? Вы, помнится, ещё в прошлый раз перечисляли разные их подвиды… - Нет. Мы – сторонники более современных методов. Плюс, повторюсь, для проверенных временем форм воздействия мы слишком ценим ваше тело. Пустить в дело щипцы, зажимы, дыбу – значит испортить его. Зачем? Вас всего лишь, естественно, надлежащим образом обезопасив, лишив возможности двигаться, доставят в кабинет, где перед разговором введут внутривенно один химический препарат. И вы поразитесь своему собственному многословию и откровенности! Недостаток – деструктивное влияние нашей «сыворотки правды» на нервную систему: со временем ваши речи сделаются бессвязными, искра ума начнёт угасать. Но сколько мы успеем записать до этого! Согласитесь, гораздо лучше, чем ничего, или какие-то нечленораздельные крики, которые люди обычно издают под пыткой. - Да, пожалуй. - Я между тем окончил. Выбор, как и всегда, за вами. Нуждаетесь ли вы, сэр Готфилд, в паузе на размышление, или же теперь ответите сразу? - Да. Я согласен пообщаться с вашими учёными. - Чудесно. В таком случае подождите буквально десять минут. Я распоряжусь, чтобы вам подготовили и подали транспорт. И ВВ ушёл, оставив Джереми несколько озадаченным. Транспорт? Каковы же размеры этого тайного комплекса, что по нему нужно передвигаться не на своих двоих, а при помощи технических средств? И что вообще этот транспорт собой представляет? Автомобиль? Не лучший вариант в смысле будущих перспектив побега – водитель может быть отделён от Готфилда непреодолимой преградой в виде металла кузова, если это нечто вроде грузовика, в которых перевозят заключенных, а пока что машина представала в его воображении именно так. Реальность, однако, оказалась не похожей ни на какие ожидания. Внезапно из скрытых динамиков раздался голос ВВ: - Сейчас откроется дверь. Сэр Готфилд, я очень попросил бы вас не делать в этот момент излишне резких движений. Когда я скажу, вы сможете выйти, но не ранее. Будьте готовы. И вход в келью распахнулся. Он открылся как никогда широко, так что стена прежде скрытого от глаз пленника коридора стала видна теперь ясно, отчётливо, но… оказалась совершенно не интересной. Точно такой же, как и камень в его собственной камере. Нечто совсем иное привлекло к себе всё внимание Джереми, заставило его всматриваться получше, напрягая глаза. Марево. Или… сложно даже сказать, как это назвать правильно. Что-то было в дверном проёме между Готфилдом и ходом коридора, нечто прозрачное, но всё же заметное висело в пространстве! По спине узника пробежал холодок – опять непонятная, иноприродная чертовщина! И всё же он выйдет! Сейчас, как только ВВ отдаст команду… Он должен, обязан будет сделать шаг… - Идите вперёд! …Стекло! Джереми едва не стукнулся о него носом, сообразив что к чему только в последнее мгновение. Стекло!!! И всего лишь!!? Вот в этот-то момент одновременного расслабления и почти весёлого возмущения (Его так элементарно провели, а вернее он сам себя обманул, придумал, олух, магию!) откуда-то сверху прямо в нос Готфилду с фыканьем ударила струя как-то странно пахнущего воздуха! Джереми ужасно захотелось чихнуть, он глотнул поневоле ещё – и согнулся в три погибели. Позади раздался звук… будто что-то опускалось по направляющим. А ещё пару секунд спустя, прочихавшись, Готфилд обнаружил, что находится в полностью закупоренной стеклянной колбе, вроде аквариума, только в форме вытянутого по росту человека параллелепипеда, а не куба. И тут же сбоку из коридора показалась группа крепких мужчин с самой обыкновенной грузовой тележкой. Покряхтывая и переговариваясь между собой на неизвестном Джереми наречии, они водрузили его вместе с колбой на немудрящее транспортное средство – и покатили вперёд. Так для узника Ордена гиасса начался новый период жизни… Сами беседы со светилами психофизиологической науки оказались на итог едва ли не наименее интересной частью действа. Готфилда доставляли в помещение, которое смотрелось как нечто среднее между лабораторией и допросной комнатой. Какие-то медицинские принадлежности, шкафчик с неведомыми Джереми растворами – и черное стекло во всю стену, лицом к которой и ставили аквариум с единственной «рыбкой» внутри. Вопросы задавались через динамики, лиц собеседников Готфилд так ни разу и не увидел – только по разнице в голосах догадался, что их было трое. Один говорил на английском с заметным акцентом, но каким именно Джереми не сумел определить. Другой был определённо стар – хрипотца, сменяющаяся иногда лёгкой шепелявостью и шамканьем. И довольно продолжительные паузы. Про третьего вовсе ничего определённого судить было нельзя. Вот и всё. Почему вообще потребовалось таскать его с места на место, если то же самое можно было бы проделать и в его собственном обиталище, узник так и не понял. Он честно и как мог подробно поведал невидимкам обо всех чувствах, которые испытал за послеоперационный период, о немыслимой внутренней борьбе, о концентрации, о снах – отчего-то они очень заинтересовали учёных, особенно старика. Четыре раза появлялись дети. Нечто подсказывало Готфилду, что они были настоящие, взаправдашние, такие, как Ахмед, а не ВВ. Собственно, смуглый мастер боли был первым из квартета. Это случилось во время третьего вояжа Джереми – и, вероятно, было чем-то вроде эксперимента, потому что после Готфилда очень подробно расспрашивали о его чувствах и мыслях. А произошло следующее: Ахмед, как и всегда немногословный и отрешенный, вошёл в комнату, куда доставили пленника, встал напротив стеклянной колбы, и наконец, глядя глаза в глаза, отчётливо произнёс «Приготовься!». Джереми мало что успел: он подобрался, как собака перед ожидаемым ударом хозяина, сжал кулаки и сомкнул челюсти, но внутренне понимал – это совершенно бесполезно. Боль от той огненной волны, которую мальчишка был способен пускать по телу других людей, просто нельзя по-настоящему выдержать. В правом зрачке Ахмеда точно вспыхнула потаённая искорка, а после – возник словно бы какой-то блик, эдакий солнечный зайчик, только алого цвета. И метнулся из глаз ребёнка в направлении Готфилда! Впрочем, может быть это ему только показалось – поскольку с ним, его разумом, явно стало происходить нечто неладное. Внутри головы… будто похолодало, как-то посвежело – почти до пощипывания, особенной специфической щекотки: такое чувство иногда бывает, когда сделаешь резкий и сильный вдох на морозе. Мысли не то чтобы перепутались, или пропали, а словно затормозили, точно у его мозгов появилась другая работа более высокого приоритета. А потом… всё прошло! Причём, на самом деле, очень быстро – наверное, суммарно этот опыт длился секунд пять, или даже меньше того. Сказать, что Джереми был рад – это ничего не сказать. Вместо порции исключительной остроты боли – демонстрация собственного новообретённого иммунитета к грозному и страшному оружию в руках врага. Готфилд был просто адски доволен! Ему едва удалось удержаться от торжествующего возгласа. Да что-там — пожалуй, Джереми и вовсе хотелось скорчить Ахмеду рожу, показать язык, расхохотаться в лицо – громко и с вызовом. Мальчик, правда, очень быстро ушёл, по обыкновению ни слова не проронив. Но, в сущности, наплевать на него! Главное здесь – не в простенькой мести маленькому исполнителю. Радикально возросли шансы Готфилда в борьбе с хозяевами Ахмеда, в схватке за своё будущее и свободу! Всё вышло! Сработало! Гиасс больше не остановит его. Самое большое препятствие на пути к побегу снято. Остальное – решаемая задача… Следующим ребёнком оказалась девочка-азиатка. Китаянка, быть может, или даже одиннадцатая. Возраст… даже после нескольких лет службы на Японских островах Джереми Готфилд так и не научился определять его у желтой расы на глаз. Тонкий стан, гладкое и круглое лицо. Вроде бы маленькая – как 10-12-летка. Но у них и взрослые женщины порой бывают такими. Столь же тихая, как и Ахмед, она появилась в следующий раз – и проделала всё в точности также, как он. Зрительный контакт, светлячок в глазу, только теперь левом. Те же чувства испытал и Джереми. А главное – аналогичным вышел и итоговый результат. Нулевым. Что бы там гиасс азиатки ни вызывал у людей, Готфилда это никак не затронуло! Задавать вопросы о причинах Джереми не то чтобы не решался, но просто понимал, что это бессмысленно – ответов не будет. Тем не менее, он постановил для себя – наблюдай, запоминай, анализируй. Именно с этим девизом Готфилд подходил к своим посещениям лаборатории: момент для бегства ещё придёт. И случится это не здесь, не в отлично просматриваемом и наглухо запираемом месте, где враг готов к подобной попытке. Третьим после небольшой паузы был мальчик. Маленький, буквально лет шести, светловолосый и ясноглазый, с белой, немного розовеющей кожей. Очень симпатичный — даже не отличающийся особенным чадолюбием Джереми это отметил. Но поразило его иное. Готфилд впервые всерьёз задумался о том, откуда вообще у Ордена все эти детишки? Он мог представить себе, как в глухих углах далёких колоний, британских, либо германских, местные, спасаясь от нищеты, обманутые лживыми посулами, могут сами продать или отдать своё дитя. Но теперь перед ним стоял несомненный представитель европеоидной расы. Может быть – урождённый британец. Или скандинав – есть что-то такое в его чертах. Как он очутился тут? Можно вообразить, что Орден действует как некая секта, которая рекрутирует себе новых членов через проповедь – но малыш явно не в том возрасте, чтобы его обратить. Родители-неофиты, преисполненные мистического экстаза, сами отдали его? Возможно. Но более