***
Подойдя к спортивному залу — самому высокому и самому высокотехнологичному корпусу кампуса — Джеки почувствовала некоторое облегчение. Для неё спорт и спортивные занятия были более лёгким делом, чем научные изыскания и словарные диктанты и она могла хотя бы немного расслабиться. Хотя полностью расслабиться и успокоиться она не могла — новое общество, издевательства и мысли о необходимой ей боли причиняли ей физический дискомфорт. И Джеки была уверена в том, что этот дискомфорт ей необходим. Раздевалка оказалась намного более приятной, чем Джеки думала: её встретили светлые стены, салатовые шкафчики и длинные скамейки. К сожалению Джеки, в раздевалке кроме шкафчиков и скамеек её встретили глаза одноклассниц, жаждущих узнать, чем всё обернулось. Так как у девочек не было возможности узнать всё от Кея, Грея и Джона, переодевшихся в другой части, они тут же накинулись на Джеки, едва успевшую оглядеть комнату и поставить рюкзак со сменной одеждой на скамейку. — Ну, что сказал директор? — Его исключили? — Тебе попало? — Как всё было? Поток вопросов облил Джеки холодом с головы до ног. Точно такой же поток хаотичных вопросов падал на неё и там, в ГИДРе, сразу после разборок с матерью или другим важным сотрудником. «Очередное доказательство того, что здешний мир не так прекрасен, как я думала,» — подумала Джеки и сказала: — Никого не исключили. Меня оставили после уроков, а остальных оставили после уроков и отстранили на три дня. Раздевалка ахнула. Джеки полезла за спортивной одеждой в рюкзак. — И что теперь, директор зол? — Линдси, с которой утром здоровалась Фло, была, казалось, вне себя от ужаса. — Он был скорее разочарован. Джеки стянула с себя джинсы и натянула спортивные штаны тоскливого чёрного цвета — других у неё пока не было, хотя, честно говоря, ей очень хотелось что-то более яркое и оптимистичное. — А ты не сильно расстроилась? — Флоренс явно была обеспокоена состоянием Джеки и той это показалось немного странным. — Нет, я вообще не расстроилась, — Джеки уже снимала толстовку, обнажая мышцы пресса. Фло замолчала, не удовлетворённая ответом, но удивлённая физической формой приёмной сестры. Другие девочки тоже быстро оглядели Джеки, но тут же отвернулись, смутившись того, что разглядывают одноклассницу. Большая часть девочек даже вышла из раздевалки в сам спортивный зал. В таком возрасте школьники впервые сталкиваются с подобным смущением. — А ты чем-то занималась? — спросила Фло, переведя взгляд на лицо Джеки и пытаясь выглядеть совершенно обычно. — Да, боевыми искусствами, — Джеки уже была в футболке и пыталась выудить кроссовки из кучи тетрадей. "Какой хаос у меня в рюкзаке!" — подумала она и наконец выдернула кроссовок из-под других вещей. — Круто! Я вот скалолазанием и стрельбой из лука занимаюсь. — А давно занимаешься? Джеки говорила механически, довольно равнодушным голосом, но сама этого не замечала: она действительно была заинтересована в ответе. Фло, уже переодетая и ждущая сестру, оглянулась на двух полненьких девочек, шушукающихся в дальней части женской части раздевалки и, слегка наклонившись к Джеки, сказала: — Скалолазанием уже пять лет, а стрелять начала в прошлом году. — Понятно. Джеки задумалась о том, чтобы попросить Гэри и Луизу и её отправить на стрельбу и скалолазание — надо же заниматься этим. Она не могла не стремиться к спорту и все дни без тренировок в её голове вспыхивали тревожные мысли о том, что она потеряет форму и у неё будут проблемы. За многие годы в её голове твёрдо укоренилась установка о том, что без тренировок нет и спокойной — хотя и такую жизнь спокойной не назовёшь — жизни. — Ну пошли уже, — голос Фло внезапно влетел в черепную коробку Джеки и та, внутренне содрогнувшись, засунула рюкзак в кабинку, закрыла её и, надев браслет от кабинки, вместе с сестрой вышла в спортзал. Зал тоже её приятно удивил: большие светлые окна, огромное количество