вероятным виделся иной, чудовищный и мерзкий вариант. Похищения. По некоему признаку эмиссары Ордена, может быть даже другие, подросшие детишки, крадут ребят и девочек, чтобы потом в тайных, укрытых в недрах земли логовах, мастера, вроде ВВ, лепили из этой глины себе инструменты. Причём, судя по различному облику тех, кого Джереми уже видел, похищают малышей буквально по всему миру. Но почему вообще дети? Хотя, тут как раз понятно. Маленький ребёнок – табула раса. И Орден не стесняется наносить на чистый лист свои письмена. Причём методы воспитания у таких людей едва ли могут быть мягкими. Жестокость рождает повиновение и дисциплину, что и требуется – и вот в распоряжении ВВ послушные, не рассуждающие, верные слуги. Сколько? Как-то в разговоре великий магистр Ордена гиасса обмолвился о «талантливых мальчиках и девочках» — во множественном числе, так не будешь говорить про троих-четверых. Нет. Их тут, похоже, намного, гораздо больше. Несчастных горемык, будто каким-то злым родом волшебных существ, эдакими гномами-кобольдами утащенных в бездонные подземелья. Прямо как в сказках. Не тех, что позднее причесали и привели в соответствие с духом просвещённой эпохи авторы XVII и XVIII столетий, но древних, страшных, где редко встретишь счастливый конец. А вдруг так оно и есть? Нечеловеческой природы существа, затаившиеся в щелях земли, чтобы оттуда мстить преуспевшим больше них сыновьям Адама и Евы? Ведь в людской природе ВВ у тебя большие сомнения… Они крадут человеческое потомство, чтобы однажды с его же помощью нанести контрудар. Воспитывают наследников своих врагов. А родителей, скорее всего, убивают, чтобы те настойчивыми поисками не могли поднять лишнего шума. Дети становятся оружием тех, кто расправился с их папами и мамами! Джереми Готфилд успел пережить немало всякого, и, в том числе, сталкивался с жуткими вещами. По-разному страшными. Начиная от условно обычных ужасов боя, современного сражения с участием найтмеров, артиллерии, стонами раненых и визгом снарядов и пуль – в своё время, когда он только перевёлся из гвардии и круто переменил свою судьбу и карьеру, контраст между всевозможными старыми традициями, церемониалом и суровой воинской действительностью оказался разительным и грозным. И продолжая той жутью, которую человек ощущает перед лицом непонятного, неизвестного и непостижимого – Готфилд испытывал это чувство всякий раз, когда через ненависть и ярость в отношении Зеро пробивался вопрос: как же человек в маске всё-таки заставил Джереми отпустить его? Что он проделал с ним? Как можно, оглядываясь назад на эпизод собственной жизни, да ещё такой важный, понимать, что ты был не самим собой, а кем-то ещё? Чужой внутри тебя самого – да, это жутко. Теперь Готфилду стал известен ответ – гиасс. И всякий трепет прошёл. Джереми закалился испытаниями. Он отлично понимал, что сам теперь – то ещё пугало, способное вселять ужас в других. Эта мысль охотника, хищника, на некоем инстинктивном уровне приглушала его собственные страхи. Но то, что он увидел здесь… Было в этом нечто сатанинское. Воплощенная в жизнь средневековая легенда про карлика-Румпельштильцхена, потребовавшего у королевы её первенца в обмен на свои чудеса. Джереми смотрел на мальчишку. Что собой представляет его детство? Кем он станет? Что оставлено ему от того, чем может похвастаться любой ребёнок, даже из самой ничтожной и нищей семьи? Голубые глаза ребёнка глядели на пленника точно так же, как и у его старших собратьев – бесстрастно. С какой-то внутренней готовностью делать что угодно, если прикажут – вот, наверно, главное. Готфилд, причём не в сентиментальном порыве, а очень спокойно, как если бы подсчитал нечто у себя в уме – и ответ сошёлся, подумал, что уже за один этот детский взгляд ВВ заслуживает того, чтобы с него живьём содрали его поганую шкуру. На сей раз опыт усложнился. Учёным Ордена потребовалось измерить нечто в организме Джереми, так что его извлекли из колбы (как Белоснежку из хрустального гроба, если продолжать сказочные ассоциации), усадили на странного вида кресло, облепили какими-то присосками, от которых отходили провода, на голову и вовсе нацепили чудное подобие шлема. Дверь помещения, естественно, всё это время была заперта, но в остальном Готфилд был совершенно свободен, никто не пытался сковывать или связывать его – возможно, чтобы не навредить чистоте эксперимента. С теми мыслями, что возникли в голове у Джереми, когда он взирал на мальчишку, ему стоило изрядных усилий сдержать себя и не переломать шеи тем двум крепышам, что занимались с ним, исполняя команды, раздававшиеся из динамиков. Ему ведь, пожалуй, даже ничего такого за это не будет. Он гораздо ценнее для ВВ, чем эта пара громил, а в целом люди для великого магистра – расходный материал. Сырьё. Жалеть об этих двоих он не станет ни секунды. Так легко – вскочить со своего места, нанести болевой удар одному, а другого схватить за шею – их склонённые позы просто напрашиваются на атаку. Но проявить такое своеволие, значит резко, до максимума повысить бдительность Ордена по отношению к пленнику, скомпрометировать себя – и на очень долгое время отдалить возможность побега. Именно эту идею Готфилд продолжал тайно лелеять, обсасывать, как леденец, доводить до совершенства. Терпение… терпение… Маленький курносый паренёк повторил всё то же самое, что и первые двое его собратьев. Так же, не задерживаясь ни секундой долее, чем требовало дело, вышел вон – и больше Джереми видеть его не доводилось… Последним из детей оказался негритёнок с характерной курчавостью чёрных-чёрных волос и пухлыми губами – тоже малолетка, такой ходил бы в младшие классы школы. Но прежде всего Готфилду бросился в глаза даже не цвет его кожи, а то, что ребёнок был слеп. Во всяком случае, на эту мысль наталкивали очки с тёмными стёклами, которые закрывали пареньку не только глаза, а чуть не половину лица. С другой стороны, мальчик уверенно передвигался сам, без посторонней помощи. Не было ни собаки, ни даже трости. Пока Джереми вновь помещали в сердцевину всевозможной медицинской машинерии, вошедший ребёнок стоял неподвижно и прямо, не то что не вертя головою, как то делают многие в его возрасте, а без малейшей перемены своей позы вообще. Это опять же заставляло предположить, что зрение у него не работает – куда бы он ни обратил взор, везде его ожидала бы одна и та же тьма. Но вот Готфилда закончили подготавливать к опыту. А после негритёнок снял свои очки. И оказалось, что нет, глаза его вовсе не покрыты бельмами, но всё-таки и назвать их обыкновенными тоже никак нельзя. Они светились — так, как вспыхивали в определённый момент и у трёх других ребят, но только постоянно, непрерывно и оба разом. Для Джереми в общем-то не изменилось ничего: всё опять прошло по намётанной колее – неясное и диковатое чувство словно бы лёгких порывов холодного ветра, овевающих самые полушария мозга, а потом возвращение в норму. Но, видимо, этот, четвёртый раз отличался чем-то важным от предыдущих – поскольку именно он стал последним. Больше не было ни детей, ни опытов. Обдумывая этот факт потом, наедине с собой, Готфилд решил, что, наверное, гиасс этого темнокожего паренька был иным, более сильным, чем у предыдущей троицы. Финальный тест, самая высокая планка – и, коль скоро Джереми, а вернее покоящийся у него в голове агрегат, взяли её, то вновь испытывать его на слабейших нет смысла. Значит, гиасс бывает разным? …Если вот так подумать – этот совсем ещё юный, чёрный, слегка смахивающий на эдакого лемура малыш едва ли мог достигнуть какого-то более высокого уровня мастерства, чем заметно превосходящие его годами товарищи. Опередить их. Это – если речь идёт о приобретении навыка, о чём-то, чему можно выучиться, как приёмы боевого искусства, или некие особые методы концентрации. Но если это не так? Очки и вовсе наводят на мысль, что мальчик сам не до конца может контролировать собственную способность, свой необыкновенный талант. Получается гиасс прогрессирует в человеке помимо его собственных воли и участия? Как какая-то болезнь, или паразит. Есть над чем задуматься... Но в основном Джереми Готфилд всё же размышлял о другом – о том, каким способом он выберется отсюда. Чего бы пленник Ордена ни отдал за то, чтобы иметь у себя подробную схему подземного комплекса, его уровней-этажей, входов и выходов! Или, хотя бы, за то, чтобы просто взглянуть на неё. Естественно, никто такой возможности предоставлять Готфилду не собирался – и это было одной из первейших причин для его осторожности и медлительности. Вырваться, сражаясь, из лап тюремщиков… только для того, чтобы потом, как недалёкий турист, заплутать в галереях и коридорах! Стыдоба! Нет уж! Нужно смотреть, наблюдать и оценивать. Вообще обитель Ордена выглядела необычно. Во время своих перемещений в колбе – а, надо сказать, никто не пытался, как в дешевых бульварных книгах про мафию, завязывать узнику глаза, или намеренно путать его, проходя по два и три раза одними и теми же поворотами – Джереми лицезрел диковинную смесь архаичного и современного. С одной стороны везде было отменное освещение, тёмные углы практически отсутствовали. Много металла, стекла, здесь и там следы коммуникаций – трубы, электрические кабели, причём не в беспорядке, а проложенные умело и со знанием дела. Имелся лифт — новый, блестящий, будто в дорогом отеле – совершенно ничего общего с теми, которые есть в угольных шахтах, например. 15 кнопок. Значит, и этажей столько же? ...