инвентаря, яркие стены и пол. Весь класс уже столпился около гимнастического инвентаря: Дэн и Себ сидели на коне, многие девочки стояли или лежали на бревне, одна из самых невысоких и крепко сложенных девочек уже повисла на брусьях. — Кто это? — вполголоса спросила Джеки у Фло, показав пальцем на девочку на брусьях. — Этери. Она спортивной гимнастикой занимается уже лет восемь, не меньше. Кажется, в пять лет пошла. — А почему она уже на брусьях? Урок же не начался. Звонка и правда не было, к тому же все были очень расслаблены и учитель разговаривал с другим преподавателем. — Она просто понтоваться любит, что вот она такая спортивная и крутая, — сказала Фло с плохо скрываемым раздражением. — Она уверена в своей уникальности. Да. она тут самая гибкая, но я, например, уступаю ей совсем немного. От Фло явно сквозила обида: она не понимала, почему Этери получает больше внимания, чем она. Джеки понимала Фло, ведь сама проходила через более жестокую версию конкуренции. Она почему-то не сомневалась в том, что Фло может добиться довольно высоких результатов и прекрасно понимала её подавленно-агрессивное настроение. Зная сестру всего два дня Джеки уже могла сказать, что несмотря на внешнюю красоту и добродушие Флоренс Норман обладает внутренним стержнем и волей — она уже видела Гэри в кабинете директора и могла представить, как Флоренс не менее стойко и спокойно выдерживает сложные ситуации. — Мы её ещё покажем, — сказала Джеки. — У нас есть два месяца до середины июня и конца учебного года, чтобы утереть ей нос. В этот момент на лице девочки отразилось удивительно жестокое желание победы. Она готова была рвать и метать, любой ценой достигать победы и увидела в Этери потенциального соперника, с которым можно будет поспорить. В душе Джеки взорвалось желание биться с другими, оно вернулось к ней с новой силой — ведь теперь она знала, что ей есть с кем сражаться. Флоренс, увидевшая это, не понимала, насколько глубоко в Джеки засело это чувство соперничества и «достигаторства», но в некоторой степени была с ней согласна: она сама давно хотела проучить Этери и нескольких других учеников, ведущих себя излишне высокомерно. Однако Этери была её врагом лишь на уроках физкультуры и Фло не рассматривала её как полноценного врага. — Зачем так рьяно это отстаивать? — спросила Флоренс. — Ты же понимаешь, что она не ужасный человек? Она просто надменная козявка, которая строит из себя победительницу Олимпийских игр. — Просто я с детства мечтаю эти Олимпийские игры выиграть, — мстительно сказала Джеки и после её слов прозвенел звонок. Весь класс тут же начал строиться по росту. Джеки оказалась в начале: для своего возраста она оказалась высокой, а мальчики ещё не успели её перерасти. Впрочем, и перед ней были люди: Дэн и Себ, Элиот Шерман и Хавьер Дональдсон. Фло стояла рядом с Джеки — слева от неё. — Добрый день, шестой класс, — сказал темнокожий профессор Коннери. — Проведём перекличку. Он называл имя каждого школьника и записывал что-то в блокнот. Джеки почувствовала, что сегодня её ждёт какая-то проверка. Впрочем, её радовало то, что эта проверка ждёт не только её, но и её одноклассников, которые ей не очень-то нравились на второй день знакомства. — Барнс, Вайолет! — сказал профессор Коннери и его голос разлился по всему залу. — Я здесь! — сказала Барнс и добавила: — Можете звать меня просто Джеки? Некоторые одноклассники захихикали, некоторые — фыркнули. — Тишина, — гаркнул профессор и добавил: — Как хочешь. Джеки так Джеки. Начались рутинные для Джеки бег и разминка, перешедшая в сдачу нормативов. Оказалось, что большинство уроков физкультуры проходят в свободной форме — школьники сами выбирают активность, а учитель помогает им заниматься. А такая схема, в общем, приводит к тому, что нормативы приходится сдавать в два или три урока. И сегодня как раз быть «день нормативов», как его окрестил профессор Коннери. Начали с