Нет, этого нельзя сказать наверняка. Готфилд точно знал, что рандеву с учёными происходит на 4-м уровне, до которого, кажется, от него нужно преодолеть пять пролётов, если он смог правильно сориентироваться по звуку. Стало быть, его этаж – 9-й. Довольно глубоко, непросто будет оттуда добраться до поверхности! С другой стороны некоторые переходы и залы, которые Джереми успевал разглядеть по дороге, смотрелись как катакомбы, прорытые в незапамятные времена людьми, которые… Наверное, их условно можно назвать монахами, отправлявшими некий культ. Стены и потолки в таких местах были испещрены узорами, картинками, знаками – не то рунами, не то иероглифами. Последние нисколько не походили на японские или китайские, да и от того, как Готфилд себе представлял древнеегипетское письмо, сильно отличались. Уверенно можно было судить только о том, что есть некие тексты, которые здесь и там перемежаются зарисовками и миниатюрными скульптурками, вытесанными прямо в теле скалы. Изображались там боги, или демоны – кто их разберёт – с наполовину антропоморфными, а наполовину звериными чертами. Их вид, а также замеченные пару раз не слишком пристойные с точки зрения европейца сюжеты, наводили на мысль о том, что верования создателей тоннелей были подобны индуистским. Впрочем, Джереми никогда не жил в Индии, да и не слишком интересовался этой землёй, так что мог что-то оценивать только с самых примитивных обывательских позиций. Вроде похоже… Пытаться при таких вот знаниях читать и интерпретировать иероглифы было явно бесполезно и глупо. Разве что выделять наиболее часто встречающиеся. Одним из таких, появлявшихся и в столбиках знаков, и на отдельных скульптурах, был иероглиф в форме парящей, раскинувшей крылья птицы – ну или угловатой галочки, если быть прозаичнее. Он что-то отдалённо напоминал Готфилду, но вот что конкретно он всё никак не мог вспомнить. Чаек? ...Нет. Каких-то ещё пернатых? Или… Ну да не важно, есть у Джереми куда более насущные думы! В частности, действительно ли все эти символы были нанесены на стены древними обитателями и строителями комплекса, а не воспроизведены теперь в каких-нибудь оккультно-мистических целях, или даже просто для антуража? Кажется, возраст у них всё же, в самом деле, почтенный – судя по состоянию. В некоторых местах иероглифы истёрлись так, что едва читались. У некоторых статуэток-барельефов были отколоты части. Понятно, что, задавшись такой целью можно воспроизвести и фальшивую «старину», вплоть до мельчайших выщерблин, но это дорого, долго, совершенно не практично. Одним словом, не в стиле ВВ, насколько Готфилд успел его понять. Да и в принципе не видно особенного пиетета у нынешних жителей этого места к прошлому – на целом ряде участков современная отделка перекрывала собою узоры и слова. Почему это всё вообще важно? Очень просто. Если катакомбы действительно были отстроены где-нибудь в начале новой эры, то из них должны существовать выходы, доступные пешеходу. Один единственный лифт, или даже несколько автоматических подъёмных механизмов можно заблокировать из некоего центра управления – и всё, финал. Не будешь ведь грызть землю, как термит... Даже если существует подобие пожарной лестницы, то её, во-первых, нужно найти, а во-вторых, она тоже может быть надёжно заперта – и открываться исключительно по централизованной команде, возвещающей, что в комплексе произошла какая-нибудь авария. Совсем не так – в историческом строении. Больше того, в нём может быть довольно много лазов на поверхность. В самом же идеальном случае – не все они известны самим орденцам, хотя на это лучше особенно не рассчитывать. Беда была в том, что новой информации у Готфилда почти совсем не появлялось. Кроме прежней кельи и лаборатории существовало всего только одно место, куда Джереми теперь время от времени попадал. Душевая. Впрочем, не совсем верно так её называть. Скорее, Готфилд надеялся на то, что оно ею будет – полноценной и большой комнатой с вечно мокрым кафельным полом (прекрасная возможность для проворного и ловкого человека избавиться от опеки более неуклюжих), металлическими кранами (ими можно воспользоваться, чтобы, сделав подсечку, проломить тюремщикам голову), отдельными ячейкам-кабинками (перекрывающими обзор и дающими столько шансов, чтобы спрятаться). Как бы не так! В реальности это была скромная клетушка со специальным бочонком, как в японской бане-офуро, только на современный лад – с закрывающейся сверху крышкой. Абсолютно негде прятаться, и, что всего чудеснее, из бочки даже вылезти нельзя самостоятельно без посторонней помощи человека, который сверху её откроет! Может быть, где-то существовал и более традиционный вариант, ведь должны же как-то мыться все эти дети, учёные и прочие люди Ордена, но Готфилда купали исключительно так, и в итоге он в такие моменты испытывал больше досады, чем удовольствия. Помимо прочего, подобная тонкая предусмотрительность наводила на невесёлые размышления, что и во всех других отношениях ВВ подготовился не хуже. Какие вообще у Джереми имелись варианты? По большому счёту добиться чего-то можно только на стадии перевозки. Иначе опять он упрётся в стены и закрытые двери. Можно было действовать силой, или хитростью. Первое действенно только в очень ограниченный интервал времени: Готфилд не пробовал разбить стекло колбы, но не сомневался – оно очень прочное, настолько, что не поддастся даже его кулакам. Значит нечто можно предпринять только в те несколько секунд, когда прозрачную клетку закрывают. Задержать дыхание перед подачей газа, это, в общем, не так уж сложно, а после нескольких успешных поездок в лабораторию к ней и вовсе прибегать перестали. Колба довольно тесная, хорошей амплитуды замаха в ней не сделать, но в принципе дотянуться до одного из стражей-носильщиков возможно – и Джереми ощущал себя способным вывести врага из строя с первого удара. Дальше – другой, а после – прорыв бегом, в бешеном темпе вперед и вперёд, круша всех, кто попадётся на пути, и разыскивая выход. Хорошо если получится взять заложника-информатора, но Готфилд сомневался, что это реально. Преследование начнётся очень быстро, чуть ли не мгновенно – в коридорах запросто могут быть установлены скрытые камеры, как и в его келье. Если это так, то тревогу поднимут в течение нескольких секунд. Критически важно при таком раскладе разжиться оружием – как минимум импровизированной булавой, ножом, скальпелем, но лучше всего, конечно, огнестрельным. Тогда ещё можно на что-то рассчитывать. Иначе – первый же отряд противников с пистолетами в узких катакомбах окажется для Джереми непреодолимой преградой: слишком мало пространство для манёвра. Очень хорошо бы было взять в качестве живого щита кого-нибудь ценного для Ордена, но Готфилд знал только о ВВ – и где его искать? Вариант с хитростью был немногим лучше и сводился к симуляции. Схватиться внезапно за голову в области протеза, пару раз хватануть ртом воздух – и осесть по стеночке колбы. А когда сопровождающие извлекут его оттуда, попытаются привести в чувство, как-то откачать, то он легко покончит с ними – а дальше смотри все предшествующие рассуждения. Разница в двух основных моментах. Для начала нет такой абсолютной важности у первого удара. Если Готфилда вытащат из стеклянной гробины, то обратно его поместить у двоих обыкновенных людей не выйдет никак. Второе, более важное обстоятельство заключается в том, что здесь Джереми волен сам избирать стартовую точку для своего побега – в пределах маршрута келья-лаборатория, конечно, но тем не менее. Оба способа не внушали Готфилду особенного доверия. Он сам был способен легко придумать массу причин, по которым его план мог рухнуть. При этом степень осведомлённости Джереми не просто мала — она ничтожна. То есть, помимо того, что он предугадывает уже сейчас, впереди его может ожидать и множество иных опасностей, которые ему неизвестны. Вот в погоне за информацией, а также чтобы враг успел укрепиться с ложной уверенности, будто узник морально сдался – и ослабил бдительность, Готфилд и оттягивал до бесконечности момент побега. Несколько прибавляло оптимизма то, что посулы ВВ начали постепенно воплощаться в реальность. Первыми появились книги. Джереми до некоторой степени надеялся, что их подборка сможет что-то дополнительно сообщить ему об Ордене. Скажем, эзотерическая направленность в литературе укажет на один уклон, а справочно-техническая – на противоположный. Или можно попытаться как-нибудь прикинуть местоположение базы Ордена на карте мира: если тебе дают текст о… ну, пускай реке Амазонке, то, вероятно, это не случайно. Или как то так. Все эти изначально страдавшие наивностью рассуждения разбились в дребезги, когда Готфилду принесли тома признанной британской классики. Был Голсуорси, Уильям Моррис, «Король Лир» Шекспира, и, что Джереми счёл довольно злой иронией, «Робинзон Крузо» Дефо. Ничего полезного. Чуть позже появились шашки, какая-то головоломка в виде хитро соединённых маленьких цепочек, которые нужно было разъять – детская забава, Джереми понял принцип за полчаса и больше к ней не возвращался. И, наконец, в келью стали наведываться гости. На последних, то, что ему как-то удастся разговорить детей, Готфилд рассчитывал особо – но, как выяснилось, совершенно напрасно. Его посещали новые ребята, которых он прежде в лаборатории не видел, однако предполагал, что они тоже из числа «особенных». Немногословные, сдержанные, вежливые беседы с ними носили очень странный характер. На вопросы об Ордене они отвечали так обтекаемо, что это сделало бы честь профессиональным тайным агентам, а о своём