бега на короткие дистанции: Джеки даже расстроилась. Она думала, что будет что-нибудь более интересное. Для неё короткие дистанции долгие годы считались ежедневной рутиной, которую она сдавала на время по два раза на дню. Для неё пробежать шестьдесят метров за семь с небольшим секунд — не достижение, а необходимая обязанность. Впрочем, для неё и три километра за восемь минут не были достижением. Удивление профессора Коннери возросло, когда Джеки не только пробежала три разные короткие дистанции за рекордное время, но и умудрилась подтянуться пару десятков раз без признаков усталости, сесть на все три шпагата и показать акробатические трюки на бревне — такие вещи умудрилась показать только Этери, которая вознамерилась вернуть себе пальму первенства на уроках физкультуры. — Не знал, что ты спортсменка, — сказал он Джеки и та мысленно закатила глаза. "А я ведь даже ничего излишне страшного не сделала, я же не настолько дура," — подумала она. Дурой Джеки, естественно, не была, но она не заметила, что была ослеплена желанием доказать всем свою силу и достоинство и показывала результаты, стремившиеся к её "хорошим" (как их называли в ГИДРе) результатам. А для ГИДРы "хороший результат" — что-то, что позволяет победить на международных соревнованиях взрослого уровня. — Надо тебе в школьную команду по футболу, — сказал профессор Коннери. Многие одноклассницы покосились на неё со смесью уважения и зависти. Парни никак не отреагировали, но отсутствие хихиканья и фырканья уже о многом говорило. — Урок закончен, до свидания, — сказал профессор и все разошлись.***
После физкультуры Флоренс отправилась на тренировку по скалолазанию, а Джеки отсидела полтора часа в кабинете, "размышляя над своим поведением". Размышлять ей, к сожалению, не удалось и она просто сидела, смотря стеклянными глазами в парту и мысленно вспоминая разные удары разных боевых искусств. Когда её отпустили, она даже не сразу поняла, что обращаются к ней. Однако как только она вышла из школы, то почувствовала облегчение. Так как Гэри попросил её приехать домой на школьном автобусе, — он сам был вынужден вернуться на работу, с которой его сорвали из-за драки в столовой, — Барнс пошла к школьной парковке. Автобуса там не было, но зато была её ровесница, которая, скорее всего, была на класс старше. — Привет, — сказала она. — Тоже ждёшь автобус? У неё были очень яркие серые глаза, подобных которым Джеки не видела никогда, и кудрявые тёмно-каштановые волосы, слегка резвевавшиеся на ветру. Девушка довольно скромно улыбнулась, Джеки в ответ попыталась улыбнуться так же скромно и так же красиво, но, видимо, получился очередной "оскал". — Что-то случилось? — спросила незнакомка, слегка изменившись в лице. Очередной порыв ветра растрепал её кудрявые волосы ещё больше, Джеки увидела проступающие на лице девушки веснушки. Джеки помотала головой, слегка удивившись тому, насколько внезапно изменилось выражение лица собеседницы. Та, прищурившись, сказала: — А не ты ли была с Уизерби в столовой в обеденный перерыв? Джеки вздрогнула и слегка отпрянула. — Я… Я не… Собеседница перепугалась, поняв, что сказала что-то не то, а у Джеки перестало хватать воздуха. С ней случалось такое, когда никто не мог ей помочь и когда она слишком отгораживалась от мира, но сейчас приступ паники был настолько неожиданным, что Джеки не могла ничего поделать. — Извини, — быстро проговорила кудрявая девушка. — Прости, это было опрометчиво. Автобус будет минуты через три. Обе замолчали: Джеки пыталась восстановить дыхание, а кудрявая девушка неловко отвернулась, пытаясь сделать вид, что она ничего не знает и не заговаривала с новой знакомой. Отдышавшись, Джеки спросила: — Как тебя зовут? Это был единственный вопрос, который пришёл ей в голову. Она не знала, как знакомиться с людьми и не могла придумать ничего лучше. К счастью, новая знакомая не удивилась. — Я Нора Андервуд, ученица 