прошлом не распространялись вообще, как если бы его для них самих не существовало. О чём с ними в принципе говорить было неясно. О погоде? О котировках акций на бирже? В равной степени и им, и Джереми до этого не было ровно никакого дела. Вести задушевные разговоры с детьми, чей возраст уступает его собственному эдак вдвое, а то и втрое, да ещё и неизбежно на виду у неусыпного наблюдателя? Нет уж, увольте! Потому в целом общение походило на короткие партии в словесный пинг-понг, перемежающиеся натужными и просто-таки огромными паузами. Благо гости, если к ним не обращаться и не поддерживать некую тему, могли сидеть, без выражения рассматривая потолок, минут по десять-пятнадцать. Зачем это делалось? Для чего понадобилось ВВ? Нет, формально всё ясно – таким образом, в ряду прочего, узника поощряют за покладистость. Беседа с живыми людьми — сама по себе награда для одинокого пленника. Вот только великий магистр не настолько глуп, чтобы самому в это верить. Нет. Дети приходили с иной задачей, отнюдь не развлекать Готфилда, а… Чёрт его поймёт для чего! Может быть наоборот, психологическое давление таким образом оказывать: их спокойные, уверенно-равнодушные физиономии и не по возрасту твёрдые взгляды создавали чувство, что за маленькими детскими спинами скрывается сила — громадная и абсолютно неумолимая. В целом никакой пользы от посетителей для Джереми не было — как, впрочем, и видимого вреда. Если на то пошло, они вообще сливались для него воедино. Разве что один мальчик по имени Хан, внешне похожий на индуса, регулярно приносивший с собой шахматы — видимо, он умел играть хорошо, поскольку, как правило, давал Готфилду ту или иную фору. Единственный, он слегка улыбался, ставя своему сопернику мат — и потому Джереми запомнил, как его зовут, одного их всех. Дети — вежливые, безобидные. Даже если они обладают гиассом, как раз для Джереми это теперь ничего не меняет. Но нечто в них всё же заставляло его нервничать, а вернее усиливало и без того возрастающее напряжение. Побег! Когда!? Как!!? Самым лучшим вариантом для Готфилда было бы, если бы ВВ в качестве награды позволил ему хоть раз подняться наверх, подышать вольным воздухом, ощутить на коже солнечный луч. И, конечно же, оценить в ходе этого вояжа свои шансы и перспективы. Понять, что же всё-таки окружает орденские подземелья? У Джереми был потаённый страх, что они, вопреки словам великого магистра о пустыне, на самом деле, напротив, посреди океана – на острове. Тогда всё пропало! В любом случае нужно стремиться к тому, чтобы ему дозволили прогулку, или вывели ещё под каким-то предлогом – лучших условий для бегства не будет. Пожалуй, он даже не станет тогда ничего ждать, а попытается сразу же! Вот только как там очутиться!? Ждать, что ему в какой-то момент будет оказана эдакая милость? Глупо. Самому просить ВВ? А если тот откажет? Или хуже – согласится, но поймет, зачем это понадобилось Готфилду. С другой стороны, в общем-то, в стремлении побывать на свежем воздухе для человека, который уже не одну неделю торчит в подземелье, ничего неестественного нет. Мало того, это же в принципе нездорово – столько времени проводить под поверхностью, в оборудованной и обжитой, но все-таки пещере. Может быть как-то сделать упор именно на этом? Беда в том, что в действительности Джереми, по крайней мере, пока, никаких неприятных последствий для своего организма от пребывания под слоем скалы и грунта не ощущал. Ничего не болело. Воздух, который по словам великого магистра закачивался искусственно, был отменным на всей территории комплекса, здесь надо отдать ему должное. Ни разу Готфилд не ощущал недостатка кислорода. А симптомов, которые бывают при болезнях, связанных с сидением в четырёх стенах без естественного освещения, Джереми к великому своему сожалению не помнил. И понимал, что если он начнёт нести какую-то очевидную для любого специалиста околесицу, а врачи Ордена определённо были в числе таковых, ему больше уже никто не поверит. Это будет фатальный прокол. Оставалось только надеяться на удачу, поскольку никакой другой причины, по которой ему ещё было бы непременно нужно очутиться наверху, Готфилд изобрести не мог. Пока шли опыты и опросы, он не сильно волновался. Но вот после четвёртого, финального паренька забеспокоился не на шутку. А что, если всё довольно скоро кончится? Цикл экспериментов и тестов подойдёт к концу, исследующие его эскулапы узнают всё, что им нужно. И? Что будет потом? Останется ли он вообще нужен Ордену гиасса, и, если да, то в каком виде и для каких целей? В общем, время, если ещё не утекало последними песчинками между пальцев, то, во всяком случае, переставало быть тем ресурсом, о котором можно не задумываться. Подготовку к побегу надлежало форсировать. И осознание того факта, что ничего умнее самого банального варианта с мордобоем и беготнёй по незнакомым ему коридорам придумать так и не удалось, заставляло Джереми напрягаться всё больше и больше. Наконец, Готфилд решился – он предпримет попытку сразу же, как только его вывезут из камеры. В самом начале последней трети маршрута по своему этажу, на повороте, который скроет происходящее от тех, кто может идти далее по коридору, ведущему к лифтам, Джереми симулирует приступ и потерю сознания. Он выведет из строя охрану, а после затаится на пару минут. Дальше всё зависит от того, будет ли поднята тревога. Если да, то это означает, что камеры есть во всех проходах и галереях, а значит единственная надежда – прямой прорыв. Если нет, то у него есть шанс затеряться, быстро перемещаясь и устраняя случайных свидетелей. Надёжнее всего душить всех встречных. Гадко будет, если среди них окажутся малыши, но Готфилд внутренне убеждал себя, что только сделает им милость, освободив их из под власти Ордена. В качестве первого оружия он может выломать кусок какой-нибудь трубы, которые повсеместно пролегают в проходах этой подземной цитадели. Сил ему на это достанет. Опять же, если реализуется худшая из вероятностей – с повсеместным видеонаблюдением, то можно попытаться портить по ходу дела всё, до чего дотянется рука, чтобы создать максимум хаоса и проблем, отвлекающих от беглеца внимание. После теста с негритёнком прошло уже пять дней, а Джереми никто не беспокоил в его келье, кроме пары гостей. Поначалу, приняв решение, он даже был рад, что ему не мешают продумать всё до мельчайших деталей. Но потом… А что если его больше вообще никуда не будут выводить в обозримом будущем? Совсем. До тех пор, пока не примут на его счёт окончательного решения и… что, чёрт возьми? Неизвестно! Мда… Но зато известны повадки Ордена. Лучше до этого момента не доходить. Ты и так уже узнал всё, что реально было выведать в твоём положении. Время действовать! Готфилд подумал о том, чтобы, как он это делал раньше, вслух попросить у тех, кто следит за его камерой, дозволения вымыться. Резонов отказывать у тюремщиков как будто нет. Маршрут до бани-бочки, правда, хуже – там нет такого удобного крутого поворота, но выбирать, похоже, уже не приходится. На всякий случай, больше для того, чтобы окончательно самому свыкнуться с новыми перспективами и обрести хладнокровие, Джереми решил взять паузу длиной ещё ровно в сутки. И тут, будто нарочно, словно зная обо всём и играя с ним, к Готфилду пришёл великий магистр Ордена собственной персоной! Вновь утром и без предупреждения. Джереми едва мог скрыть то, что у него сердце норовило выскочить через горло. Ещё сложнее было унять вспыхивающую бенгальским огнём, сладко-тянущую, как ириска, мысль о том, чтобы, послав все рассуждения и даже самого себя, свою судьбу, к дьяволу, просто убить его, прикончить ВВ! Человек он… да даже и нелюди можно открутить голову! Копившиеся страхи усиленно искали выхода, как пар из перегретого котла. Готфилд вдруг очень точно и ясно понял, отчего так яростно нападает именно та крыса, что загнана в угол… ВВ же был приветлив и словно бы даже беззаботен, хотя в последнее Джереми не верил: - Доброе утро, сэр Готфилд! Про самочувствие в этот раз не спрашиваю – наши специалисты и так заверили меня, что оно просто превосходное, а я привык прислушиваться к голосу науки. Поинтересуюсь лучше как вы живёте, каков ваш досуг? – и проклятые лукавые искры так и пляшут в глазах! Что он реально хочет знать? Куда клонит? Можно подумать, ему не выложат, если он того захочет, весь распорядок дня Джереми, разбитый по минутам! - Хотя и не могу сказать, что счастлив, но должен признать: многое с того мгновения, когда я впервые очнулся на постели после операции, переменилось к лучшему, - Готфилд решил отвечать уклончиво и в то же время создавая видимость податливости – пускай-ка ВВ сам выложит, зачем пожаловал. - Да? Я рад, если вы действительно так думаете. Чем вам комфортнее, тем больше вероятность того, что мы, в конце концов, полноценно сработаемся. Вы и Орден. А мои ребятишки сообщали, будто вы в последнее время пребываете в состоянии напряжённом и даже несколько подавленном. Придётся попенять им на ошибку… Ах ты ж гадина! С самым непринуждённым выражением лица великий магистр Ордена гиасса буквально в нескольких предложениях сумел так много донести до своего собеседника – и такого, что у Джереми аж в животе что-то словно бы опустилось от нехороших предчувствий. Во-первых, ВВ предельно прозрачно обозначил тот факт, что комфортность существования Готфилда напрямую зависит от его склонности к сотрудничеству. Скоро должен настать новый этап, это ясно – само появление великого магистра почти наверняка означает, что время научных исследований прошло. И то, как Джереми ответит на предложение, которое будет озвучено главным из его пленителей, определит всю его дальнейшую судьбу. Во-вторых, ВВ совершенно не таясь признал, что дети вовсе не просто гостями посещали келью Готфилда, а шпионили за ним. Зачем? Чтобы показать, насколько вся жизнь узника у него на ладони? Нет, это и так очевидно. Неужели, чтобы продемонстрировать – он в курсе задуманной Джереми попытки побега!!? Наконец, великий магистр Ордена гиасса в очередной раз передал инициативу в разговоре Готфилду, предоставлял ему возможность задавать вопросы, но сам карт упорно не раскрывал. Что делать? Только тянуть время! - Не стоит быть с ними слишком строгим. Они пока совсем юные. И ещё они всё же очень скрасили мои часы. Есть там один мальчик по имени Хан – я в жизни не играл с таким блестящим шахматистом и… - А хотите выбраться отсюда на волю? ВВ только что не смеялся, задавая этот вопрос. Сердце Джереми ушло в пятки. Значит, знает! Но как!!? Неожиданность была так велика, что Готфилд только и смог, что переспросить – впрочем, а какой его ответ мог бы быть лучше? - Что вы сказали? - Я спрашиваю, не хотелось бы вам побывать на поверхности земли? Впрочем, к чему – всё и так ясно. Разумеется, сэр Готфилд, после стольких дней внизу, конечно вам хотелось бы! Я пришёл сегодня, прежде всего, чтобы сообщить одно очень важное и отрадное известие: мы с успехом завершили наши исследования. По крайней мере, те, которые требуют вашего присутствия и участия. Вы очень помогли Ордену, даже если поначалу и не слишком того желали. Так что, в ознаменование этого события, я готов проявить великодушие и щедрость – приятное, знаете ли, дело, особенно, когда это тебе практически ничего не стоит. Сегодня мы устроим вам небольшую экскурсию по окрестностям, где-то на часок. Вы согласны? Дразнит, мерзавец! Джереми ужасно захотелось сломать недорослой нечисти позвоночник. Или хотя бы саркастически парировать, что его согласие или несогласие как-то раньше не особенно принималось в расчет и никого не останавливало. Но он не стал. Всё складывалось в итоге… как то уж слишком хорошо. Удачно до степени подозрительного. Просто так, ничего не требуя взамен, ВВ оказывал узнику благодеяние, причём именно такое, которого тот с надеждой ждал больше всего на свете! Нет, конечно же, очевидно, что потом, после этого моциона по-над логовом Ордена, используя его эффект, великий магистр непременно захочет нечто получить от Готфилда, попытается к чему-то склонить его. Но не важно, наплевать! Джереми был твёрдо намерен не дать ВВ на это времени! Сейчас или никогда! - Да, я был бы признателен за возможность снова увидеть небо и облака. - Прекрасно! В таком случае, будьте готовы через пару часов. Закаты здесь, действительно, просто восхитительны. Его ещё и выведут на исходе светлого времени суток – то есть ночная тьма дополнительно послужит скрытности перемещений, когда он сбежит. Отлично! После ухода ВВ Готфилд отправился на кровать и усиленно делал вид, будто читает. Рот его сам собой растягивался в улыбке. Довольство и радость до того ясно читались у Джереми на лице, что могли его выдать, а потому пришлось усилием воли делать физиономию каменной, выдавая это напряжённое выражение за внимание и интерес к тексту. На самом деле Готфилд даже не знал, что за книгу он открыл и на каком месте. Забывал переворачивать страницы. В очередной раз он не без грустной иронии сравнивал то, как хорошо его разум может контролировать тело – и до чего посредственно, если не сказать резче, самого себя. Мысли скакали, будто макаки, которых Джереми хорошо помнил по выездам из Нового Токио в более южные районы Одиннадцатой зоны. Суждения и идеи прыгали, будто бы даже дрались и кусались, подобно обезьянам. Оптимизм сцеплялся со скепсисом, отчаяние норовило цапнуть надежду за горло. Всё, что прежде было теоретическим, отдалённым, словно бы не вполне про него самого думанным, теперь превращалось в реальность и самую насущную конкретику. Планы, которые Джереми составлял раньше, виделись ему чудовищно примитивными, не учитывающими самого важного. Вот, например: ты никогда не доводил рассуждение дальше того пункта, что тебе успешно удаётся оказаться на поверхности земли, без охранников и с оружием за спиной, считая это само по себе чудесным. Допустим. Но что дальше? Там, если ВВ в этом не солгал, пустыня. Уже очень скоро тебе представится возможность проверить слова великого магистра на истинность, но, допустим, что всё так. Вокруг действительно пески, или какие-нибудь скалистые солончаки. Что будешь делать? Ты ни в малейшей степени не готовился к жизни в условиях нехватки – критической, катастрофической – еды и воды. Ничего не запасал – хотя мог попытаться! Твоя одежда и обувь совершенно не подходят для подобных путешествий: ты взопреешь после первой же пробежки, теряя из организма драгоценную влагу, повсюду мигом забьются во множестве мелкие песчинки, у тебя нет никакого головного убора – значит, двигаться можно будет только ночами, потому что днём гарантированно схватишь солнечный удар. А где прикажете прятаться, пока господствует дневное светило? Как скрываться от возможной погони на местности, где никаких естественных или искусственных укрытий нет? У тебя отсутствуют какие-либо карты, компас, вообще средства навигации в пространстве. Да ты, уж тем более по темну, круги примешься нарезать! Опасные животные… Крупных хищников в пустыне особенно нет, но вот скорпионы, ядовитые змеи, пауки – всего этого наверняка предостаточно. Как от них спасаться? Пока бодрствуешь – можно заметить, обойти, соблюсти необходимую осторожность. А во сне, или спросонья? В общем, неготовность Готфилда к бегству на поверку оказывалась тотальной. И о чём он думал ещё так недавно!? Правильно, ждал шанса, мечтал о нём. Что ж, теперь он у тебя есть. Сроку до него – два часа, даже уже меньше. А ты готов молиться кому угодно, если бы это помогло и не выдавало тебя с головой, чтобы отодвинуть, отложить этот момент! Чтобы успеть… Что? Подходящей одеждой и снаряжением ты не разжился бы тут и за полгода! Возьми себя в руки! Абсолютная концентрация! И – нацеленность на успех. Обыкновенные люди, может быть, неспособны выжить в тех условиях, что ты вообразил. Но вот твоих способностей пока ещё никто не свете оценить до конца не может – в том числе и ты сам. За ним явились не через два часа, а всего спустя полтора, даже ещё чуть раньше. И Джереми понял, что испуган. Он боится этого несоответствия. Глупость! Ерунда! Но когда двери открылись не в «положенный» срок, за которым с таким вниманием следил Готфилд, а в другое время, обитатель замурованной в скале кельи чуть не подскочил на месте. Сопровождающими были те же угрюмые и плотно сбитые люди, которые доставляли в своё время его в лабораторию. Но вот в остальном всё было новым, непривычным. Никакой колбы! Вообще ничего. Джереми на своих двоих шёл по коридору, сворачивал налево, снова двигался вперёд. Так свободно и долго двигаться без чьей-либо ненужной «помощи»! Одно только это вдохновляло и изгоняло страхи. Он будто как-то распрямлялся. Готфилд чувствовал, что теперь тверже стоит на ногах в этом мире – и в буквальном, и в переносном смысле. Пару раз возникал порыв не дожидаясь ничего действовать сейчас же. Неподалёку от лифта, в том самом крутом повороте, чувство достигло такой силы, что отдавалось зудом в руках. Тем более, какая-то часть внутри Джереми не верила в возможность такой удивительной удачи, как та, что произошла сегодня с ним. Опасалась, что ВВ задумал некий тайный план. И раз так, то лучше не следовать ему, а сломать уже на самой ранней стадии. Так же, как и шею вот этому, идущему слева, завладевая его пистолетом. …Да? А что, если это всё – паранойя? И ты сейчас запорешь по глупости возможность, которую ещё недавно мог разве только воображать в самых смелых мечтах? План!? Ты можешь хоть в общих чертах представить себе, что это может быть за замысел, и для чего нечто подобное могло понадобиться ВВ? Нет! Ну, а раз так…Терпение! Спокойнее, Джереми Готфилд. В конце концов, ты уже столько всего перенёс – не для того же, в самом деле, чтобы в итоге споткнуться на таком ничтожном камушке, как детское стремление сделать всё поскорее!? Вот они уже у лифта. Возле самых дверей. Вот слышится, как, повинуясь нажатию кнопки, он начинает мягко опускаться на их уровень. Ещё мгновение – и они войдут. Джереми сделает шаг… навстречу чему? Свободе? Гибели? Причём это может быть как смерть от пули – быстрая, простая, так и нечто куда более неприятное, вроде постепенного высыхания от жажды, превращения в живую мумию. Или это – шаг в никуда и всё окончится здесь же? Тебя изловят, вернут в знакомую камеру, либо запрут в каком-нибудь месте понадёжнее. Таком, что твои нынешние условия будут видеться тебе курортом. Посадят в темноту, в холодную яму на самом дне их ада, закуют тебя в кандалы. Хотя… эти ребята предпочитают современные способы, так что цепь, скорее всего, окажется не металлическая, а химическая – будешь лежать и пускать слюну. И гадить под себя. Всё может быть. Ты не знаешь, чем окончится эта история – и именно по этому обязан предпринять попытку! Лифт поднял троицу, состоящую из Готфилда и его угрюмых молчаливых провожатых на первый этаж. Двери распахнулись. Джереми не знал, чего ожидать, что он увидит, но первой мыслью, пожалуй, было разочарование. Всё выглядело практически также, как и у него внизу: переходы, коридоры, камень. Но вдруг, когда они прошли ещё, наверное, метров