7 физико-математического класса. Но лучше называй меня Нори. — Эм… Хорошо, Нори. А разве у нас в школе есть физико-математические классы? — Так, погоди, — протянула Нори. — Скажи сначала мне своё имя. Джеки мысленно подобралась, вспомнив, что нужно мимикрировать в новое общество, и поняв, что, скорее всего, допустила оплошность. — Джеки Барнс, — сказала она и обе ученицы услышали звук подъезжающего автобуса. Зайдя внутрь, Нори поздоровалась с водителем и сказала адрес, Джеки повторила за ней — водитель кивнул и, улыбнувшись, проследил, чтобы обе ученицы заняли места в салоне. Когда автобус двинулся, Нори спросила: — Ты правда не знаешь, что у нас есть профилизация? — увидев, как Джеки мотает головой, она продолжила: — С седьмого класса учеников делят на три класса: физико-математический, биохимический и литературно-лингвистический. Честно говоря, только третий вариант тут идеален. А так как я предпочитаю физику с информатикой, я хочу перевестись в Мидтаунскую школу. — Мидтаунскую школу?.. — поддакнула Джеки, смотря в окно и внимательно прислушиваясь к объяснениям Нори. — Да, там хороши точные и естественные науки. Переведусь туда к началу следующего учебного года. — А если я туда захочу, меня примут? — как-то тоскливо сказала Джеки. За окном пошёл дождь. — Если сможешь сдать экзамены или предоставить результаты учебных олимпиад. Разговор немного заглох но Нори тут же придумала новую тему: — У меня есть подруга, Эми Флорес, она тоже хочет поступить в Мидтаун. Она, конечно, гуманитарий и могла бы остаться здесь, но ей не хочется оставаться одной, без меня. — У неё только одна подруга — ты? — Джеки повернулась к Нори и заинтересованно посмотрела ей прямо в серые глаза. — Да, у неё из подруг только я. "Значит, она могла бы быть рада новым знакомствам? Может, стоит ей познакомится?" — у Джеки в голове появилось несколько новых вопросов и она, закусив губу на несколько секунд, всё же решила задать самый главный из этих вопросов Нори: — А может, я могу стать её подругой? У меня тоже нет подруг кроме Фло Норман. — Да, конечно, я вас познакомлю! — Нори была очень рада. — Эми очень классная. Автобус подъехал к автобусной остановке неподалёку от дома Норманов и она встала со своего места, чтобы выйти, но Нори схватила её за руку. — Погоди, возьми мой номер телефона! Она сунула Джеки листок бумаги, на котором спешно были написаны цифры. Джеки кивнула и, быстро попрощавшись, вышла из автобуса. На улице был ливень.***
— Ты уверена, что всё нормально? — спросила Луиза у Джеки в четвёртый раз. — Ты выглядишь бледной и расстроенной. — Я всегда бледная и расстроенная, — парировала Джеки, избегая взгляда Луизы. — У меня правда всё нормально. Джеки неторопливо жевала пасту. Гэри и Луиза уже доели, поэтому внимательно следили за Джеки и пытались выведать у неё подробности её душевного состояния. Девочке это было непонятно: она никогда не сталкивалась с тем, чтобы кто-то интересовался её чувствами, её эмоции и мнение всегда втаптывали в грязь, мотивируя это необходимость личностного роста. Поэтому Джеки и сопротивлялась настолько усиленно: чтобы её личностный рост продолжился благодаря душевным страданиям. — Ты можешь говорить честно, Джеки, — сказала Флоренс, тоже сидевшая за столом и внимательно следившая за сестрой. — Родители не желают тебе зла. Джеки, не поднимая глаз, продолжила ковырятся в ужине. Она часто слышала эти слова: родители не желают тебе зла. Родители и не должны желать зла. Но Джеки не понимала, чем зло отличается от добра. После приезда в США ей стало казаться, что она вообще не понимает людей. И новых родителей — которые не могли стать ей родителями за два дня — она тоже не может понять. — Всё хорошо, — сказала Джеки, другими словами повторив свои предыдущие слова. — Я справляюсь с этим. Всегда справлялась. Последняя фраза резанула воздух невидимым хлыстом. Флоренс уронила вилку, Гэри