двадцать и повернули направо... Да! Тут уже невозможно ошибиться! Это был свет. Не искусственный, не от лампы накаливания, а солнечный. Лучи пробивались через маленькое слуховое окошко наверху, где-то метрах, наверное, в пяти. Узкий, тонкий колодец. Солнце! Свет! Это сияние обещало и предвещало ему Свободу! До неё уже буквально практически подать рукой. Готфилд внутренне подобрался, ожидая, что вот-вот они начнут проходить через систему безопасности всего этого громадного сооружения. Он представлял себе мощные автоматические двери, которые своими створками запросто могут раздавить человека, или даже автомобиль, если тот окажется между ними в момент закрытия. Вооруженная охрана, несколько контрольно-пропускных пунктов. Возможно – пароли, или какие-то более экзотические проверки, завязанные на силу гиасса. Но вышло всё совершенно иначе. Джереми и его стража оказались на развилке. Слева виднелось что-то, напоминавшее издали зал в каком-нибудь археологическом музее: неясные силуэты статуй у стен, нечто, похожее на стенды, где под стеклом хранятся ценные экспонаты. Готфилд как-то даже не сомневался, что дальше дорога лежит именно туда, он уже начал было поворачивать – как вдруг без единого слова мощные руки переориентировали его в пространстве. Как выяснилось, двигаться нужно было направо, чтобы там вскоре шмыгнуть в какой-то уже совсем неприметный отнорок. Всякие следы современной технической цивилизации пропали – ход выглядел так, как, вероятно, он смотрелся и века назад, когда по нему только начинали перемещаться его создатели. Плавный, пологий подъём наверх сменился лестницей с истёртыми ступенями, а она в свою очередь вывела на площадку, где даже и троим людям вместе было довольно тесно. В конце её была дверь. Металлическая, вроде бы сравнительно прочная, но в остальном – совершенно обыкновенная, под средний человеческий рост. И только в этом месте один из провожатых разомкнул уста: - Мы пришли, - сказал он зачем-то со значением и так очевидную вещь, - У вас будет полчаса. Резких движений делать не стоит, от нас отрываться нельзя – в остальном вы свободны, - и с этими словами… попросту надавил на дверную ручку! Даже никакого ключа никуда не вставлял! Джереми был потрясён подобной беспечностью и простотой, но уже очень скоро мысли его потекли в совершенно ином направлении, которое во многом прояснило причины оказавшейся мнимой безалаберности. Стоило двери распахнуться, как в лицо Готфилду и остальным ударил яркий свет и одновременно – поток сухого и жаркого воздуха, совершенно непохожего на тот, что циркулировал внутри подземных укрытий Ордена гиасса. Насыщенный, пропитанный какими-то запахами, природу которых Джереми не знал и не мог определить. В целом недостатка в освещении в потаённой крепости не было, но самый конец маршрута прошёл в полутьме, и, возможно, дело было в этом. А может для глаза, долго не видевшего блеска светила в его полной силе и величии, смена фокусировки в любом случае должна была вызвать боль. Так или иначе, но Джереми Готфилд сделал несколько первых шагов, почти ничего не различая из-за слёз. Он будто вторично рождался, на сей раз из чрева земли, заново входил в мир, слепой и дезориентированный. Обоняние, зрение… Что скажут прочие органы чувств? Слух уловил какой-то тихий шуршащий звук, а осязание – тепло на щеке. Ещё пара шагов, неровных и нетвёрдых, будто у пьяного – не вином, а волей, глубокий вдох – и, наконец, Готфилд смог, открыв глаза, полноценно осмотреться без бликов и рези. Он стоял на скале. Утесе посреди моря. Только цвет вод его был не синим, а жёлтым. Ярким, но не цыплячьего, а благородного золотого оттенка. Пески. Везде и всюду, до самого горизонта. Если бы можно было окрасить их в голубой, то немудрено в самом деле обмануться. Впрочем, и так сходство с водами, охватившими кольцом редкие острова, оказалось поразительным. Здесь была своя рябь, вызванная ветром, свои волны – кое-где даже будто с пенными гребнями – только потом Джереми догадался, что это соль. Песчинки, очень мелкие и однородные, придавали всему пейзажу завершённость и в то же время подвижность, текучесть. А главное – кроме них и редких торчащих на значительном удалении друг от друга источенных сухим прибоем скал больше не было ничего. Ни единого растения, тем более животного. Никаких строений, дорог, любых следов человеческой жизнедеятельности и присутствия в мире. Да, в месте настолько уединённом и неприступном можно не боясь держать двери открытыми – потому что некому в них входить. Как сюда доставляют пищу и грузы? Вероятно, по воздуху. Должно быть где-то есть тайная, а может даже и простая – к чему играть в скрытность – вертолетная площадка. Надо полагать, позади него, с противоположного отрога кручи, на которой стоит он сам. Готфилд обернулся, чтобы получше рассмотреть принадлежащую Ордену… гору? Холм? Больше всего торчащая из тела пустыни каменная мешанина с виднеющимися в нескольких местах нишами — следами труда рук древних строителей, выбравших для своего убежища, или храма, пожалуй, самое далёкое от сует мира место на свете, походила на увеличенное в размере в несколько сотен раз жилище каких-нибудь общественных насекомых. Термитник, или улей с сотами. Впрочем, это было заметно только вблизи. С высоты же птичьего полёта, откуда мог бы следить за местностью некий гипотетический разведчик, этот заброшенный сюда немыслимой силы рукой булыжник в песочнице титанов ничем не отличался от других ему подобных. Затерянные тонущие корабли... Вообще же в странном этом первобытном, доисторическом мире полновластно правило солнце. Оно жгло, испепеляло, душило в своих объятиях всякую жизнь, но одновременно было главным украшением пейзажа. В силу некоего природного эффекта, сути которого Джереми не знал, однако предполагал, что причина кроется в изобилии в воздухе мелкой песчаной взвеси, вокруг дневного светила сияло странное гало, эдакая львиная грива, а само оно было красно-оранжевым, как… апельсин. И ещё — громадным, немыслимо ярким. Таким, что у Готфилда на секунду даже проскользнула в голове безумная мысль: а не попал ли он на другую планету? Что если со своими тайными и удивительными силами члены Ордена обосновались не на Земле, а среди иных миров? Нет, чепуха! Но общее впечатление от окружающего пространства было именно такое: это среда, чуждая нежным и непривычным организмам с третьей планеты Солнечной системы, гибельная для них. Последнее в любом случае во многом справедливо. Слова ВВ оказались правдой в полной мере и даже больше. Выжить здесь будет невероятно тяжело. Однако, почему-то осознание этого факта не пугало Джереми и даже почти вовсе его не заботило. Напротив, решимость всё сильнее крепла в нём. Готфилд наслаждался всей этой дикой и гордой, неприступной и губительной красотой – и чувствовал самого себя чем-то ей сродни. А значит – он выдержит! Пора было переходить к делу. Медленно, будто прогуливаясь, Джереми начал спускаться вниз по камням, в действительности осматриваясь и оценивая обстановку вокруг. Разобраться с двумя, пусть вооружёнными, но обычными людьми – несложно. Только что-то подсказывало Джереми: у ВВ просто должны быть ещё какие-то резервные меры предосторожности. И точно! Примерно на середине спуска к кромке песков, Готфилд увидел, что у ещё одного выхода, аналогичного по виду тому, из которого выбрался на свет он сам, стоит, щурясь, ещё пятёрка вооруженных людей, явно чего-то дожидаясь. Так… Если у его собственных конвоиров только пистолеты, то у этих – автоматическое оружие. Плохо. Впрочем… прикинем сектора обстрела… Если сходу получится запрыгнуть вон за тот уступ, а потом – рывком до бархана, то на ведение огня у них останется секунды полторы-две. Естественно, поскольку всё произойдёт внезапно и быстро, стрелять они будут неприцельно. Да, это даёт шансы. Погоня? Здесь у Джереми уже будут свои козыри. Снять одного, завладеть его оружием – и всё пойдёт куда веселее. В целом, несомненно, Орден сможет отрядить за ним не пять человек, а гораздо больше, и сделает это. Но тут уже важнейшим станет фактор времени. Лишь бы только здесь и сейчас больше никого не было! Хоть бы… Да! Похоже, что это всё! Стопроцентной уверенности, понятно, нет. Зная ВВ, возможны ещё всяческие сюрпризы и чудеса. Скажем, за тобой может прямо сейчас следить скрытый снайпер из замаскированной в теле скалы огневой точки, над которой запросто может быть ещё и какой-нибудь каменный карниз, прикрывающий её щель своей тенью. Или нечто иное в том же роде. Но путём сомнений не дойдёшь никогда и никуда. Невозможно заведомо гарантировать себя ото всего. Риск… неизбежен. Так, которого первым? ...