выпрямился, а Луиза хлопнула глазами. Всё указывало на то, что они были удивлены, но Джеки видела, что больше всего шокирована Фло — у неё на лице читалась удивительная смесь неверия и ужаса. Джеки посмотрела на Гэри — прямо ему в глаза — и увидела, что он шокирован меньше дочери. Ей даже показалось, что он был к этому готов, просто удивился тому, что она ему сказала. По Луизе же что-то сказать было вообще невозможно — она лишь моргнула и, сложив руки в замок, спокойно, не меняя тона, спросила: — И с чем же ты справлялась? — Да так, с разным, — сказала Джеки и пожала плечами. Ей не хотелось говорить: перед глазами предстали картины хлыстов, крови, криков и криокамер. — Я вот что хотела спросить, почему отец Грея вёл себя так прилично? И почему мать Шона Уизерби так расстроилась, неужели, она и правда не ожидала такого? Гэри и Луиза, переглянувшись, вздохнули. — Понимаешь, Джеки, — начал Гэри. — Каждый родитель хочет для своего ребёнка самого лучшего, но на каждого накладывают отпечаток обстоятельства. В силу той или иной ситуации человек может измениться или изменить своим привычкам. — Какие-то странные слова, — буркнула Джеки. — Просто расскажи мне про мистера Робертса и миссис Уизерби. Фло наконец подняла вилку и вновь принялась жевать остатки ужина. При этом глаза её всё ещё были удивлёнными. — Что ж, — сказал Гэри. — Начать я хочу с того, что мама Шона Уизерби не замужем и никогда не была замужем. Она родила сына после… не самой приятной ситуации, случившейся, когда она училась в университете. — Её изнасиловали? — спросила Джеки будничным тоном. Луиза вздрогнула, Фло икнула, Гэри кашлянул. — М… Да, — сказал Гэри. — Именно это и произошло. Он явно был смущён тем, что Джеки так спокойно сказала эти страшные слова. Все, кроме Джеки были смущены и даже испуганы, но девочка привыкла называть всё своими именами — она прекрасно знала и о том, откуда берутся дети, и о том, что такое изнасилование. Подобного рода насилие периодически случалось на той базе ГИДРы, из которой она недавно уехала. — Мисс Уизерби всегда была одна, её родители не могли ей помочь, они сами тяжело болели и умерли, когда Шону было шесть лет. Его мама очень много работала, чтобы вылечить родителей, которых всё же не смогла спасти, и пристроить Шона в приличную школу. Он не глуп, даже очень умён, просто всю жизнь прожил без отца и с матерью, которая работала. Слишком много работала. Джеки почувствовала, как по её спине прошёл холодок. Она сама была чем-то похожа на Шона: не знала отца, от которого её тщательно ограждали; видела мать только во время оскорблений и медицинских обследований; росла сама по себе в обществе, в котором нужно было проявлять силу и жестокость. — Но она сказала, что Шон никогда не делал ничего подобного. — Каждый человек, который растёт, как сорняк, в один день переходит черту. Он либо становится достойным членом общества, будучи способным справиться с одиночеством и необходимостью воевать с внешним миром, либо падает на самое дно, из которого уже не может выбраться, — в глазах Луизы было искреннее сожаление. — Мисс Уизерби сегодня осознала, что её сын пока движется по второму пути. Наступила короткая пауза. — А мистер Робертс? Грей, конечно, опустился не так низко, как Шон, но тоже не самый приятный человек. Джеки в глубине души понимала, что и сама не самая приятная личность, но ничего не могла с собой поделать. Она оправдывала свою «неприятность» тем, что её мать не была ангелом, а отец Грея показался ей порядочным и милым человеком. — То, что мы видим снаружи, не всегда является правдой внутри семьи, — сказала Луиза, и Джеки даже поняла, что та имеет в виду, но Гэри поспешил её поправить. — Это возможно в случае с родителями Кея и Джона, но мистер Робертс — действительно приличный человек. Дело тут не в отце, а в матери. Фло удивлённо посмотрела на отца. — Мать Кея — не самая приятная дама. Я видел её