Правого. Он открывал дверь, он говорил – значит, он главный из двоих и отдаёт команды. Но у левого в отличие от него расстёгнута кобура – можно сразу завладеть оружием. Да! Так Готфилд и поступит… Способ? …Хм, а не слишком ли просто? Впрочем, в таких делах, пожалуй, это, наоборот плюс. Итак, ты готов? Джереми задал этот вопрос самому себе мысленно, одновременно проверяя, как у самолёта перед стартом, состояние всех систем – стопу, икроножные мышцы и так далее, поднимаясь по телу всё выше и выше. Организм всякий раз отвечал ему утвердительно. Тогда начинаем! Дойдя до песка, сделав по нему пару шагов (и краем глаза отметив, что пятёрка начинает слегка суетиться на своей позиции – не слишком ли далеко отошёл объект наблюдения), Готфилд замер, будто разглядев что-то. Древний и элементарный трюк – задумчивая внимательная поза заставит охранника подойти, чтобы самому разобраться, в чём дело, параллельно выпуская из поля приоритетного внимания ведомого пленника. Да, всё как надо: левый, в сторону которого Джереми успел сместиться, начал приближаться к нему. Хорошо… И тут вдруг Готфилд заметил ящерку! Небольшая, серенькая с бежевым, но с выразительными тёмными глазами, она как-то внезапно так ярко блистала чешуёй на солнце, что казалась искусственно сделанной брошью. Сокровищем, оброненным сорока разбойниками из сказки, видимо, именно в этих глухих местах прячущими награбленное. Забавным образом вымысел обращался в реальность: Джереми и вправду залюбовался ею – первым живым существом, не относящимся к опостылевшим представителям вида Человек разумный, встреченным им со времён начала его заточения. Он даже присел на корточки – медленно, чтобы не спугнуть. Что-то подсказывало ему, что изящная рептилия должна быть очень шустрой. Да, ему удалось опуститься достаточно плавно, чтобы пустынная жительница осталась на том же месте. На поверку оказалось, что она будто веснушками покрыта отдельными, редкими золотыми блестками. Красиво. Но благостным настроение Готфилда оставалось недолго – с каждой секундой в нём нарастало напряжение и злость. Дело в том, что охранник всё никак не желал приближаться на нужную дистанцию. Можно попробовать подозвать его, но интонации голоса могут выдать намерения заключённого, да и просто, прозвучав в тишине, заставить стража напрячься. Он и так выглядит что-то уж слишком обеспокоенным. Боится Джереми? Возможно – и правильно делает. В сущности его-то как раз Готфилд однозначно сумеет достать и убить уже на этом расстоянии, но вот другие успеют тогда принять против него меры. Нет. Всё должно быть молниеносно. Ему нужен пистолет, необходимо с разницей буквально в долю мгновения обезоружить и обезвредить первого – и пристрелить второго. Как же быть? Метнуть в него чем-то? Но чем? В пустыне, как оказалось, найти подходящий объект – проблема. Нет ни палок, ни свободно лежащих камней нужного размера. Песок слишком мелок, чтобы долететь, брошенный пригоршнею, и слишком сух, чтобы из него можно было слепить некое подобие снаряда… Идея пришла в голову внезапно и показалась отменной, только жаль было немного малышку-ящерку. Ну да, впрочем, ничего с ней не должно случиться. Так, осторожно. Её не надо хватать – ни за хвост, ни за спинку. Вместо этого – погрузить руки в горячий песок по сторонам от неё – и медленно-медленно сводить их уже там, внизу. Так… ещё чуть-чуть… да, пожалуй, уже достаточно. И… раз!!! Джереми одновременно крикнул «Эй!» – и швырнул зверюшку точно в лицо стражнику! Крохотный дракон в облачке пыли, ящерица справилась со своей задачей блестяще: приземлившись в районе носа и верхней губы, она, судорожно цепляясь коготками, полезла наверх, в сторону волос. Охранник заорал, руки его взметнулись вверх, к лицу, а Готфилд был уже здесь. Воспользовавшись положением полуприсяда, он как кенгуру скакнул к огорошенной жертве и со всей силы двинул ей правой рукой в верхнюю часть живота. Удар оказался таким, что удивил даже самого Джереми. Он едва успел подцепить и вытащить другой рукой пистолет из кобуры падающего навзничь врага. Тот вместо прежнего крика как-то по-конски всхрапнул, а после только очень тонко охал на земле – судя по всему, у него было сломано одно из нижних рёбер, а главное – разорван какой-то орган в брюшине. Впрочем, Готфилду было наплевать на него и его страдания. Уже разворачиваясь и поднимая руку с оружием, Джереми успел заметить, что ящерица, соскочив на землю с макушки поверженного человека, стремглав понеслась куда-то вглубь барханов пустыни. Добрый знак – во всяком случае, он заставил Готфилда улыбнуться в ту секунду, когда он целился в голову второго из пары своих недавних тюремщиков. Левая, неудобная рука – ну да чёрт с ним. Дистанция очень скромная, мишень ничем не прикрыта, а особенности Джереми позволяют ему свести до минимума дрожь и тряску. Всё же два выстрела для верности. Бах! Бабах! Череп врага раскололся и разлетелся на куски. А у этого пистолета приличный калибр и убойная сила! Хорошо. Сколько там может быть патронов? Ладно, не время рассуждать! Уже слышался шум и ор той, стоящей поодаль пятёрки, которая из-за своего положения сбоку-сверху и способности вести плотный огонь, беспокоила Готфилда куда сильнее, чем покойная парочка. Джереми прыжком достиг заблаговременно примеченного выступа и перекатом скрылся за его кромкой. Как раз вовремя! Позади начали щёлкать пули. А эти сволочи среагировали довольно быстро! Ха! Только он всё равно намного быстрее! Вперёд! Вперееед!!! Он должен взлететь на изогнутый как подкова бархан и оказаться на противоположной его стороне не больше, чем за пять-семь секунд. Готфилд успел высунуть из-за укрытия руку и нажать на спуск дважды. Он не надеялся убить или ранить кого-либо таким способом, собственно, Джереми вовсе не целился. Но громкие, отдающиеся эхом от поверхности скалы звуки ответной стрельбы должны заставить преследователей практически инстинктивно замедлиться, пригнуться, а в идеале – залечь. Каков оказался результат в действительности времени отслеживать не было – Готфилд, не оборачиваясь, побежал вперёд и вверх, ритмично работая ногами. Обувь его была настолько неподходящей для подобный упражнений, насколько оно вообще возможно — некое подобие мягких палубных туфель. Вот ведь дрянь! Он бы даже сбросил этот своеобразный бастард, промежуточную стадию между домашними тапочками и полноценной уличной обувью, если бы не два принципиально важных фактора. Во-первых, для этого их пришлось бы предварительно расшнуровывать – под огнём и на виду у противника. Во-вторых, песок оказался просто адски раскалённым – Джереми ощущал это даже через тонкую подошву. Будь на её месте босая ступня, и передвигаться стало бы по-настоящему неприятно. Тем не менее, неказистые башмаки Готфилда с их низкой спинкой и бортами успели начерпать массу песка. Собственно, он уже был повсюду. Песчинки пересыпались в обуви, застревали в складках одежды, скрипели на зубах. Джереми принципиально решил не отплёвываться, сберегая ценнейшую влагу — хотя куда там экономить: он уже совершенно взмок, пот в изобилии выступает буквально сразу же после каждого резкого движения. Скрежеща зубами и приставшим к ним пустынным прахом, помогая себе на последних метрах руками по-звериному, Готфилд перелетел через гребень бархана, сбив с него небольшую корку соли – и чуть не порезав при этом руку – кристаллы оказались в некоторых местах бритвенной остроты. По инерции Джереми покатился вниз, зарываясь лицом в песок, не без труда остановился, прислушался. Да, бегут сюда. Что теперь делать? Увеличивать отрыв, играя и дальше в улепётывающего от охотников зайца, или покончить с ними, но тем самым задержаться, давая шанс вступить в дело уже более серьёзной группе преследования? Привкус песка и отчего-то крови на губах склонял Готфилда ко второму варианту. У него неплохая позиция. Всякий, кто покажется на вершине, его мишень. Падать убитый враг будет вперёд – значит, есть шанс успеть забрать у него штурмовую винтовку прежде, чем подоспеют его товарищи. В крайнем случае, можно потратить последние патроны пистолета на то, чтобы серией выстрелов заставить их юркнуть за край с той стороны. А уже с автоматическим оружием – о-хо-хо, да, с ним Джереми устроит им настоящую пустынную жару! На деле вышло и так, и не так. Действительно первый из пятёрки получил, как только высунулся, пулю в живот и, вскрикнув, кувырком покатился вниз – как раз в сторону Готфилда по уже проделанной им своего рода колее. Вот только оружие проделало гораздо меньший путь и осталось очень близко к вершине. Чёрт! При подъёме навстречу Джереми окажется уязвим! Но он всё равно решил пробиваться. Прыжок налево. Длинная очередь! Нет, ничего опасного – кто-то с той стороны палит поверх гребня: всё уходит гораздо выше местонахождения Готфилда. А вот этот уже заметно умнее: залёг и в таком положении высунулся лишь чуть-чуть, сам при этом не стреляет почём зря, а целится. Заслужил целых три патрона. На! Получай! Итог? Нет, не убил, но, кажется, слегка задел. Бегом! Выше! Сразу двое вылезли по-глупому во весь рост. Тут уже нельзя такое не наказать как следует! Ещё три пули! Один получил точно в грудь чуть ниже и левее горла – готов, этого однозначно можно списать. Второй держится за левую руку – Джереми хотел добиться того же результата, что и с первым, но немного переборщил. Впрочем, прямо сейчас этот тип тоже не опасен. Сколько патронов осталось? Судя по виду пистолета, их там должно быть при изначально полной обойме ещё штук пять-семь. Подскакивая к штурмовой винтовке, Готфилд успел, поддерживая магазин левой рукой, частично извлечь его, чтобы разобраться. Пуль оказалось всего две. Чёрт! Ну да уже не важно. Джереми протянул руку… и в самый последний момент был вынужден резко упасть направо, расходуя последние патроны ни на что – магазин в итоге выпал из рук и затерялся в песке! Второй из преодолевших бархан врагов оказался лишь чуть-чуть поцарапан – и едва не достал Готфилда очередью. Повезло! Но и теперь его положение сложно назвать иначе, как отчаянное – по сути Джереми оказался безоружен. А против него – двое автоматчиков в полной боеготовности плюс один – раненый, но ещё вполне способный стрелять своей правой, или хоть как-то прикрывать огнём остальных. Надо что-то придумать! Он мог успеть завладеть штурмовой винтовкой, может быть даже прикончить с её помощью кого-то одного – и подставиться другому. Нужно как-то уничтожить их всех разом! Хорошо бы гранату, или что-то в этом роде – но её нет. И времени — тоже. Скорее! Ну! Скорее же! Странная смесь из отчаяния и железной веры в собственные исключительные силы, продиктовала ответ. Джереми прыгнул, как это делают лягушки – оттолкнувшись не одними ногами, но как бы всем телом. Правая рука ухватила заветный приклад. И тут же, без малейшего промедления, новый скачок. В него, в его высоту, Готфилд вложил всю свою силу. Он до того перенапряг мускулы, что в последний момент испугался – вдруг порвутся, и тогда его, катающегося по земле от боли, достанет и просто подберёт следующая поисковая партия охотников. Но всё же риск оправдался. Джереми подлетел над барханом на высоту в полтора а то и два метра – и оттуда, не жалея патронов, густо полоснул по всем. Он, откровенно сказать, не понял, был ещё жив кто-то из числа неприятелей по его приземлению, или он уже добивал не без некоторого торжествующего остервенения мертвецов, а только Готфилд выпустил весь боезапас – и лишь тогда окончил. Да, вот теперь кто угодно увидит и поймёт – эти паскуды мертвы. Мертвы! Туда и дорога!!! ...Выдохни. Так. Да. Вот так… Успокоился? Теперь – обыскать их. Забрать всё, что может пригодиться – и дальше, вперёд, нечего рассиживаться! Одну штурмовую винтовку. К ней – вынуть у других все магазины. Лишнего веса не надо, но дополнительный боезапас не повредит. Есть ли у них вода во флягах? ...Нет! Вот же дерьмо! Проклятье! ...Что ж, плохо, ну да это можно было предполагать. Ладно. Одежда? Тебе подойдёт что-нибудь? Да! И ещё у них нормальная обувь. Время? Снять одно и натянуть другое хватит… Тяжелый гулкий шум чего-то, будто открываемых массивных створок, раздался именно в тот момент, когда Джереми ещё не успел зашнуровать левый ботинок. Чёрт подери! Дьявол! Что они, ещё и лёгкую бронетехнику послали за мной в погоню!? По нарастающему и приближающемуся звуку похоже. Но как они могли успеть среагировать на его бегство так быстро!? Готфилд, чуть не потеряв новообретённую обувь, понёсся по склону бархана, одолел следующий и даже начал подниматься на тот, что был после него, когда понял – нет, это не бронетранспортёр. Всё намного хуже. От БТРа ещё было сравнительно реально оторваться, скрыться: он мог завязнуть в глубоком и сыпучем песке, а главное – оставался шанс не попасть в поле зрения командира и наводчика, спрятаться в складках местности. Но нет. Джереми Готфилда преследовал вертолёт! Он почти одновременно разобрался в природе шума, которым оказался звук винтов, эхом отражающийся от скального массива, и увидел в небе стремительно приближающегося жирного крутобокого жука. Уже заметили!!? Даже если и нет, то это – дело пары минут. С высоты Готфилд – как на ладони. И что теперь? Всё? Конец!? Да, Джереми может бегать очень быстро, но даже гепард не обгонит винтокрылую машину, тем более в здешних условиях постоянно чередующихся подъёмов и спусков! Затаиться! Рухнуть, зарыться в песке! А если они просто для верности дадут пулемётную очередь по той круче, где лежат тела убитых – ведь их то они точно заприметят? Ну… значит вышел его номер. Сдаваться целым в руки этих бесов во главе с ВВ Готфилд точно не собирался. И он упал на землю животом, а после начал углубляться, засыпать себя со всех сторон. Он разом сучил руками и ногами, извивался всем телом. Так закапываются скорее какие-нибудь рачки на мелководье в отлив, а не люди. Времени было в обрез. Джереми уже мог разглядеть лобовое стекло кабины и даже темнеющую фигуру пилота… Естественно, машина зависла прямо над ним – из-за трупов. Но а что же он сам? Видят его, или нет? Инстинктивно, практически не вдумываясь, Готфилд затаился так, как это, наверное, делали его далёкие, ещё покрытые шерстью предки, когда замечали какого-нибудь саблезубого тигра, или иного хищника той эпохи. Он замер, не шевелясь, и даже почти не дыша. Это-то и сыграло с ним злую шутку. В какой-то момент сделать вдох всё же захотелось, и он получился заметно сильнее, чем если бы Джереми не задерживал дыхание. Достаточно сильным, чтобы втянуть в нос изрядную порцию мелкой пыли. Немедленно и стремительно стало нарастать желание чихнуть. Готфилд, наверное, единственный из всех живущих на свете людей способный на это за счёт своего исключительного контроля над организмом, чудом сдерживался, но его просто распирало изнутри, так, что казалось вот-вот треснет брюхо в районе диафрагмы. Само по себе чихание, конечно же, никто на вертолёте не смог бы услышать. Но Джереми боялся, что от встряски с него ссыплется в стороны песок, а остаток сдует разгоняемым мощными винтами воздушным потоком. И тогда он обнаружен! Мозг, все силы которого были заняты тем, чтобы остановить естественный порыв, работал плохо. В Готфилде поднялась волна злого отчаяния – и она же вынесла ему из глубин сознания последнее решение, финальный ход в партии, а скорее – бросок костей: слишком уж многое зависело от удачи. Он должен не дожидаясь разоблачения выпрямиться во весь рост. Машина, кажется, транспортная, а не боевая, судя по её виду и размерам. А значит, у неё не должно быть стреляющего прямо по курсу штатного вооружения… теоретически. Во всяком случае, именно такими были основные летающие грузовики британской армии. Оружие есть у тех, кто сидит в грузовой части кабины, но, чтобы они смогли им воспользоваться, вертолёт нужно развернуть. И это может дать Джереми несколько секунд времени на то, чтобы попытаться, стреляя в прыжке с ультракороткой дистанции, пробить наверняка бронированное остекление кабины и прикончить пилота. И Готфилд вскочил! Первым испытанным им чувством стало огромное облегчение, потому что, всё же, он, наконец, издал непотребно громоподобный чих – такой, что из носа пошли сопли, а в горле запершило. Вторым ощущением была досада – как и всякий человек, чихая, Джереми резко качнул головой, теряя зрительный контакт с вертолётом, а значит лишаясь возможности отслеживать его действия. Он был почти уверен, что сейчас раздастся треск вылетающих из скорострельного пулемёта патронов – и его прошьёт навылет сразу в пяти или даже десяти местах. Но – нет! А это может означать только, что его идея была правильной! Исступлённо приказывая ногам работать на пределе возможного и за ним, Готфилд полетел вперёд, вздымая с каждым шагом фонтанчики песка. Вертолёт завис чуть дальше гребня барахана – и на весьма приличной высоте, наверное, метров в пять-семь. Джереми чувствовал, что в ступнях и в зоне колена начинает разливаться боль: озверело растягивающиеся и сжимающиеся мышцы просто рвут и раздавливают ткани вокруг себя. Он стиснул зубы так, что в челюсти что-то хрустнуло. И с разбегу устремился к вертолёту, будто рыцарь к дракону, которого хотел поразить и сбить на землю копьём… И Готфилд смог! Сумел, чёрт раздери! Он увидел перепуганные глаза пилота, когда оказался буквально сантиметрах в 50 от врага – и нажал на спуск, но… пули всё равно не брали стекло! Не пробивали!!! Самым последним усилием, раскручиваясь налету, как это делают иногда падающие с высоты кошки, Джереми попробовал было уцепиться свободной левой рукой за шасси машины – и у него получилось бы, если б он задался такой целью сразу! Тогда можно бы было следующим рывком сделать сальто, как в памятной схватке над водами Токийского залива, и заскочить внутрь. Там уже все козыри оказались бы на стороне Готфилда, там он расправился бы и с десятком противников, используя тесноту и невозможность вольготно пользоваться стрелковым оружием. Но в реальности его указательный палец проскользнул сантиметрах в пятнадцати, а то и меньше, от нижней кромки колеса – и, вместе со всем остальным телом своего хозяина, устремился вниз. Падение, хотя песок и смягчил его в существенной степени, оказалось болезненным, потому что рухнул Джереми плашмя и вытянувшись, как лягушка, которая прыгала в воду, но вместо этого стукнулась о земную твердь. Все же он дёрнулся, чтобы побежать, петляя, затрудняя для неприятеля возможность прицелиться. И в этот же миг почувствовал, что правая нога отказывается служить ему так, как прежде. Готфилд мог бы, пожалуй, ещё как-то передвигаться, но спасительной (да и то возможно) резкостью манёвра уже не обладал – слишком сильна оказывалась боль. Тогда Джереми просто развернулся на месте лицом к опасности и приготовился стоя и молча – кричать ругательства или какие-то гордые фразы ему показалось глупым и дешевым – встретить смерть. Он уже должен был быть покойником – тогда, по итогам сражения у Нариты. Люди умирают после того, что там случилось с ним. Вот так и смотри на дело: ты умудрился обхитрить судьбу и изрядно задержаться на свете, да ещё и получив при этом силу, удивительный талант, возможность проявить себя. Жаль, что не вышло убить Зеро. А в остальном… Ты, во всяком случае, никогда не сдавался! Ещё несколько секунд назад тот, кто сидит внутри геликоптера за штурвалом, боялся тебя больше, чем ты – его. Это, чёрт бы взял, всё же достижение! Он ждал, что, в его грудь вопьются пули. Думал, сможет ли он со своими умениями ускорить умирание организма, чтобы не мучиться и не ползать по песку, крича от ран. И тут ощутил не мощный проникающий удар свинца, а упругий толчок и укол в районе чуть ниже плеча на правой руке. Это был дротик! Снотворное! Транквилизатор!!! ОНИ НЕ УБИТЬ ЕГО ХОТЯТ, А ОПЯТЬ ЗАБРАТЬ В ПЛЕН!!! Нет!!! Нет! Нет… В голове клочьями облаков, гонимых ураганом, нарастал туман. В последнее мгновение работы сознания Готфилд попытался остановить собственное сердце – и не успел.