несколько раз. В её глазах всегда горит недобрый огонь. Мистер Робертс не выносит сор из избы, но я быстро понял, что его жена очень жёсткий и даже жестокий человек. — Она бьёт сына? — спросила Джеки с внутренним ощущением боли. — Как я понимаю, да. Очередная пауза — минута молчания детству Грея. Джеки поерзала на стуле. — Я не скажу никому. Я бы не хотела, чтобы кто-то знал о таком. Фло закивала, Гэри и Луиза грустно улыбнулись. — В тебе есть добро, Джеки. Возможно, ты так говоришь потому, что прекрасно понимаешь Грея, но это действительно не та информация, о которой стоит говорить. Уборка стола происходила в молчании. После уборки Луиза и Гэри отправились в супермаркет за продуктами, а Фло и Джеки остались дома — Норманы сочли, что девочки после такого дня утомились и не захотят ходить по магазину. Джеки была с ними согласна и спокойно села на диван. Фло уселась рядом. — В столовой ты ударила его, — как бы невзначай сказала Фло, рассматривая статуэтки на полке над телевизором. — А сама говорила, чтобы я не давала им отпор. Странно, не находишь? — Нормально, — сказала Джеки не без доли укора. — Я просто не сдержалась. А вообще не надо давать им отпор, они всё равно сильнее. — Я бы так не сказала, — Флоренс посмотрела Джеки прямо в её синие глаза. — Ты его с двух ударов уложила, а он тебя выше дюймов на пять-шесть. Джеки пожала плечами, судорожно придумывая причину. — Я просто хорошо умею драться, я же говорила, что занималась боевыми искусствами. Фло вспомнила, что перед уроком физкультуры Джеки и правда объясняла ей это. — Точно. Но я всё равно не понимаю, почему ты считаешь необходимым быть жертвой. "Я всегда была жертвой," — подумала Джеки и промолчала.***
Герр Стефан Айхенвальд был недоволен. Нет, не так. Он был в ярости. Эйвери Торнхилл стояла прямо перед ним и боялась взглянуть ему в глаза. Она боялась его так, как зашуганный ребёнок боится своих родителей. — Эйвери Торнхилл, глава отдела развития детей-мутантов… — насмешливый голос Айхенвальда заставил Эйвери вздрогнуть. — И ваша дочь, эта убогая Джеки Барнс, оказалась такой бестолочью, что её пришлось депортировать… Вы понимаете, что это позор ГИДРы? Последняя фраза прогремела на весь кабинет и, казалось, долетела до самых дальних уголков базы. — Вы понимаете, что породили позор всех суперсолдат? Вы понимаете, что она — первый суперсолдат, которого депортировали? В мгновение ока Айхенвальд оказался рядом с Эйвери. Он был на полторы головы выше Торнхилл, которую все тоже считали достаточно высокой, и ударил прямо в лицо. Из её носа пошла кровь, но женщина не пошатнулась. — Вы понимаете, что ваша дочь поставила под удар вас? Что именно вы должны понести наказание? — Понимаю, — голос Торнхилл звучал безжизненно. Это был голос жертвы, готовой к насилию и избиениям. — Что ж, — на лице Айхенвальда появилась кривая усмешка. — Это прекрасно. Тогда мы можем начать. Он запер свой кабинет на ключ и, достав нож, провёл им по её шее, а потом ударил кулаком в живот. Эйвери согнулась от боли, а мужчина захохотал. Ему причиняла удовольствие эта демонстрация власти. — Как же я рад, что наконец-то могу сделать это! Наконец-то ваша дочь показала свою слабость и я имею возможность показать вам ваше место! С этими словами он прижал её к стене и, схватив за горло, всадил нож прямо около её уха. — Вы не станете меня убивать, — женщина попыталась проявить силу, но голос её был тихим и сдавленным. — О, нет, — протянул Айхенвальд. — Убивать вас нет смысла. Он вновь усмехнулся и провёл рукой по её щеке. — Вы слишком красива для того, чтобы умереть… К тому же, вы достаточно хорошо справляетесь с работой. Его гаденькая ухмылка сопровождала всё, что он с ней делал следующие несколько часов. Если бы не тот факт, что она была достаточно хорошим специалистом, он бы действительно её убил — но пока он лишь имел над ней власть, которой она не желала и которой так боялась.